Мыши, персики и больше никаких перемещений во времени

      Сергей этим утром уже заколебался будить Пашу. Иногда юноша, если очень уж поздно ложился, сильно ленился, уставал, неважно себя чувствовал или просто не хотел, не мог подняться рано утром на учёбу. Порой Костенко до последнего предпринимал попытки его разбудить, а иногда забивал и не мучил Вершинина — ну, а что делать, если сил нет у человека? Сегодня Сергей больше не докапывался до Паши, оставив его на произвол собственных решений.       Уже переодетый в рабочий костюм мужчина перед выходом заскочил на кухню, чтобы проверить, что выключил плиту, и хлебнуть водички. Там-то его и настигли чужие руки, появление которых предварялось шумным шлёпаньем босых ног по полу. Длинные Пашкины конечности обвили торс Костенко. Обдало мятным от зубной пасты дыханием.       — Доброе утро, — хрипловато промурлыкал Вершинин, на несколько секунд кладя голову подбородком на чужое плечо и плотно прижимаясь со спины.       — Доброе, — отозвался Сергей. — Я уже поехал, ты сегодня на метро.       — Знаю, — хмыкнул Паша.       Он отлепился от Костенко, но лишь на секунду, чтобы обогнуть его и притереться уже спереди. Забрал из рук мужчины кружку, отставил её на столешницу, а сам заскользил ладонями по его телу.       — Ты такой секси в костюме, — заявил Вершинин.       Откровенно говоря, он часто это говорил — если уж не каждое утро, то через одно-два. Пашины руки пробрались под полы пиджака и погладили через рубашку округлости грудных мышц.       — Чего это ты сегодня такой заведённый прямо с самого утра? — вскинул бровь Костенко.       Паша только ухмыльнулся и пожал плечами. Тут же вернулся к созерцанию Сергея.       — Красивый очень. Хочется тебя, знаешь? — Вершинин вдруг приблизил лицо и загадочно улыбнулся, тихо-тихо, едва уловимо проговаривая: — Иногда думаю о том, каково было бы трахаться с тобой у тебя в кабинете.       На лице Костенко не могло не отразиться удивление.       — С ума сошёл? Ещё чего хочешь?       Он проговорил это беззлобно, но на грани шока. Паша едва не рассмеялся. Ну ещё бы, у Сергея ж работа — святая святых. Разве ж можно её так сексом порочить?       — Ну брось, не будь скучным, — расплылся в почти похабной улыбке Паша. — Неужели ты на работе никогда не представлял, как взял бы меня на своём столе? Может, зайти к тебе как-нибудь вечерком, а?       — Да кто ж тебя туда пустит? — рассмеялся Сергей. — Ладно, пофантазировал и хватит, собирайся давай, а то совсем опоздаешь.       Он влажно поцеловал Пашу в губы, чувствуя, как чужие руки послушно соскальзывают с его тела, и отправился в прихожую, накидывая плащ и выходя из квартиры. Вершинин проводил его взглядом, а затем принялся накладывать себе уже остывшую яичницу.Откровенно говоря, Паша действительно обо всём таком думал. И не раз. Можно даже сказать, систематически. Правда, как и со многими мыслями, быстро переключался, лишь иногда к ним возвращаясь. Поэтому уже за завтраком, отвлёкшись на листание лент соцсетей, Вершинин уже и думать забыл о своих фантазиях. Позднее днём, разумеется, ему было и вовсе не до этого, хотя на самом деле редко когда день юноши обходился хотя бы без одной интимной мысли о Сергее — о том, что можно было бы с ним попробовать, о том, что уже пробовали, или о том, что вовсе нереализуемо, как, например, действительно быть разложенным прямо на его рабочем столе в здании, мать его, ФСБ.       Пашка привычно поучился, потом ещё от нечего делать и нежелания париться с домашками отправился с Аней прогуляться и посидеть где-нибудь в кафе, когда не осталось сил и стало холодно. Ближе к вечеру вернулся домой, некоторое время лениво повалялся в постели, зависая в телефоне, но потом всё же заставил себя встать — нужно было приготовить ужин, потому что и сам он был страшно голоден, и не хотелось заставлять потом Сергея, уставшего и вымотанного после работы, ждать.       Костенко этим вечером даже не задержался, хотя порой и такое случалось.       — Привет! — крикнул ему из кухни Паша, уже закончивший с готовкой и теперь намывавший посуду.       — Привет, — отозвался из прихожей Сергей.       Он очень быстро появился в кухне — едва только снял верхнюю одежду и вымыл руки. Даже не переодевался в домашнее и не потискал Персика, что, в общем-то, входило в его привычку. Костенко скользнул в помещение по-кошачьи тихо. Сразу же оказался рядом с Пашей, стоящим лицом к раковине, и прижался к нему со спины. Очень уж настойчиво, жарко, жадно. Вершинин даже охнул.       — Ты чего такой напористый? — усмехнулся он, но тут же вновь сбился с ритма дыхания, ощутив, как крепкие ладони уверенно ползут по его бокам, ягодицам, огибают бёдра и сжимают их внутреннюю поверхность, задирая штанины шорт.       Паша блаженно замычал и аккуратно выпустил из рук тарелку, правда, так и не выключив воду и замерев с приподнятыми над раковиной мыльными руками. Сергей же прижался губами к его шее, обжигая дыханием и влагой, чуть прихватывая зубами нежную кожу. Пальцы внизу всё крепче сжимали мягкость тела. Паша немного прогнулся и ощутил, как плотно упирается чужой член ему в ягодицы. Юноша вновь издал смазанный восхищённый звук. Он почувствовал, как крепкие руки гладят, сжимают снова и снова, и Паша уже начинал в них таять.       Он собрался было спросить, что это Сергей тут учинил, как Костенко вдруг сам пророкотал ему на ухо: — Будешь знать, как дразниться, сучёныш.       Вершинин даже рот приоткрыл — немного от удивления, но куда больше оттого, как его завело сказанное. Ему иногда хотелось каких-нибудь грязностей вроде неприличных словечек, но от Сергея их было не так-то просто получить. А тут, видите ли, сам говорит такое.       — А что я сделал? — заискивающе и с любопытством промурлыкал Паша.       — А кто мне утром тут свои фантазии рассказывал? — всё тем же низким, тихим голосом спросил Костенко на ухо. И тут же добавил: — Я весь день ни о чём, кроме этого, думать не мог.       Вершинин распалённо выдохнул почти со стоном. Так вот в чём дело — Серёжа просто завёлся на весь день. Пашка даже не думал, что может так сильно увлекать Костенко, что тот даже за целый день на работе не может о ней думать. Юноше это польстило. Он быстро выключил воду, потом, завозившись, заставил хватку чужих рук ослабнуть и развернулся лицом к Сергею. Тот, как и утром, был в своём блядски восхитительном костюме, и Вершинину от одного взгляда на него захотелось заскулить и запустить свои пальцы под расстёгнутый пиджак, но кисти всё ещё были мокрые и немного мыльные, поэтому юноше пришлось держать их на весу. И всё же он томно поглядел исподлобья на мужчину и невольно облизнулся.       — Хочешь, я подготовлюсь, и ты сделаешь всё, о чём думал целый день? — заискивающе предложил Паша.       Он ощутил, как всё ещё лежащие на его бёдрах ладони снова сжались крепче.       — Ты даже не представляешь, насколько хочу.       Вершинин самодовольно ухмыльнулся, подался вперёд, прижимаясь губами к Сергею, жарко, но коротко его целуя, вильнул бёдрами, освобождаясь от чужих рук, и, обогнув мужчину, торопливо зашагал в ванную. Напоследок ему прилетел хлёсткий шлепок по ягодицам. Паша улыбнулся и невольно закусил губу — в последнее время Костенко стал брать этот «жест» за привычку, и, откровенно говоря, юноше более чем нравилось.       — Только ты не переодевайся, — заявил он, обернувшись на пороге кухни. — Хочу, чтоб ты остался в костюме.       Паша вообще-то уже наловчился относительно быстро себя подготавливать, но тут его не было добрые полчаса, если не больше. Затем всё же явился. Правда, не застал Сергея на кухне и скользнул в зал.       — Решил переместиться?       — Да я подумал, на кухонном столе любовью заниматься как-то не очень, — отозвался мужчина, который, видимо, до возвращения юноши коротал время, сидя за письменным столом и листая в телефоне то ли новости, то ли чёрт его знает, что, — мы там всё-таки едим.       Паша рассмеялся: — Помнится, как-то раз ты меня на кухонной столешнице трахал. Так там тебе это никак не мешало.       Сергей только загадочно улыбнулся и отвёл взгляд. Он поднялся на ноги, готовый снова сцапать Пашу в свои объятия, и юноша увидел, насколько мужчина, несмотря на юморной разговор, напряжён. Правда, это было вовсе не суровое напряжение, свинцовое, строгое, а скорее дребезжащее напряжение от бьющегося внутри предвкушения. Вершинин приблизился. Он особо одеваться не стал, только лишь футболку нацепил. Костенко не сомневался, что, если бы спросил, почему Паша не вышел раздетый, тот непременно ответил бы что-то о хоть каком-то подобии подражания реальности — если бы они и впрямь были в кабинете Сергея, Вершинин пришёл бы туда явно одетый, но в условиях домашнего притворства и не менее домашней лени можно было пожертвовать энным количеством предметов гардероба. Судя по всему, Паша решил пожертвовать абсолютно всеми, кроме футболки. Костенко заметил, что юноша без белья — длинноватая, растянутая домашняя футболка, конечно, прикрывала его тело вплоть до того изгиба, где ягодицы переходили в заднюю поверхность бёдер, но всё равно отсутствие иной одежды прекрасно было заметно по тому, как передний край футболки чуть натягивался уже вставшим и ничем не сдерживаемым членом.       Сергей, наконец, поймал игриво улыбающегося Пашу в руки. Того, правда, это вовсе не смутило, он сделал ещё шажок и уселся на стол. Помедлив пару секунд, немного развёл ноги, ровно настолько, чтобы Сергей мог встать перед ним вплотную, при этом ткань футболки всё ещё прикрывала все интимные части. Костенко почувствовал, как через всё тело — от груди, по плечам, по конечностям — прокатываются жаркие, головокружительные волны, пульсирующие покалываниями на кончиках пальцев. Какое-то невероятное возбуждение накрывало от всего этого зрелища. Конечно, Сергей часто видел Пашу, его тело, но каждый раз, когда юноша устраивал всё так, что в самый нужный момент был прикрыт на грани того, чтобы одним лёгким движением, едва ли не колыханием воздуха оказаться обнажённым, Костенко просто с ума сходил — ему сразу до невозможности хотелось увидеть всё и сразу, увидеть Пашу целиком. Раздраконенный, раздразнённый.       — Ну, Сергей Александрович, — заискивающе проговорил Вершинин, — что делать будем?       Он ловко подцепил край чужого галстука, слегка натягивая его в свою сторону и принимаясь безмятежно накручивать на палец, при этом нарочно забвенно глядя на это действие, а не на разбираемого возбуждением Костенко. Мужчина уже не обладал достаточным терпением, поэтому обхватил руками ягодицы юноши и дёрнул его к себе, чуть прокатывая по столу. Паша шумно выдохнул. От движения по поверхности футболка чуть задралась, слегка оголив сзади ягодицы Вершинина. Чужие горячие руки мгновенно оказались на этой манящей мягкости.       — Разложим тебя прямо здесь, мой хороший, — пророкотал Сергей в лицо Паше с хищной улыбкой.       Юноша самодовольно улыбнулся, но тут же постарался принять смиренный вид.       — Если хотите, я могу и под столом посидеть, там поработать.       Он проговорил это очень томно, и Костенко едва не взвыл от желания. Стоило только представить, как он сам сидит за столом, а Паша елозит внизу, усердно работая ртом, и мужчине казалось, что он кончит от одних только мыслей об этом. Вершинин же принялся игриво, с лёгкой небрежностью поглаживать чужие плечи через ткань рубашки и пиджака, глядя будто бы оценивающе. Затем скользнул руками под пиджак и сжимал пальцами бока Костенко, сминая тонкую ткань рубашки. А потом Паша и вовсе одну руку уложил на пах мужчины, поглаживая и чуть сжимая его через брюки, с удовольствием ощущая, напряжённый твёрдый член. Сергей дал ему пару мгновений позабавиться, смотря в лицо юноше.       — В другой раз, — отозвался Костенко. — Сегодня я очень нетерпеливый.       Он снова подтянул Пашу поближе к себе, на этот раз призывая слезть со стола. Едва Вершинин встал на ноги, Сергей прижал его к себе, притягивая за бёдра и бессовестно лапая. Юноша хихикнул и, надо отметить, с некоторым блаженством слегка приоткрыл рот, как бы выражая призыв его поцеловать. Костенко в этом удовольствии ни себе, ни Паше отказывать не стал и смял своими губами чужие — мягкие и мокрые. Вершинин довольно промычал в поцелуй. Мужчина, ещё немного пошарив по его телу, торопливо стянул с юноши футболку, для чего пришлось разорвать влажные, жаркие касания губ. Паша, оставшись совершенно голым, ехидно улыбнулся, тут же чувствуя, как ладони Костенко вновь возвращаются на его тело, мягко, но ненасытно оглаживая бока и бёдра. Сергей любовался. Ему ужасно нравилось глазеть на юношу в такие моменты. Да и, честно говоря, в любые другие тоже. Затем он сжал пальцами Пашку покрепче и потянул чуть в сторону, заставляя развернуться. Вершинин послушно выполнил. Одна ладонь переместилась на сгиб в районе тазобедренного сустава, а другая — легла сверху между шеей и плечом. Ею Сергей слегка надавил вперёд, а той, что была на бедре, потянул немного назад, тем самым заставляя Пашу наклониться, улёгшись грудью на стол и отставив свою пятую точку. Вершинин, красуясь, вытянул руки вперёд по столу и прогнулся в пояснице. Костенко вновь полюбовался им несколько секунд, а затем отвесил звонкий шлепок по одной из ягодиц. Паша несдержанно простонал. Последовало ещё несколько шлепков и стонов. Затем Сергей коленом слегка растолкал ноги юноши, заставляя расставить их шире, и скользнул пальцами в ложбинку меж ягодиц, с лёгким удивлением и отменным удовольствием ощущая влагу — то-то Паша так долго не возвращался, он себя ещё и растянул, бес, чтобы теперь не возиться. Смазки в нём было предостаточно. Возможно, даже немного чересчур. Костенко судорожно выдохнул, пару раз провёл уже подрагивающими от возбуждения пальцами по ложбинке, а затем убрал руку. Вершинин услышал звон пряжки ремня и расстёгивание ширинки. Мужчина даже брюки не стал снимать, и это было даже ещё более возбуждающе, чем если бы он остался обнажённым. Теперь вместо пальцев между ягодиц заскользил уже почти до боли стоящий член. Сергей пару раз прошёлся взад-вперёд, а затем рукой направил головку к входу. Паша нетерпеливо раздвинул ноги шире и попытался потереться. Одну руку он завёл назад, любезно отодвигая ягодицу чуть в сторону. Костенко скользнул внутрь ловко, рвано, сразу погружаясь больше, чем до середины. Вершинин прикрыл глаза и шумно застонал, тут же расслабляясь и даже отпуская ягодицу. Немного погодя, подтянул руку обратно к груди, опираясь обеими ладонями о стол. Сергей в это время, крепко уцепившись за бёдра юноши, принялся в него толкаться, входя иногда по самое основание, а иногда, если терпения не хватало, и он двигался торопливее, не до конца. Его пальцы жадно сжимали мягкость чужого тела. Паша разливался в восторженных стонах, чувствуя распирающий жар внутри и то, как трётся о его нежные ягодицы плотная ткань брюк. Сергей сегодня был грубоватым, но юноше это очень даже нравилось, неудобно только было, что от мощных толчков он слегка прокатывался по столу, и рёбра больновато стукались о его поверхность.       Горячие ладони поползли по телу: сжимали бока, гладили спину, шлёпали по ягодицам. Паша бессильно уронил голову вперёд, прикрывая глаза. Немного погодя, почувствовал, как Костенко напирает плотнее, наваливаясь на его задницу, вбиваясь глубже, нависая над ним самим. В волосы забралась рука, пальцы крепко сжались, и юношу слегка потянули назад. Он повиновался, вскинул голову, выгибая спину и даже слегка приоткрывая рот, хоть и знал, что стоящий сзади Сергей это вряд ли видит.       Немного погодя его волосы отпустили, ладони снова переместились на сгиб тазобедренного сустава. Костенко принялся чередовать: иногда сам вбивался мощно, хлёстко, быстро, а иногда останавливался на месте и совершенно пошло, блядски натягивал Пашу на себя, двигая его бёдрами вперёд-назад. Вершинин захлебнулся от восхищения. Ему ужасно нравилось, когда Сергей так хозяйничал. Потом Костенко перестал двигать чужие бёдра, убрал с них руки, отвесил несколько звонких шлепков и заявил: — Ну-ка сам подвигайся.       Паша принялся послушно толкаться назад, нетерпеливо насаживаясь на крепкий член и плавно с него соскальзывая. Мягкие, горячие ладони в это время массирующими движениями оглаживали его поясницу.       — Умница, — одобрительно, низким, хрипловатым, томным голосом рокотал Костенко. — Ты просто умница, Паша.       Вершинин, откровенно говоря, никогда особо не нуждался в похвале и уж точно не стремился её заслужить ни в личной жизни, ни в повседневной, ни в учебной, но, когда Сергей вот так хвалил его во время интима, Паша буквально таял и готов был сделать всё, что угодно, готов был быть самым послушным, лишь бы Костенко ещё сказал, какой Вершинин хороший мальчик. Ещё и этим его тихим, низким, сладким голосом. Думая об этом, Паша восторженно заскулил и сбился с ритма.       Сергей его перехватил, заскользил руками сперва по бёдрам, затем — по бокам, возобновляя при этом собственные толчки, а потом подхватил Вершинина руками под грудь и потянул на себя, заставляя оторваться от поверхности стола и подняться. Чтобы не соскользнуть с члена, Паше пришлось сильно прогнуться в пояснице, но это было вполне выполнимо. Сергей трахал его нещадно, снова погружаясь по самое основание. Руки его легли на Пашину грудь, принимаясь гладить, цеплять, массировать соски. Губы влажно прошлись по шее юноши, а затем впились в плечо, втягивая кожу и оставляя багровый след. Вершинин растерянно замычал, пытаясь подавить громкие стоны. Он сильно повернул голову в сторону и немного назад, выпрашивая этим жестом поцелуй. Костенко потянулся к нему и жарко, влажно поцеловал. Паша шумно сопел, пыхтел, поскуливал в поцелуй, чувствуя, как тепло и мокро скользят губы, как чужой язык оплетает кончик его собственного. У юноши уже кружилась голова и темнело в глазах.       Чуть погодя, Сергей разорвал поцелуй, позволяя Паше повернуть голову обратно. Одна из рук мужчины заскользила по груди Вершинина вверх, останавливаясь на шее и ловко, не очень сильно, но ощутимо сжимая её пальцами под основанием головы. Юноша закатил глаза, застонал громче, почти на грани и сильнее навалился назад, на Сергея, полностью отдавая себя в его власть. Вторая рука мужчины переместилась ниже и теперь скребла коротко стриженными ногтями по передней части бедра Паши, который очень боялся кончить прямо сейчас.       Наконец, Сергей убрал ладонь с шеи и опустил Вершинина обратно на стол. Немного подразнил его: принялся медленно входить, а затем выскальзывать целиком, после чего не менее медленно погружался обратно, предварительно вновь поскользив по ложбинке меж ягодиц. Паша требовательно возился, пытаясь толкнуться навстречу, но ему никак не удавалось насадиться. В конце концов, Сергей наигрался и снова вошёл, торопливо толкаясь внутри. Он опять навалился плотнее, вытянул руки вперёд, опустил их на Пашины плечи и начал слегка давить на себя, ещё теснее прижимая юношу к себе и глубже насаживая на член. Принялся двигаться короткими толчками, выбивая из юноши сбивчивые, растерянные, рваные стоны.       В один момент он ослабил хватку, выпрямился, убирая ладони, скользнул одной рукой по пояснице юноши, задержал там подушечки пальцев и скомандовал: — Руки за спину.       Паша, обессилевающий от возбуждения, старательно подтянул раскинутые по столу руки, завёл их за спину и сложил в районе поясницы запястьями крест-накрест. Костенко накрыл это пересечение своей ладонью и чуть сжал, держа руки юноши и немного подтягивая его за них на себя. У Вершинина уже искры перед глазами посверкивали, голос слегка сипел, а в стонах всё чаще проскальзывало обрывистое, восхищённое: «Сергей Александрович...».       В конечном счёте, Костенко сделав ещё несколько мощных, быстрых, глубоких толчков, хрипло простонал и излился внутрь Паши. Тот расслабленно обмяк на столе и почувствовал, как ослабла хватка на его запястьях. Он снова подтянул руки на уровень груди. Сергей ещё с полминуты побыл внутри, а затем выскользнул, отступая на шаг назад и стараясь отдышаться. Вершинин тоже постепенно выравнивал дыхание, расслабленно расплываясь по столу — такой разнеженный, растерзанный. Не прошло и нескольких минут, как Паша ощутил мягкое прикосновение пальцев в ложбинке между ягодицами. У него вырвался короткий несдержанный стон удивления. Пара пальцев невесомо погладила несколько раз вверх и вниз, а затем скользнула внутрь, в наполненную вязкой влагой мягкую, податливую задницу. Движения внутри возобновились, и Паша вновь разлился в шумных стонах, стараясь прогнуться в спине и вскинуть бёдра повыше. Пальцы скользили быстро, иногда сгибаясь и цепляя чувствительные точки, выбивая из Вершинина особенно громкие звуки, или раздвигаясь в стороны, раскрывая пульсирующее отверстие. Паша хрипел в стонах, ноги его откровенно дрожали от напряжения и крайней степени возбуждения. Иногда он старался слегка сжаться на пальцах, чтобы было потеснее, потому что по сравнению с членом их всё равно было непозволительно мало. По внутренней стороне бёдер медленно-медленно начинала стекать мокрая смесь смазки и чужой спермы, и это было так пошло, так блядски, что у юноши снова закружилась голова. Другая ладонь огладила бедро Вершинина, а затем пальцы плотным кольцом сомкнулись на члене юноши. Паша ахнул, и этот звук перетёк одновременно в стон и скулёж. Нетерпеливо толкнулся, виляя бёдрами, чтобы чётче почувствовал прикосновения с обеих сторон. Ладонь на члене начала мерно, мягко двигаться в такт движениям сзади. Вершинин совершенно расплылся по столу в жгучем блаженстве. Его заласкивали бессовестно, жарко, мокро, но до невозможности нежно, плавко, чутко. И Паша, доведённый до предела, трепетал от каждого движения, задыхаясь восторгом.       Кончил он очень скоро, содрогаясь всем телом, выстанывая ещё громче, чем за весь процесс, и пачкая чужую руку. Ноги его подгибались, и если бы не стол, на котором юношу так бесстыдно разложили, Вершинин точно рухнул бы. Впрочем, будем честны — рядом с Костенко никуда бы не рухнул. Серёжа всегда его держит. У самого сердца.       Мужчина, дав Паше несколько секунд отдышаться, вынул из него свои пальцы, а затем склонился над юношей, принимаясь нежно, осторожно, деликатно покрывать его шею и спину влажными неторопливыми поцелуями. Вершинин готов был взвыть от восхищения — ему до невозможности нравилось, когда Сергей касался его спины. Особенно после грубоватого секса.       Костенко оставил Пашу на полминуты, чтобы вымыть руки, а затем вернулся, застав слегка обессилевшего и до ужаса разморённого юношу в том же положении. Помог ему подняться. Тут же жарко поцеловал. Вершинин ответил, а затем, разворвав поцелуй, прикрыв глаза, нежно и доверчиво потёрся кончиком носа о чужую щёку. Очаровательный.       — Ну что? Нафантазировался? — поинтересовался Сергей с лёгкой усмешкой.       Паша загадочно улыбнулся.       — Только об этом теперь и буду фантазировать, — хрипловато отозвался он. А затем добавил слегка игривым тоном: — Спасибо, Сергей Александрович. Мне понравилось.       Костенко отпустил его в душ, хотя и сделал это немного неохотно. Сам же убрал беспорядок и скинул, наконец, с себя одежду. Рубашка и брюки были мокрыми едва ли не насквозь, всё-таки трахать Пашу — дело энергозатратное. Немного подумав, Сергей отправился в ванную, чтобы не тянуть и сразу бросить одежду в ящик, а заодно и присоединиться к Вершинину. Он явно будет только за.