Пойдем домой

На Лофу экспресс прибывает с наступлением ночи. Дань Хэн выходит один и медленно выдыхает. Он снова соврал. Снова сказал, что у него дела, что нужно остаться на экспрессе, что не сможет присоединиться к другим на Пенаконии. А сам попросил Пом-Пом отвезти его в другое место. Ждал вопросов, готовился врать еще больше, но Пом-Пом ничего не спрашивала. Посмотрела как-то слишком уж понимающе и сказала приготовиться к прыжку. Наверное, скоро Келус поймет, что Дань Хэн врет и никаких дел у него нет. Наверное, скоро все догадаются, и как оправдываться, Дань Хэн не знал и сейчас придумывать не хотел. Он уже не в первый раз на Лофу. Далеко не первый, если учитывать все его жизни, и даже после битвы с Фантилией и снятия запрета, он прибывал сюда столько раз, что сбился со счета. Всегда, как преступник, тайно. Только теперь скрывался не от жителей Лофу, а от своих же близких друзей. Жители Лофу его не жаловали, но и против ничего не говорили, зная, что он помог, зная, что Цзин Юань лично разрешил ему здесь быть. Если бы они поняли, ради кого он здесь появляется, стало бы их отношение другим? Почему-то казалось, что его возненавидели бы только больше. Как уже ненавидели за то, чего он даже не совершал. Так странно думать, что он еще не появился на этом свете, а прошлое уже тянулось за ним бесконечным шлейфом и мешало спокойно двигаться вперед и дышать полной грудью. Дань Хэн боялся, что его не примут. И пусть на экспрессе вроде как ничего не изменилось, но молчание Келуса, когда он только обо всем узнал, до сих пор отзывалось болью где-то глубоко внутри. Сильнее ранил только взгляд Цзин Юаня. Он смотрел на Дань Хэна, но видел не его. И Дань Хэн злился, ненавидел то, что внешность не меняется при перерождении так сильно, как хотелось бы, хотел схватить Цзин Юаня за грудки, встряхнуть хорошенько и закричать ему в лицо, что он — не Дань Фэн, что он — другой человек, что Дань Фэна больше нет и никогда не будет. Конечно, Дань Хэн этого не делал. Конечно, он ничего не говорил. Обещал себе больше никогда не прилетать сюда, не искать встречи, не шагать нетерпеливо от стоянки экспресса к дому Цзин Юаня, боясь, что тот его больше не ждет, но надеясь, что он, как обычно — и когда это стало обычно? — откроет дверь, распахнет объятия и поцелует так, будто всю жизнь этого ждал. Этот момент Дань Хэну нравился больше всего. В этот момент их глаза были закрыты, и этого взгляда, направленного не на него, а на его прошлое я, не было. Но потом Цзин Юань отстранялся, брал за руку и вел вглубь дома, и Дань Хэн жалел, что прилетел. *** Дань Хэн спускается с экспресса и жмурится от яркого света. Он снова здесь. Чувствует, как Пом-Пом смотрит ему в спину, и боится обернутся. Он и так с каждым разом чувствует себя все хуже, но ничего не может поделать: как только Келус сходит на очередной планете, Дань Хэн сходит на Лофу. Бродит по улицам, будто специально попадаясь на глаза как можно большему количеству людей, будто надеясь, что их неприветливые взгляды заставят его передумать и улететь. Этого, конечно, не происходит. Вместо этого он идет в обитель божественного предвидения. Говорят, что Цзин Юань появляется там редко. Говорят, что его проще случайно встретить на улице, чем застать в обители. Но Дань Хэн никогда не ошибался: когда бы он ни пришел, Цзин Юань был там. Возникало ощущение, что за ним следят, что как только экспресс прибывает, о нем сразу сообщают. Ощущения, что его ждут, впрочем, нет. Чиянь пропускает без лишних вопросов. Мягкий красный ковер заглушает шаги, Дань Хэн привычно смотрит на небо через прозрачный купол, пока идет через огромный зал к рабочему столу Цзин Юаня. Кажется, он знает каждый уголок этого помещения, столько раз уже здесь бывал. Столько раз пытался отвлечься от грызущих изнутри сомнений, рассматривая обстановку. Вот и сейчас чувствует, что здесь ему не место, и кивает стоящим по бокам статуям. Чувствует, что не нужно было прилетать, и смотрит на свисающие с потолка флаги. Поднимается по ступеням, чувствуя на себе взгляд Цзин Юаня, и смотрит ему за спину. Цзин Юань поднимается навстречу, но вплотную не подходит, не протягивает руки, как делает, когда они встречаются дома, останавливается в паре шагов. Не говорит: «Я скучал» или «Я рад тебя видеть», или «Как хоролшо, что ты прилетел». Произносит только: — Я скоро закончу, подожди, пожалуйста. И Дань Хэн кивает и уходит, не проронив ни звука. Сидит на лавочке в беседке до тех пор, пока на плечо не ложится чужая рука. Едва за ними закрывается дверь дома, Цзин Юань обхватывает его ладонями за шею и приникает губами к губам. О том, как сильно скучал, Дань Хэн не говорит тоже. Спальня залита светом, и это странным образом неприятно. Дань Хэн старательно закрывает все окна тяжелыми шторами. — Что-то не так? — спрашивает Цзин Юань и садится на кровать. — Все хорошо, — привычно отвечает Дань Хэн. Все совсем не хорошо, но иначе ответить он не может. Потому что кому какое дело вообще? Он здесь только за... Он сам не понимает, зачем. Не понимает, почему его так тянет на Лофу, почему он готов врать друзьям, чтобы оказаться здесь, в просторной спальне перед Цзин Юанем. Почему стоя на коленях между его ног и развязывая сложные крепления на одежде, он чувствует себя так плохо, но одновременно кажется, что именно здесь он и должен быть. Здесь его место. Его дом, которого у него никогда не было. От этого становится еще хуже, потому что Лофу была домом другому человеку, прошлому ему, которого он так ненавидит, и которого так любит Цзин Юань. Цзин Юань запускает руку в его волосы и тянет к себе, целуя снова, не так жадно, как в первый раз, намного медленнее и нежнее. Отстраняется, гладит по щеке пальцами и смотрит с улыбкой. Дань Хэн опускается обратно на пол и накрывает его член губами, прикрывая глаза. Из дома они больше не выходят. На следующее утро Дань Хэн просыпается первым, осторожно выбирается из объятий, стараясь не разбудить Цзин Юаня, хотя и знает, что это практически невозможно сделать случайно, собирает разбросанную по полу одежду, одевается быстро и тихо идет к двери. Он всегда уходит вот так: пока еще Лофу не проснулся, пока Цзин Юань, он надеется, видит хорошие сны. Пока не захотелось остаться на подольше. Пока не захотелось вывалить все, что разрывает изнутри. Он всегда уходил без сожалений и не оглядываясь, но в этот раз неведомая сила заставила его повернуть голову. Только чтобы увидеть, что Цзин Юань не спит. Что Цзин Юань смотрит на него без улыбки и с сожалением во взгляде. Да, Дань Хэну тоже жаль, что он не тот, кто ему нужен. Он молча выходит за дверь и обещает себе не возвращаться. *** Он нарушает обещание через несколько месяцев. — Точно не хочешь пойти с нами? — спрашивает Келус. — У меня есть дела на экспрессе, — отвечает он. — Чем ты постоянно тут занят? — влезает Март 7. Дань Хэн не успевает придумать ответ. — Он мне помогает, — говорит Пом-Пом, и больше ни у кого не возникает вопросов. — На Лофу? — уточняет она, когда все уходят. — На Лофу, — кивает Дань Хэн и садится, готовясь к прыжку. *** Иногда он приходит в Чешуйчатое ущелье. Смотрит на статую верховного старейшины и хочет кричать, хочет снести ее своей силой, которая так давно была в нем, но открылась совсем недавно. Если бы тот был жив, Дань Хэн спросил бы, зачем он все это сделал? Стоило ли это того? Стать предателем, быть изгнанным с планеты, потерять все. Если бы он знал, что так получится, он бы все равно поступил так же? Зная, что все разрушится и никто не будет счастлив, принял бы такое же решение? И главное, почему он не передал нормально силу, но не смог сделать так, чтобы вообще не переродиться? У Дань Хэна так много вопросов, так много злости внутри, но высказать все он может разве что своему отражению. Так печально. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает Цзин Юань, появляясь из-за его спины. Все-таки у него точно есть шпионы, которые докладывают о Дань Хэне. — Думаю о том, почему статую не снесли. — Она была скрыта водой. Ах да, Дань Хэн же открыл это место снова. Убрал воду, а будто содрал с себя рану размером с это самое ущелье. Он не помнит свои прошлые жизни и, наверное, это хорошо. Он не хочет знать, что тогда было, что за отношения были у Цзин Юаня с Дань Фэном. Ревновать к себе же прошлому так глупо, Дань Хэн это понимает, вот только поделать ничего не может. Потому что он хочет быть здесь — с ним. Потому что здесь — с ним — непривычная сила, разрывающая изнутри, словно желающая вырваться наружу, успокаивается и засыпает снова. Потому что здесь — с ним — ненадолго кажется, что все будет хорошо. — А потом, почему не снесли потом? — спрашивает Дань Хэн. — Его ведь здесь ненавидят. Он хочет исправить «его» на «меня», но Цзин Юань опережает. — Потому что все забывается. Как бы ни была сильна ненависть, те события произошли очень давно. О них вспоминают все меньше. Дань Хэну хочется малодушно спросить: «А ты забыл?» Но он знает ответ, читает его во взгляде, которым Цзин Юань на него смотрит. Конечно, не забыл. Невозможно забыть того, кого любил, того, с кем так близко дружил, того, кто предал. Дань Хэну хочется напомнить, что он — не Дань Фэн, но кого это волнует? Ему хочется быть здесь, хочется быть с ним, и если для того, чтобы держать за руку, обнимать, целовать и спать вместе, Цзин Юаню нужно представлять на месте Дань Хэна кого-то другого — хорошо. С этим можно справиться. В конце концов, он не надеется на свидания, признания и любовь до гроба. В конце концов, он не считает, что всего этого заслуживает. Да, убеждает себя, что то был не он, что он — другой, что у него — своя жизнь, свой путь, свои решения и свои ошибки. И сейчас одна из ошибок берет его за руку, переплетает пальцы и тянет ближе к себе. Дань Хэн бросает последний взгляд на статую, думая, что когда захочет все прекратить, он просто придет сюда, разнесет все ущелье, погребет всплывшие воспоминания под тоннами воды и снова получит изгнание. Раз собственной воли не хватает, то можно рассмотреть и такой вариант. Но это потом, когда он дойдет до крайней стадии отчаяния. *** — Все хорошо? — спрашивает Цзин Юань. В последнее время он задает этот вопрос все чаще и чаще. — А что может быть не так? — Дань Хэн крепче обнимает подушку, на которой лежит. Он снова на Лофу, снова в его постели, за окном кромешная темнота, и только тусклый ночник освещает помещение. Прохладный воздух из приоткрытого окна холодит покрытую испариной кожу. Цзин Юань сидит, опираясь спиной о стену, и ему так идут растрепанные, не перевязанные лентой волосы. Как минимум потому, что за длинными прядями почти не видно глаз. — Ты просто какой-то не такой. «Не такой, как Дань Фэн?» — чуть не срывается с языка, но Дань Хэн вовремя утыкается лицом в подушку. — Все хорошо, — глухо произносит он. — Как скажешь. Цзин Юань, конечно, не верит. Он всегда был внимательным и проницательным, хотя по его равнодушному виду и не скажешь. Но в душу не лезет, на ответе не настаивает и ничего больше не спрашивает. Терпеливым он тоже был всегда. Дань Хэн думает, что если бы он спросил еще раз, если бы попросил сказать правду, он бы сдался, вывалил все как на духу и возненавидел себя за то, что разрушил хрупкое равновесие и лишил себя места, куда можно вот так сбегать. — Все правда хорошо. — Он перестает сжимать в руках подушку и приподнимается, рассматривая Цзин Юаня. Он красивый. Сильный. Понимающий. Дань Фэну очень повезло быть любимым таким человеком. Дань Хэну очень не повезло влюбиться в него. Он переползает на колени Цзин Юаня, проводит пальцами по широким плечам, груди и рельефному прессу, обхватывает член ладонью — тот моментально реагирует, будто они не занимались сексом совсем недавно, — направляет в себя и садится сразу до упора, резко выдыхая и утыкаясь лбом в шею. Цзин Юань обнимает его за талию, за спину, за плечи, подхватывает под бедра, впивается пальцами в ягодицы, постоянно сбивая с быстрого ритма, прижимает к себе так сильно, что становится сложно не только двигаться, но и дышать. Его тело такое теплое, в его объятиях так уютно и привычно, Дань Хэн держится за его плечи, как за последнюю опору, будто еще немного, и утонет в собственных чувствах без надежды на спасение. И стонет, сжимая член внутри себя. Ему так хорошо. Ему так хочется рыдать. На следующее утро он снова пытается выбраться из-под сильной руки быстро и незаметно, но Цзин Юань не дает: прижимает к себе, утыкается в затылок носом и тихо говорит: — Если тебя не ждет дело вселенской важности, я тебя не отпущу. Дань Хэн сдается без боя. *** Его побеги на Лофу замечают. Пом-Пом выглядит виноватой, Химеко тактично удаляется, Март 7 смотрит с любопытством, а Келус выглядит разочарованным. — И что ты там делаешь? — спрашивает он. Дань Хэн неопределенно пожимает плечами. Он знал, что когда-нибудь правда вскроется, но так не придумал себе достойного оправдания. — Ты можешь мне все рассказать. Не могу, думает Дань Хэн. Как можно рассказать, что он использует каждую возможность, чтобы сбежать к Цзин Юаню, потому что без него еще хуже, чем с ним? — Ты мне не доверяешь? — Келус не то, чтобы злится, но как будто обижается. — Прости, — говорит Дань Хэн. — Делай что хочешь, только будь осторожен. И учти, если ты не расскажешь, я не смогу помочь. Никто и ничто не сможет помочь, думает Дань Хэн. Думает, зачем он все это делает? Стоит это того? Если бы он знал, что Келус будет смотреть на него с таким разочарованием, поступил бы он так же? Зная, что все равно не будет счастлив, принял бы такое же решение? Мысленное «да» оседает на языке горечью. Дань Хэн трет глаза руками и скрывается в своей комнате, невыносимо желая оказаться в другом месте. *** Дань Хэн сидит на платформе и смотрит на статую. За его спиной — толща воды, в которой то и дело возникает силуэт дракона. За его спиной — разрушенное и вновь найденное прошлое. Перед ним — причина всех бед. — Так и знал, что найду тебя здесь. — Признайся, за мной кто-то шпионит? — не выдерживает Дань Хэн, наблюдая, как Цзин Юань приближается. — Конечно, — соглашается тот. — Иначе как я узнаю, где тебя искать? — Зачем меня искать? — Чтобы провести как можно больше времени вместе, конечно. Дань Хэну бы его откровенность, он бы столько всего сказал, что его бы больше никто никогда не ждал. Ведь это не с ним Цзин Юань хочет провести больше времени. — Ты прилетаешь сюда довольно часто, но так ненадолго, что не хочется терять ни минуты. — Он останавливается прямо перед Дань Хэном, загораживая обзор. — Почему? — спрашивает Дань Хэн и впервые смотрит Цзин Юаню прямо в глаза. — Потому что я счастлив, когда ты здесь. — Цзин Юань протягивает руку, и Дань Хэн трется щекой о ладонь. Как домашнее животное, которое с завидной регулярностью теряется, но все равно находит дорогу домой. — Но я — не он, — говорит он и мысленно хвалит себя за то, что голос не срывается, хотя горло перехватывает и из легких вышибает весь воздух. — Не кто? — в голосе Цзин Юаня такое неподдельное удивление, что Дань Хэну хочется рассмеяться. Он тыкает пальцем за спину Цзин Юаню. Тот оборачивается, смотрит на статую, переводит взгляд обратно на Дань Хэна и улыбается так, как улыбается каждую их встречу. — Надо бы снести эту статую, все равно не помню, в честь кого она. Дань Хэн смеется громко и нервно, вздрагивает всем телом и трет глаза ладонями. — Я люблю только одного человека, и он сейчас передо мной. Так хочется ему верить. Так невыносимо хочется верить, что глядя на него, Цзин Юань не видит никаких призраков прошлого. Не видит никого другого. — Пойдем домой? — Цзин Юань протягивает руку, и Дань Хэн цепляется за нее, вставая. Потому что домой — очень хочется. И даже если в итоге все разрушится, все станет только хуже, и никто не будет счастлив, он уверен, что оглянется назад и поймет, что все равно принял бы такое же решение. Все равно выбрал бы поверить.