Ты - оружие, которое я выбираю

Лютик, в общем-то, не был болезненным человеком. На самом деле он был здоров и жизнерадостен. Несмотря на его нынешнюю привычку следовать за ведьмаком по всему континенту, он всегда был довольно осторожен в отношении своего собственного здоровья и самочувствия. Этого требует его карьера — в конце концов, что хорошего в барде с больным горлом? Или, что еще хуже, с заложенным носом? Ничего, Лютик мог сказать вам по опыту. Итак, Лютик делал все, что в его силах, чтобы избежать болезни. В его распоряжении было множество хитростей — от травяного чая, который он пил каждое утро, до широкополой шляпы, которая сохраняла его сухим даже в самый сильный ливень. Каждая из них была тщательно отобрана по своей эффективности — и стилю, который он признавал. Он твердо верил, что нет смысла страдать от плохого образа жизни, если этого можно избежать. Однако, увы, никто не может вечно избегать болезни. Лютику это удавалось на протяжении последних трех зим, но даже Геральт дрожал и шмыгал носом после их неожиданного купания в водах, кишащих утопцами, за два дня до этого. Слабое, человеческое тело Лютика не имело ни единого шанса против простуды, которая едва не поразила ведьмака. Тем не менее, прошло целых двадцать четыре часа, прежде чем простуда по-настоящему поразила его. Теперь Лютик чувствовал себя каким угодно, только не здоровым. Лютику казалось, что он умирает. Ему никогда не было так плохо — должно быть, это жизненные силы покидали его тело. Он ощущал дикую слабость, а обычно проворные пальцы стали неуклюжими. Мир медленно вращается вокруг него, а кровать опасно наклонялась. Он бы держался изо всех сил, если бы мог заставить свои руки двигаться. — Ты не умираешь, — голос Геральта отдавался в ушах Лютика, посылая осколки боли в его пульсирующую голову. Он поморщился и умудрился прижать одно ухо к подушке, пытаясь перекрыть звук. — Почему твой прекрасный голос звучит как ненастроенный альт? — собственный голос Лютика звучал еще хуже, от боли струйки слез просачивались из его закрытых глаз и, скользя по коже, падали на подушку. Боль, однако, не мешала ему продолжать скулить. — Как жесток мир, что украл у меня мой любимый звук в мои последние мгновения. — Прекрати болтать, — потребовал Геральт напряженным голосом. Лютик открыл рот, готовый ответить, но его голос оборвался, когда Геральт наклонился вперед чтобы убрать волосы с его потного лба. Он стал напевать, по-видимому, не подозревая о том, как его прикосновение заставило барда замолчать. — Ты все еще горишь. Пальцы Геральта мягко касались кожи Лютика, прежде чем отстраниться. Бард не смог сдержать стона, который сорвался с его губ от этой потери. Прежде чем он успел возразить, Геральт повернулся обратно, одной рукой обнимая его за шею и помогая ослабевшему парню слегка сесть. Лютик наслаждался ощущением руки Геральта на своей коже. — Выпей это, — что-то гладкое прижалось к губам Лютика, и он ощутил, как пар поднимается к его носу. Не открывая глаз, все еще сосредоточенный на прикосновении Геральта, он осторожно отпил. Он почувствовал соленый вкус, успокаивающее тепло бульона начало разливаться по его груди. В сочетании с жаром, исходящим от руки Геральта, Лютику казалось, что его охватывает лихорадка, даже сильнее, чем раньше. Лютик сделал несколько глотков, и Геральт убрал чашку опустив его обратно на кровать. Тот успел протянуть руку и обхватить слабыми пальцами его запястье, прежде чем ведьмак полностью отстранился. Пытаясь найти любой предлог, чтобы удержать руки Геральта на себе, Лютик открыл свои покрасневшие глаза и одарил собеседника самым жалким взглядом, на который только был способен. Должно быть, это была актерская игра, достойная награды, потому что брови Геральта слегка нахмурились от беспокойства. — Что не так? — коротко спросил Геральт. Лютик медленно моргнул, глядя на него. Возможно, такой внешний вид был обусловлен не столько актерской игрой, сколько тем, что мир становился немного размытым. Беспокойство Геральта усилилось, и на мгновение бард подумал, что он должен извиниться за то, что побеспокоил его, но затем Геральт повернул его запястье, проводя широким большим пальцем по точке пульса, и Лютик вообще перестал о чем-либо думать. После паузы, которая, кажется, тянулась целую вечность, Геральт протянул вперед свободную руку и снова проверил температуру Лютика. — Что с тобой не так? Ты перестал разговаривать. — Э-э, — красноречиво произнес Лютик. Его разум все еще был затуманен, и прикосновения Геральта возбуждали его сильнее, чем он думал, что сможет вынести. Как бы ему ни хотелось, чтобы Геральт вообще перестал прикасаться к нему, он боялся, что на самом деле может потерять сознание, если это будет продолжаться еще дольше, поэтому он ляпнул первое, что пришло на ум. — Передай графине де Стель, что я геройски погиб. Спасал маленьких ягнят из пожара! И детей! Геральт, как и ожидалось, закатил глаза и ослабил хватку. Он встал, возвращая чашку ко все еще булькающему супу, увеличивая расстояние между собой и бардом. Лютик почувствовал, как внезапный холод пронизал то место, которое только что покинул ведьмак, и он задрожал. Не оглядываясь на него, Геральт подбросил полено в огонь. — Спи, Лютик, — уставившись в спину Геральта, уже пытаясь придумать, как заставить его снова прикоснуться к себе, Лютик провалился в беспокойный сон.

***

Геральт никогда ни к кому не прикасался. Он наносил удары. Он толкал, бил и швырял, но никогда просто так не прикасался. Если только этот кто-то не был ранен или болен. Лютик не собирался порезать ладонь о меч Геральта, у него просто не было времени придумать, как передать меч ведьмаку, не выхватывая клинок. Когда ведьмак схватился за рукоять, Лютик попытался быстро отдернуть руку, но меч уже двигался, вонзаясь в плоть его ладони и рассекая подушечки пальцев. — Тебе повезло, что не задето ничего важного, — проворчал Геральт, тщательно промывая раны. Его широкая ладонь баюкала маленькую ручку Лютика, пока он вытирал кровь чистой тканью. — Ничего важного? — пропищал Лютик. — Мои руки важны, Геральт! Как я буду играть — Ой! Хватка Геральта слегка ослабла при крике Лютика, и он закатил свои золотые глаза от драматизма барда. Он осторожно перевязал руку Лютика свежей тканью, его толстые пальцы ловко двигались, чтобы надежно закрепить повязку. — Ты не будешь играть, пока они не заживут. Лютик попробовал пошевелить пальцами, и поморщился, когда рана снова начала кровоточить. Геральт выругался, прежде чем схватить вторую тряпку и обернуть ею первую. — Не делай этого! — резкий тон Геральта сменился нежным прикосновением его пальцев к коже Лютика. — Что? — протестует бард. — Я едва ими пошевелил! — Не надо, — потребовал Геральт. Он закончил завязывать последние узлы и пошел к Плотве, чтобы порыться в седельной сумке. — Геральт, я не смогу ничего делать, только боги знают, как долго, — возразил Лютик, следуя за Геральтом и дико размахивая своей неповрежденной рукой. Геральт внезапно развернулся, заставляя Лютика остановиться, и схватил его за размахивающую руку. В свободной руке ведьмак держал толстую кожаную перчатку. — Надень это, — он ловко и нежно натянул ее на руку Лютика, стараясь не потревожить повязку. — Геральт… — начал Лютик, но тот оборвал его свирепым взглядом. — Не снимай ее, по крайней мере, пока мы не доберемся до города, — тон Геральта был резок, но его пальцы так нежно касались кожи Лютика, что по его спине побежали мурашки. — Это ограничит твои движения, и поможет защитить твою руку. Лютик подумал было снова запротестовать, но один взгляд Геральта заставил его захлопнуть рот. Его остановил не гнев или раздражение — это те реакции, к которым он привык и которые его совершенно не пугали. Нет, это намек на мольбу, который заставил Лютика ответить легким кивком головы. Если бы он не знал ведьмака, то сказал бы, что Геральт, казалось, почувствовал облегчение от его согласия. — Пошли, — проворчал Геральт. Одним быстрым движением он обхватил Лютика обеими руками за талию и посадил на Плотву, как будто тот весил не больше маленького ребенка. Он положил здоровую руку Лютика на луку седла, прежде чем взял поводья и повел лошадь вниз по тропинке, больше не глядя на Лютика. — Если мы поторопимся, то еще успеем добраться до следующего города к ночи. Лютик был настолько шокирован действиями Геральта и тем, что он ехал верхом на Плотве, что перехотел затевать спор, пока они не оказались на полпути к гостинице. Всю поездку он прокручивал в голове ощущение рук Геральта на своей талии, которые коснулись поясницы и немного его задницы.

***

— Останься здесь, — скомандовал Геральт, и Лютик фыркнул в ответ, скрещивая руки на груди и едва удерживаясь от желания в отчаянии топнуть ногой. — Я не собака! — Нет, ты бард, — выражение лица Геральта стало самодовольным, намек на улыбку приподнял уголки его рта. На мгновение Лютик подумал, что этот взгляд — признак игривости, признак того, что он, возможно, еще сможет убедить Геральта позволить ему пойти с ним. Произошла яркая вспышка синего света, за которой быстро последовал громкий раскат грома, и внезапно небо разверзлось, и начал лить дождь. Еще раз раздраженно фыркнув, Лютик потопал через маленькую комнату ко все еще открытому окну. Ворча себе под нос, он закрыл ставни на задвижку, бросая последний тоскливый взгляд на окружающий мир. Вода громко стучала по старой черепичной крыше гостиницы, и Лютик едва слышал, как Геральт ходит по комнате позади него. Он хочет быть благодарным — Лютик знал, что он может слышать ведьмака только потому, что тот этого хочет, особенно во время этой бури, — но все, что он чувствует, — это разочарование. Единственный контракт в этом городке с одной лошадью был от местного лорда, что-то о пропавших продовольственных запасах и каком-то диком звере в лесу. С того момента, как Геральт услышал эту историю, он был уверен, что никакого зверя не было, а скорее виноваты какие-то местные жители. Лютик сразу же ухватился за возможность присоединиться к Геральту. После того, как он порезал руку о меч, ведьмак настоял на том, чтобы Лютик держался подальше от опасности, и поэтому не позволял ему сопровождать себя ни на одной из своих охот. Но если бы не было монстров, то Лютик был бы более чем в безопасности рядом с Геральтом, верно? Геральт поворчал на этот спор, но ничего не сделал, чтобы опровергнуть его, и Лютик был уверен, что победил. Теперь, когда дождь лил как из ведра, он больше не мог спорить, что с ним все будет в порядке, если он пойдет с ведьмаком. Геральт был прав, если бы Лютик пошел с ним, он наверняка простудился бы, а что хорошего в простуженном барде? Ничего, он может сказать это по собственному опыту. Кроме того, Лютик признался самому себе, удрученно сидя на единственной узкой кровати, что ненавидит болеть. Последний раз, когда он болел, был ужасным. Он был уверен, что умрет, и, скорее всего, так бы и случилось, если бы Геральта не было рядом, чтобы позаботиться о нем. Ведьмак оказался на удивление хорош в заботе. Лютик все еще помнил, как его огрубевшие руки касались его лба, и он думал об этом постоянно. — Вообще-то, — заявил Лютик, прыгая к кровати как раз в тот момент, когда Геральт потянулся к двери. Молодой человек схватил свой плащ и широкополую шляпу — не то, чтобы он думал, что и то, и другое поможет ему — и встал рядом с ведьмаком. — Я могу справиться с небольшой влажностью. Небольшой дождик мне не повредит. Геральт прищурился, глядя на него, на его лице ясно читалось волнение. Лютик подпрыгивал на цыпочках, с широкой улыбкой указывая на дверь. — Ну же. Ты ведь не боишься небольшого шторма, не так ли? — Ладно, — огрызнулся Геральт, распахивая дверь. — Но не жди от меня никакого сочувствия, когда опять заболеешь и не сможешь петь. Лютик одарил его лучезарной улыбкой. — Конечно. Не буду!

***

Лютик действительно заболел. Возможно, Геральт и не испытывал никакого сочувствия к барду — по крайней мере, он достаточно часто так говорил, — но это не помешало ему заботиться о нем. Геральт по-прежнему варил ему суп и проверял его лоб на предмет температуры. Когда Лютик начинал дрожать, Геральт по-прежнему укутывал его собственным одеялом, а когда мир начинал кружиться, как будто вчерашний ужин состоял из перечной водки и несвежего вяленого мяса, Геральт по-прежнему успокаивающе гладил Лютика по спине, пока тот опорожнял свой желудок. В целом, это был наименьший дискомфорт, который Лютик когда-либо испытывал во время болезни. Возможно, это также было самое сильное прикосновение, если не считать того, что он оттолкнул его от греха подальше, когда ему разрешили отправиться на охоту. Лютик доел последние хлеб и тушеное мясо, которые принес для них Геральт, и решил, что если бы ему снова пришлось выбирать, он бы с радостью выдержал дождь и ветер ради еще одного такого угощения.

***

Геральт никому не позволял прикасаться к себе. Обычно для Лютика это не было проблемой. Это не значит, что Лютик не хочет прикасаться к Геральту. Если бы бард считал, что это приветствуется, он бы постоянно прикасался к ведьмаку. Дружеские хлопки по плечу, нежные прикосновения с заботой о его ранах, объятия облегчения, когда Геральт возвращается с охоты или они снова встречаются после долгой разлуки. Не говоря уже о явно недружелюбных способах, которыми Лютик хотел бы прикоснуться к мужчине. Огрубевшие, как струны, пальцы скользят по напряженным мышцам, ногти впиваются в лопатки, мягкие ласки и резкие, посасывающие поцелуи. Лютик мог представить миллион различных способов, которыми он хотел бы прикоснуться к Геральту. Этот не один из того миллиона. Тяжело опираясь на плечо Геральта, он ковылял по улице, кровь просачивалась сквозь его дорогие брюки и оставляла за ними тошнотворный след. — Геральт, — выдохнул он, спотыкаясь о неровные булыжники, ведущие к обветшалому, заброшенному поместью. Боль пронзала глубокую рану на его бедре. Из раны лилась кровь, просачиваясь сквозь наспех повязанный лоскут белой ткани и стекала по ноге, липкая и горячая. — Я не могу… — Ты можешь, — перебил его Геральт мягким, но настойчивым голосом. Это больше требование, чем поощрение. Ведьмак усиливает хватку на барде, одной большой ладонью тяжело прижимая Лютика к боку, а другой крепче обхватывая руку, перекинутую через плечо Геральта. Он подтягивает Лютика повыше, заставляя его сильнее прижаться к своему плечу и снимая часть давления с его поврежденной ноги. — Мы почти пришли. Лютик видит большой деревянный порог, и символ, который Геральт вырезал на краеугольном камне. Позади них что-то большое ломилось сквозь кустарник, острые когти царапали камни мостовой. Геральт выругался и потянул Лютика вверх, пока ноги барда не перестали касаться земли, когда Геральт перенес оставшийся вес на себя и побежал. От сильной боли Лютик отключился. Он слышал, как дверь ударилась о косяк, ощутил покалывание магии на своей коже, а затем — ничего. Когда он пришел в себя, то лежал на мягкой кровати, гораздо более удобной, чем соломенный матрас, который они оставили в гостинице тем утром. По крайней мере, он так думал. Открыв глаза, Лютик сделал два важных открытия. Первое — небо за единственным окном в этой комнате посветлело, доказывая, что прошло по меньшей мере полдня с тех пор, как он потерял сознание. Во-вторых, Геральт развалился на стуле рядом с кроватью. Его большая бледная рука нежно обхватывала запястье Лютика, кончики пальцев давили на точку пульса. Сердце Лютика колотилось в груди, и он с изумлением наблюдал, как Геральт вздрогнул, его янтарные глаза широко распахнулись. С очевидным усилием ведьмак ослабил хватку и убрал руку. — Что… — начал было Лютик, но его голос сорвался на этом слове. В горле у него пересохло, но прежде чем он успел спросить, появился Геральт, поднося ко рту тонкую тростинку. — Глотни, — скомандовал ведьмак, и Лютик повиновался, не задумываясь. Прохладная вода смягчила пересохшие губы Лютика и горящее горло. Он жадно глотал, не в силах сдержать стон, когда Геральт слишком быстро убрал напиток. — Не так быстро, тебе станет плохо. — Что произошло? — спросил Лютик снова. Его голос был слаб от долгого молчания. — Ирден сработал, как и ожидалось, — голос Геральта звучал буднично, но его лоб был нахмурен от каких-то эмоций, которые Лютик не мог определить. — Он долго сдерживал призрака, чтобы я смог его прикончить. Ты чуть не истек кровью, лежа на полу. Лютик ощетинился от этих слов и тона. — Я сделал то, что ты сказал… — Я знаю! — огрызнулся Геральт. Его ноздри раздувались, когда грудь поднималась и опускалась при глубоком, резком вдохе. Успокоившись, он продолжил. — Я знаю, что ты это сделал. Это была не твоя вина. В кои-то веки. Шутка провалилась, Лютик не заглотил наживку, слишком сосредоточенный на том, чего, как он знает, Геральт не говорит. Его голос был тверд, когда он ответил: — И не твоя вина тоже. Если бы Лютик не путешествовал с ведьмаком уже несколько лет, он, возможно, не заметил бы легкого вздрагивания. — Ты спас меня. Геральт долго смотрел на него, единственным звуком в комнате являлось слабое пение утреннего дрозда за окном. Наконец его плечи слегка опустились, и он кивнул. Ничего не говоря, он повернулся к ведру со свежей водой и стал нагревать ее с помощью Игни. Он вернулся к кровати с теплой водой и кучей чистых тряпок и сразу же принялся ухаживать за ногой Лютика. Бард чувствовал пульсирующую легкость под его твердыми, но осторожными прикосновениями и наслаждался успокаивающим ощущением. Даже прикосновения мыла и воды и резкой вспышки жгучей боли, когда Геральт, бормоча извинения, затягивал свежие бинты, было недостаточно, чтобы испортить удовольствие от прикосновения рук Геральта. Если его боль — цена этой нежности, Лютик с радостью заплатит ее.

***

После охоты на «призрака», Лютик был прикован к постели на две недели. Он ворчал и жаловался, скулил при каждом удобном случае, что ему скучно. Он бы протестовал и дальше, игнорируя приказы целителя, который спас ему жизнь, если бы его ногу не пронзала острая боль каждый раз, когда он двигался. Геральт закатывал глаза и ворчал, но всегда находил какой-нибудь способ облегчить страдания барда. К концу второго дня Геральт подсчитал точное количество подушек и одеял, которые нужно подложить под ногу Лютика, чтобы уменьшить давление на его рану. К четвертому дню он научился определять, когда Лютик начинал нервничать. Геральт распределил время приема пищи так, чтобы разделить день в соответствии с худшим настроением Лютика, а не по социальным стандартам. Они завтракали только ближе к полудню, когда Лютик начинал беспокойно ворочаться в своей постели. Обед подавался с приближением сумерек, когда Лютик обычно готовился к долгой ночи, а ужин легкий и поздний, задолго до того, как вечерняя суета в местной таверне будет в самом разгаре. — Сколько еще мне придется оставаться в этой постели? — скулит Лютик, сбрасывая одеяло. Геральт бросил на него злобный взгляд, но Лютик просто свирепо посмотрел в ответ. — Прошло две недели, Геральт! Я прекрасно могу передвигаться, а если я этого не буду делать, как мне тогда вообще восстанавливать свои силы? — Какие силы? — Геральт что-то бормотал себе под нос, и Лютик издал возмущенный вопль. Однако он не позволил ведьмаку отвлечь его надолго. — Силы, которые я когда-то использовал, чтобы следовать за твоим прекрасным задом по всему континенту! — Лютик понизил голос, одаривая Геральта своим самым серьезным взглядом. — Мы не можем оставаться здесь вечно. В конце концов, наши монеты кончатся, и кто знает, как быстро в этом маленьком городке иссякнет щедрость и дружелюбие местных жителей к ведьмаку. — Я знаю, — Геральт заерзал на своем стуле, его глаза были устремлены в темное окно, выражение лица было намеренно бесстрастное. Кто-то другой, возможно, и не смог бы увидеть слабую морщинку между его бровями или то, как напрягается его челюсть при невысказанных словах, но Лютик — это не кто-нибудь. Лютик — бард, получивший образование в Оксенфурте, мастер семи свободных искусств, и он сделал свою карьеру, наблюдая за неким Геральтом из Ривии. — Они уже это сделали, не так ли? Ты был заперт со мной в этой комнате две недели, должно быть, у нас уже заканчиваются деньги, — Геральт снова сдвинулся, отводя взгляд от окна, но все еще не желая, чтобы беспокойство в тоне Лютика медленно превращалось в обвинение, поскольку он продолжал собирать воедино то, что Геральт не говорит. — Значит, хозяин гостиницы позволил нам остановиться в кредит? И у нас нет возможности заплатить! Но если бы ты просто позволил мне подняться, тогда я мог бы… — Ты не готов выступать, — резко зарычал Геральт. — Ты едва можешь дойти до мусорного бака самостоятельно. Кроме того, я уже нашел контракт. — Тогда почему ты сейчас не занимаешься упомянутым контрактом? Знаешь, я могу справиться сам в течение нескольких часов. Я не совсем беспомощен, что бы ты ни думал. — Это займет больше, чем несколько часов, Лютик. - Голос Геральта теперь был мягче, и если бы Лютик не знал его лучше, он бы сказал, что ведьмак говорит извиняющимся тоном. — О, — собственный тон Лютика стал безжизненным, когда он осознал подтекст слов Геральта. — Это в другом городе, не так ли? И ты бы… — Лютик тяжело сглотнул, во рту у него пересохло на середине предложения. — Это может подождать, — огрызнулся Геральт, но Лютик знал, что он лжет. Ситуация, должно быть, довольно тяжелая, если город обратился за помощью за пределами своих границ. И если новость о контракте дошла сюда, то она наверняка дошла и до других городов. Чем дольше они будут ждать, тем больше шансов, что какой-нибудь другой ведьмак или отважный охотник услышит об этом. Нет, это не может ждать. — Как далеко? — спросил Лютик со смиренным вздохом. — Это в двух днях езды на восток, меня бы не было по крайней мере пять дней. Четыре, если я смогу сразу вернуться. — А Геральт никогда не уходит сразу после работы. По крайней мере, всегда есть зелья, от которых можно оправиться. — Ты знаешь, что происходит, когда ты спешишь, — Лютик старался говорить ровным голосом. Мысль о том, что его оставят совершенно одного, пока он выздоравливает почти на неделю, пугает, но он знал, что Геральт даже не подумал бы оставить его в таком состоянии, если бы в этом не было необходимости. Благородная заноза в заднице. — Нам не принесет пользы, если ты истечешь кровью на обратном пути, потому что ты слишком упрям, чтобы потратить время, необходимое тебе для правильного и быстрого лечения. — Я слишком упрям, чтобы вылечиться должным образом? — Геральт недоверчиво приподнял бровь, глядя на барда, и бард вздохнул. — Если я пообещаю не перетруждаться, пока тебя не будет, — предлагает Лютик. — Ты обещаешь должным образом заботиться о себе? — Ты будешь отдыхать, — проговорил ведьмак. Лютик кивнул. — Никаких выступлений, — Лютик снова кивнул. — Не флиртуй ни с кем, замужем она или нет, — Лютик поморщился, но кивнул. — Ладно, — наконец уступил Геральт. Лютик улыбнулся, но не почувствовал себя победителем.

***

Неделя проходила медленно, без происшествий. Лютик делал почти то же самое, что и последние две недели — он ел, валялся в постели и играл в карты. Даже выигрыш в каждой раздаче Гвента довольно быстро терял свою привлекательность, когда не перед кем было позлорадствовать. Лютик добавлял к этому регулярную растяжку и время от времени прогулки по маленькой комнате. Он не спускался в таверну, слишком боясь, что, находясь так близко к искушению, он нарушит свое обещание, данное Геральту. Он мог быть кем угодно, но он никогда не лгал Геральту и не намерен начинать сейчас. Геральт вернулся через шесть дней, выглядя усталым, но в остальном ничуть не потрепанным. Лютик расхаживал по комнате, когда вошел ведьмак, и барду показалось, что он увидел некоторое облегчение в его кошачьих глазах. — Я сдержал свое слово, — сказал Лютик, когда начал помогать Геральту снимать доспехи. — Много отдыхал, никаких представлений, никакого флирта. Я думал, что умру от скуки, но я человек слова, дорогой ведьмак! Лютик рассказывал о своей неделе, хотя рассказывать было особо нечего. С каждой минутой он видел, как напряжение в плечах Геральта немного спадает. Его кошачьи глаза начинают опускаться, когда Лютик продолжает говорить, мягко подталкивая того к кровати. Только после того, как ведьмак лег, широко зевая и опустив глаза, Лютик позволил себе убедиться, что с ним все в порядке. Ключицу Геральта пересекал свежий розовый шрам, и Лютик поморщился при виде этого. Глаза ведьмака лениво приоткрылись от прикосновения, прежде чем он пошевелился, сильнее прижимая руку барда к своей обнаженной коже. — Ничего страшного, — заверил ведьмак. — Ждал, пока рана полностью заживет. Как я и обещал. — Я никогда в этом не сомневался, — мягко произнес Лютик. Он никогда не лгал Геральту, но тот лжет Лютику постоянно. — Спи. А я буду охранять твой сон. Обещаю. Геральт закряхтел, прежде чем перекатиться на бок, лицом к стене, — самый явный признак доверия, который Лютик когда-либо видел от этого человека. Ведьмак лжет, а Лютик говорит правду, но ни один из них никогда не нарушал обещания, данного другому.

***

Прошло два месяца с тех пор, как целитель объявил Лютика достаточно здоровым, чтобы вернуться к путешествию вместе с Геральтом. Два месяца, в течение которых летнее солнце было теплым, но не обжигающим, все контракты Геральта были похожи на пикники, и даже Плотва решила позволить Лютику прокатиться верхом без единого укуса. Обычно Лютик благодарил бы свою счастливую звезду за то, что у него был такой период тишины и покоя, но… Так же, прошло два месяца с тех пор, как Геральт прикасался к нему. Два месяца назад Лютик был объявлен полностью исцеленным, не считая небольшого тонкого шрама на верхней части бедра. Два месяца назад Геральт похлопал его по плечу в знак поздравления и грубовато сказал: «Ты все еще на коне». Два месяца назад Лютик лучезарно улыбнулся в ответ и взобрался в седло Плотвы, взволнованный возвращением, в разгар теплого охотничьего сезона. Теперь Лютик был готов на все ради грозы или не по сезону прохладной ночи. А еще лучше, Лютик с радостью сразился бы с кикиморой или грифоном за возможность почувствовать, как пальцы Геральта ласково касаются его кожи. Он скучал по нежному прикосновению пальцев Геральта к своему лбу, проверяющего, нет ли признаков лихорадки. Он скучал по тихому бормотанию извинений, когда тот слишком сильно затягивал его бинты. Какой бы неловкой ни была его реакция, Лютик действительно скучал по тому, как ведьмак массировал ему ногу, чтобы остановить кровотечение, когда он был прикован к постели. Лютик скучал по заботе Геральта. Ему так не хватало мягкой стороны Геральта, что, когда грубоватый на вид мужчина пытался подкрасться к ведьмаку сзади, чтобы напасть, Лютик, не теряя времени, прыгнул между ними. Он увидел сверкнувшее лезвие ножа и инстинктивно вскинул руку. Как только лезвие соприкоснулось с плотью его предплечья, сильная хватка Геральта потянула его назад и в сторону, оставляя на коже Лютика немногим больше царапины. Лютик слышал тошнотворный хруст, слышал знакомое предупреждающее рычание Геральта, а затем мужчина побежал так быстро, как только мог, и сжимал сломанную руку. — О чем ты думал? — рявкнул Геральт, и Лютик удивленно моргнул. Да, голос Геральта звучал сердито, но в его тоне было что-то еще, чего Лютик никогда раньше не слышал. Что-то вроде страха. — Ты не должен бросаться между ведьмаком и клинком. — Прости. Это был инстинкт, — прошептал он, стараясь не улыбнуться, когда широкая теплая рука Геральта осторожно обхватила его локоть. Геральт осторожно сдвинул руку, чтобы хорошенько рассмотреть неглубокий порез со всех сторон, прежде чем пренебрежительно хмыкнуть. — Дерьмовый инстинкт для человека, — прорычал он, достал откуда-то чистую ткань и стал вытирать тонкую полоску крови, выступившую бисером на его коже. Лютик скривился от боли. Геральт промычал в знак извинения, прежде чем мягко подтолкнуть его обратно к гостинице. — Не делай этого снова. — Инстинкт! — запротестовал Лютик, улыбаясь, когда Геральт закатил на него глаза, и с радостью позволил обращаться с собой грубо.

***

Две недели спустя Лютик уронил кусок полена себе на ногу, ломая один из пальцев. После этого нога болела неделю, но растирания, которые Геральт делал ему каждый вечер, с лихвой компенсировали боль. Через неделю после этого Лютик наткнулся на стену, не совсем случайно, и заработал себе внушительный синяк под глазом, пока ведьмак выполнял заказ. Когда Геральт возвратился, то впал в ярость. Он потребовал рассказать, с кем дрался Лютик, и когда тот объяснил, что это была всего лишь его собственная неуклюжесть, Геральт провел следующие десять минут, ругая его за это. Оно того стоило, решил бард, когда грубые пальцы нежно втирали крем от синяков в чувствительную кожу под его глазом. После этого это вошло в привычку. Геральт отправлялся на охоту, а Лютик находил какой-нибудь безобидный способ нанести себе увечья. В кои-то веки он был благодарен своей светлой коже — на ней достаточно легко оставались синяки, и каждая отметина выделялась багровым рельефом. Поначалу Геральт реагировал на каждую отметину или царапину, но со временем Лютик обнаружил, что ему приходится стараться еще больше, чувствуя необходимость доказать, что он действительно ранен. Он настаивал на сборе дров и царапал свои ладони. Он петлял на ходу, цепляясь за каждую корягу и выбоину, пока не зарабатывал вывих лодыжки. Он практически бросался с крутой насыпи в кишащее утопцами болото. Утопцы были неприятным сюрпризом, но возникшая в результате простуда — счастливой случайностью. Он мог отдохнуть от своих постоянных травм во время болезни. Его облегчение было настолько велико, что на мгновение он задумался, возможно, все зашло слишком далеко. Какой мужчина в здравом уме причинит себе вред в отчаянной попытке завоевать чью-то привязанность? Но в ту ночь Геральт действительно уложил его спать, и все мысли о том, чтобы остановиться, испарились. Он готовился впечатать свои драгоценные пальцы в дверной косяк, когда понял, что у него могут возникнуть проблемы. Он знал, что после этого он выйдет из строя по крайней мере на неделю. Если он не будет осторожен, это может занять гораздо больше времени. Он может, если что-то пойдет не так, навсегда лишиться возможности играть. И все же Лютик не мог заставить себя отдернуть руку. Его глаза наполнились слезами, когда он с каким-то отстраненным ужасом наблюдал, как закрывается дверь, его собственная рука все еще крепко сжимала дверной косяк. Его разум настолько был поглощен зрелищем, настолько поглощен потенциальными последствиями, что он не заметил, что кто-то приближается, пока широкая бледная рука не остановила дверь непосредственно перед соприкосновением. Его ужас возрос в десять раз, когда он услышал рычащий голос Геральта у себя над ухом. — Какого хрена ты делаешь, бард?

***

Лютик уже некоторое время догадывался, что ситуация находится вне его контроля. Все, от его отчаянной потребности в привязанности до растущего желания причинить себе боль и жалкой влюбленности, которую он питал к Геральту с момента их встречи, было полностью вне его контроля. Он бы уже не смог ничего изменить, даже если бы от этого зависела его жизнь. Даже когда его средства к существованию висят на волоске. Даже если это может стоить ему дружбы Геральта — реальная возможность, если судить по яростному выражению лица ведьмака. Лютик никогда не видел этого человека таким разгневанным. — Это не то, что ты подумал, — попытался объяснить он, баюкая свою здоровую руку. Возможно, Геральт и заблокировал дверь, но Лютик все еще чувствовал фантомную боль в сломанных пальцах. — А что это? — задал вопрос ведьмак. — А, э-э, на что это похоже? — пропищал Лютик. — Похоже… — прорычал Геральт, — как будто ты собирался сломать себе пальцы. Намеренно. — Что? — Лютик вложил в свой голос столько потрясения, сколько мог. Он надеялся, что Геральт просто согласится и решит не продолжать допрашивать его из-за смущения. - Нет! Зачем мне это делать? Это безумие, Геральт. — Так и есть, — согласился Геральт, и Лютик затаил дыхание. — Так зачем ты это делаешь? Вот черт. Его время истекло, и он ничуть не приблизился к тому, чтобы найти разумное оправдание. «Потому что такового нет», — шипит сердитый голос в его голове, и он тихо шипит в ответ: «Заткнись». — Заткнуться? — гнев Геральта лишь слегка смягчается его удивлением. — Это я не тебе, — теперь, когда Лютик подумал об этом, сердитый голос в его голове уже несколько месяцев звучит как Геральт. «Да, тебе, но только ты в моей голове». — Лютик, — огрызнулся Геральт. — Перестань пытаться сбить меня с толку и ответь на вопрос! Что ты делаешь? — Хлопаю дверью, — Лютик старался, чтобы его голос звучал как можно более беззаботно. — Ты это прекрасно видел. — Да, — Геральт зажимает переносицу двумя широкими пальцами. Лютик старался не пялиться. — Но зачем? Не найдя достойного ответа, Лютик, моргая, смотрел на свои дрожащие руки. Кожа на костяшках его пальцев, к счастью, целая, начала краснеть от постоянного растирания. Он нажал чуть сильнее и задался вопросом, как долго и как сильно ему придется сжимать руки, чтобы разорвать кожу. Его зрение затуманилось, и он ощутил мокрые дорожки на своих щеках. — Ты не ушибся? — спросил ведьмак. Его голос был резок, но прикосновение мягким, когда он обхватил рукой запястье Лютика, чтобы остановить его постоянное движение. Его большой палец коснулся пульса достаточно сильно, чтобы не пощекотать. Когда он заговорил снова, его тон стал мягче, менее требовательным и более обеспокоенным. — Зачем ты это сделал, Лютик? Я не понимаю. — Не понимаешь? — поднял заплаканные глаза Лютик. — Я просто хотел, чтобы ты был добр ко мне. Геральт отпустил руки Лютика, как будто это раскаленные угли. Он сделал шаг в сторону, затем другой, как будто мог причинить Лютику боль, если тот останется в пределах досягаемости. Лютик поймал взгляд Геральта и поморщился от замешательства и гнева, которые он увидел в нем. Качая головой, он вытер мокрые глаза, делая все, что угодно, лишь бы не видеть выражения лица Геральта. Когда выражение его лица не поменялось, Лютик отвернулся, делая вид, что рассматривает вещи, разложенные на маленьком столике в их комнате. — Ты месяцами причинял себе боль, чтобы заставить меня быть милым с тобой? — спросил Геральт, и Лютик, не в силах посмотреть ему в лицо, просто кивнул головой в ответ. — Все в порядке, — произнес бард, все еще отказываясь оборачиваться. — Теперь ты знаешь, так что я могу остановиться. Я остановлюсь. Сейчас это все равно не сработало бы. — О чем, черт возьми, ты думал? — Лютик вздрогнул от рычания в голосе Геральта. Сильная рука схватила его за плечо, разворачивая лицом к ведьмаку. Геральт сделал шаг вперед, заставляя Лютика отпрянуть назад, чуть не садясь на стол. — Отвечай мне! — Я не думал! — огрызнулся наконец Лютик. — Я просто хотел, чтобы ты заботился обо мне хоть одну чертову минуту! — И ты думал, что лучший способ заставить меня заботиться о тебе — это постоянно напоминать о твоей слабости? Неужели ты думал, что, доказав это, мне будет легче… Геральт с рычанием оборвал себя, разворачиваясь, чтобы уйти от Лютика, его плечи вздымались от едва сдерживаемой ярости. Лютик моргнул ему вслед, его разум лихорадочно обдумывал последствия того, что чуть не сказал Геральт. — Подожди, — осторожно начал он. — Ты хочешь сказать, что действительно заботишься обо мне? — Сиськи Мелитэле, Лютик, — выплюнул Геральт, поворачиваясь, чтобы недоверчиво взглянуть на него. — Если я такой идиот, что тебе приходится калечить себя, чтобы услышать доброе гребаное слово, тогда какого черта тебя это волнует?! — Милая Нехалена, ты это делаешь! — выпрямившись с того места, где он склонился над столом, Лютик стремительно пересек комнату, тыча Геральта сзади в плечо в знак оправдания, продолжая. — Ты действительно заботишься обо мне, и ты — что? Ты думал, что сможешь отпугнуть меня, ведя себя как осел? Что ж, да будет вам известно, меня нелегко напугать, мистер! Геральт фыркнул, все еще не поворачиваясь лицом к молодому человеку. Лютик продолжил, ничуть не смущенный его упрямством. — Ты думал, быть идиотом будет легко? Это большая редкость, дорогой. Что может быть тяжелее, чем быть хряком по отношению к своему очень хорошему другу… — Ты можешь умереть, — вмешался Геральт, едва взглянув на Лютика через плечо, его белые волосы висели между ними, как занавес. И все же Лютик видел страх в его глазах. — Ты можешь умереть, и если я впущу тебя тогда… Тишина, воцарившаяся после признания Геральта, была почти оглушительной. Разум Лютика лихорадочно работал, повторяя слова снова и снова, пытаясь понять, чего Геральт не сказал, чего он недоговаривает. Геральт сразился со всеми мыслимыми чудовищами, а также с несколькими, которых никто раньше не осмеливался себе даже представить. Что могло его напугать после всего, через что он прошел? Ты можешь умереть — О, ты глупый, очень глупый человек, — вздохнул Лютик, кусочки головоломки наконец встали на свои места. Он протянул руку и провел длинными пальцами по спутанным седым прядям, убирая волосы за ухо Геральта. Глаза ведьмака закрылись, а челюсть сжалась от прикосновения. — Рано или поздно я умру. Все умирают, даже ведьмаки. Боги, у тебя гораздо больше шансов погибнуть, чем у меня — сама мысль о твоей безвременной кончине выворачивает наизнанку. Независимо от того, когда и сколько времени пройдет между нами, это будет больно. Потеря всегда такова. — Но какой смысл, дорогое сердце, тратить то немногое время, которое у нас могло бы быть, на жестокость, когда наши судьбы уже предрешены? Зачем разбивать наши сердца сейчас, снова и снова, когда мы знаем, что рано или поздно это все равно произойдет. Лютик отошел в сторону, одной рукой потянул Геральта за плечо, а другой обхватил его щеку. Только когда они оказались лицом к лицу, глаза Геральта были все еще закрыты, он продолжил: — По крайней мере, для меня уже наверняка слишком поздно. Наконец глаза Геральта распахнулись. Лютик больше не видел в них гнева, хотя страх сохранился. Он провел большим пальцем по острому выступу щеки ведьмака, отмечая едва сдерживаемую дрожь, которую Геральт испытывал от прикосновения, прежде чем отступить назад. Лютик со вздохом повернулся и направился к двери. Ему нужно было выпить после всего этого. Положив руку на дверь, зеркально отражающую то место, где он стоял в начале этого разговора, Лютик сделал паузу. Он огляделся, но Геральт уже углубился в комнату, не желая давать Лютику шанса снова встретиться с ним взглядом. — Если ты умрешь завтра, не дай бог, я буду сожалеть только о том, что не смог сделать тебя счастливым. Каждый несчастный день оставшейся части моей жизни стоил бы того, был бы менее несчастным, ради памяти о том, что ты был счастлив, Геральт. Каждый день и так будет лучше только из-за воспоминаний о том, что ты был идиотом. Даже когда мне больно, ты делаешь мою жизнь лучше. С этими словами Лютик переступил порог, захлопывая за собой дверь.

***

Лютик подошел к стойке трактирщика, примыкающей к маленькой гостинице, на этот раз без лютни и в одиночестве. Они пробыли в этом городе почти неделю — долгий срок для ведьмака, но не так много для барда. Недели выступлений едва хватило, чтобы по одному разу исполнить каждую из его лучших песен, не говоря уже о том, чтобы привлечь внимание тех, кто, возможно, был бы готов заплатить за его услуги за пределами таверны. Лютик месяцами добродушно жаловался, что его никогда не приглашают ко двору в качестве странствующего барда, он нигде не задерживался достаточно надолго, чтобы его пригласили. Он думал, что новая привычка Геральта подолгу оставаться в городе, подобная этой, была вызвана тем, что ведьмак давал ему время, необходимое для того, чтобы приготовиться к приближающейся зиме. Теперь он задавался вопросом, не давал ли ведьмак ему ложное чувство безопасности в надежде, что Лютик не заметит, когда он в конце концов не вернется. — Где твой ведьмак-надзиратель? — спросила трактирщица, наливая ему порцию обычного эля. — Не думала, что он так надолго выпустит тебя из поля зрения. — О нет, миледи, сегодня вечером я свободный человек! — Лютик одарил женщину очаровательной улыбкой и подмигнул, делая все возможное, чтобы отвлечь ее внимание. Она застенчиво улыбнулась, протягивая ему бокал. — Мне нужно что-нибудь покрепче эля, чтобы отпраздновать свою свободу сегодня вечером, моя дорогая. — Что ж, для этого ты в подходящей таверне. У нас самая крепкая водка во всех северных королевствах. Шеф-повар готовит ее сам. — Она налила две порции, протянула одну Лютику, а другую подняла для тоста. — За вашу свободу, сэр! Лютик опрокинул рюмку. Эта жидкость обожгла, как клеймо, до самого горла, заставляя глаза слезиться от сильного жжения. Трактирщица, кажется, была совершенно невозмутима. Она ухмыльнулась ему, когда он закашлялся, прежде чем запить половиной своего эля. Прежде чем она успела убрать бутылку, Лютик схватил ее и налил себе еще. — Почему бы вам не оставить это здесь, со мной, а? Она бросила на него обеспокоенный взгляд, но в конце концов кивнула и ушла обслуживать другого клиента, оставив бутылку огненной водки. Лютик опрокинул вторую рюмку, уже начиная привыкать к ее обжигающему вкусу, и налил еще, намереваясь напиться до умопомрачения, прежде чем таверна закроется на ночь. У него впереди долгая, одинокая ночь.

***

В конце концов, Геральт прибыл в таверну задолго до закрытия. Прошло всего несколько часов, но Лютик умудрился напиться до состояния алкогольного отравления. Завтрашнее похмелье вполне может оказаться самым тяжелым с момента его окончания Оксенфурта. Он старался не думать о том, будет ли Геральт рядом и захочет ли помочь ему пережить это. Геральт сердито смотрел на молодого человека, практически сидящего на коленях Лютика, а также на двух дам, облепивших его с обеих сторон. Прежде чем Лютик успел возразить, его новые друзья разбежались, и их место занял Геральт. Он прижался вплотную к Лютику и обнял одной рукой молодого человека за талию, чтобы тот не свалился с барного стула. — Что ты здесь делаешь? — бормочет Лютик заплетающимся языком, пока мир смещался и вращался. Только когда его ноги подвели его, руки Геральта на нем — единственное, что удерживало его в вертикальном положении, Лютик понял, что они движутся. Он, спотыкаясь, пробирался через комнату к лестнице, рука Геральта горячим клеймом легла ему на талию. — Спасаю тебя от самого себя, — ответил Геральт, его голос был мягким, чем Лютик мог когда-либо надеяться в этой ситуации. — Еще раз. — Ик. Тебе больше не нужно заботиться обо мне. Голос Геральта, когда он ответил, был такой тихий, что Лютик подумал, что это у него в голове. — Я всегда позабочусь о тебе, когда тебе это понадобится. — Мне это не нужно, — запротестовал Лютик. — Я не хочу этого. Они добрались до лестницы, и Лютик споткнулся на первой ступеньке, едва избежав очередной травмы благодаря быстрой реакции Геральта. Ведьмак подхватил Лютика на руки, прижимая его к груди, и легко поднялся по лестнице обратно в их комнату. — Боги, как бы я хотел вспомнить об этом завтра. — Я напомню тебе, — ответил Геральт, когда Лютик прижался к его груди. Он уткнулся носом в изгиб шеи Геральта, поднимая одну руку, чтобы зарыться в длинные белые локоны. — Ты хорошо пахнешь, — промямлил он. Прежде чем Геральт успел ответить на это непоследовательное замечание, Лютик отстранился ровно настолько, чтобы встретиться взглядом с Геральтом. — Обещаешь? — Да, Лютик, — тихо ответил Геральт. — Я обещаю.

***

На следующее утро Лютик проснулся одновременно довольным и несчастным. В голове у него стучало, и даже с закрытыми глазами мир опасно вращался вокруг него. Однако на его спине ощущалась теплая тяжесть, мягкая ткань поношенной рубашки прижималась к щеке, а пряди длинных волос щекотали нос. — Доброе утро, — грохочет грудная клетка под ним, посылая искры боли в голову. Лютик застонал от боли, затем заскулил от потери, когда рука, обнимающая его, сдвинулась, мягко перекатывая его в сторону, чтобы Геральт мог подняться с кровати. Он почувствовал, как одеяло накрывает его, и вздохнул, прежде чем рискнул наконец открыть глаза. В комнате было необычно темно, шторы на единственном окне плотно задернуты, но тусклый свет все равно резал Лютику глаза. Лютик едва мог видеть, как Геральт передвигался по комнате. Раздался тихий звон стекла, и внезапно золотистые глаза Геральта устремились на него, и Лютик ощутил, как его обдало жаром. — Выпей это, — потребовал Геральт, его голос на удивление был мягким. Он протянул Лютику флакон с чем-то серебристым, и его желудок сжался при одной мысли о том, чтобы положить в него что-нибудь. — Я не думаю, что смогу… — Это поможет, — перебил его Геральт, вкладывая флакон в руку Лютика. — Просто выпей это. Лютик откупорил пробку и осушил зелье одним большим глотком. На мгновение он был уверен, что его желудок скрутит и он потеряет то немногое, что там может быть, включая зелье. Внезапно он почувствовал, что похмелье ослабевает, словно с его головы спадает тяжелое одеяло. Боль в голове проходит, слегка затуманенное зрение проясняется, и внезапно комната кажется не такой темной. Еще секунда, и его желудок успокаивается, оставляя ощущение свежести, как маргаритка. — Лучше? — спросил Геральт, все еще пристально глядя на него с соседней кровати. Лютик кивнул, и Геральт сделал то же самое, прежде чем забраться обратно в кровать. Лютик не протестовал, когда ведьмак уложил их так, как они были, когда он проснулся: Геральт на спине, Лютик растянулся у него на груди. Одна сильная рука обняла Лютика за талию, другая поднялась, чтобы положить одеяло ему на плечо. — Ты не обязан заботиться обо мне, — прошептал Лютик, слова почти исчезли в груди Геральта. — Я сказал тебе прошлой ночью, что всегда буду заботиться о тебе. У Лютика мелькнуло воспоминание — мир кружится вокруг него, как корабль в море, ощущение сильных рук Геральта, крепко держащих его, звук его глубокого голоса на ухо Лютику, слова тогда были немного другими. — Мне это не нужно. — Лютик затаил дыхание, ожидая, когда Геральт отойдет. — Ты все еще хочешь этого? — Лютик молча кивнул в ответ, слишком боясь выразить словами то, чего он хочет. Огрубевшие пальцы убрали волосы с его лба, прежде чем скользнуть вниз и приподнять подбородок. От пристального кошачьего взгляда Лютику захотелось поежиться, но он слишком боялся высвободиться из объятий Геральта, чтобы пошевелиться. — Очень. С этими словами Геральт снова придвигается, устраивая лицом к лицу, обхватив руками друг друга. Он плотнее укутал Лютика одеялом и закрыл глаза. Мгновение спустя Лютик последовал его примеру, и как раз в тот момент, когда он почувствовал, что к нему подкрадывается сон, мягкие губы коснулись его лба.