Ответственность

Ошейник Нессу более чем идёт. Он, наверное, должен был родиться с поводком в беленьких зубках—может, в прошлой жизни он был собакой. Кайзер не фанат буддизма и мыслей о загробной жизни—в отличие от Несса, у него нормальные увлечения: просмотр футбольных матчей и посещение дизайнерских магазинчиков. И секс-шопов, если требуется. Для Несса всё самое лучшее—чтобы не испортить такую красоту некачественным товаром. Он очень старается скрыть видимое смущение, и Кайзер откровенно смеëтся, глядя на его пунцовые щëчки: было бы кого стесняться. Они здесь одни, Несс в абсолютной безопасности: их наконец-то отпустили на короткий перерыв—больше никаких раздражающих подростков с недотрахом. Всё хорошо, всё тихо, спокойно и предсказуемо—он, Кайзер, на вершине, и Несс, конечно, рядом с ним. Прямо возле его ног. Трётся о его колени, скулит и улыбается, когда на него смотрят. Хороший мальчик. Можно тащить на выставку породистых щенков хоть прямо сейчас. Несс стоит на четвереньках возле его мягкого кресла и старается вести себя как можно спокойнее. Он знает правила, он хороший, он хочет, чтобы его хвалили—для этого нужно слушаться Кайзера и не выводить его из себя глупыми выходками. Его меховые ушки сделаны на заказ, специально под цвет его волос—и хвостик, торчащий сзади, тоже. Ему должно быть как минимум слегка неприятно от внушительных размеров основания хвостика, но он держится молодцом—не ноет и не разговаривает. Сокровище. —Разучим команды, Несс, а? Щенки нуждаются в дрессировке. Несс согласно виляет хвостом, забывая про стыд, мешавший ему ещё минуту назад. Он не до конца уверен в том, что нужно делать, поэтому смиренно ожидает приказов, глядя в пол. Бархатные мешочки на его кистях очень плотные—должно быть, его ногти впиваются в ладошки. Это всё для послушания. Для исключения возможности разрушить этот очаровательный образ. Кайзер был бы никудышным хозяином, если бы позволял своему малышу делать всё что вздумается. Несс преданный до звёзд перед глазами, весь такой услужливый, улыбающийся и верный. Не смотрит ни на кого другого, не восхищается никем, кроме него, не думает о романе с каким-нибудь другим нападающим—никто больше не будет терпеть эту его сумасшедшую ревность и глупенький взгляд, в котором собрано, наверное, всё вселенское обожание. Несс не разговаривает с собственной семьёй, избегает сокомандников и не заводит новых знакомств при всей природной обаятельности. Для него нет никого—только Кайзер. И он, Несс, сам, если Кайзер позволил ему существовать. Если он счёл его полезным, нужным. Любимым. Глупышонок. Разве стал бы Кайзер держать рядом с собой кого-то недостаточно хорошего? Разве подпустил бы Кайзер к себе какую-то вшивую дрянь? Да никогда в жизни, блять. Всё в его квартире—от пола до потолка—выполнено из лучших материалов, его рацион состоит преимущественно из дорогого мяса и свежих овощей, его одежда всегда выглядит превосходно. Он, Кайзер, не терпит в своей жизни чего-то недостаточно идеального. Раз Несс всё ещё рядом с ним, он заслужил это место. —Сидеть,—внезапно приказывает Кайзер. готовый к услугам Несс немедля усаживается, складывая импровизированные лапки на голых бëдрах.—Лежать. Апорт! Он бросает ему какой-то маленький резиновый футбольный мячик, и Несс, естественно, послушно ползёт в другой угол комнаты, стирая нежную кожу колен. Его щиколотки плотно привязаны к бёдрам нейлоновыми верëвками, он вынужденно виляет ровной задницей, стараясь привыкнуть к игрушке. С головки его члена капает предэякулят, Кайзер смотрит на него из-под полуоткрытых век и негромко хихикает, глядя на то, как Алексис старается поднять мячик, не используя рук. Он не дурак, конечно. Живо смекает, что надо делать, хватает игрушку в зубы и тащится назад, с трудом переставляя ноги. —Славно,—хвалит Кайзер, опуская ладонь на пушистые волосы. —Молодец, славный мальчик. Брось,—командует он, лениво потягиваясь. Довольный собой Несс глупо лыбится и медленно кладёт мячик прямо к ногам Михаэля. выслужился. не оплошал. Несс становится куда более покладистым вне социума, когда он вдвоём с Кайзером, когда нет никаких лишних раздражителей, когда никто не шепчется о них на скамейках запасных. Когда назойливый Ноа не кряхтит что-то в раздевалке. Тут почти темно, видно только, как красиво блестят большие глазки Несса. Усердный. Старательный. Хорошенький. Смотрит на него этим собачьим взглядом, как всегда—как на поле, как на изнурительных тренировках, как в кровати, как в ванной, когда он помогает ему накраситься, как везде-везде-везде. Весь такой услужливый и смазливый—иногда—редко-редко—аж до тошноты. Но даже это можно вынести. Кайзер не лишён эмпатии. Несса можно понять. Он тянется за небольшим пакетиком с печеньем и кормит Несса с рук: вкладывает ему в рот парочку хрустящих косточек. Несс бы за милую душу умял и настоящий собачий корм, если бы Кайзер приказал. Иногда страшно даже думать о том, какую власть он над ним имеет—страшно и лестно. Вся эта прелесть его. Ни Йоичи, ни Грима, ни Ноа. Несса никогда и никто не отнимет. —Ох, что такое, Несс, не нравится твоя косточка? Конечно. Такому, как ты, нужно другое поощрение, правда? Ты у меня умный пёсик. Ты хочешь быть полезным... Ты хочешь, да, Несс? И ещё наверняка хочешь награду,—он покровительственно чешет его за ушком. Настоящим, человеческим. —Давай так, Несс: хорошо постараешься—сможешь кончить и ляжешь спать со мной. Если не справишься, придётся поспать на своей лежанке. Понял, да? Я засекаю три минуты. Не смотри на меня так. Хорошо, продлеваю до пяти,—слепит Несса ярким экраном телефона, заводя таймер. —Поблагодаришь потом. Несс послушно кивает, часто-часто взмахивая пушистыми ресницами, и живо берёт в рот наполовину, не желая терять времени. Член Кайзера как минимум длинный—его размер совершенно не подходит под детский ротик Несса. Это уже почти преступление. Не поймите неправильно, Несс, конечно, совершеннолетний—просто Кайзер никогда и ни за что не будет воспринимать его как кого-то зрелого или взрослого. Несс ниже него всего на пару-тройку сантиметров, и инфантильнее в пару-тройку тысяч раз. Забавный до ужаса. Несс давится, но не прекращает, подползает ближе—его плоский язык проходится от основания до головки, а после ложится обратно куда-то на дно рта, прижимаясь к нижней челюсти. Несс знает, чтó Кайзер любит, как Кайзер любит и почему Кайзер это любит. Нессу известно о нём всё—и то, что лежит на самой поверхности, и то, о чëм Кайзер никогда и ни с кем не разговаривал. Губы плотно обхватывают головку, и Кайзер вынужденно стонет, руки приходится держать на собственных бёдрах: Нессу сейчас нельзя помогать. Кайзер не фанат глубокой глотки—как минимум потому что мордашка Несса теряет свой привычный облик и меняется до неузнаваемости: из-за асфиксии он весь синеет и некрасиво кашляет, стараясь не морщиться. Получается, конечно, плохо; и Несс активно переучивается, быстро-быстро целует всю поверхность члена и периодически останавливается, снова мучая и пытаясь раздразнить. Приток крови сумасшедший, Несс создаёт вакуум своим дурацким ртом и пухлыми губками; Кайзеру почти больно от собственного возбуждения, и он улыбается, предвкушая, как радостно Несс примет его сперму—и в себя, и на лицо. Когда телефон, отложенный на лакированную столешницу, начинает дребезжать, даже Кайзер сперва не понимает, что произошло. До него доходит спустя долгие двадцать секунд, и он тотчас же отпихивает Несса ногой и, глядя на самый искренний ужас на его лице, сам доводит себя до оргазма. Достаёт со стола салфетку и медленно и мерно вытирает с руки и пола следы семени, не торопясь отдавать приказ Алексису. Он уже знает, что его ждёт, и потому, оправдывая ожидания, начинает хныкать и виновато всхлипывать, кусая губы. —Выходит, на лежанке, Несс,—усмехается он. —Давай-ка, поживее. Я хочу спать. Это восхитительно. Восхитительно то, как Алексис, не прося о пощаде и не извиняясь, послушно тащится в угол и укладывается на жёсткую подстилку. Он, кажется, даже почти тяфкает. Сворачивается в нелепый комочек—он всё ещё взрослый и, кажется, даже высокий по общественным меркам—и пытается быть как можно тише, кусая ткань, чтобы заглушить звук. Михаэль неспешно встаёт с кресла, оглядывается по сторонам и уходит из комнаты, оставляя Несса в звучном одиночестве, чтобы он как следует осознал свою вину. Вечерняя рутина для него обязательна, ему, в отличие от Алексиса, важно выглядеть хорошо и быть на высоте. Без красной подводки его видит только Несс. И красит его тоже только Несс. И странно всё это, наверное—иногда ему начинает казаться, что это ненормально. Ну, то, что он поощряет эту его повëрнутость, доверяет ему и всё такое—нашёл бы себе кого здорового, и всё. И нет проблем. И нет этих вечных причитаний о его здоровье, показателях и о том, какой Йоичи никчëмный—Кайзер знает это и без него. Он напряжённо трëт веки, в последний раз умывается, смывая с лица пенку и возвращается назад—Несс лежит аккурат в той же позе, что и до этого. Не сдвинулся ни на миллиметр. Кайзер бы похвалил его, если бы он не был наказан. И если бы он потише ныл. Он щёлкает выключателем, живо ложится в кровать, накрывается одеялом и закрывает глаза. Несс не успокаивается.

***

Ни через двадцать минут, ни, блять, даже через полчаса. Всхлипывания и поскуливания превращаются в натуральные рыдания, мешающие спать и думать. Несс захлëбывается, задыхается, но не шевелится, чтобы не раздражать его. Всё ещё пытается быть послушным. Несс рыдает, потому что не справился с заданием. Рыдает, потому что не смог доказать, что он достоин. Рыдает, потому что ему, идиоту, кажется, что два года их совместного существования для Кайзера ничего не значат—что он выбросит его на улицу вместе с волшебством и дурацкой шляпой. У Кайзера в голове крутится добрая тысяча оскорблений, но ни одно из них так и не выходит наружу. Несса можно понять. Кайзер знает о его семье, о сломанных снеговиках, прерванных ритуалах, о насмешках, о брате и сестре, о ком-то там ещё—Несс показывал ему свои детские книги, и, кажется, даже они ему намного дороже, чем родители, с которыми он больше не видится. Кайзер—первый, кто его принял. Его любовь к нему, наверное, связана с этой его верой в невозможное, объединяющей их с Нессом. Кайзер не должен ему помогать: Несс облажался, и это ни в коем случае нельзя одобрять. Несс такой идеальный, потому что он научил его действовать без ошибок, промахов и недочётов, Несса необходимо постоянно стимулировать, чтобы он продолжал расти вместе с ним. Но это, кажется, охуеть как нехорошо. Они никогда не устанавливали стоп-слово, просто потому что Несс готов принять что угодно от него. Это бы делу не помогло: Несс бы не использовал его, даже если бы очень хотел. При всей его услужливости, при том, как Кайзер любит её в нём, они, блять—Кайзер не любит об этом вспоминать—равные партнёры. Несс—почти к сожалению—не принадлежит ему в юридическом плане. Впрочем, он бы, вероятно, подписал все необходимые документы. Рабство вроде запрещено, и Кайзер не фанат насилия. Он даже любит радовать своего найдëныша—серьёзно, даже не комплиментами или похвалой. Не за первоклассные минеты или что-нибудь подобное, нет—на дни рождения, на Рождество. Он ходит с ним отмечать Вальпургиеву ночь, соглашается праздновать Хеллоуин и в целом ведёт себя как образцово-показательный парень. Ну, почти. Вся эта ерунда с ошейниками и поводками для Несса, очевидно, есть способ сбежать от постоянного страха ошибиться, потому что собакам ведь простительно—они ведь не люди. Всегда старательный, исполнительный, Алексис пытался полностью избавиться от необходимости самостоятельно думать. И тут Несс тоже проебался. Ревёт в полпервого ночи и, небось, дохнет от своих идиотских навязчивых мыслей. Хозяевам следует следить за состоянием своих щенков; это всё игры ровно до тех пор, пока Несс в порядке. Свалил на него, блять, всю ответственность и угрызения совести. Ведёт себя как какая-нибудь дворняжка. —Несс,—Кайзер медленно поднимается с кровати и подходит к пресловутой лежанке. —Что с тобой? Будь добр, отвечай словами. —Не надо, нет-нет-нет,—в панике шепчет он, когда его берут за плечи. —Я могу, я могу выдержать, не надо, всё хорошо. Маленький упрямец. У него на коленках уже проявляются синяки, Кайзер затянул верёвку на бëдрах слишком сильно, и на коже остались видимые следы. Он весь опухший и зарëванный—ну, им обоим не впервой. Михаэль удерживает его на месте, когда в одно движение вытаскивает из него пробку и начинает возиться с кожаным ошейником—упрямая пряжка никак не поддаётся. —Нихера не хорошо, Несс,—резко отвечает он,—не выëбывайся, ты проревел почти час. Это не в укор. Это к разговору. Всё, стоп, ты мне нужен человеком,—чеканит Кайзер, снимая меховые ушки и отбрасывая хвост куда-то в сторону. Честно говоря, больше человечности в Нессе не становится.—Один паршивый минет никак не влияет на моё отношение к тебе. Нет, даже не паршивый—ещё минута, и я бы кончил. Всë в порядке, пойдём в кровать. Тяжёлый, блять! Михаэль, позорно кряхтя, поднимает его на руки и героически проносит пару метров. На кровать Несс валится почти безжизненно, пусто, он ещё не успокоился, он почти не осознаёт, что происходит, наверняка чувствует только руки Кайзера, бессмысленно пытающиеся протереть его личико салфеткой. Он старается, блять, правда. Старается сделать его движения успокаивающими. Он тоже не специалист по отношениям, Несс—его первый серьёзный опыт. Хотелось бы, чтобы других не было; а для этого его нужно как-то починить. —Всё в порядке,—зачем-то повторяет он. —Теперь ответь мне. —Я испугался. Прости меня. Я больше не буду, не буду заставлять тебя возиться со мной,—виновато шмыгает носом Алексис. Сказочный придурок. Ну просто волшебный. —Всё хорошо, Несс, всё хорошо,—Кайзер нелепо пытается помочь ему укутаться в одеяло с большими звëздами и старается звучать обнадëживающе.—Если хочешь, завтра попробуем ещё раз. Хороший мальчик.