I want to love you, but I don't know how

Лучше чувствовать боль, чем не чувствовать вообще Безразличие противоположность любви.

***

      Эндрю не был мягким человеком. Он не был ни мягким, ни милым, но был заботливым. Я не буду таким как они сказал он Нилу так рьяно тогда, уверенный, что будет лучше чудовищ, ранивших его.       Нил был последним, что Эндрю ожидал найти в Пальметто. Он был последним, что тот ожидал найти вообще. Он никогда не думал, что найдет кого-то о ком будет заботиться, кого-то, кто будет заботиться о нем. Кого-то, кто доверяет ему, уважает его границы и толкает в верном направлении. Даже после стольких лет Эндрю не совсем понимал, как Нил Джостен умудрился прогрызть путь к его сердцу, но, находясь посреди мира, построенного ими двумя, и спокойствия, принесенного им, Эндрю никогда не сможет сказать, что каким-то образом недоволен этим.       Все изменилось: они выпустились из колледжа и стали играть за профессиональные команды. Он и Нил стали редко видеться вживую, слишком разные расписания, чтобы можно было договориться заранее. Сейчас большинство время проведенного с Нилом было перед экраном компьютера или по разные стороны корта. Между ними было это особое напряжение, когда они играли друг против друга, то, за которое люди, конечно же, зацепились. Эндрю предполагал, что это его вина: когда Нил наконец-то находился в том же часовом поясе, в том же штате, в том же пространстве он не мог не пялиться, упиваясь знакомыми рыжими волосами, льдисто-голубыми глазами и дерзковатым выражением лица. Ему нужно было удостовериться, что его помешанный в целости и сохранности.       Они не хотели, чтобы вражда стала чем-то существенным. Они как не прятали отношения, так и не делали их публичными, не делали намеков, в попытке быть замеченными. Отношения просто были. Многое из того, что считалось для них флиртом, было приписано к взаимной враждебности. Эндрю не делал ничего, чтобы исправить это. Не его вина, что каждый его взгляд, обращенный к Нилу, выглядел откровенно агрессивным. Он не особо-то и волновался по этому поводу, его забавляло, что люди представляют их отношения совсем другим образом. Ещё ему нравилось наблюдать как Нил изводит прессу. Маленький говнюк действительно был подстрекателем в душе. С другой стороны, Эндрю был таким же.       Нил счел вражду до безумия забавной. Он иногда разыгрывал ее перед прессой, все еще являясь несносным фанатиком. Но он, правда, больше не имел привычки врать, и это иногда удивляло Эндрю. Они не скрывались, просто не говорили правды. И это, наверно, довольно подходило им.

***

      — В этой игре вы выступаете против вашего бывшего капитана со времен колледжа — Нила Джостена. Что чувствуете насчет этого? Кажется, странно находиться по разные стороны баррикад.       Репортерша выставила микрофон перед лицом Эндрю. Он же только моргнул в ответ.       Она посмотрела на него мгновение, ожидая ответа, до того, как, кажется, поняла, что ответа не последует. Его молчание не было чем-то необычным. Она решила подойти с другой стороны.       — Ваши чувства по поводу Джостена и его команды? Как думаете, вы, ребята, сможете выиграть?       — Ненавижу его — бросил Эндрю вслепую. Это не было ложью, но и правдой не являлось. Проблема в том, что пресса об этом не знает.       Конечно, понять это не помогли и их действия на поле. В той игре Эндрю вцепился в решетчатое забрало шлема Нила и придвинул того ближе:       — Мы остаемся на ночь. Увидимся дома?       — У меня встреча с прессой, — ответил Нил, широко улыбаясь. Они не виделись два месяца. — Возвращайся без меня, встретимся там, — Эндрю резко кивнул и оттолкнул Нила, игнорируя пламя в животе, оставленное его мягкой улыбкой.       Опустим тот факт, что они говорили на русском. Нил сложил два пальца в прощальном жесте, удаляясь на свою позицию. Только он мог прочитать удивление и легкое раздражение во взгляде Эндрю. Остальным показалось, что Эндрю был в бешенстве.

***

      Эндрю был рад, когда игра закончилась. Они, конечно, проиграли, но это означало победу Нила, которая приносила улыбку его лицу, ту, что заставляла его глаза сиять, а щеки гореть еще ярче. Эндрю любил ее. Улыбка не была похожа на ту слащавую, которой его обычно одаривали, полную любви и обожания, заставляющую его желудок вращаться в кульбитах, а жилки полыхать. Эндрю все еще нужно было решить нравится ему это чувство или нет: часть парня хотела зарыть его настолько глубоко, пока его не будет ни видно, ни слышно, притвориться, что его нет, но другая часть купалась в нем, озаренная радостью и светом — привычное чувство, приходящие с счастьем Нила.       Когда их взгляды нашли друг друга через корт, улыбка Нила заострилась. Он подошел ближе.       — Думал, тебе все равно? — спросил Нил по-русски. Эндрю уставился на него. Сейчас они были на расстоянии фута.       — Мне все равно       — Ты закрыл ворота, — Нил звучал самодовольно. Эндрю предположил, что у него есть на то право.       — Так было интереснее.       Капитан Нила оттащил его до того, как разговор продолжился, посылая острый взгляд Эндрю. Не его вина, что русский звучит грубо. Нил все равно продолжал смотреть назад, на него.       — Купишь кошачий корм по пути? У нас почти закончился.       Эндрю отмахнулся от него, но коротко кивнул, так, что только Нил увидел. Он посмеялся, ярко и радостно, так, что это эхом отдавалось в ушах Миньярда, даже после того, как тот исчез за дверью раздевалки.       

***

      Эндрю остался на пресс-конференцию. Он презирал выступать перед прессой самостоятельно, но смотреть на то, как это делает Нил, иногда развлекало его. Зависело от того, что они спрашивали. Покуда их команды играли вместе, вопросы неотвратимо пересекали грань.       Нил почти дрожал, когда вошел в конференц-зал. Его глаза тут же нашли Эндрю, подпирающего черную стену, и он улыбнулся. Эндрю только наклонил голову в знак приветствия, держа выражение лица пустым. Никто не заметил его здесь.       Первые несколько вопросов прошли как по маслу. Те типичные про экси и про чувства Нила по поводу хода игры. Его капитан был там вместе с ним и выглядел заинтересованным лишь на половину, чтобы находиться здесь. Затем градус вопросов повысился.       — Джостен! У вас есть что сказать по поводу предматчевого заявления Эндрю Миньярда, что он, цитата, ненавидит вас? Не хотите прокомментировать?       Нил сверкнул своей опасной ухмылкой. Если бы Кевин был здесь, он бы имел пожалуйста-только-не-надо-проблем выражение лица, начавшего свою историю с немало известного Осеннего Бала. И все же Кевин был на другом конце страны в своей собственной команде, возможно, смотрел интервью, прожигая экран телевизора. Эндрю снова перекинул внимание на Нила.       — Оу, он всегда ненавидел меня, — легко ответил Нил, отмахиваясь от вопроса, как будто тот был чем-то посредственным. И он был, по мнению Эндрю.       — Это имеет что-то общее с напряжением между вами на корте? — продавливал все тот же репортер.       — Конечно, — он тут же кинул, заставляя Эндрю перебороть желание закатить глаза. Всегда разжигает конфликты, скорее всего, не зная об этом. — Эндрю со мной только так и играет.       — Как так? — нарисовался другой репортер.       Ухмылка Нила была приятно-удовлетворенной:       — Будто ему есть дело до этого.       

***

       Нил обогнал его по пути домой. Эндрю заехал за кошачьим кормом, как его и просили, хоть вышли они одновременно. Он не возражал против поставленной задачи, в продуктовом магазине было тихо поздно вечером, так что не было проходимцев, которые могли бы потревожить его. Но когда он вернулся в квартиру Нила, там было пусто. Его мешок с инвентарем валялся у двери, а костюм беспорядочно раскинут в спальне на кровати.       Эндрю взял немного одежды, оставил вещи рядом с вещами Нила и вышел на крышу с пачкой сигарет.       Шел дождь, когда Эндрю вышел наружу, начало легкой мороси. Он поджег сигарету, выходя на крышу, окружая себя дымом.       Крыша не была крышей в Пальметто, да и никогда не будет такой же, но все же чем-то походила. Она была больше, с маленьким садиком. Грядки полевых цветов и овощей, да цветущее дерево высотой примерно в футов шесть, на задней стене разветвлялась лоза. Апрель в Бостоне объективно был ужасным периодом, наполненный, в большинстве своем, холодными дождями и темными тучами, редкий погожий денек сменился грозой вечером. Эндрю ненавидел холод, но несмотря на него, всегда следовал за Нилом наружу.       — Дождь идет, — не поворачиваясь, прокомментировал Нил. Металлическая дверь закрылась за спиной Эндрю с характерным щелчком.       — Как наблюдательно с твоей стороны, — сухо ответил Эндрю. Он мог услышать отсюда, как закатываются глаза Нила. — А еще, сука, холодно.       — Ты не обязан ходить за мной, — но Эндрю с первого слова услышал нерешительность в голосе Джостена. Он приблизился к Нилу, садясь рядом на край крыши, борясь с желанием выругаться, когда мокрая поверхность медленно промочила его штаны. Нил еще раз мельком посмотрел на город, перед тем как повернуться к Эндрю, устремив на него свой обгладывающий до костей взгляд.       — Я не видел тебя два месяца, — признался Эндрю. — Конечно же, я пошел за тобой.       Нил мягко улыбнулся и выкрал сигарету из ослабевшей хватки. Он сделал медленную затяжку, а затем, не глядя, впечатал окурок в бетон. Эндрю просто смотрел на него.       — Да или нет?       — Да, — последовал незамедлительный ответ, и Эндрю сократил расстояние.       Он мог почувствовать тепло Нила, даже несмотря на то, что тот держал руки при себе. Всегда так щепетилен с границами. Эндрю ценил сдержанность больше, чем готов был озвучить, но все еще хотел чувствовать его, хотел прикосновений Нила. Он доверял ему, зная, что его не ранят. Эндрю постучал двумя пальцами по запястью парня, что Нил воспринял как немое разрешение зарыться пальцами в волосы блондина, уверенно, но безболезненно, так нежно, как умел только он.       — Я скучал по тебе, — прошептал Нил напротив чужих губ.       — Тоже скучал по тебе, наркоман, — проворчал Эндрю. — Мы не могли делать это внутри?       Нил улыбнулся, и Миньярду ничего не оставалось кроме как еще раз податься вперед и стереть эту улыбку с лица, пробуя ее на вкус, ощущая горькую сладость за ней. Он пьянел, целуя Джостена так, даже когда его тело содрогалось от холода. Нил, однако, должен был заметить, потому что отстранился и встал, вытягивая другого мужчину за край рукава.       — Пошли внутрь, ты дрожишь, — Эндрю уставился на него. Он не мог определиться, стоило ли это того, если можно было просто остаться здесь и продолжать целовать его. Как бы ни была сильна ненависть Эндрю к холоду, присутствие Нила рядом дурманило, приводило в оцепенение, убивало всякий здравый смысл.       Эндрю зашагал прямо, пока не поравнялся с Нилом, мысок к мыску: парень не двигался, подбородок вздернут, хотя его хозяин и так был выше. Когда же Миньярд сделал еще один шаг вперед, нападающий отступил, оставляя между ними несколько дюймов, искрясь в дразнящей ухмылке. Эндрю хотелось распробовать и ее.       Нил продолжил охотно вышагивать, пока его спина не встретилась с твердью кирпичной стены, за ним последовал и Эндрю, останавливаясь на расстоянии не больше вдоха. Нил смотрел на него с обескураживающе-знакомым выражением, которое говорило, что Эндрю был его ответом. Блондин не целовал его, не прикасался. Между ними буквально дюйм, их дыхание смешивается в этом тесном пространстве. Дыхание Нила теплое на коже Эндрю, и он позволяет себе смотреть, захлебываясь им, чем-то знакомым, каплями дождя, прикованными к длинным ресницам и сползающими по скулам. Миньярд уделил еще мгновение, чтобы посмотреть на струйки воды на раскрасневшейся коже, прежде чем посмотреть в глаза напротив.       — Да или нет? — он еще раз спрашивает, скорее нуждаясь в голосе Нила, чем в его разрешении.       — Да.       Когда их губы соприкоснулись, живот Эндрю скрутило, уже обычное чувство. Губы Нила имеют знакомый привкус, привкус сигареты с гвоздикой, которую они делили до этого. Он охотно подался Эндрю, открываясь, прикусывая его нижнюю губу. Вратарь постучал один, два раза по запястью и тут же чужие руки расположились в его волосах, потягивая мягко, очень осторожно. Эндрю скользнул холодными пальцами под кофту Нила, очерчивая старые шрамы на животе. Знакомые изгибы, тепло тела расслабляли, заземляли так, как ни одна другая вещь не была на то способна.       Спустя долгое время Эндрю пришлось отстраниться, чтобы выровнять дыхание. Нил хмыкнул, посылая вибрации, отдающиеся в кости блондина, капля дождя проскользнула вниз по его шее, и Эндрю снова в Пальметто, прижимает потрепанного и поломанного Нила к стене душевой после Балтимора, слушая шелест пластика при каждом движении, чувствуя мягкие губы на своей коже и нежные руки в волосах, отчаянно пытавшиеся держаться единым целым.       — Фетишист, — проворчал Эндрю, вырывая себя из воспоминаний, он чувствует улыбку Нила, прижатую к его телу.       — Тебе нравится, — самодовольно ответил Нил, в доказательство прикусывая над сонной артерией. Эндрю не смог справиться с дрожью в теле и приставил руки к стене возле головы Нила, холод мокрых кирпичей кусает, возвращая в настоящее.       — Наркоман, — рявкнул, получая в ответ только смешки.       Эндрю повернулся, чтобы увидеть эту улыбку, беззаботную радость, отражающуюся в ней. Бесподобные голубые глаза и вызывающе рыжие волосы покрыты дымкой, но все еще контрастируют с скучным серым пейзажем города, Эндрю хотелось перебрать все цвета и оттенки тела Нила по полочкам.       — Пялишься, — протянул Нил.       — Ты пялишься.       — Ага.       Даже спустя столько лет честность из уст Нила была поразительна. Для патологического лжеца он слишком часто говорил правду. По крайней мере, тогда, когда спрашивал Эндрю.       Руки Нила все еще спутаны в светлых волосах, знакомый и убаюкивающий вес. Эндрю пересек расстояние между ними и позволил себе потеряться в скользких движениях губ, укусах, целуя Нила, позволил времени тикать, пребывая в безопасности рук парня, позволил теплу поцелуев смыть холод.       В конце концов, Эндрю не мог больше открещиваться от дрожи в теле, позволяя пальцам человека напротив переплестись с его собственными, в попытке утянуть внутрь. Нил снова поцеловал его, улыбнувшись, когда захлопнулась дверь квартиры.       — Душ? — спросил Нил.       Эндрю поборол дрожь снова:       — Конечно.       Вода была горячей на ощупь, поэтому Эндрю еще немного повозился с ручками смесителя, прежде чем посмотреть на Нила. Его волосы потемнели до рыжевато-коричневого оттенка и убавили в объеме из-за дождя. Каким-то образом он уже отбросил кроссовки и толстовку, находясь лишь в тонкой черной футболке Эндрю и поношенных спортивных штанах.       Эндрю потянул за край (своей) футболки Нила:       — Да или нет? — Ледяные голубые глаза непоколебимо смотрели в ответ.       — С тобой всегда да, Эндрю.       — Не всегда-кай мне, — рефлекторно ответил Эндрю.       — Не спрашивай, если собираешься оспаривать правду, — огрызнулся Нил. В его голосе скорее искрится радость, чем недовольство. Старый разговор, все знакомо.       Нил оставался спокойным, вздрогнув от внезапного холода на оголенной коже, когда Эндрю избавил его от темно-серой ткани, протянув ее через голову. Он дотронулся до резинки спортивных штанов, Нил уже кивал. Только их дыхание нарушало тишину в ванной, остальные звуки заглушала струя воды. Безопасно и защищено.       Эндрю толкнул Нила в сторону душевой, как только от его одежды не осталось ни следа, попутно избавляясь от своей. Прошло много времени, прежде чем Эндрю смог чувствовать себя спокойно, раздеваясь перед Нилом, отказываясь от защитного слоя ткани между ними. Даже сейчас, были плохие дни, когда он не был в состоянии просто снять повязки. Сегодня был хороший день.       Эндрю сразу стало теплее, как только он вступил под напор струи. Нил стоял, запрокинув голову назад, позволяя воде стекать по нему. Он приоткрыл один глаз, когда блондин вошел, и улыбнулся.       Когда Эндрю впутал пальцы в рыжие волосы, Нил охотно подставился, разрешая втирать шампунь в его кудри. В этом было что-то запредельно домашнее, даже если сейчас это стало обыденностью. Было что-то успокаивающее и знакомое в том, чтобы снова иметь Нила в своем поле зрения, держать его в руках и касаться его. Все это заставляет тепло в груди Эндрю расцветать, не совсем боль, но больше, чем просто желание.       Он привык к этому чувству, находясь рядом с Нилом. Как-то раз он нашел время спросить об этом в одном из звонков Би.       — Оу, Эндрю, — ее черты лица смягчились. — Вот как чувствуется любовь.       Он не знал любви до Нила. Хотя Касс, может быть, но она предала его. Аарон? Не любовь, просто чувство, желание защитить. Ники был слишком надоедливым, чтобы Эндрю полюбил его. Любовь была совершенно незнакома ему, ничего не значила. Он не знал, что означала его, по словам Бетси, любовь к Нилу. В большинстве своем, он его ненавидел.       Они никогда не говорили друг другу «Я люблю тебя». Это необязательно, и Эндрю знал это. Они приняли это за правду без слов, просто как данность. Ни тот, ни другой не имели любви, у них не было кого-то, кто сказал бы «Я люблю тебя», искренне имея это в виду, ни безусловной родительской любви, ни доверительной между партнерами.       Эндрю осознал, что любовь между ними была тихой. Была в каждом подколе и каждой насмешке, в слишком любящих «ненавижу» и тысячах шепчущих «да или нет?». Была в вечном «да» Нила и в бесконечном будущем, представляемым Эндрю, в котором Нил повторяет его снова и снова. Была в руках, оставленных при себе даже в порыве жгучего желания в ожидании явного согласия. Была в каждом сказанном Эндрю слове, в каждом минутном выражении лица, читаемом Нилом с отработанной легкостью.       Когда Би произнесла это слово вслух, все наконец-то обрело смысл. Любовь была для Эндрю незнакомым концептом, но Нил таковым не являлся. Присутствие Нила в жизни Эндрю было постоянным и знакомым, уже познанное и в то же время еще только познающееся.       Эндрю любил Нила уже давно. Даже находясь в сознании, промытом наркотиками, что-то в Ниле притягивало его, удерживало его внимание. После Рождества он перестал так противиться этому. А после того первого решительного «да» из уст Нила, он еще глубже потонул в чувствах, ощущая слишком много, чтобы отпустить, и оставаясь травмированным достаточно для того, чтобы не цепляться за это.       А затем был Балтимор и правда, принесенная с ним.       А потом было «после».       Когда он таращился на Нила и беспорядок повязок на его лице и руках, ярость все больше и больше клокотала в животе, в позвонках и венках, его тело содрогалось в попытках выкинуть все эти чувства… он знал, что именно любовь заставляет его проходить через это: бесконтрольные порывы, дрожь, полную страха и бешенства. Он знал, что больше не протестует, не уходит от этого.       И это повергло его в ужас.       Ласковые пальцы в его волосах вернули Эндрю в настоящее. Нил, его Нил, ставший старше за семь лет с момента их встречи, с легкостью в глазах, которая не всегда была в них. Шрамы на его лице хорошо зажили, всегда там, но больше не агрессивные и красные. Его волосы стали длиннее за прошедшие несколько месяцев, спускаясь мягкими кудрями до верхней кромки уха в сухом состоянии.       — Ты в порядке? — Голос Нила был тихим.       — Да, — Эндрю ответил, удивляясь, что он действительно имел это в виду. Нил еще с момент изучал его лицо, прежде чем принять правду.       Даже спустя столько лет вместе, Эндрю странно было чувствовать себя познанным и увиденным. Он знал, заглядывая в фальшивые карие глаза Нила в тот самый первый год, прочувствовал глубокое одиночество и зависть внутри него через всю ложь и обман, горечь, отраженную в сердце Эндрю. Разница была, конечно, в том, что Нил окунулся в эту зависть, чтобы стать лучше, а Эндрю просто отказался от нее. Будто проигнорировав боль, можно было избавиться от нее.       Эндрю уже давно вызубрил, что боль никуда не уходит.       Они не торопились, пока у них было время, и Эндрю позволил Нилу вымыть его волосы, довести его до пика и целовать его шею. Он содрогался от каждого прикосновения и вздоха, но не говорил «нет», и Нил знал, что лучше не спрашивать, не тогда, когда Эндрю уже сказал «да».       В ответ Нил, как и всегда, дал Эндрю делать то, что ему хочется, и это стоило того, чтобы увидеть раскрепощенное выражение лица, улыбку, извивающуюся на его губах, заминку в дыхании от его касаний. Эндрю прижал Нила спиной к стене, очертил языком каждый шрам на его теле, довел его до исступления одним лишь ртом, и Нил подался прикосновениям и целовал его после так, будто это что-то значит, будто это всегда что-то значило, будто это всегда будет что-то значить, и Эндрю не смог бы описать это ни на одном языке.       Два месяца порознь — слишком долго, он задумался позже, пока они сушились. Нил оставил его одного в ванной, едва взглянув, исчезая в своей спальне, чтобы дать Эндрю пространства. Миньярд никогда не признается, насколько он ценит это.       Он сделал несколько приземляющих вдохов, точно также как его учила Би, и влез в чистую одежду, которую для него у двери оставил Нил — одежду Нила, но Эндрю это не очень беспокоило, хотя она и была велика на нем. Он будет вглядываться в плохо скрываемое наслаждение, читаемое на лице Нила, по поводу рукавов длиннее его рук и подвернутой резинки штанов, но, по правде говоря, он любил видеть это выражение его лица. Ну, и еще одежда была удобной, он не мог отрицать этого.       Нил без слов вручил ему пинту мороженого, когда Эндрю присоединился к нему на диване, тепло переполнило его желудок. Он тщательно держал выражение лица пустым, но даже так Нил прочитал признательность в его глазах.       Они остались там, обнимаясь на диване, смотря дурацкие реалити-шоу и сетуя на телевизор. Сэр вскарабкался между ними, мягко мурча каждый раз, когда Эндрю проводил рукой по его пушистой спине. Нил глядел на них с любящей озорной улыбкой.       Казалось правильным снова вернуться в квартиру Нила, быть рядом с ним в одном пространстве, спать в одной кровати. Это место удерживало следы их обоих, даже если Эндрю не было месяцами. В рамке их общая фотография из Пальметто, сделанная несколько лет назад, Нил ярко улыбается Эндрю, Эндрю удерживает взгляд на нем, бесстрастный для всех, но довольный для Нила. Фотография Сэра и Короля, свернутых вместе, стоит прямо рядом с ней. Коллекция игрушек, которые Эндрю приносил Сэру годами. Джерси «Миньярд» на полу, которую, насколько Эндрю знал, Нил носил, когда скучал по нему. Пинта любимого мороженого Эндрю в морозильнике и порезанные фрукты для Нила в холодильнике. До невозможности мягкое одеяло, которое они делили прямо сейчас, купленное в последний год Эндрю в Пальметто, когда температуры опустились необычайно низко, и Нил все-таки устал от дрожащего Эндрю ночью.       Когда они забрались в кровать в тот вечер, Эндрю спиной к стене и Нил, свернувшись спереди, он снова подумал о том, насколько правильным казалось быть здесь. Он не хотел уходить утром, не хотел уезжать на бессчетное количество недель, не видя своего наркомана, не прикасаясь к нему. Он не хотел видеть то грустное выражение лица Нила, когда они слишком долго были порознь, и ему становилось одиноко.       Он не хотел быть причиной еще большей боли Нила.       И, возможно, Эндрю достаточно повзрослел, чтобы понять, что расстояние ранило и его тоже. И может быть он может прекратить терзать себя за желание чего-то. Терапия, думал он, засыпая, реально творит чудеса.       

***

      Никто не заметил, что Эндрю Миньярд вышел из квартиры Нила Джостена в шесть часов следующего утра. Его товарищи по команде поняли, что его не было с ними, и позже они точно нашли следы, оставленные ртом Нила, но все же были достаточно умны, чтобы ничего не говорить об этом.       Эндрю сразу же затосковал по близости Нила. Так много лет вместе и, хотя, столько времени вдали друг от друга, но все же маленький комок тоски никогда не покидал ложбинки его желудка, когда Нила не было в его поле зрения. Они созванивались по телефону и фейстайму, и Нил писал, когда вспоминал держать телефон заряженным, случайные вещицы, на которые Эндрю редко отвечал, но которыми, однако, дорожил. Сообщения, оставленные без ответа, ничего не значили, Нил знал, что он прочитал их все.       Всего спустя две недели они снова играли друг против друга, все еще слишком долгий период, но короче, чем обычно. У Эндрю чесались руки от желания снова увидеть Нила вживую, благо все еще единым целым. Конечно, до этого они проговорили чуть менее двадцати четырех часов, но телефонный звонок все еще не то.       Когда Нила впечатали в стену за три минуты до конца игры, и он не встал сразу, разум Эндрю полностью опустел. Он был здесь, Нил тоже, и он все еще не вставал, и вот снова второй год колледжа, и Эндрю не может просто стоять там и ничего не делать. Однажды он пообещал защиту, и Нил отказался от обещанного, умаливая его позволить самому постоять за себя, а затем его похитили, и Эндрю не было рядом, чтобы остановить это.       Прежде чем Эндрю смог бы пролететь через весь корт, чтобы поднять его на ноги, Нил поднял руку в знаке для рефери. Эндрю сделал сдавленный вдох.       Нил встал на ноги и, прихрамывая, поплелся с корта, медсестра его команды уже бежала навстречу. Еще один вдох.       Прежде чем он вышел за стены из оргстекла, Нил встретился с оледенелым взглядом Эндрю. Он легонько мотнул головой, незаметно для всех и прежде всего для камер. Правильный вдох на этот раз.       Эндрю никогда не доверял словам Нила, уверяющим в его невредимости, он слишком много раз усваивал этот урок, чтобы верить этому, но все же тески, сжимающие его, достаточно ослабли, возвращая Эндрю обратно в настоящее и его окружение, заверяя его в том, что в конце концов Нил не находился при смерти. Он шел, хотя и с некоторой помощью, пребывая в сознании достаточно, чтобы в первую очередь убеждать в этом Эндрю. Мученик, как и всегда.       Минуты тикали так медленно, что Эндрю казалось, что его порвет изнутри. Сидеть там, ожидая пока команда снова не забьет и еще раз проиграет, было почти что пыткой. Нил — все что его беспокоило.       Наконец, таймер дошел до нуля, как и предполагалось, команда Эндрю снова понесла поражение, и Эндрю в мгновение ока был на ногах, направляясь к раздевалкам. Сначала он зашел в свою, идти искать Нила в другой прямо сейчас не принесет ничего хорошего, да и Нил был в достаточно хороших руках, чтобы Эндрю, как минимум, сначала принял душ и переоделся.       Эндрю с легкостью нашел раздевалку, в спешке надел костюм, который он был обязан носить после игр, нарукавные повязки, подаренные Нилом на Рождество два года назад, успокаивающе облегали его предплечья. Охрана у двери, казалось, хотела загородить проход, но, завидя бесстрастное выражение его лица, прекратила попытки. Он знал их имена и был уверен, что они знали его, даже если они и не разговаривали. Правда, он так же был уверен, что они, скорее всего, подозревают о его отношениях с Нилом, так как видели их вместе на этом корте бесчисленное количество раз в межсезонье. Эндрю кинул им краткий кивок, прежде чем проскользнуть в двери.       — Миньярд! — раздался чей-то голос, он удостоил источник шума взглядом, понимая, что это был капитан команды Нила, таращащийся на него одновременно в смятении и враждебности. — Какого хуя ты здесь делаешь? — Эндрю проигнорировал вопрос, сосредотачивая взгляд на Ниле, развалившемся у своего шкафчика.       Он подошел ближе, и, казалось, вся комната затаила дыхание.       — Ты идиот, — спокойно констатировал Эндрю, с боем держа ярость в узде под плинтусом. Нил смотрел на него снизу понимающе, истощение и боль едва замаскированы улыбкой.       — Я в порядке.       — Ага, да черта с два, — Эндрю не мог контролировать агрессию, мелькнувшую в голосе, что заметила команда Нила, мгновенно встав на защиту. Нил только наклонил голову и улыбнулся. Сейчас он уже слишком хорошо знал реакции Эндрю, чтобы хоть как-то их испугаться.       Он снова посмотрел вверх, казалось, что тяжесть в его взгляде немного покинула его.       — Правда, Дрю. Мне больно, и синяк точно останется, но я в норме. Из меня просто выбили дух.       — Вот, что происходит, когда ты прешь на кого-то выше тебя на фут, — проворчал Эндрю. Нил пожал плечами в вымораживающем жесте, кривясь после. Эндрю уставился сильнее. На этот раз Нил поимел совесть, чтобы выглядеть хоть каплю виноватым.       — Так какой у меня там процент?       Эндрю стиснул зубы.       — Девяносто четыре, почти девяносто пять, — выражение лица Нила не поменялось, но радость в его взгляде, заставило желудок Эндрю знакомо провернуться еще раз. Даже под слоем самодовольства и боли Эндрю смог разглядеть привязанность в нем.       — Каждый раз, когда ты говоришь так, заставляет меня верить чуть меньше.       — Прекрати болтать.       Нил улыбнулся, но, на удивление, подчинился.       — Да или нет? — Нил кивнул.       Эндрю встал на одно колено перед ним, расстегивая пуговицы на рубашке Нила, чтобы оценить повреждения. Он был прав, как минимум, это не выглядело настолько плохо. Его бок уже покрывался пятнами красного и фиолетового, которые, по мнению Эндрю, будут чертовски болеть. Леденящая ярость сочилась в его жилах.       — Эндрю, — прозвучал знакомый мягкий голос. Нил выставил руку перед ним, удерживая ее на весу около щеки, даже когда Эндрю посмотрел на него.       — Я буду в норме, правда.       — Он ранил тебя.       — Потому что я мешался ему под ногами, — Нил звучал слишком спокойно. Эндрю, видимо, плохо постарался, скрывая свое выражение лица, обычно Нил бы повесил вину на другого игрока.       Эндрю тяжело сглотнул. Двинул челюстью. Старался выдумать, чтоб еще такого сказать кроме новостей, припасенных для домашней обстановки без всей этой толпы команды Нила, высматривающей их, готовясь накинуться в любой момент.       Он пораскинул мозгами в течении пяти секунд, прежде чем сдаться.       — Я пересмотрел свой контракт, — сказал он на русском, и Нил замер.       — Что?       Эндрю заставил себя посмотреть на него снова.       — Пришло время обновлять мой контракт, — Нил смотрел в нетерпении, — и я не обновляю его.       — Тогда что собираешься делать? — Уже полон надежды и страха, будто еще немного и он убежит, как сделал бы это всего несколько лет назад.       — Твоя команда предложила место. Оказалось, ваш вратарь увольняется в конце сезона. Им нужен новый. Они волновались, что ты станешь проблемой.       — Да я в жизни не был проблемой, — Нил выдал инстинктивный смешок. Эндрю выгнул бровь.       — Я убедил их, что ты не будешь возражать, в очередной раз играя со мной.       Слова, похоже, наконец-то дошли до него. Нил открыл рот. Закрыл его. Попробовал снова.       — Правда? — в конечном итоге выудил он.       — Да или нет? — Да.       Нил устремился к нему, и Эндрю легко поймал его, утягивая в поцелуй, совершенно не беспокоясь о том, что руки Нила обвились вокруг его шеи, сдерживаясь, не волнуясь, что вся команда все еще наблюдала за ними. Поцелуй не продлился долго, Нил ухмыльнулся и рассмеялся в его губы, но Эндрю было не до этого. Все его мысли были заняты тем, как быстрей утянуть Нила домой.       — Почему? — прошептал Нил. Эндрю спокойно уставился на него.       — Потому что я скучаю по тебе, — сказал, как отрезал, — и меня заколебало оставлять тебя снова.       Выражение Нила стало совершенно мягким, слащавым, как сказал бы Ники, и обычно Эндрю бы отвернулся, мягко отодвинул его лицо и проворчал что-то, что совсем не имел в виду, потому что не мог вытерпеть такое. Нил бы рассмеялся и снова бы посмотрел на него взглядом, кричащим похоже ты — мое все, и Эндрю бы опять отвернулся, не в силах быть всем для Нила, как и не в силах быть ничем.       В это раз Эндрю не отвернулся. Он впитал в себя и счастливую ухмылку, и ярко-голубые глаза цвета чистого летнего неба, уместил это чувство у себя в желудке и груди, позволил себе радоваться. Би бы гордилась, если бы узнала.       Момент не мог продлиться долго, потому что, во-первых, это они, и, во-вторых, команда Нила все еще пялилась на них в смущении и оцепенении.       — Какого хуя? — кто-то из команды все же сказал, обобщая все мысли собравшихся.       Эндрю еще немного оглядел Нила и сел рядом, проскальзывая немного внутрь шкафа за ним. Их плечи и бедра сжаты вместе, согревая Эндрю изнутри, он молча протянул руку, скрещивая мизинцы.       — Я думал, вы ненавидите друг друга, — кто-то наконец выдал.       — Ненавижу, — спокойно подтвердил Эндрю.       — Он ненавидит, — сказал Нил одновременно с ним, фыркая после.       — Но… — бедный парнишка звучал совсем растерянно. Эндрю смерил его бесстрастным взглядом, прежде чем отвернуться и снова посмотреть на Нила. — Вы же буквально подтвердили, что ненавидите друг друга, — Он до сих пор не понял. Идиот.       Эндрю почувствовал, что Нил прожигает его взглядом, повернулся, чтобы встретиться с голубыми кристаллами. Нил запрокинул голову.       — Он ненавидит меня, — прокомментировал наконец, — Ненавидит со времен колледжа, — Эндрю кивнул в подтверждение.       — Вы собираетесь рассказать, что происходит? — встрял другой игрок, указывая на них. — Че за хероебину вы тут обсуждали?       На этот раз Нил широко ухмыльнулся. Эндрю хотел бы закатить глаза, но его тело не желало слушаться.       — Эндрю переходит к нам в конце сезона.       

***

      Закинув сумки с инвентарем на задние сидения позже вечером, избавившись от команды Нила и их назойливых вопросов, он снова ощутил то знакомое, больше не ненавистное, чувство, то, которое всплывало каждый раз, когда Нил спал, свернувшись рядом, спиной к двери, доверяя Эндрю свою защиту. То, которое пробуждала яркая, полная привязанности улыбка Нила, говорящая, что Эндрю его мир. То, которое он получал каждый раз, когда их взгляды находили друг друга на корте и Нил улыбался, салютуя, а Эндрю в отместку выводил его из себя, блокируя каждый выпад в сторону ворот. Чувство, которому Би наконец дала название, несмотря на то что слово само по себе ничего не значило для них.       Нет никаких нас, как-то раз сказал Эндрю уже очень давно. Что ж, он был чертовски неправ.       Всегда были они, это всегда что-то значило. Нил никогда не был, да и не мог быть ничем для Эндрю, он бы просто не позволил. В какой-то момент Нил стал для него всем, и Эндрю, заводя машину, с одной рукой на руке Нила, не чувствовал ничего кроме любви.