Созвездия

У неё на плече была родинка. Небольшая, чуть выше ключицы. Тëмное пятнышко на светлой коже выглядело сродни капнувшим на светлый шёлк чернилам — испортило ровный тон, но привлекло внимание. С каких пор ему так трудно поддерживать зрительный контакт глаза в глаза и не смотреть на эту крапинку? Предательски опускается взгляд, коварно и без ведома своего хозяина ищет эту ненавистную, однако столь очаровательную родинку, останавливается на ней и не двигается более никуда. Какой бес решил подшутить над ним, оставив на ней эту дьявольскую метку на столь видном месте? Именно с неё всё и началось, с этой ненавистной, но такой очаровательной крапинки. С безобидной, невинной, безмятежной точки. Никогда ранее он не обращал такое внимание на пятна на её коже. А после этой родинки заметил ещё одну — чуть выше и в стороне, совсем на точëном женском плече. Она была бледнее первой и куда более незаметной. Полупрозрачной тайной. За ней ещё одна, и ещё — совсем рядом с предыдущей, как гравитационно связанные двойные звëзды. Он и не замечал, сколько таких звёзд она носит на своих плечах. Он смотрел на них всё чаще и чаще, поражаясь, как же не увидел такое очарование ранее? Она напоминала ему изящную скульптуру, стоило только взгляду остановиться на её словно выточенных из мрамора плечах, переходящих в красивую шею. Как назло она в такие моменты плавно поворачивала голову, утончëнно демонстрируя изгиб шеи и плеч так, как способны делать исключительно женщины. Её тëмные волосы мягкими, длинными прядями контрастировали с бледной кожей, подчëркивали эту плавную и тонкую форму, усиливая впечатление женской чарующей и коварно обманчивой уязвимости. Полуобнажëнные плечи хоть и были изящны, грациозны и привлекательны, однако помимо этого и поразительно крепки, почти стальны. Он знал, какой сильной она может быть. И поражался, как одновременно с этим она умудряется выглядеть так нежно, чувственно и беззащитно. Очень коварно. Ещё коварнее — обладать этими дьявольскими отметками на предательски открытых плечах. Красная кофта вероломно не скрывала от его глаз её звёзд на коже. Позволяла, вернее даже побуждала искать взглядом каждую точку. У неё была открыта спина. Сбоку от очаровательной впадины по линии позвоночника виднелась родинка куда больше тех, что она носила на плечах. Родинка эта напоминала каплю акварели, нечаянно сорвавшуюся с кончика мягкой кисточки. Она самая первая привлекала внимание — тёмное пятнышко на трогательно открытой женской спине. А вокруг были родинки меньше, бледнее, и увидеть их можно было лишь приглядевшись. Они рассыпались песчинками, мелкими бусинами по светлой коже, прятались под тканью красной кофты, дизайнер которой определённо был тем бесом, решившим сыграть на его нервах. Уж лучше бы она чаще носила футболки... Он сидит в кресле, читает книгу, однако до него не доходит смысл прочитанного, пускай сюжет уже давно знал едва ли не наизусть. То и дело взгляд поднимается поверх страниц, не давая сосредоточиться. Она моет посуду на небольшой кухне, стоит спиной к широкому проëму, наличие которого он уже успел проклясть. Потому что взгляд сам собой устремляется через этот проëм и приковывается против воли к женской открытой спине — ох, спина, эта предательски красивая спина. Изгиб поясницы, впадина позвоночника и россыпь родинок на коже — их он с такого расстояния почти не видит, однако знает об их наличии. Успел даже заучить их расположение. Какое чарующее, пленительное зрелище. Он пытается опустить глаза обратно в книгу, но и так кажущийся скучным текст теперь ещё более пресный и серый в сравнении с её образом. Как же неловко. Он чувствует себя мальчишкой, втихушку подсматривающим за красивой девушкой. Так по-детски прячется за твёрдой книжной обложкой. Его взгляд не остался незамеченным. Она повернулась, видимо, почувствовав, как стала чьей-то мишенью, и в лёгком недоумении наклонила голову. — Что-то не так? — спросила она, держа в руках мокрую тарелку. Смотрела на него почти из-за плеча, встав так, что изгиб спины в пояснице стал лучше виден. Каких усилий ему стоило смотреть ей в глаза. — Всё в порядке, — так сложно было улыбаться как ни в чëм не бывало. — Помочь? — Не нужно, — она качнула головой, наивно веря, что всё и правда в порядке. — Ты ведь готовил. И она вновь поворачивается к нему спиной, чего делать не следовало далеко не потому, что он мог воткнуть ей нож, а потому, что его взгляд, будто магнитом, вновь остановился на её пояснице. Собственное поведение даже его уже начало смущать. Хотелось коснуться этой виднеющейся родинки. Той самой, похожей на акварельную каплю. После этой мысли он пошёл умываться, полный решимости выкинуть подобное из головы. Родинки, видите ли, вдруг вскружили голову ему — ему, лучшему из лучших. Оказался пленëн россыпью звёзд на женских плечах и спине. Какая несусветная глупость. Однако он готовил, со всем усердием стараясь вникать лишь в процесс готовки, а сам нечаянно смотрел через этот проклятый проëм. Впервые у него возникли мысли заделать его наглухо, чтобы не отвлекал. Теперь они с ней поменялись местами: он — на кухне, а она сидела в гостиной. Спиной к нему. Были видны её открытые плечи и этот трогательно выпирающий шейный позвонок под собранными тëмными волосами. И едва виднелись родинки, выглядывающие из-под этой коварной красной кофты. Хаотично рассыпавшиеся, они собирались в созвездия. Зелёные глаза приëмной дочери, порой излишне внимательные, смотрят на него, будто она умеет рыться в его голове. — Ма-а-ам, — зовёт дочь, прыгнув к ней на диван, оказавшись совсем рядом. — Что? — мягко спрашивает она, машинально погладив рукой розовый девчачий затылок. — Ты вся в пятнышку, — детский пальчик легонько ткнул в несколько родинок на женских открытых плечах, заставляя их обладательницу вздрогнуть. — Э-это родинки, — она слегка запинается в своём ответе, будто ей немного неловко. — А у меня они есть? — Почти у всех они есть. И у тебя наверняка найдутся. После минуты поисков выяснилось, что у дочери есть пара пятен на правом предплечье и под левой коленкой. — Так мало, — даже немного расстроилась дочь, таращась на точку на руке, из-за чего пришлось задрать рукав. — Много, наверное, иметь тоже не так хорошо, — тихо сказала она ей в ответ, в смущении поведя своими плечами с россыпью пятен. А он, услышав эти слова, замер, на несколько мгновений совсем забыв про овощи, которые резал на разделочной доске. Уставился, как прикованный, в её спину. Эти родинки, очаровавшие его, не нравятся ей? Что может быть идеальнее такой красоты? На её спине небо со звёздами, её личная галактика — на её коже. Она носит на себе космос с созвездиями. — Это красиво, — он не успел заглушить собственные слова, которые так неожиданно сорвались с губ. Она дрогнула, повернулась к нему, воззрившись на него большими глазами, будто не веря в услышанное. — А?.. — Точно! — раздался поддерживающий крик дочери, выглядывающей из-за спинки дивана, как маленький котёнок. — У тебя на плечах звëздочки! После этих слов дочь прищурилась и хитренько посмотрела на него, будто знала его мысли о космосе. Ну правда как котëнок — озорной, хватающийся небольшими лапками за диванную спинку. Даже что-то наподобие ушек торчит. А зелёные глазищи-то лукавые. Покрытые звëздами женские плечи в смущении приподнялись вверх, а их обладательница поспешила как-то скрыть свои покрасневшие щëки. Отвернулась, пряча их за прядями тëмных волос. Тем же вечером, уходя из кухни в свою комнату спать, она без задней мысли, сказав уже привычное «спокойной ночи», сделала одну кошмарную вещь. Подняла руки над головой, встав на носочки, плавно изогнулась и потянулась. Вытянулась струной, словно пыталась дотронуться кончиками пальцев до потолка, и невольно выгнулась в пояснице. Как гибкая, изящная кошка. Она совсем не ведала о том, как у него покрылась колючими мурашками кожа. Какое безумие. Ему казалось, он потерял на пару секунд собственное сердцебиение, увидев её открытую спину в таком положении. Её плечи. Впадину вдоль позвоночника, ставшую в то мгновение куда заметнее. Родинки, видные на пояснице и прячущиеся выше под кофтой, шевельнулись. То самое пятно, похожее на акварельную каплю, и несколько точек вокруг. В зеркале в ванной он к собственному удивлению увидел свои покрасневшие уши. Так по-мальчишески, совсем по-детски. Недовольно он трогает кончики ушей пальцами, таращась на себя в зеркало. Ну сдурел ведь. Убедился он в этом, когда, сославшись на ночную смену в больнице, на самом деле был на очередной миссии со своим кудрявым приятелем, который то и дело ныл, что это не в его компетенции, но при упоминании денег сразу успокаивался. Небо в ту ночь было ясное, будто тоже издевалось, ибо никак не скрывало своих звёзд. Своих родинок. Возникшая ассоциация смутила его, он повёл плечами, отворачиваясь от неба, но через какое-то время всё равно невольно возвращаясь взглядом к звёздам. А вон то скопление звёзд вдруг вновь вернуло его мысли к ней. К её спине. Ибо расположение этих жемчужинок на тëмном полотне напоминало ему её родинки. Большую акварельную каплю и несколько точек вокруг. Это не было никаким созвездием — он знал их все поимëнно. Но ему захотелось создать новое созвездие. То самое, с большой звездой и несколькими поменьше вокруг. Он смотрел вверх, подняв голову. — Ты похож на влюблëныша, — хохотнул его друг, почëсывая кудрявый затылок. — Глубоко в душе ты тот ещё романтик, а? — Я просто смотрел на небо. — Однако, — друг пошкрябал пальцами заросшую щëку, — раньше ты так туда не таращился. Для того, чтобы смотреть в небо, не нужна причина. Однако страшно было признавать, что друг этот в чём-то был прав. С её родинок началось изменение его отношения к ней. Произошедшая метаморфоза в его восприятии тревожила его. Он и не думал, что может смотреть на женщину так очарованно, это его тяготило. Шпион не должен быть очарованным кем-то. Шпион должен очаровывать сам. Он успешно следовал этим инструкциям уже много лет, им были очарованы многие, но сам он — никогда. Пока не всмотрелся в ту дьявольскую отметку на её плече. В тихий вечер они сидели рядом на одном диване, пока дочь с псом расположились на полу перед телевизором. Шумели шпионские мультики, звучали различные диалоги и музыка, временами слышались комментарии дочери и пыхтение пса. Он сидел, закинув одну ногу на другую, читал газету в надежде найти какие-нибудь новости, о которых ещё не успел узнать. Она безмятежно сидела рядом, читала книгу, с ногами забравшись на диван. Такая домашняя, такая тихая, мягкая, уютная... Вновь, как обычно, в своей любимой вязаной красной кофте с открытыми плечами. В какой-то момент он слишком отвлëкся. Пока дочь была всецело поглощена злодейским заговором против главного героя, он перевёл взгляд поверх газетного листа на женские плечи. Вновь внимание привлекли родинки, расположение которых на открытых участках тела он давно выучил. На её кофте сзади была пуговица. Большая, красная, крепко пришитая. И вдруг впервые закралась коварная мысль протянуть руку — протянуть, ухватиться пальцами за эту пуговицу, высвободить её из петельки. Расстегнуть эту кофту, которая так подло скрывает под собой остальные её звëзды. Сколько ещё их притаилось на её спине, прячась под красной тканью? Навязчивую мысль узнать их точное количество было столь трудно отогнать, что он едва ли не зарылся в свою газету носом. После того вечера это подлое желание едва ли покидало его голову, постоянно находясь где-то на задворках сознания. Расстегнуть эту проклятую пуговицу, убрать мешающую ткань. Хотелось посмотреть на её спину во всей красе — он был более чем уверен, что она у неё невероятно красивая. Хотелось увидеть не только изгиб поясницы, но и выпирающие наверху позвонки, очертания мышц, лопатки. Эту уязвимую открытость, от которой у него точно перехватит дыхание. Возможно, очертания рëбер по бокам. И родинки — россыпь этих точек, сколько их? Эти тёмные звёздочки, элементы её личного космоса, клочок её галактики. Ему так хотелось соединить в созвездия родинки на её спине. Создать новые скопления небесных тел, нарисовать линии между этими точками, сплести в узоры. Касаться пальцами каждого пятнышка, искать и находить их. Скользить рукой по её спине, играть с выпирающими позвонками, вести вниз, между лопаток, вдоль впадины позвоночника, огладить тёплой ладонью изгиб её поясницы. Он в ужасе с этих мыслей. Впервые позволил себе подумать о ней, как простой мужчина об очаровавшей его женщине. Тут же себя за эти мысли проклинает, пытается выбросить из головы, но они возвращаются снова и снова, стоит только ему в очередной раз увидеть её в этой проклятой кофте. Её открытые плечи, изгиб поясницы и родинки, родинки, родинки... В отчаянии он мысленно просит её надеть футболку. Сколько бы ни уходил, всё равно видит её, ибо живут в одном доме. Накинуть на неё плед и накрепко её в него завернуть — вот, что ему хотелось и не хотелось одновременно. Она его с ума сведёт. Он шалеет от возникшего желания положить руки на её обнажённые плечи, почувствовать её тепло, накрыть ладонями её звëзды. Казалось, до апогея своего отчаяния он дошёл однажды ночью, когда в его мыслях сменились некоторые образы. Когда вместо пальцев на её спине он видел свои губы. Касался ими её шейного позвонка, плеч, спускался ниже, меж лопаток. Собирал поцелуями созвездия, что мелкими росинками покрыли её кожу. И от поцелуев этих, медленных или быстрых, лëгких и мимолëтных, звëзды на её спине зажигались с новой силой, вспыхивали и грели его губы. — Я чокнулся... — едва слышно шепчет он в ночную темноту комнаты, резко садясь на кровати. Закрывает лицо ладонями, будто стыдится чего-то, а потом зарывается пальцами в волосы. До недавнего времени все его мысли занимала работа. Так и должно было быть. Но что за чертовщина с ним случилась после жизни с этой женщиной в одной квартире? Её образ не покидает его голову. Безумие. Чувствуя себя обречённым, он измотанно падает спиной на кровать, смотрит несколько секунд в тёмный потолок. Хотелось зарыться головой в подушку и накрыться полностью одеялом, малодушно надеясь, что оно спрячет его от всех проблем. А главное — от мыслей. Снился ему безликий художник, мягкой кистью брызнувший акварель на её обнажëнную спину. Хаотично разбросавший россыпь тëмных капель по её светлой коже. Создавший новые созвездия. На этого художника, сотворившего нечто столь прекрасное и пленительное, ему хотелось наслать проклятие в ответ, потому что тот уже давно проклял его. Обрëк его на мучения, взрастив желание считать её звëзды. Друг прав, и в душе он правда романтик?.. Звучит как настоящая кара. Тем утром она, вновь ничего не подозревая, распахнула шторы в гостиной, раскинув руки в стороны. Солнечный свет хлынул в окно, покрыл лучами её открытые плечи, лаская родинки. А он смотрел на неё немного иначе, чем раньше — вряд ли такая наивная она заметила это. Однако это заметил в себе он сам, чего было достаточно. Он понимал, что из-за сложившихся обстоятельств его мысли так и останутся лишь его мыслями. Они не выйдут за пределы его головы, им не удастся перейти в действия. Однако если... мало ли, если у него будет возможность сосчитать звëзды на её спине... Он обязательно это сделает.