Где-то в перпендикулярной вселенной

Антон не говорит с ним ни на следующий день. Ни в мессенджере. Ни спустя неделю. В какой-то момент Арсений ловит себя на мысли, что Антон ведёт себя по-детски глупо, игнорируя приветствия, которые упорно получает в каждое своё рабочее утро, и прощания. Но Арсений не имеет права его осуждать — каждый справляется со стрессом по-своему, и если Антону так легче — пусть молчит, пусть больше не интересуется, нужен ли кофе после обеда, пусть молча уходит и приносит привычный капучино с солёной карамелью, от которого уже тошнит. И вовсе не потому, что надоел, а потому, что он в своём роде был каким-то уютным проявлением заботы. А сейчас Арсений не чувствует ни уюта, ни заботы — Антон словно на автомате делает то, что делал все предыдущие совместные месяцы работы. И Арсений также чувствует, что вновь теряется в своей жизни, не знает, как получать в ней удовольствие хоть от чего-нибудь, не знает, что ему вообще делать дальше. Это странно, учитывая, что он должен сам себе выстроить комфортную среду, в которой ему будет интересно существовать. Но он ведь пытался — да, среду пусть нестандартную, в какой-то степени извращённую, но ведь он в действительности получал кайф от неё, от анонимного общения с Дылдой, от дрочки на камеру, от загадки, которую не очень-то пытался разгадать, но до трепета завораживающую. И за эти дни, в которые Арсений слышал лишь отголоски прежнего комфорта, он понял, что не хотел бы ничего менять. Он хотел бы, как и прежде, оставаться анонимным собеседником, но при этом ловить на работе добрый взгляд зелёных глаз и широкую улыбку, слушать глупые, но весёлые рассказы про соседей, попутчиков в метро или нелепые ситуации в магазине — у Антона всегда таких был вагон и маленькая тележка. Сейчас же даже слепой не заметил бы их отсутствие, как и молчаливого Антона во время обеденного перерыва, который теперь предпочитал поесть, сходить за кофе и оставшееся время провести вне чужих глаз — Арс так и не понимал, где именно. Как и не понимал, почему тот вообще стал, ну, таким. Что такого страшного происходило в его кудрявой голове, что их всегда позитивный коллега превратился в тихого и безэмоционального социофоба.

***

— Ну чё такое, Арс? Серёжа плюхается рядом на ковёр и протягивает стакан с виски. Небольшие кусочки льда бьются о стенки сосуда, когда Арсений берёт его в руки и делает глоток. Жидкость обжигает горло, но на языке остаётся терпкий приятный вкус дорогого, такого необходимого прямо сейчас алкоголя. — Ничё, давай просто посидим. Арсений не знает, что сказать другу, чтобы не сболтнуть лишнего, но при этом поделиться своими мыслями. Конечно, ему охота рассказать всё, как есть, но вся эта история с анонимностью — не только его, а подставлять Антона и проводить параллели хочется в последнюю очередь. — Настолько ничё, что ты впервые за всё время нашего знакомства решил заглянуть в гости? — Серёжа щурится и закидывает локоть на сиденье дивана позади себя. — Я не хочу настаивать, но сейчас ты выглядишь ещё хуже, чем раньше. Прости, братан, мне правда не нравится тебя таким наблюдать. Арс глубоко вздыхает и откидывает голову назад на мягкую поверхность дивана. — Типа раньше ты хотя бы на силовые приходил, чтобы хоть как-то отвлечься от своей никчёмной жизни. Арсений осуждающе изгибает бровь, поворачивая голову к другу. — Скажи ещё, что это было не так, — продолжает Матвиенко. Арсений делает очередной глоток виски. — И чем ты занимаешься теперь? — Ничем, Серёг. Прихожу домой и пялюсь в телек. Ещё музыку слушаю, — Арсению тошно признаваться, но это хотя бы было правдой. А правды сейчас крайне не хватает в его разговорах вообще с кем-либо. — Блять, я даже не представляю, что там у тебя такого произошло. Ты хоть намекни. Арс пожимает плечами — он даже примерно не знает, как можно намекнуть. Да и, по правде говоря, не особенно хочет. Тут уж либо говорить всё, либо ничего. Но друг не отступает: — Встретился со своим пацаном? — Типа того. — И… что? — Серёжа меняется в лице и заметно напрягается. Арсений ничего не отвечает, потому что — ничего, по сути. Но отвечать банальное «ничего» с его стороны было бы нехорошо, потому что друг и правда беспокоится — это видно по пристальному взгляду карих глаз. — Да не знаю я, Серёг. Возможно, я оказался не тем, кого он ждал, — он жмурится до тёмных кругов перед глазами, понимая, что назойливая мысль, крутящаяся в голове всю эту долгую неделю, наконец вырвалась наружу. — Ты-то? — грустно усмехается Матвиенко. — Может, это он оказался тебя не достоин? — Перестань. — Это ты перестань искать изъяны в себе. Как обычно, взваливаешь на себя чужие загоны, а потом от этого страдаешь. — Не ищу я в себе изъяны, — с намёком на капризный тон парирует Арсений. — И ничего не взваливаю. — И пиздишь, как дышишь, — Серёжа возмущённо выдыхает и выхватывает уже пустой стакан из-под виски, в котором лёд даже не успел растаять. — Он тебе так и сказал, что ты — не тот? Или ты сам навыдумывал? — Нет, не сказал, — упавшим голосом отвечает Арс и следит взглядом за тем, как друг подливает ему порцию алкоголя. — Он вообще ничего не сказал. — В смысле? Встал и молча ушёл, что ли? Арсений получает стакан обратно и вертит его в руке, вслушиваясь в стук льдинок. — Получается, так. — Получается, хуйня какая-то, — Серёжа хмурится. — И что, ты и дальше планируешь разрушать себя из-за этого? — Сейчас разрушается только моя печень, — невесело хмыкает Арсений и делает глоток. Матвиенко переползает на диван и садится позади, скрещивая по-турецки ноги. — Сядь ровнее. Арсений хмурится, но слушается. Он не оборачивается, чтобы определить, что задумал друг — просто доверяет. Ему, впрочем, другого не остаётся, да и задумываться сейчас ещё и об этом не хватит ни сил, ни оперативной памяти мозга — тот и так слишком нагружен. Серёжа касается рукой плеча, давит пальцами на соединение с шеей, и Арс наклоняет голову, чувствуя, как стреляют напряжённые мышцы. Серёжа умелыми движениями начинает разминать забитые трапеции, и Арсений тихо мычит от растекающихся болезненных ощущений, но затем почти сразу расслабляется, когда мышцы привыкают к массажным движениям, и прикрывает глаза. — Потом пробью тебя перкуссионным массажёром, — тихо говорит Серёжа, переходя от ключиц к шее. — На работе оставил. — «Пробью» звучит не очень. — Ха, ну а ты думал? Там давление на мышцы будет побольше, стонать будешь громче, — смеется Матвиенко. — Я бы предпочёл стонать в других условиях. — Даже не сомневаюсь. — Почему ты вообще называешь это «стонать»? Серёжа переходит на другое, ещё не привыкшее плечо, и Арсений и правда вымученно стонет от первичных болезненных ощущений. — Потому что ты стонешь, Арс. — Бля, прости. — Да забей. Арсений пытается сосредоточиться, закусив губу, но сдавленное мычание всё равно периодически срывается с его губ. Когда мышцы разогреваются, то массажные движения становятся приятными, и, пожалуй, хорошо, что их делает лучший друг — вероятно, незнакомого массажиста сопение и тихие стоны могли бы смутить, но только не Серёжу, что позволяет расслабиться и, как говорится, получать удовольствие. Арс сидит, склонив голову и прикрыв глаза, разморённый алкоголем и массажем умелых рук, и Матвиенко, пользуясь его положением, возобновляет разговор: — Так а этот пацан тебе в итоге как? Понравился? — Мгм. — И что понравилось? — его голос тягучий, проникает прямо в затуманенный разум, приветственно раскрывающий двери, и Арсений не замечает, как начинает мягко улыбаться, вспоминая образ Антона. — У него красивая… улыбка. И глаза. И он такой… — буквы складываются в слова, а слова в предложения с трудом, когда большие пальцы синхронно массируют шею и спускаются вдоль позвоночника. Серёжа останавливается лишь на секунду, хмыкнув. — Ты же сказал, что он молча ушёл. Арсений распахивает глаза, понимая, что сболтнул лишнего. Ну конечно, когда бы он успел рассмотреть и улыбку, и глаза, если бы их встреча с Дылдой началась и закончилась так быстро, как он об этом поведал ранее? — Я не договариваю, — признаётся Арсений, зная, что Серёжу это не обидит. — Я и так это понял, — усмехается тот. — Так может ты не будешь ставить на нём крест? Особенно, если он — единственный, кто впервые за долгое время тебя зацепил? — он останавливается, складывает локти на размятых плечах Арсения и укладывает подбородок на его макушке. — Он даёт понять, что не расположен к разговору. Как я могу настаивать? — Может, он боится? — предполагает. — Чего? — Тебя, например. Увидел, какой ты красавчик, и охуел. — Ага, и до сих пор не выхуел, — фыркает Арсений. — Да ну, херня какая-то. Не такой уж я красавчик, чтобы меня избегать. — Ты себя недооцениваешь, Арс. Тебе бы в модели идти, а не просирать жизнь, преподавая кардио и сайкл. — Если бы не это «просирание жизни», как ты говоришь, я бы не мог похвастаться такой фигурой. И это единственное, чем я действительно могу хвастаться. Остальное — херня. Внешность не выбирают, — Арсений грустно усмехается. — Да и толку мне от этого всего сейчас. — А ты попробуй с ним побазарить по-человечески всё-таки. Уверен, дело именно в этом, — Сережа сползает на пол и садится рядом. — Вы несколько месяцев общались, и его всё устраивало, а как только он тебя в лицо увидел — сразу слился. Ничё не кажется странным? — Не знаю, — задумчиво отвечает Арсений. Есть в словах друга что-то, что Арсения цепляет. И ему правда хотелось бы, чтобы это оказалось правдой. Или хотя бы её частью. Потому что окажись Антон в действительности обескураженным тем, что его анонимный собеседник — Арсений, который с завидной регулярностью захватывал внимание многих приходящих к нему на тренировки девушек своей внешностью и манерой общения, всё оказалось бы гораздо проще. Ведь сам Арсений особой важности своей персоне не придавал. Да, понимал, что привлекает людей, и даже пользовался этим в определённых случаях, пусть это и не было тем, чем он мог бы гордиться. В случае с Антоном, всё было иначе. Арсений готов доказать, что является чем-то большим, чем красивая оболочка, и бояться этого совсем не стоит. Может быть, если бы они встретились сразу после знакомства с целью провести ночь, всё не зашло бы так далеко. Или, что более вероятно, даже не дошло бы до секса, потому что Антон не был похож ни на одного его стандартного партнёра. То, что общение с Дылдой было чуть дольше, чем классические пара дней, сыграло большую роль в отношении Арсения к нему. Дылда цеплял комфортом, манерой поведения, глупыми шутками, но при этом, когда надо, умел поддержать серьёзный разговор и излагал интересные мысли, подкрепляя их жизненным опытом или статьями из интернета. И Антон, в самом деле, был довольно симпатичным, когда Арсений наконец смог его разглядеть вопреки своим установкам не рассматривать возможных гетеро оценивающим взглядом. — Поиграем в плойку? — предлагает Серёжа после долгой паузы, вырывая из варева мыслей. — Да, давай.

***

Спустя ещё несколько дней Арсений ловит наконец-то осмысленный, но всё ещё задумчивый взгляд Антона. Учитывая, что прежде тот старательно на Арсения не смотрел, сейчас это даже кажется чем-то неожиданным настолько, что Арс останавливается на месте, забыв, куда шёл, и смотрит в ответ, стараясь как можно дольше выдержать безмолвный зрительный контакт. Антон горько вздыхает, хмурится, но продолжает смотреть, словно считывая все арсеньевские эмоции, словно пытается одними глазами что-то сказать, но у Арсения, к сожалению, нет под рукой нужного словаря, и он только вопросительно поднимает брови, а сердце пропускает удар в ожидании дальнейшего. Он, кажется, даже начал привыкать к полнейшему игнорированию своей персоны — не считая привычного стакана кофе после обеда — и сейчас готов сделать что угодно, сказать что угодно, чтобы Антон и дальше просто смотрел. Пусть не говоря ни слова, пусть так же грустно и будто обреченно, но хотя бы смотрел. Чёрт, Арсений просто сумасшедший — он готов это признать. Признать, что стал почти зависим от чужого внимания, от внимания его Дылды к себе. И это именно его Дылда, потому что Арсений не готов его никому отдавать, не готов с ним прощаться, не готов принимать его игнор в свою сторону. И он был почти готов, наконец, взять ситуацию в свои руки, как и наказывал ему Серёжа, но каждый раз, приходя на работу, вся уверенность мигом куда-то исчезала. Всё же чувствовать, как отстраняется от тебя человек, с которым общего оказалось в два раза больше, с которым две совершенно разные истории взаимоотношений скрутились воедино, стало выше его моральных сил. И возможный разговор с каждым разом откладывался на неопределённый период. За все прошедшие дни он как никогда понял, что Антон ему просто нужен — в любой его интерпретации. Хотя, пожалуй, ни о какой анонимности речи больше быть не может, но Арсений готов на любой исход, главное — избавиться от чёртовой душащей неизвестности. Антон продолжает смотреть, бегает взглядом по лицу Арсения, по шее, груди и рукам, а затем вновь возвращается к глазам и, кажется, совсем не дышит. Арсений и сам ловит себя на том, что дышит половинчато как-то, словно боится спугнуть, но берёт себя в руки и коротко кивает на служебный коридор. Антон моргает, и теперь Арс может прочитать хотя бы в этом жесте согласие. Сердце часто бьётся в грудной клетке, и хочется одёрнуть себя, заверить, что от обычного разговора станет только легче, но чёртово волнение заседает где-то в горле, и избавиться от него не представляется возможным. Антон что-то тихо говорит Ире на ухо, вероятно, сообщая о коротком перерыве, и Арсений ступает в коридор. Он не оборачивается, идёт напрямую к тренерской, слыша шаги позади себя. Заходит внутрь, щёлкает выключателем, и светильник в маленьком помещении загорается тёплым светом. Антон заходит следом, опустив голову, словно пришёл на казнь. Он будто пытается слиться со стенами, весь сжимается, руки держит в карманах, но с его немаленьким ростом ничего не выходит. Арсений прикрывает дверь и жестом указывает на диван. Они садятся по разные его стороны, но всё равно оказываются близко друг к другу из-за крохотного размера дивана, и Арс закидывает ногу на ногу, давая больше пространства пока ещё молчаливому собеседнику. Антон упирается локтями в свои колени, трёт ладонями лицо и вымученно вздыхает. — Что общего у ворона и письменного стола? — тихо произносит Арсений и невидящим взглядом смотрит перед собой. Антон оборачивается, долго вглядывается в лицо, а затем хмыкает. — Буква «О»? — Как вариант, — Арсений встречается с Антоном взглядом и пытается рассмотреть в нём хоть что-нибудь, кроме вселенской грусти. — Что общего между Лютиком и Арсением? — сдавленно интересуется Антон. — Личность. — Никогда бы не подумал. — Почему? Антон вновь отворачивается, вновь закрывает лицо руками и мычит что-то себе в ладони. Он выглядит уставшим, несмотря на довольно раннее утро, словно последний раз нормально спал где-то в прошлой жизни. Его ужасно хочется обнять, прижать к себе и погладить по русой голове. Заверить, что всё будет хорошо, что они могут обсудить всё, как взрослые люди, и прийти к общему знаменателю. Вот только чёртов ком в горле не даёт даже близко подойти к этому обсуждению. И, по ощущениям, ком у них вполне себе общий. — Не знаю, — наконец произносит Антон, отлипнув от ладоней, и смотрит перед собой. — Не сращивал. Да и повода не было. — У тебя было время срастить. — Угу. — И как? — Арсений ёрзает на месте, раздражаясь тому, что приходится буквально клещами тянуть слова из Антона. Но, пожалуй, это было вполне ожидаемо, поэтому он одёргивает себя, заставляя терпеливо ждать ответа. — Отстойно, — Антон кидает очередной взгляд, от которого у Арсения бежит противный холодок по спине. От прежней грусти в глазах не остаётся и следа, теперь читаются только разочарование и обида. — Арс, если это какая-то тупая шутка, так и скажи, я… — Шутка? — Арсений хмурится, округляя глаза. — О чём ты? — О том, что ты знал и молчал. О том, что издевался, приходя потом на работу. Здоровался со мной, будто я должен обо всём забыть и снова улыбаться тебе, как раньше… О том, что… что я, блять, теперь чувствую себя полнейшим идиотом, зная, что происходило в наших переписках. С каждым произнесённым словом брови Арсения ползут выше, пока не достигают своего максимума, спрятавшись под отросшей чёлкой. Слова застревают в горле от осознания того, о чём все эти дни думал Антон и почему ходил бледный, как призрак. — Ты и правда идиот, — срывается с языка. — Ха, ну спасибо, — Антон улыбается, но за этой улыбкой нет ни капли веселья. Он дёргается, качает головой и порывается встать, когда Арсений крепко хватает его за предплечье. — Сядь, — стальным голосом говорит Арс и сам себе удивляется. Антон слушается, но вырывает руку из хватки, смотрит перед собой, словно боится встретиться взглядом и найти там подтверждение своих слов. — Как думаешь, давно я узнал, прежде чем тебе сказать? — уже спокойнее интересуется Арсений. — Да кто тебя знает? — Ты. Ты меня знаешь. Достаточно, блять, чтобы понимать, что я бы не стал так «шутить», — Арс чувствует, как начинает закипать от несправедливых выводов Антона по отношению к себе. — Я похож на такого человека? Антон дёргано пожимает плечами. — Ответь, будь добр. — Не был похож, — отвечает он тихо и в волнении кусает губы. — Может быть, ты не помнишь, но в наших переписках я тоже был довольно раскрепощён. — Не настолько, как я. — Настолько, насколько мог. И меня удивляет, что ты подумал, что я могу над тобой смеяться. — Я… — Антон замолкает, откидывается на спинку дивана и долго смотрит в потолок. — И как давно ты узнал? — За пару дней до того, как сказать тебе, — честно отвечает Арсений. — Там выпали твои выходные, поэтому я сказал сразу, как появилась возможность. Антон, — он вздыхает, стараясь унять дрожь в пальцах, — у меня не было цели над тобой издеваться. Да и с чего ты вообще так решил? — Потому что ты так себя вёл. — Как? Здоровался с тобой? — Арсений грустно усмехается. — Ты даже не смотрел на меня, чтобы делать такие выводы. В помещении вновь воцаряется тишина. Антон молча кусает губы и продолжает гипнотизировать потолок, вероятно, ломая все свои предположения — во всяком случае, Арсений на это надеется. И ему, конечно же, до одури неприятно, что Антон оказался о нём такого мнения, но ругаться с ним сейчас, доказывая обратное, не входило в его первостепенные планы. — И что ты сейчас хочешь? — интересуется Антон, переводя наконец взгляд. Вопрос ставит в тупик. Если бы не эта дурацкая неделя с хвостиком, Арсений нашёл бы, что ответить, но теперь, когда всё настолько непонятно закрутилось, он, на самом деле, не очень понимал, к чему приведёт этот разговор. И их недоотношения в целом — тоже. — Чтобы ты понял, что заблуждался, думая, что я над тобой смеюсь, — задумчиво отвечает он. — Я и представить не мог, что ты… Почему, Антон? Почему ты так подумал? — в конце он звучит почти отчаянно и смотрит — так же. — Потому что это, ну, ты, — Антон выглядит потерянным, изгибая брови. — Типа… ну, ты выглядишь, как пиздец, Арс. Как ебаное произведение искусства, которое ещё заслужить надо. Арсений морщится от подобного сравнения, которое, по правде говоря, слегка задевает, словно «произведению искусства» могут быть чужды обычные человеческие чувства и оно не нуждается в любви. Конечно, он категорически с этим сравнением не согласен, потому что знает о себе гораздо больше, чем видят люди, чем, оказывается, видит Антон. — Блять, — Шаст вновь закрывает лицо ладонями. — Мне надо покурить. Он поднимается с места и выходит из тренерской. Арсений сидит ещё некоторое время, пытаясь справиться с негодованием и найти в себе правильные слова, которые не заденут и не испортят и так напряжённые отношения с Антоном, а затем выходит следом. Оказавшись на улице, он ступает светлыми кроссовками на мокрый от дождя асфальт и осматривается. Антон стоит неподалёку, курит и провожает взглядом проезжающие мимо машины. На его плечах джинсовка, местами потемневшая от моросящего дождя, и Арсений неуверенным шагом подходит ближе, внимательно следя за реакцией. Антон его замечает, когда остается всего пара метров, смотрит стеклянными глазами, но ничего не говорит, позволяя подойти ближе. Арсений встаёт рядом, тянет руку к наполовину скуренной сигарете и смотрит вопросительно, а затем получает желаемое и затягивается. Антон неотрывно смотрит в ответ, бегает изучающим взглядом по всему лицу, словно видит его впервые и сейчас безмолвно знакомится. — Ты чего в футболке выперся? — говорит он и снимает с плеч влажную джинсовку, а затем накидывает её на Арсения, заставляя того удивлённо поднять брови. Арсений молчит, проглатывая горький дым, а Антон поджигает следующую сигарету. — А как ты… узнал? — Увидел тебя раздетым, — отвечает Арсений. Антон округляет глаза, а затем прижимает ладонь к лицу и опускает голову. Неудивительно, ведь раздетыми они друг друга видели в большинстве случаев в довольно интимной обстановке, если это можно так назвать. И теперь, когда двое людей, дрочащие прежде друг на друга на камеру, стоят рядом и видят друг друга вживую, это действительно несколько смущает. — Угу, в тот день, когда я припёрся с бусами, чёрт их дери, — наконец произносит Антон, вызывая ответную нервную улыбку. — Пиздец стыдоба. — Ну, это было эффектно. — А-а, перестань! — рычит Антон, на мгновение отворачиваясь. — Если ты помнишь, я подрочил на то фото, — хмыкает Арсений, надеясь, что хотя бы это напоминание заставит Шастуна перестать в себе сомневаться. — Это была правда? — Антон смущённо улыбается и затягивается сигаретой, словно пытается скрыть в этом действии улыбку. — Ага. Повисает пауза, в которую Арсений наблюдает за спектром чужих эмоций — Антон то еле заметно улыбается, приподнимая уголки губ, то хмурится, глубоко задумавшись. Кажется, это напоминание в действительности заставляет что-то в голове Шастуна работать в нужном направлении, и Арсений мысленно хвалит себя за откровенность. Он ёжится от холода и от созерцания стройных плеч Антона, обтянутых одной-единственной форменной белой рубашкой, становится холоднее вдвойне. — Антон? — Арсений нехотя вырывает Антона из размышлений. — Что будем делать дальше? — задаёт он действительно волнующий вопрос. — А чего бы ты хотел? — неуверенно уточняет тот. — Чтобы ты не считал меня «произведением искусства», как минимум. И чтобы ты допустил мысль, что я могу хотеть… ну, тебя? — То есть, ты не… не разочарован? — В чём? — удивляется Арсений. — Во мне. В том, что это я. — У меня было много дней обо всём подумать. И если бы я был разочарован в том, что это ты, свернул бы переписку сразу и не стал бы тебе обо всём рассказывать. Антон смотрит перед собой и хмурится, а затем хмыкает и давит кроссовкой скуренную сигарету. Арсений повторяет действие, хотя докурил уже давно, продолжая задумчиво держать бычок. — Тогда… не знаю, — Антон идёт в сторону входных дверей в клуб. — Пиздец. Мне нужно ещё время переварить, уже не думая о том, что ты шутишь. Ты же правда не шутишь? — Конечно нет, — отвечает Арсений и идёт следом. — Ну, типа меня удивляет, что такой, как ты… ну, что ты захотел бы что-то со мной, — он говорит рвано, словно избегает каких-то слов. — Такой, как я, — повторяет Арс, смакуя на языке фразу. На вкус — горько и странно. Впрочем, возможно, от сигарет. — Ты правда не понимаешь? — Антон смотрит, повернув голову вбок, а затем останавливается и обхватывает себя руками. Арсений встаёт рядом, скидывает с себя чужую куртку и возвращает её на плечи владельца. — Ты и Лютиком казался слишком охуенным для того, чтобы тратить на меня время. А сейчас, когда ты — Арсений… — Антон, что с самооценкой? — Плохо всё с ней, — Шаст грустно улыбается. — Конечно плохо. Плохо, что ты считаешь себя недостойным моего времени. Блять, как это глупо звучит, — Арсений улыбается. — Ты же красивый, дурачина. И тело у тебя — тоже. Антон морщит нос, но улыбается в ответ, а затем, не стесняясь людей вокруг, обхватывает Арсения руками, обнимая, и утыкается носом ему в плечо. Арсений прикрывает глаза, обнимая в ответ, а на душе становится так до одури легко и тепло, что паршивая погода отходит на второй план. Даже мокрая чёлка Антона, пропитывающая влагой тренерскую футболку, вызывает только позитивные эмоции, потому что сейчас объятия Антона настолько уместные и правильные, что хочется выть и молить Вселенную, чтобы они никогда не заканчивались. — Спасибо, — Антон отстраняется и возобновляет шаг. — За что? — За то, что рассказал. И за всё остальное. И всё-таки Серёжа оказался прав.

***

Не то чтобы после того разговора их отношения завертелись, как ураган. Они, по сути, не завертелись вовсе, и Арсений чувствовал, что это, ну, нормально в данной ситуации. Ему самому не очень-то хотелось торопить события, хвататься за Антона мёртвой хваткой только потому, что прежде их связывал эдакий онлайн-интим, хотя он, сидя дома после работы за кружкой американо, вспоминал их созвоны, как что-то в его жизни абсолютно уместное. И сейчас, когда это вырвалось с корнями, оставив после себя чёрную дыру, которую нечем было заполнить, он в некоторой степени тосковал. Но они и не вернулись к прежним отношениям, в которых были только вежливые разговоры о работе и дружелюбное общение в перерывах, не переходящее определённые рамки. Сейчас это больше походило на лёгкий, еле ощутимый, но многообещающий флирт. Арсений видел, что Антону ещё нужно время свыкнуться с мыслью, по тому, как тот себя вёл — всё ещё ловил ступор, смотря в ответ, скрывал улыбку, дёргался, если его коснуться, или ронял что-то из рук, отчего получал укоризненный взгляд со стороны Иры. И Арсения переёбывало каждый раз с этого контраста между открытым ко всему Дылдой и неожиданно смущающимся Антоном. Загадка, почему Антон в свои двадцать с хвостиком — Арсений точно не знал, каким именно хвостиком — ведёт себя, как впервые влюбившийся в старшеклассника подросток, заняла первые ряды в арсеньевских мыслях. И только когда цвет лица Антона после очередных выходных становится более похожим на человеческий, когда пропадают серые круги под глазами, и когда он сам начинает ловить взгляды, улыбаться до лучиков в уголках глаз, перехватывать ладонь при мимолётном к себе прикосновении, сжимая её холодными длинными пальцами, Арсений понимает — пора говорить. Потому что — ну, в самом деле, сколько можно — у Арсения внутренний тормоз работал из последних сил. Сдерживать себя становилось сложнее каждый раз, проходя мимо ресепшена и видя тонкую, ничем не прикрытую шею, по которой хотелось пройтись языком, непривычно пухлые для мужчины губы и стройную фигуру под преступно большим количеством одежды. Сложно было не думать о сексе, когда этого самого секса не было очень давно, а парень, с которым дрочил на камеру, находился рядом почти каждый день. И всё бы ничего, если бы подобные мероприятия продолжались дальше, потому что дрочить в одиночку оказалось невероятно скучно. — Какие планы после работы? — интересуется Арсений, сидя в углу любимого дивана, когда последние коллеги покидают комнату отдыха, возвращаясь к работе. Антон с соседнего дивана протягивает ладонь и тянет на себя арсеньевское предплечье. Тот не сопротивляется, укладывая руку ладонью вверх на подлокотник. Антон кончиками пальцев проводит по коже, пересчитывая мягкие волоски, чуть пощипывает их и трёт большим пальцем выступающие вены. — Никаких, — после долгой паузы отвечает он. — Может, тогда обсудим всё? — Арсений следит за движением пальцев, которые в свою очередь щекотно подбираются к сгибу локтя. — Без лишних ушей и в спокойной обстановке. — Хорошо, — на выдохе отвечает Антон и подталкивает руку обратно, наигравшись. Арсений проводит ещё одну тренировку и остаётся до конца смены Антона. Он коротает пару последних часов в тренажёрном зале, где сегодня, к счастью, дежурит Серёжа, а значит, тренерскую можно будет беспрепятственно занять на некоторое время, лишь предупредив друга о своих намерениях, и периодически бросает взгляды на администраторов, стараясь не упустить нужной минуты, когда Антон засобирается домой. — Я херею от твоих перемен в настроении, Арс, — смеется Серёжа и обводит взглядом зал, следя за порядком на тренажёрах. Арсений только пожимает плечами и улыбается. — Боюсь даже предположить… — Лучше не предполагай, — отвечает Арсений и складывает руки на груди, бросая изучающий взгляд на спортсменов. — Я просто надеюсь, что это не временно. — Я тоже, если честно. Но, думаю, всё будет хорошо. — Что-то решил со своим анонимусом? — Ага, вроде того, — смеется Арс. — Ничего не спрашивай больше, я тебе позже расскажу. Возможно, — под конец он многообещающе ухмыляется. Матвиенко поднимает ладони в примирительном жесте и вертит головой, и Арсений рад, что Серёжа понял, когда надо остановиться и не лезть без мыла в жопу. Хотя, конечно, жопы — это по части Арсения. — Прогуляюсь пойду. Он садится на небольшой диванчик для посетителей ровно напротив ресепшена. Народа нет, и администраторы заняты своими делами — Ира сидит за компьютером так, что видно только макушку, а Антон, оперевшись локтями о стойку, что-то листает в телефоне, не замечая чужого присутствия. Арсений улыбается и снимает блокировку своего телефона, а затем заходит в затихший чат с Дылдой и решает написать сообщение.

Лютик

Как дела?

На лице Антона появляется лёгкая улыбка, и он барабанит пальцами по экрану. Дылда Всё хорошо Дылда Ты где?

Лютик

Напротив тебя, дурень

Антон поднимает взгляд и встречается им с глазами Арсения, сидящего в нескольких метрах от него. Арс, вальяжно развалившийся на диване и уперевший подбородок в грудь, прислоняет телефон ребром к животу. Он загадочно улыбается и откладывает гаджет в сторону. Антон ведёт бровями и тоже не может сдержать улыбки. Игра в гляделки становится важным аспектом последней недели и сейчас только сильнее заставляет ждать окончания смены. Арсений бросает короткий взгляд на макушку Иры, а затем, насмешливо посмотрев на Антона, задирает футболку, напрягая мышцы живота, и делает вид, что вытирает ей пот со лба. Знает, что Антон смотрит, знает, что тело сейчас выглядит хорошо и рельефно после сегодняшних тренировок, и знает, что Шастуну это нравится. Он возвращает край футболки обратно, разглаживает собравшиеся складки ткани и смотрит вперёд. У Антона на щеках расцветает румянец, губы приоткрыты, а глаза жадно изучают всё тело, теперь уже прикрытое одеждой, и Арсений от этого взгляда чувствует себя голым. Антон сжимает руку в кулак и переводит взгляд на лицо, Арс вопросительно смотрит в ответ. Антон медленно поднимает указательный палец вверх и смущённо улыбается, и Арсению делается плохо от понимания этого жеста. Он садится ровнее и серьезно смотрит на парня за стойкой. До конца рабочего дня Антона остаётся жалких пять минут, и Арсу приходится заставлять себя не думать о чужом стояке, потому что закрыть того в тренерской и снять общее напряжение хочется больше всего на свете. Антон кусает губы, никак не разбавляя повисшее сексуальное напряжение, и вновь утыкается в телефон, что-то печатая. Арсений берёт свой и снимает блокировку. Дылда Не смотри так, сам виноват

Лютик

Не думал, что будет такая реакция)

Дылда Ну и зря, что не думал, ты бы себя видел Дылда У меня ещё и недотрах дикий(

Лютик

Зря ты это сказал…

Антон смотрит в глаза, а у самого черти в радужках пляшут. Видно, что он бы и рад сейчас Арсения спровоцировать, вот только оба прекрасно понимают, что трахаться в стенах фитнес клуба было бы не совсем верным решением. Во всяком случае, Арсений уж точно хотел бы слышать партнёра во время секса, а не прикрывать ему рот ладонью и самому закусывать губы, чтобы проходящие мимо закрытых дверей люди ничего не услышали. Минуты, как назло, тянутся со скоростью улитки, и Арсений удивлён, как этот день вообще прошёл так быстро, потому что чёртова строка часов на телефоне едва меняется с 19:58 на 19:59. Он прикрывает глаза, стараясь успокоить бушующее море внутри, представляет себе недавний фильм ужасов, отвлекаясь, потому что ровно в 20:00 он не готов явить миру вид на топорщащиеся шорты. С горем пополам что-то получается, и, когда он открывает глаза, телефон показывает заветные восемь вечера. Антон прощается с Ирой и выходит из-за стойки, Арсений поднимается с места и кивком головы указывает на служебный коридор, а затем печатает короткое сообщение Серёже.

Арсений

Не заходи в тренерскую, пока не скажу

Сергей Даже не буду спрашивать, почему… Ира провожает коллег удивлённым взглядом, но ничего не говорит. Арсений ключом закрывает дверь тренерской изнутри, пока Антон усаживается на крошечный диван и подтягивает под себя одну ногу. Он кусает нижнюю губу и смотрит в стену, не моргая. Арсений садится в другой угол дивана и в звенящей тишине обнаруживает в себе проблему начинать серьёзные разговоры. Сейчас, главное, не ляпнуть какую-нибудь ерунду про письменные столы. — Ну, что со всем этим будем делать? — наконец нарушает он тишину. Антон пожимает плечами и задумчиво снимает пылинки с форменных чёрных брюк. — Мне всё ещё не верится, если честно. Но уже легче, — он хмыкает. — Антон, — Арсений строго смотрит в ответ и тяжело вздыхает, собирая мысли в кучу. — Перестань думать всякие глупости… Ты и прежде мне казался интересным, но я не думал о тебе как о партнёре, если хочешь знать. Хотя относительно недавно начал замечать, что ты ещё и красивый. Случайно получилось, — он пожимает плечами и улыбается, наблюдая за реакцией Шастуна. Тот закусывает губу. — Насколько недавно? — Несколько недель назад. Антон хмыкает и отводит взгляд, и Арс замечает лёгкий румянец на бледной коже. — А ты мне сразу понравился, когда я только пришёл работать, — тихо говорит он, заставляя Арсения удивиться откровению. — Ходил залипал на тебя какое-то время, а потом смирился, что ничего быть не может, и вроде отпустило. Ты не помнишь, наверное, но я первое время даже говорить с тобой боялся. — Я думал, это потому что ты адаптируешься. — Не, — Антон качает головой. — У меня обычно нет проблем в общении с людьми. Просто ты ходил такой весь красивый и сексуальный, что мне хуёво каждый раз становилось. Я даже начинал жалеть, когда у нас смены совпадали, а ты ещё и любитель позависать на работе, и я вообще с ума сходил. — Пиздец, — Арсений смеется. — Почему я не замечал? — Не знаю, — Антон пожимает плечами. — Мне вообще казалось, что я со стороны выгляжу как очевидно влюблённая нищенка. Потом, ну, знаешь, начал общаться с Лютиком и… Сейчас думаю, каков пиздец, отвлёкся называется, — Антон нервно смеётся, и Арсений не может сдержать улыбки. Он протягивает руку, касается волнистой чёлки и пропускает её сквозь пальцы, а затем накручивает тонкую прядь на указательный. Антон замирает, смотрит в одну точку, а затем, коротко вздохнув, продолжает: — Похоже, судьба решила меня подъебать. Ну а ты что? — Я тебя подъебывать не собираюсь, — улыбается Арсений и ловит взгляд зелёных глаз. — У меня нет какой-то такой истории, но я рад, что по итогу это оказался ты. Как я уже сказал, ты был мне интересен, хоть я и не смотрел на тебя, как на потенциального партнёра. Ну, знаешь, считаю, что лучше не влюбляться в парней, если не уверен в их ориентации, поэтому весь мой опыт был сразу со стопроцентными ребятами. Антон хмурится и открывает рот в немом вопросе, но молча закрывает его обратно. — Что? — Какой опыт у тебя был? — Ну, — Арсений вздыхает, — в отношениях с парнями я не был. Я вообще принял себя относительно недавно и решил пока что просто пробовать, чтобы понять, нравится мне или нет. Ну и, соответственно, имел разовые связи, но до серьёзных отношений никогда не доходило. — Матвей? — Да, один из. Причем, как оказалось, это было давно. — И когда ты последний раз… ну, вступал в такие связи? — Давно, — Арсений тепло улыбается и подушечками пальцев гладит Антона по голове, слегка массажируя. — До видеозвонков. А ты? — У меня вообще-то, — Шаст прикусывает нижнюю губу, — опыт не очень большой. У меня были одни отношения, но закончились довольно быстро. Не сошлись мы как-то, — он пожимает плечами. — Я больше спец по дрочке. Арсений смеётся и склоняет голову набок, удивляясь тому, сколько ещё всего он об Антоне не знает. — И ты поэтому считал, что я над тобой решил пошутить? Из-за опыта и той… ну, влюблённости? — В том числе, — Антон хмурится и весь сникает, очевидно, складывая какой-то пазл в голове. — У меня ещё, — неуверенно начинает он, — был неприятный опыт на прошлой работе. Один парень как-то прознал про мою ориентацию. Он даже и не нравился мне вовсе, такой был… обычный, — слова даются ему тяжело. — И он как будто начал проявлять знаки внимания. Мне этого не хватало очень, и я думал, что можно было бы попробовать. Всё равно довольно сложно найти себе партнёра, чтобы ещё и нормальный был. А тот был вполне нормальный — внешне меня не отталкивал, я даже нашёл его симпатичным. Мы сходили на пару свиданий, поцеловались… Странно было, быстро так, но тогда я не придал этому значения — радовался тому, что есть, — Антон запинается и отворачивает голову, тем самым выпуская пряди из рук Арсения. — А потом он меня аутнул перед коллегами, — он делает долгую паузу. — Причём, довольно негативно. В итоге он оказался не геем, просто решил пранкануть так зачем-то — скучно, может, было. Не то чтобы в меня потом пальцем тыкали и смеялись — люди все относительно взрослые были. Кто-то продолжил общаться, как будто ничего не было. Кто-то ходил смотрел косо… Или мне так казалось. Короче, феерического разоблачения не произошло, но мне тогда пиздец хуёво было, и я уволился. Только потом осознал, что это всё очень глупо было, но конкретно в тот момент это меня очень травмировало. Ну, понимаешь? — Да, — тихо отзывается Арсений. — Мне жаль, что с тобой это произошло. Это… отвратительно. — Угу, — кивает Антон, поворачивается, смотрит грустным взглядом и усмехается. — И, представь, случается вот это, — он взмахивает рукой. — Я сразу вспомнил тот случай и срастил почему-то. Думал, что я настолько неудачник, что снова в это попал, только другим путём. И между нами с тобой было чуть больше чем просто поцелуй. Точнее, поцелуя не было, — он дёргает уголками губ, и Арсений зеркалит это движение — поцелуя-то действительно так и не было. — И я, короче, вернулся в то состояние, думал уже тоже сбежать… Но поговорил потом с другом, он переубедил, сказал не ссылаться на предыдущий опыт и хотя бы обсудить с тобой всё по-человечески. Сложно было переключиться и довериться совету, конечно… Надеюсь, всё не зря. — Точно не зря, — полушёпотом отвечает Арсений. — Я бы с ума сошёл, если бы ты уволился. Он, прищурившись, смотрит на Антона и поджимает губы, тот смотрит в ответ и молчит, а затем тычется носом в так и зависшую рядом ладонь. — Хочу тебя поцеловать, — шепчет Арсений. — Хочу, чтобы ты меня поцеловал. Арсений перемещает ладонь на чужую щёку и тянет Антона к себе. Тот поддаётся, подгибает обе ноги под себя, садясь на пятки, и оказывается в нескольких сантиметрах от лица. Он смотрит изучающе, тянет правую руку, кончиками пальцев касается щеки и обводит ими родинки. Лёгкая щетина еле слышно шуршит, и Арс подставляет лицо под руку Антона, чуть прикрывая глаза, а затем касается кончиком своего носа его. — Антон… — М? Арсений зарывается пальцами в волосы на его затылке, тянет на себя и касается его губ своими. Целует неспешно, словно пробуя мягкие губы на вкус, Антон еле заметно дрожит, и Арсений прижимает его к себе сильнее, практически впечатываясь губами в податливые напротив, переходит то на нижнюю, то на верхнюю, языком проводит между ними, словно спрашивая, а затем встречает язык Антона и сливается с ним в ужасно необходимом, жадном поцелуе, словно они оба тысячу лет его ждали. Антон громко дышит, обнимает ладонями чужую шею, прижимается ближе, негласно требуя, желая, сгорая от близости. Арсений свободной рукой ведёт по спине Антона вниз, сминая ткань белой рубашки, а затем запускает ладонь под неё, касается горячей мягкой кожи, проходится по стройной талии к рёбрам, надавливая, прижимая ещё ближе, и Антон, лишь на мгновение оторвавшись, садится сверху, обнимая коленями бёдра, смотрит жадно в потемневшие от желания глаза и шумно выдыхает. Арсения ведёт от вида влажных покрасневших губ, и он нетерпеливо вовлекает Антона в очередной мокрый поцелуй. Обе руки уже блуждают по стройному телу под рубашкой, сжимая талию, а в шортах становится невыносимо тесно от нахлынувшего возбуждения. С Антоном по-другому невозможно, он заводит просто своим присутствием, а в сочетании с шумным дыханием и жадными поцелуями становится попросту невыносимо. Арс невольно вскидывает бёдрами, едва подкидывая Антона, и тот охает, с громким чмоком отстраняясь от желанных губ. — Арс, здесь нельзя, — хрипит он, касаясь носом колючей щеки. — Знаю. Они оба громко дышат, дрожат под прикосновениями друг друга, Арсений ощущает животом чужое возбуждение, старается не сходить с ума, держаться за последние ниточки сознания, твердящего о необходимости остановиться сейчас же. Антона хочется до одури, но о правильной подготовке в условиях небольшой тренерской с крошечным диваном не может быть и речи. К тому же, с собой нет ни презервативов, ни смазки — и Арсений мысленно ставит засечку закинуть их в следующий раз в рюкзак. Ну, на всякий случай, пусть будут. Антон сползает на диван, садится рядом и откидывается спиной на Арсения, прижимаясь затылком к его ключице. Тот обнимает его, закидывая руку через шею, гладит кончиками пальцев по рубашке, а в голове — непонятное месиво из тысячи мыслей о будущем. Они оба молчат, размеренно дышат, Арсений всерьез задумывается о том, как быть дальше. Если раньше он хотел Дылду во время видеозвонков и еще некоторое время после них, погружаясь в жаркие воспоминания, то сейчас, когда Дылда, — который Антон, — будет практически всё время где-то поблизости, есть немалые риски сойти с ума. Впрочем, Арсений уверен, что это из-за долгого отсутствия секса. Но ведь Антон — не только про секс, но и про тёплые интересные разговоры, глупые шутки и песни на телефоне с каким-то глубоким смыслом. И сейчас, когда Арсений вспоминает об уютных обеденных перерывах в комнате отдыха, он понимает, что нужную атмосферу зачастую создавал именно Антон. Ту самую атмосферу, из-за которой он так любил свою работу. Конечно, нельзя забывать и про остальных коллег, которые каждый по-своему был уникален и интересен, но если бы Арс создавал свой топ самых крутых моментов, то во всех присутствовал бы Антон. — Арс? — М? — Можно глупый вопрос? — Антон теребит край рубашки и смотрит в сторону. — Конечно, — Арсений терпеливо ждёт сквозь затянувшуюся паузу. — Мы теперь типа вместе? Арсений хмурится на вполне логичный вопрос, борется с внутренними противоречиями, прекрасно понимая, что так, как у него было с другими парнями, с Антоном точно не будет как минимум потому, что как с ними не хочется. Хочется иначе, по-новому, чтобы правильно и надолго. И Антон почему-то самый подходящий вариант для этого «правильно» и особенно для «надолго». Он запускает ладонь в русые волосы, пропускает сквозь пальцы мягкие волнистые пряди и наклоняется к чужому уху, обжигая его горячим шёпотом: — Получается, типа вместе. Антон оборачивается с улыбкой на губах и очаровательными лучиками в уголках глаз, и Арсению кажется, что в этот момент он похож на большого кота, хотя коты улыбаться не умеют, но почему-то Антон — самый показательный их представитель. Арсений коротко чмокает его в губы, не позволяя себе большего, и тихо говорит: — Пора идти. Мы и так задержались сильно, и ещё Ира смотрела очень подозрительно, — он хмыкает и выпускает Антона из своих объятий. Тот встаёт, поправляет на себе одежду и направляется к выходу. Арсений встаёт следом. — Ты на метро? — Угу, — Антон открывает дверь оставленным в замочной скважине ключом и выходит в коридор. — Подвезти? — Подвези, — смеется Арсений, захватывая свою куртку и рюкзак, и закрывает тренерскую снаружи, проворачивая ключ, а затем печатает обещанное короткое сообщение для Серёжи. Они выходят в безлюдный холл, и только за ресепшеном всё ещё стоит Ира, бросающая внимательный взгляд на коллег. — Так что, Антон, мышцы надо хоть немного поддерживать в тонусе. Приходи хотя бы раз в неделю на стартовые, — находится Арсений и бросает взгляд на Антона, который, кажется, ничуть не удивлён, а смотрит понимающе и кивает. — Да, знаю, — он улыбается. — Так уж и быть, подумаю над твоим предложением. Может быть, к Димке на йогу сгонять? Они подходят к ресепшену, чтобы Антон забрал свои вещи. Тот заходит за стойку и скрывается за небольшой ширмой позади нее, а затем выходит с курткой и рюкзаком, накидывая их на себя по очереди. — Ир, а ты ходила на йогу когда-нибудь? — между делом интересуется Антон, продолжая разыгрывать сценку. — Нет, я больше люблю пилатес. Арсений фыркает, невольно вспоминая один из последних разговоров с Дылдой. — А чем они отличаются? — Антон еле сдерживает улыбку, кажется, тоже припоминая тот диалог. Он выходит из-за ресепшена, готовый покинуть клуб, но вежливо ждёт ответа от коллеги. — Пилатес более спортивный, но ты лучше у Димы спроси, — Ира улыбается и машет рукой. — До завтра, ребят. — До завтра, — кивает Арсений. — Пока, — Антон машет рукой в ответ, и они выходят наружу, встречая вечернюю прохладу. — А ты импровизатор от бога, — смеётся Арсений, кутаясь в очевидно тонкую для текущей погоды куртку. Обычно с работы он выходил не так поздно, и сегодня не рассчитывал на нужду в более тёплой одежде. — А ты не знал? — улыбается Антон, приобнимает Арсения за плечо и начинает растирать его ладонью. — Холодно одет, — констатирует он. Арсений только пожимает плечами и слегка ускоряет шаг, чтобы быстрее добраться до метро. Они прощаются коротким рукопожатием, когда Антону приходится выйти из вагона, чтобы перейти на другую ветку, и глупо улыбаются друг другу, понимая, что в жизни обоих наступает какой-то особенный этап. Пожалуй, одинаково важный и невероятно интригующий.