Natalis.

      Клод так и не прилёг в ту ночь. И рассвет застал его в кабинете за рассмотрением документов – это отвлекало от болей в голове. Где-то час спустя его внимание привлек стук в дверь и он, не сразу вспомнив что отправил Феликса отдыхать, велел:       – Войди.       Стучащей оказалась камеристка принцессы. Женщина присела в реверансе приветствуя императора:       – Господин и бог повелел.       У Клода дёрнулся глаз.       Формально Лилиан не преступила норм этикета – подобное обращение к монарху было дозволенным. Вот только от него веяло самыми одиозными годами правления деда. То есть, элегантно обойдя закон об оскорблении величества, женщина охарактеризовала его как «тирана» и «самодура». Давно никто не отваживался столь откровенно ему противостоять.       – Моя леди.       Склонённая головка женщины чуть дрогнула. Ведь те или иные смыслы возникают не от того что было изречено, а от того – кем. Один-один.       – Подними голову Лилиан Йорк. – Женщина напряжённо посмотрела ему в глаза: – На этот раз я закрою глаза на произошедшее.       Однако после раздавшихся слов взгляд стоящей напротив женщины не прояснился; а, после разрешающего жеста императора, прозвучали отнюдь не слова благодарности:       – Прошу прощения, Ваше Величество, но необходимо Ваше разрешение направить к принцессе Атанасии мага Чёрной башни.       Клод некоторое время молчал, обдумывая нежданную мольбу. И постучав пальцем по лежащему перед ним документу спросил:       – Я полагал что это чистая формальность?       – Нет, Ваше Величество, к сожалению – это не так.       – Подробности.       – Вчера утром я обнаружила принцессу в крови. Но, так как принцесса ощущала себя хорошо, решила не обращаться к архиятру двора. Однако, позднее у принцессы обнаружились проблемы с памятью. Я считаю, что на их высочество было совершено ментальное воздействие. Как известно Вашему Величеству, хотя я и не обладаю магическими способностями, но, как представитель семьи вассалов имперского домена, могу распознать следы воздействия на человека магии и колдовства.       Клод насторожился – давненько чернокнижники не проявляли себя. Конечно направление атаки было выбрано весьма по-идиотски, но мужчина никогда и не сомневался в интеллектуальной ограниченности людей занявшихся чёрной магией. Поэтому он склонился к тому что бы удовлетворить и это прошение Лилиан.

* * *

      Наутро Фаня долго не могла продрать глаза. И, на второй день «попадания», её вновь подымала с кровати вернувшаяся от императора Лилиан. Камеристка поведала о аудиенции пока расчёсывала и прибирала волосы.       Пока что всё развивалось неплохо – в Обелии, как вспоминалось девочке, чёрная магия была под запретом; а ментальная магия то ли была разделом чёрной магии, то ли находилась на грани между магией и колдовством. Так что она не опасалась столкнутся с профессионалом в этой области. Тем более что даже Лукас не мог читать чужие мысли.       Конечно, она допускала, что может ошибаться. Потому ли что помнит она о «реалиях» этого мира далеко не так хорошо, как этого хотелось бы; да и не был он так уж хорошо прописан – ни в романе, ни в манге. Потому ли что что «настоящий» мир вовсе не обязан походить на своё «книжное» отображение. Но был ли у неё выбор? Она ведь не дзен-буддистка, не способна пересечь пропасть в два прыжка. Поэтому она решила ввязаться в бой и там уж ориентироваться по ходу пьесы.       Нервничали ли она? Да, нервничала. По-хорошему девочке надо было бы дождаться прибытия мага в своих покоях. Но поступающий в кровь адреналин понуждал к действию. И Фаня умолила Лилиан пройтись с ней по дворцовому парку. Они добрались до замеченной вчера Фаней воды и нашли уйму маленьких прудиков, соединённых извилистыми то ли протоками, то ли каналами, с перекинутыми через них мостиками и такими же извилистыми дорожками на гребнях, где и бродили до второго завтрака.       Лилиан пришлось из-за своих обязанностей оставить принцессу, и, дабы девочка не маялась одна в спальне, и не пустилась бродить где попало, как вчера, отвела её в таблинум. Изучение «нового» места полагала камеристка займёт мысли ребёнка на какое-то время.       Обозрев кабинет Фаня подошла к книжному шкафу и достала первую попавшуюся книгу. Но, сколько она не вглядывалась в текст, разобрать всё одно ничего не смогла. Хотя пару раз ей и показалось, что она почти уразумела то что находится перед её глазами. Вздохнув она поставила книгу на место и приблизилась к чудному инструменту, походящему на арфу с клавишами. Постучав по клавишам, она рассудила, что по звуку этот инструмент схож с клавесином. Ещё пару раз пройдясь по комнате она вернулась к инструменту и принялась за гаммы. Тело явно имело необходимые рефлексы, но ей надо было приспособить к ним сознание и заодно освоиться с не совсем привычным звучанием.       За этим делом принцессу и нашла спустя какое-то время Лилиан приведшая с собой незнакомца, отрекомендовавшегося Главой Башни.       Фаня с интересом уставилась на привлекательного молодого мужчину. Ростом он был лишь на ладонь выше её. А по плечам стройной фигуры, облачённой в франтоватую чёрную мантию с алым подбоем, струились прямые длинные волосы. «И этот вот и есть тот самый пресловутый дедуля?» – мелькнуло у девочки в голове: – «Да Ати… зажралась! Это же настоящий бисёнэн!».       – Хе-хе. Принцесса так внимательно изучает этого покорного слугу империи, словно мы и вправду никогда до этого ранее не встречались. Интересно…       Произнося это он в свою очередь обозрел девочку с головы до ног. Внезапно взор мужчины завис, и он казалось углубился в себя, затем глаза расширились, и он снова принялся рассматривать принцессу:       – Как интересно… – повторил он. Затем свёл руки перед грудью как будто ладонями пытаясь удержать что-то перед собой.       – Ваше высочество. Сделайте вот так и представьте, что Вы держите в руках мяч. Представьте, как Вы давите на него ладонями, и он упружит в ваших руках. Он холодный и тянет из Ваших рук тепло. Вы чувствуете, как тепло выходит из ладоней и нагревает мяч.       Ничего не понимающая девочка сделала как её просили. Внезапно между рук что-то вспыхнуло, и она отскочила, раскинув руки.       – Ой. Ха-ха-ха, – залилась колокольчиком она. – Что это было?       – Хо-хо. Это магия, принцесса.       Глаза Фани округлились, и она показала пальцем на себя, а затем оглянулась на Лилиан.       – Ваша мана принцесса насытилась цветом и стала яснее видна. – Говоря это Глава облизал губы и в голове Фини зазвенели тревожные звоночки. – Может быть предоставите бедному старому магу локон или несколько капель крови и тогда я смогу познать вас намного глубже?       И глаза Главы блеснули вожделеньем.       – Эван Эзер, – обманчиво мягко прозвучал голос Лилиан.       – Кхм-кха. Извините. Увлёкся.       Девочка скосила глазом на свою камеристку и сглотнула. Кажется, что-то о Лилиан забыли написать в книжке.       Глава сделал шаг к Фане, и та непроизвольно отступила назад.       – Стойте спокойно принцесса.       Фане пришлось приложить усилие что бы не отпрянуть от приблизившегося Главы. Тот ненадолго задумался и поднял руки. У указательных пальцев засветились диски рун:       – Так что же у Вас с памятью принцесса?       А вот это уже становилось опасно. Фаня занервничала, но не отстранилась и пальцы легли ей на виски. Ощущения были странными – если бы Фаня была книгой, то она ощущала, как будто некто стал её листать, а если бы домом – то ходить по комнатам. Это если проводить хоть какие-то аналогии к тому для чего в языке нет соответствующих понятий.       – Так, – шептал Глава: – дворцы эйдетической и эмоциональной памяти и правда ощущаются почти звеняще пустыми.       У Фани отлегло от сердца – всё же не видит, а лишь ощущает.       – А вот дворцы когнитивной памяти вроде как не пострадали… но что же их так блокирует-то?       Глава ненадолго задумался и вернулся к палате зрительных воспоминаний и позвал. Фаня не понимала, что он пытается сделать. А тот позвал опять. И, казалось, ничего не произошло. Но мужчина всё звал и звал и внезапно Фаня почувствовала, что «зашевелились» собственные её воспоминания. Она удерживала их как могла, но понимала, что рано или поздно что-то упустит.       Она вспомнила мангу и представила Клода на троне. Перед ним три склонённые фигуры – две мужские и одна женская. Но император смотрит поверх их голов прямо на неё. Представила и отпустила. И тотчас страх сжал ей сердце, ноги подкосились, и девочка обязательно упала бы если бы сзади её не подхватили руки Лилиан. Это был не рисунок Спун – это было реальное воспоминание!       – Тише, принцесса. Тише. Дышите. Всё будет хорошо. Не будем продолжать дальше.       Глава отступил на шаг подняв руки.       – Всё что было необходимо я узнал. Память и правда ушла так глубоко, что и не докричишься почти. Отдохните принцесса и позвольте мне откланяться.       Фаня слабым жестом отпустила мужчину и проводила его взглядом до двери. Это было очень близко – она чуть не ошиблась.       Лилиан помогла Фане добраться до софы, на которой та и распласталась в изнеможении.       – Как Вы, принцесса?       – Я кое-что вспомнила Лили. И не хочу больше ничего вспоминать!       – Но, принцесса. Было же и хорошее!       – Что, Лили?       Женщина опустила голову и замолкла.       Фаня ощутила беспокойство – она ответила от души.       Таких воспоминаний она точно не хотела. Она опасалась, что после того как «вспомнит всё» от девочки Фани мало что останется. Боялась, что принцесса Атанасия просто придумала себе маску. В это поверить было намного проще чем в какой-то там исекай. Но Лилиан её слова явно огорчили. Догадка молнией мелькнула у неё в голове, и она бросилась обнимать женщину.       – Прости меня! Я такая эгоистка!       И это она также говорила от души.       Фаня действительно была эгоисткой и не хотела отталкивать единственного человека, который её так бескорыстно любил. Однако, странное дело, за эти пару дней девочка явила Лилиан больше участия и чуткости чем той когда-либо пыталась выказать сдержанная Принцесса. И это внимание уже стало воздействовать на женщину: походка стала легче, плечи распрямились, на лице чаще стала распускаться улыбка.

* * *

      Дженнет помогала горничным украшать цветочными гирляндами колонны перестилиума Изумрудного дворца. Троица дюжих слуг устанавливали столбы, между которыми будет натянута шкура старого козла. Горничные косились на мужчин и хихикали. Дженнет не очень понимала их разговоры, но ей было весело и немного страшно. Она впервые примет участие в проводах старого года как главное лицо. Во времена её детства – в поместье Росс – первая партия, разумеется, исполнялась дядюшкой; позднее же, в Сапфировом дворце она была всего лишь гостьей. Её бил лёгкий мандраж, и она успокаивала себя тем, что в этом году канун мартовский календ даже выпал на благоприятное число.       Время летело незаметно и вот уже Дженнет с возгласом: «Мамури Ветури», – бьёт «белым прутом» по натянутой коже, и перед глазами у неё мелькает невозмутимое лицо Клода. Нет, она любит отца, но эту его манеру выражать свои чувства – просто ненавидит.       Гулкий удар послужил гонгом началу праздника: зазвучала музыка, девушки закружили хоровод. Дженнет с лёгким поклоном двумя руками передала прут своему мажордому – и тот также вежливо принял его. Мужчины двора согласно старшинству, продолжат по очереди бить по шкуре. Вся нечистота, скопившаяся за год будет отпущена, а затем выдворена за пределы Запретного города.       Дальнейшее присутствие Дженнет не требовалось ритуалом и с радостным смехом она присоединилась к кружащимся в танце девушкам.       Когда гулкие удары перестали раздаваться Дженнет выскользнула из круга девиц и поторопилась к дверям таблинума. Настало время подарков – как госпожа она будет лично вручать всем завёрнутые в листья оливы финики и инжир.       Ей так хотелось поделиться своей радостью с отцом, но тот сейчас был занят – принимал эквирии на ипподроме. И Дженнет вспомнила о сестре.       Вчера она была так зла на неё – та не пришла на празднество, которое они так долго готовили. Так хотелось её наказать! Но потом Феликс как-то выяснил, что Атанасия не очень хорошо себя чувствует, отчего и осталась в Рубиновом дворце. Было так стыдно! Она пообещала себе, что утром обязательно проведает сестру, но за всеми этими хлопотами запамятовала.       Дженнет была хорошей милой девочкой. Поэтому не было ничего странного в такой её беспамятности. Дело в том что она – завидовала сестре. Но не хотела в этом признаваться; особенно самой себе. Поэтому проще было забыть.       Когда же это началось? Сложно сказать с точностью. Но в какой-то момент Дженнет обнаружила, что у сестры есть что-либо чего нет у неё или есть, но в меньшей степени.       Например, Дженнет всегда удавалось легко расположить к себе прислугу – и в поместье Росс, и в Сапфировом дворце, и в своей нынешней обители. Сестра же сходилась с людьми с трудом. Но несколько человек из её окружения были преданны лично ей – они были «её людьми». У Дженнет таких никогда не было; были «люди дядюшки», «люди дворца такого-то», но не её.       Или вот, Дженнет заслуженно гордилась своим умом. Она много и упорно училась. Но сестра, хоть и была младше, и начала учиться позже нежели следовало бы – всё одно оказалась успешней. И, когда три года назад Дженнет перебралась в Запретный город, именно сестра закрывала пробелы в её образовании.       Так камень за камнем и складывалась стена между ними.       И всё же Дженнет любила сестру и лишь одно она не могла простить ей. То, что Атанасия была дочерью Клода, а сама она – нет.

* * *

      Лилиан вновь была вынуждена оставить Фаню одну – она торопилась на аудиенцию к Клоду.       Силы воротились к девочке и из углов таблинума начала вздыматься скука. Подскочив с софы Фаня прошлась по комнате, выглянула в окно и, от нечего делать, вернулась к странному клавесину. Однако долго помузицировать ей не дали – в дверь постучали:       – Принцесса, могу я войти?       – Входи.       Дверь открылась, и в комнату проскользнула стройная женщина с подносом уставленным холодными закусками, фруктами и… бокалом разведённого вина. Местная кухня оказалась простой и безыскусной; Фане даже захотелось её охарактеризовать как рустическую. Однако культура пития до сих пор шокировала Фаню – ей мнилось, что Принцесса всё время пила один лишь чай. Однако чаще всего из напитков Фане приносили именно вино: виноградное, плодовое, ягодное, разведённое с водой, с мёдом, со специями.       «Блин! Я так сопьюсь с этим вашим реализмом», – бурчала она про себя.       Пока женщина накрывала Фаня смогла внимательно рассмотреть ту. Не очень высокого роста, с каштановыми волосами и с простецким лицом усеянном веснушками. Она рдела и поглядывала на девочку, как будто очень хотела что-то поведать, но не решалась. И тут Фаня её наконец «узнала»:       – Давай Ханна, вещай, – с улыбкой разрешила девочка.       – Да, принцесса!       И пока девочка трапезничала вывалила на неё ворох известий.       О празднестве в Изумрудном дворце.       О том, что помимо скачек на ипподроме будут игры Труя и о том, что в них, последний раз во главе одного из отрядов всадников, будет участвовать Цветочный Принц:       – Ах, он так великолепно держится в седле. А скачущие лошади плетут замысловатые узоры – сталкиваются и расходятся, совершают пируэты и повороты.       О процессии салиев в Обелии. И о том, как они и пляшут, и прыгают, выполняя изящные вращения, и поют. Тут Ханна неплохим контральто вывела:

Богов отца пойте, богов отца умоляйте!

Когда гремишь, Светочник, пред тобой в трепете

Все боги, владыки, внемля твоим громам.

      О готовящемся на кухне Пурпурного дворца шикарном ужине.       О том, что ночью будет фейерверк:       – О! Это будет что-то грандиозное!       За этой болтовнёй перед Фаней распростёрлось громадное полотно мира, живущего помимо драмы маленькой принцессы. Наконец источник иссяк и Фаня, утолив аппетит, поблагодарила женщину. Так они и расстались удовлетворённые друг-другом.       Возвращаться к гаммам не хотелось, и Фаня ещё раз подступила к книжному шкафу.       Шрифт всё так же выглядел чуждым, но она припомнила пару интересных трюков что некогда пробовала. Например, если в тексте оставить первые и последние буквы слов на своих местах, а остальные перемешать, то мозг через некоторое время подстроится и будет воспринимать текст, как будто всё в порядке. И то же случится если пропустить часть букв или заменить их цифрами или иными знаками. Фаня уже отмечала, что вполне естественно стала употреблять слова, с которыми ранее не сталкивалась, а в некоторые термины стала вкладывать совсем иной смысл. Всё это очевидно поднималось из дворцов памяти и навык чтения так же был где-то там. Она полагала, что надо только дать мозгу приспособиться.       Долгое время ничего не происходило. Но Фаня как баран продолжала таращится в книгу ничего уже не соображая, пока текст не начал расплываться от усталости перед глазами. И тут с осязаемым треском картина сложилась и текст стал доступен восприятию. Под носом повлажнело и на страницы раскрытой книги упало несколько багровых капель.       – Светоносец побери!       Так её и нашла Дженнет – лежащей на софе и с окровавленным платком под носом.

* * *

      В Башне Богов вполне по-простонародному икнул прекрасный юноша с длинными чёрными волосами. Кроваво-красные глаза зло прищурились. Он ненавидел такие дни как этот – эти людишки всё время что-то требовали, призывали, выпрашивали, сулили, молили.       Обычно его ментальные барьеры отсеивали весь этот шум. Но, всегда находился один или пара мерзавцев, что всё-таки добивались своего. Буквально на мгновение ему захотелось найти эту назойливую мушку и прихлопнуть её. Но это была бы слишком большая честь для неё. И, бросив на себя очищающее заклятье, Лукас забыл о произошедшем.

* * *

      Император не опаздывает, и аудиенция начинается именно тогда, когда следует. Просто порой посетители так спешат лицезреть Солнце Империи что приходят раньше.       Лилиан и Эван уже ожидали в портике Гранатного дворца. Маг фланировал туда-сюда без всякой цели, но не приближался к женщине и на десяток шагов – очень уж давящая атмосфера клубилась вокруг той. Дама же казалось не замечала своего невольного сателлита.       Клод, не отмечая приветственные реверанс и поклон, жестом направил их следовать за собой. И, введя их в личные покои, велел камеристке принцессы присесть на диван. Поколебавшись секунду или две, та без слов подчинилась и обосновалась на самом краешке, как птичка на жёрдочке. Слева же от неё в своей всегдашней расслабленной позе устроился император. Об удобстве же Эвана, разумеется, никто не обеспокоился.       Глава магов отметил про себя, что император несмотря на прошедшие годы всё ещё оказывает своей протеже знаки внимания и решительно вычеркнул её из свитка своих увлечений.       – Что ты выяснил?       Император был традиционно лаконичным, но Эван испытывал потребность устроить и из обычного доклада представление:       – У меня есть, Ваше Величество, вести, которые безусловно обрадуют Вас, так и к моему великому сожалению – огорчат.       – Не паясничай.       – Ху-ху, – мужчина склонился в поклоне скрывая довольную ухмылку. – Вы должны простить меня Ваше Величество. Ваш покорный слуга уже так не молод, а с возрастом так хочется поговорить. Я вспоминаю, как один юный принц прибегал ко мне…       – Тебе жить надоело?       – Что ж, – наигранно вздохнул маг: – Это такие светлые воспоминания, Ваше Величество. Но, начнём же с хорошей новости. У Вашей дочери заработал источник. У маны принцессы прекрасная злато-лазурная тинктура, что сообщает нам о доброй наследственности. Чистые цвета. И пусть потенциал источника заметно уступает таковому Вашего Величества, но всё же он выше нежели у магов Вашей Башни. И поэтому я хотел бы попросить дозволения обучать принцессу. Я бы испытывал такую ностальгию.       И в уголках глаз мужчины появились самые настоящие слёзы.       – Слишком много на сегодня просьб.       – Хе-хе. Так мы можем позднее вернуться к этому вопросу? Спасибо Ваше Величество!       Клод только цокнул на это отменное выступление.       – Не трать моё время.       – Прошу прощенья, сир. Но это почти и все хорошие новости на сегодня. Я обнаружил на принцессе следы от пары проклятий. Они достаточно давние и бесхитростные и организм принцессы почти уже справился с ними. Но…       Мужчина, прочувствовав момент сделал паузу. Его бывшему ученику требовалось время дабы обдумать входящую информацию.       – Надеюсь вы убрали эту гадость? – прервал тишину голос женщины, позабывшей попросить разрешение открыть рот. Однако император не стал её одёргивать и Эван отметил для себя этот факт.       – Конечно, мадемуазель Йорк. Ведь такие проклятия могут послужить якорем и для чего-то намного более серьёзного. А принцесса бывает рядом с императором и мой долг состоит в том, чтобы предупредить возможную опасность.       Клод слегка кивал на слова мага – он тоже заподозрил здесь возможность многоходового покушения на свою особу.       – Вы сказали, что проклятия были простыми? – Складывалось впечатление, что император делегировал женщине право вести расспросы.       – Да. Не они послужили причиной того что принцесса потеряла воспоминания. Она сделала это с собой сама.       Лилиан отшатнулась от произносившего эти слова мужчины и непроизвольно схватилась за руку сидевшего рядом Клода.       – Вы ошибаетесь. Она не могла.       – Прошу простить, мадемуазель Йорк. Но всё говорит именно об этом. Принцесса сама наложила на себя заклятие – его следы до сих пор видны на её аниме. Оно уже достаточно распалось для того что бы ясно различить назначение, но по последствиям можно судить, что принцесса освободилась от чувств к некоему человеку. А уже отброшенные эмоциональные воспоминания потянули за собой и другие отделы памяти, связанные с ними. Процесс длится более тридцати часов. И опасаюсь, что он уже необратим.       Лилиан отдернула руку и отсела от императора.       – Какая ирония, – пробормотал Клод.       – Но вы же подняли какое-то воспоминание? – перебила императора женщина.       «Да что же у них за отношения?» – обеспокоился маг. По возвращению в Башню он принял решение покопаться в своих бумагах и, если там и правда есть такой свиток с именами мыслимых пассий, то сжечь его, а прах развеять.       – Мадмуазель Йорк, – покачал головой маг: – Это лишь один мимолётный образ. Возобновить всю память так нельзя. К тому же, не берусь судить: совпадение ли это, расчёт ли – но ныне Луна Фебруя смотрит на мир. Принцесса или уже получила, или вот-вот получит божественное благословение.       Маг достал из кошеля камень памяти и протянул его императору:       – Я записал его для Вас, сир.       – И последнее. Какая тинктура была на проклятиях? – наконец подал голос император.       – Чернь с мюррей и чернь с серебром.       Почувствовав, что аудиенция подошла к концу маг Башни откланялся и ретировался из покоев. Лилиан же долго смотрела на Клода, но так и не решилась заговорить. Встав и сделав малый книксен, женщина всё так же молча направилась к дверям. Взявшись за ручку, она остановилась и всё же произнесла:       – Что же ты наделал Клод?       Стукнула дверь. И Клод активировал камень памяти. Просмотрел запись, потом ещё раз. Он уже видел такой взгляд. Со стороны. Он покосился на портрет Пенелопы и запустил запись заново.

* * *

      Обычно Клод ужинал поздно, заходя в экседру где-то за час до Первой Стражи. Но сегодня опаздывал не он – где-то через четверть часа в комнату влетела растрёпанная и расстроенная Дженнет. Сделав книксен, она подбежала к нему, а не к своему месту и схватила за руку, покоящуюся на столешнице.       – Отец! Я только из Рубинового дворца.       Клод нахмурился и отвернулся.       – Вот как, – пробормотал он.       Дженнет пустилась в путанные объяснения:       – У меня сегодня был сакрум Мамурио, а у тебя эквирии и… я пошла к Атанасии, а она там… вся в крови. Я так испугалась.       Виски прострелила боль, и мужчина поморщился.       – Опять значит.       И тут Дженнет замолчала и отпустила его руку. Повернувшись он увидел девочку, таращившую на него большие топазовые глаза и зажимавшую рот руками.       – Что значит «опять»? Ты уже знал? И такое случалось и раньше? Поэтому вчера Атанасия не пришла?       – Она не стоит твоих волнений. Всё в порядке, – холодно отрезал Клод.       Но Дженнет слишком плохо сейчас себя контролировала. Всю жизнь за неё решали, что она должна делать, а что не должна, что должна думать, а что нет. И она, быть может первый раз, открыто воспротивилась:       – Атанасия говорит, что всё в порядке; ты говоришь, что всё в порядке. Но если у человека идёт кровь и, как выясняется, неоднократно. То как может быть всё в порядке? Вы ничего мне не рассказываете! Но я хочу знать. Она же моя сестра.       Клод с интересом взглянул на дочь Пенелопы. В кои-то веки она не играла, а была самой собой.       – Ладно. – Мужчина вздохнул: – На принцессу было наложено заклятье. Что и нанесло ей некоторые внутренние повреждения. Она не умирает. Просто потеряла память и всё.       Дженнет некоторое время моргая смотрела на императора – он действительно ей ответил! Не цокнул языком, не отделался ничего не значащей фразой, не промолчал. Но тут до неё дошёл смысл сказанного:       – Как это потеряла память? Я же сейчас… И Атанасия всё это время… И… – пока язык что-то лепетал Дженнет прокручивала в голове время, проведённое с сестрой. – И… она действительно странно себя вела.       – Не обольщайся, той Атанасии, что ты знала, больше нет. Она не помнит тебя и никогда не вспомнит. Не сближайся с ней. – Сухо прозвучал голос Клода.       – Она моя сестра.       Дженнет молча подошла к своему месту и села. Ужин прошёл в необычной тишине.

* * *

      Дженнет нашла Атанасию в спальне. Та сидела на кушетке поджав ноги и читала. А заметив посетительницу улыбнулась, помахала рукой и, отложив книгу, и потянувшись всем телом, вскочила. Дженнет не понимала, как, проведя с сестрой несколько часов, не обратила внимание насколько та нестандартно себя ведёт.       Отметив заторможенное состояние Дженнет, Фаня склонила голову к плечу и спросила:       – Что-то не так?       – Ты действительно меня не помнишь?       Первая принцесса как-то криво улыбнулась и пожав плечами кивнула.       – Да.       Глаза Дженнет подёрнула пеленой слёз и Фаня, ухватив девушку за руки и переплетя пальцы ринулась утешать сестру:       – Да ладно тебе. Ничего ведь непоправимого не случилось. А воспоминания можно и новые завести, – постаралась она изобразить чеширского кота. – Я слышала, что будет фейерверк. Может сходишь с сестрёнкой?       Дженнет заторможено кивнула сестре.       Ощущение изумления так и не покидало её и пока они отпрашивались у камеристки первой принцессы: «Мам. Можно мы сходим на фейерверк? Сестра во-он какая большая! И мы совсем-совсем не будем задерживаться». И когда они проникли на кухню дворца и украли! – о-о, нет: «Мы чуток позаимствуем – никто и не заметит», – бутылку сидра, какие-то фрукты и шоколад. И когда они шли по Запретному Городу, и принцесса канючила: «А мы скоро придём? А далеко идти? А ещё не началось? А когда начнётся?». И когда возвращались, а Атанасия оживлённо жестикулировала: «А он так бах! И вжиу! И во все стороны – тиу-тиу-тиу!»; а потом выскочила вперёд: «Ой, смотри! Какая луна», – и закружилась, подняв руки к небу.       Сдав принцессу с рук на руки камеристке Дженнет шла обратно в Изумрудный дворец и думала о том, что она никогда по-настоящему не была близка с сестрой. Они знались уже три года, но общались друг с другом, казалось, менее нежели в один этот вечер.       Бывало она чаяла, что было бы – если бы первой принцессы не было. Но, столкнувшись с возможностью потери, перепугалась. А сейчас внезапно поймала себя на мысли, что отдала бы всё за то, чтобы память к сестре никогда не вернулась.

* * *

      После доклада камеристки Фаня почуяла в себе новогодний кураж. Чудилось, что ей всё удастся.       И, когда в её покои нагрянула Дженнет, Фаню озарило, что Принцесса была сама себе главным врагом. Надо было так сблизиться с нежданной сестрицей, что бы ни в одну дурную голову даже не пришла мысль, что одна из так хорошо ладящих друг с другом девочек может навредить другой.       К тому же оказалось, что изображать из себя ребёнка – ужасно здорово!       Воротившись в дворец Фаня закружила Лилиан. Мурлыкала что-то и в терме и приготовляясь ко сну. И в первый раз здесь так беззаботно заснула.