Капкан на белок

Настоящее время. Приехав на место, майор Ясненко и его помощник Маршов еще из окна машины заметили, как вокруг одного полуразрушенного дома столпилась куча людей. Также там стояли аж две скорые помощи, пожарная машина, и полицейские. Некоторых людей выносили из подъезда, накрытых с ног до головы — похоже, у них были сильные ожоги. Из дома все еще выходили остальные до смерти перепуганные жильцы. Мимо машины, в которой сидели Маршов и Ясненко, проехали еще две скорые помощи, благо, дорога была широкой. Шамиль Борисович вышел из машины, и, протиснувшись через кучу народа, подошел к огороженной лентой зоне возле подъезда. Рядом дежурили два МЧС-ника и один мент. Ясненко обратился к третьему. — Что здесь было? — Пока еще никто точно не знает, — ответил тот. — Но, судя по взрыву, это не бомба. — А что? — Бытовой случай. Утечка газа, и, соответственно, все ее последствия. — Нам сообщили, что здесь находятся террористы. Выходит, это недостоверная информация? — А вот это как раз для нас и загадка. Все местные бабки только и талдычат о том, как видели двоих пацанов с автоматами. — Пацанов? Несовершеннолетних? — Не знаю. Когда мы приехали, их здесь уже не было. Только их машина осталась. А в ней, догадайтесь что. — Боюсь даже предположить. Взрывчатка? — Не совсем, но близко. АК-47 — десять штук. Есть ещё усыпляющий газ. Ребята, походу, на войну собирались. — Странно все это. Откуда у мальчиков столько оружия? А еще говорите, взрыв произошел из-за аварии. По-вашему, это случайность? — Вам лучше знать, — ответил полицейский. — Кстати, Лиса-Алиса так же считает. — Кто? — Ну, наш эксперт. Алиса Лисицына. — Ох, черт, и правда. Запамятовал. — Ой, как это невежливо говорить о присутствующем в третьем лице, товарищи, — послышался ехидный голос за спиной Ясненко. Тот обернулся. — Извините, не знали, что вы тут, — пробормотал Шамиль Борисович. — Здравствуйте. — И вам не хворать, Шамиль Борисович, — ухмыльнулась Лисицына. — Как жизнь молодая? Ясненко мог сказать про нее только одно — она ему не нравилась. Прям совсем. Наверное, он был не единственный в этом мнении. Эта женщина прям-таки внушала неприязнь к себе своей язвительностью и скандальным характером. И внешностью тоже. Мало того, что она недавно сделала себе операцию по увеличению губ, так, что они теперь напоминали анус макаки, так еще и накрасила их чем-то темно-красным, и теперь их видно за километр. Хотя даже до ее манипуляций с лицом, вряд ли она была красавицей. Бывают люди красивые, но с гнилой душой, бывают, наоборот, а тут, похоже, все очень плохо и с тем, и с другим. — Нормально у меня… жизнь, — буркнул ей в ответ Ясненко. — У вас-то как дела идут? — У меня? Регулярно, — хмыкнула Лисицына. Это самое тупое и пошлое, что она могла ответить! Господи, с кем только приходится работать, думал Ясненко. — Только вот рано мы с вами приперлись, товарищ майор, — вздохнула она. — К колымаге-то ихней не пускают пока. На хату тоже. Вдруг еще рванет, говорят. Ну, я девушка не рисковая, на рожон лезть не буду. — Зря, — сказал Ясненко. — Сама наша работа предполагает того. — Ну, так ваша предполагает, а моя нет, — лениво отозвалась Лисицына. — Еще не хватало во цвете лет на стенах висеть в виде кусочков. Нетушки. Вот прошарят территорию на наличие взрывчатых веществ, вот тогда и можно соваться. — Что-то мне подсказывает, все, что там могло взрываться, уже взорвалось, — проворчал Ясненко, глядя на обломки дома. — А черт его знает, товарищ майор. Знаете, как оно бывает. Не стоит рисковать. — Кто не рискует, тот не пьет шампанского, — попытался переубедить ее Ясненко, но все без толку. — После шампанского срать охота, Шамиль Борисович. — Ну… — Баранки гну. Пойдемте-ка отсюда.

***

Маршов Евгений, сидя в машине, скучающим взглядом наблюдал за суматохой вокруг. Мертвые люди, больные люди, плачущие люди. Ему было совсем не до того. Маршов в очередной раз был обижен. Обижен и разочарован в своих коллегах за полную некомпетентность и неуважение по отношению к нему. Какого, спрашивается, черта, он вообще делает здесь, на месте взрыва, когда обычными его делами были расследования мелких краж? Маршов знал ответ на этот вопрос. Просто кое-кто считает его бездарностью. «Маршов», на самом-то деле, не была его настоящей фамилией. Евгений Маршак, таким он и родился. Но, считая себя поэтом с большой буквы, он стремился вернуть себе свою индивидуальность, слишком уж не хотелось ему пребывать всю свою жизнь в тени другого великого поэта. Именно по этой причине он сменил свою фамилию. Наверное, это единственная интересная вещь, что произошла за 47 лет его унылой жизни. Такой же унылой, как он описывал это в одном своем стихотворении: «Судьба, моя никчемная хозяйка! Не мне ли в этой жизни горевать? Когда душа моя кричит морскою чайкой, Когда меня съедают будни, ебать их трижды мать» Хотя кто знает, что, в итоге, подкинет ему хозяйка-судьба? … Или уже подкинула? Маршов подозрительно прищурился, словно кот на несвежую рыбу. Его внимание внезапно привлекла совершенно неприметная, но очень раздолбанная серая тачка возле соседнего дома. Надо сказать, обычных машин, кроме экстренных служб, здесь вроде как и не находилось — они стояли дальше, возле соседних подъездов, и так далее. Но эта была рядом. Впрочем, ее местонахождение не так уж и было бы важно, если б не одно «но». Дело в том, что Маршов и не приглядывался бы к ней особо, если б она была пуста, но нет, в ней сидело трое. Точно, трое. Один из них даже очень громко возмущался по поводу чего-то. Так или иначе, Евгений мог расслышать некоторое доносящиеся до него отрывки фраз. — Мы долго еще будем сидеть в этой твоей колымаге?! — бесился шатен весьма крупного телосложения. Но, несмотря на угрожающий вид, его лицо было смертельно бледно, и на нем явственно проглядывались истеричные черты. — Ничего, что тут уже целая толпа бабок и менты? — Ну что вы от меня-то хотите? — заныл второй, трусливый ботаник. — Я и водить толком не умею. — Ты сможешь выехать из города? — поинтересовался смуглый брюнет, похожий на цыгана. Он был самым красивым из этих троих, хотя одет был крайне неряшливо. — Я смогу выехать из города и заблудиться, — сказал Ботан. — Я плохо знаю местность. — Нет, нам это не подходит! — категорически был не согласен Бледный. — Ну, тогда я могу просто выехать из города, увезти вас в лес, а потом изнасиловать, — предложил Ботан. — Как вам такое, ребят? — Слыш, придурок, — вновь начал истерить Бледный. — Я тебя сам сейчас выебу, если не начнешь нормально нам помогать! — Ну… ладно, ладно, — проворчал Ботан. — Я могу довезти вас до вокзала. — А потом что? — насмешливо спросил Цыган. — Бросишь нас на произвол судьбы? — Ну почему на произвол… Вы что, никогда на вокзале не ночевали? — Мы тебе что, бомжи какие-то?! — сердито сказал Бледный. — Довези нас хотя бы до моей деревни Глуховки! — А я что, знаю что ли, где находится эта твоя -овка? — огрызнулся Ботан. — У меня, видишь ли, отсутствует навигатор. — Мозг у тебя тоже отсутствует, судя по всему, — буркнул Бледный. — Неужели это так тяжело, просто взять и уехать куда-нибудь отсюда?! И, желательно, побыстрее. Вообще, пусти меня за руль! Я знаю, куда нам ехать!!! — Белка, ты расхреначишь мне всю машину! Как я буду возвращать ее дяде, по-твоему? — А по-моему, все самое худшее, что могло случиться с этой машиной, уже с ней случилось, — проворчал Цыган. — Она выглядит так, будто ее трахало целое стадо буйволов. — Не буйволов, но вы были близко, — хмыкнул Ботан, заводя машину. — Это был мой дядя с соседкой Ларисой. З-знаете, у нее еще такие большие яй… — Да ты что, издеваешься?! — заорал Бледный, так, что Маршову не суждено было узнать, что там большое у соседки Ларисы. — ДВИГАЙ ОТСЮДА, МАТЬ ТВОЮ! Разговор этот намекал на какие-то неоднозначные мысли. Вот и Маршов понял: дело тут нечисто. Эти три товарища явно не зря собрались уматывать отсюда; к тому же, именно сейчас, посреди общей паники, когда все внимание было обращено на машину террористов, которую так тщательно обыскивали МЧС и полиция, сделать это было не так уж и трудно. Единственное, о чем думал он в этот момент — это его шанс. Шанс доказать всяким подлым сплетникам, что он никакая не бездарность. Хотя бы в своей работе. В отличие от многих своих коллег. Даже если эти ребята, сидящие в тачке напротив, не террористы, слишком поздно пытающиеся покинуть место преступления (в чем Маршов сильно сомневался), им явно будет что рассказать полиции. Они здесь не случайно, в этом стоило быть твердо уверенным. Иначе какой смысл им смываться отсюда? К тому же, совпадений слишком много. Говорили про двух подростков? Говорили. Кто в машине сидит? Они же, но в большем количестве. Если Маршов не поймает этих сосунков за яйца сейчас, его так и будут до конца жизни называть «припизднутым артистом», который даже не способен задержать инвалида, укравшего порножурнал из киоска. Они никогда не забывали про этот случай. Маршов тяжело вздохнул, одолеваемый позорными воспоминаниями. Ничего. Он еще сможет доказать одну вещь: его недооценивали. Как только неприметная, но знатно покоцанная жизнью машина стартанула с места, Маршов, долго не думая, двинулся за ней. Хоть его лицо и было серьезно, душа ликовала — удача была чуть ли не в его руках. Он почти бесшумно ехал за серой Волгой, словно хищник, крадущийся за ничего не подозревающей добычей.

***

— Бля! — в сердцах воскликнул я, чуть не умерев от страха, когда машина подпрыгнула на ровной дороге, издав странный звук. — На чем это мы едем, Кирюха, мать твою?! — Не вижу поводов для возмущений, — сказал Гена. — Мы должны благодарить всех богов, Белка, за то что эта хрень вообще едет. В следующую секунду нас тряхануло еще сильнее и он, вскрикнув от неожиданности, ударился об верх. — Ох, мать-моя-женщина! Беру слова обратно, — пожаловался Гена. — Эта тачка дергается так, будто у нее эпилепсия. Мы точно не взорвемся на следующем метре, как Белкины школьные товарищи? — Я не сомневался, что ты запишешь этих идиотов в мои товарищи, — хмыкнул я. — Но поверь, я их знать не знаю. — Пфф, а должен ли я удивляться? — пофигистично отозвался Гена. — Ты же вообще не общаешься с одноклассниками! Мог кого-то и не узнать. — Хватит, парни. — задумчиво произнес Кирилл. — Надеюсь, полиция опознает и наградит посмертно кого надо. — За что? — развел руками Гена. — Они не убили нас. Внезапно машина опять подскочила на ровном месте, будто под ее колесами взрывались гранаты. — ... Согласен, у этой тачки есть куда большая мотивация это сделать! — испугался я, приземлившись обратно на сиденье. — Кирилл, где ты взял вещь, в которую вселились все бесы отечественного автопрома?! — Как грубо. — надулся Кира, погладив руль. — Между прочим, она может ехать и быстрее. Мой дядя назвал ее «Ракета». — Он должен был назвать ее «Бомба» по вполне понятным причинам. — хмыкнул я. — Эй, не осуждай! — возмутился Кирилл. — Между прочим, она прошла войну. — Какую, ту, что с Наполеоном или афганскую? — не унимался я. — Хуянскую! — внезапно заорал Гена. — Остановись, пока наша «ракета» не улетела на Марс! Машина, взвизгнув раздолбанными тормозами, остановилась у ближайшей пивной. Мы с Геной резко влетели в передние кресла. — Куда ты? — спросил я, когда он наконец выполз из-за двери. — У меня есть пара идей. — сказал Гена, прихрамывая на левую ногу. — Скоро вернусь. — Если эта пара идей называется «водка» и «пиво», то можешь пока придержать ее в своих фантазиях. У нас мало времени. — У нас катастрофически много времени, Белка, учитывая, что сегодня я остался без дома. — сказал Гена. — Ах да. Это помимо того, что на бухло вообще не распространяется такое понятие как «нет времени». Гордо встряхнув черной шевелюрой, он пошел в пивной магазин. Я только напряжённо уставился ему вслед. — Никогда не понимал его увлечений. — закатил глаза я. — Лучше бы он практиковал магию с тем же усердием. — Магию? — наивно спросил Кирилл. — В этой Вселенной алкоголь действует как зелье, восстанавливающее ману? — Думаю, ты не понимаешь, как это работает. — хмыкнул я. — ОН ПРОСТО ЛЮБИТ БУХАТЬ! — Н-но это никак не вяжется с игровой механикой! — запротестовал Кирилл. — Все персонажи должны выполнять действия, характерные для своего класса! Вот скажи, какой у тебя класс? — Одиннадцатый?.. — прищурился я. — Так мало? — засомневался Кирилл. — Ты что, не успел прокачаться? — Не знаю, мне скоро ЕГЭ сдавать?.. — продолжал не понимать, что происходит, я. — Так ты, получается, вообще не маг. — пришел к выводу Кирилл. — Тогда что ты делаешь вместе с ним? — допытывался он. — Какова твоя роль в команде? Лучник? Дополнительный урон? Танк? — НЕ ЗНАЮ! — заорал я. — Зачем все вообще приводить к какой-то системе? Это так СКУЧНО! Я драматично сложил руки на груди, натянул капюшон от куртки на пол-лица, и, откинувшись в кресле, попытался успокоиться. И что вы думаете? Эта попытка заранее была обречена на провал, учитывая, что спустя некоторое время начали раздаваться всякие раздражающие звуки со стороны Кирюхи, включающие в себя шуршание пакетом, хрустенье чипсами, чавканье ртом, шмыганье носом и еще черт знает что. Короче, уже через пять минут мне надоело делать вид, что я спокоен, потому что это была адская мука — сидеть молча и спокойно на таком-то фоне. Я вновь открыл глаза, в то же время пытаясь придумать, какими матами наорать на Шевченко, хотя на языке у меня вертелись всего два слова. Но тут я осознал все происходящее, и эти два слова как-то благополучно вылетели у меня из башки. — Какого хрена мы еще стоим? — возмутился я. — Где этот чудила? — Ушел в пивную, — ответил Кирилл, закидывая в рот чипсину. — Да в курсе я! Где он сейчас? Он же зашел туда часа три тому назад! — Вообще-то тридцать минут. — Что он там делает так долго?! — Может, спорит с кассиршей? — По поводу чего? — Своего возраста, например. Вот сколько ему лет? — Не помню я! И вообще, откуда мне знать такие вещи? — Я думаю, ему не больше двадцати, — задумчиво произнес Кирилл. — Просто у него такие нежные черты лица. Кирилл Егорович Шевченко, снова в своем репертуаре. Разговор прям в тему. — Наверняка у него есть жирок, да? — с какой-то странной интонацией произнес Кирилл, понизив голос. — О чем ты меня спрашиваешь?! — возмущался я. — Нет-нет, ничего особенного, чувак. Все строго между нами. Знаешь, у всех свои заскоки. Мне, например, нравится жирок. — Какой еще, нахрен, жирок? — Жирок, ну типа… Это когда сам парень худенький, но у него есть небольшой жирок вокруг живота, это, типа, так сексуально. Я обожаю это. Помнишь Василия из нашей старой школы, он учился в 8б? — Ты имел в виду Алекса? — О да, чел. Он называл себя Алекс, а мы звали его «карамельная задница», потому что он любил жрать конфеты, типа, пачками. — Я припоминаю. У него еще все время были черные круги под глазами и он убегал из дома. — Ага. Он просто потрясный. Когда у нас с 8б была совместная физ-ра, этот день для меня казался просто раем на земле. Я мог подглядывать за ним и мне ничего бы не было, чел. — Во-о-оу. — Да, только вот однажды, я сфоткал его голышом в раздевалке и он ударил меня по лицу, а потом мою маму вызвали в школу. Счастливые школьные годы, чел! — Да-а, эти счастливые школьные годы. — Знаешь, Белка, почему твой приятель напомнил мне мою школьную любовь? Его фигура — само совершенство. — Ладно-ладно, я тебе верю, чувак. Сколько уже времени, нахрен, прошло? Я должен сбегать в пивную и притащить сюда это совершенное тело во что бы ты не стало, иначе мы простоим тут всю гребаную вечность. Я выскочил из машины.

***

«Самое время действовать» сказал сам себе Маршов. До этого он сидел в машине метра в три от этого дома, так, чтобы не терять из виду преследуемых им людей. Те, впрочем, не особо-то и пытались удрать от погони. Скорее даже наоборот. Проехав до ближайшей пивной, они остановились, и похоже, на неопределенное время. Маршов тоже решил подождать, с того самого времени, как заметил, что один из них, высокий смуглый брюнет, решил забежать в магазин. В то время в голове полицейского сформировался приблизительный план действий по поимке так называемых террористов. Первое, что он должен сделать — это подобраться поближе к двери магазина, и, когда этот типчик будет выходить оттуда, схватить его, а потом: пистолет к виску, пригрозить его товарищам грохнуть его, и они… Нет, этот план никуда не годится. Каков шанс, что эти двое сами его не изрешетят пулями, в то время, как Маршов не успеет даже до него дотронуться? Кто знает, может у них есть огнестрел… Нет, в любом случае, он должен у них быть! Он явно не продумал этот момент. Что же тогда? Маршов думал, думал, и в итоге, его момент настал, освободив его от раздумий. Из Волги вышел еще один человек. Тот самый шатен — бледный, как смерть, низкий ростом и коренастый, как кабан. Маршов представил себе кабана смерти, одетого в черное, и сам чуть не захрюкал от смеха, поняв, что это идеальное сравнение. Впрочем, кабаненок тут же смылся в пивнушку (видать, потерял там своего друга). Именно так мы и теряем друзей, с тоской подумал Евгений. Маршов вышел, и направился к той самой пресловутой серой тачке, в которой теперь находился всего лишь один человек.

***

В пивной я не увидел никого, если не считать кассиршу и одного кошмарного долбоеба, который уже хрен знает сколько торчал возле полки с закусками, не зная, что ему взять — чипсы с крабом или чипсы с беконом. — Чипсы с крабом или чипсы с беконом? — тихо проговаривал про себя Гена, задумчиво прогуливаясь возле полки, при этом нося в корзине довольно-таки внушительное количество бутылок. -… Чипсы с крабом или чипсы с беконом? Лицо у кассирши было настолько скучающим, что, казалось, она просто скоро пристрелит этого придурошного покупателя, ну, или сама застрелится, устав от этого идиотского мельтешения перед глазами. — Возьмите кириешки, — заебавшимся голосом проговорила кассирша, которой уже настолько все это дерьмо надоело, что она лежала, положив голову на стол, и ее даже не видно было из-за кассы. — Хмм. Кириешки, говорите? — задумчиво произнес Гена. — Та-а-ак… Кириешки с грибами или кириешки с сыром? Кассирша страдальчески заныла и соскользнула на пол. Я решил спасти положение. — Он возьмет соленый арахис! — воскликнул я, схватил арахис с полки, и подтолкнул Гену к кассе. — Не благодарите. — Но я ненавижу соленый арахис! — запротестовал Гена. — Имей совесть, гнида, — по-доброму сказал я, — Мы тебя уже полчаса ждем. Кассирша посмотрела на меня глазами, в которых читалась невероятная благодарность моему вмешательству и принялась пробивать бутылки. — Вам пакет надо? — спросила она. — Э… Девушка, дайте два. Один для выпивки, а второй, побольше, для этого товарища, — покосился я в сторону Гены. — Поверьте мне на слово, он нас всех настолько задолбал, не факт, что мы продержимся и не прибьем его к чертям собачьим. — А если без шуток? — Кто-то шутил? Короче, дайте два пакета, на всякий случай. — Хорошо, — сказала она и достала пакеты. — Что-то еще? — О нет. Нам достаточно. — Рада это слышать, — вздохнула она.

***

Кирилл просто сидел в машине и пытался перестроить волну на радио, как вдруг начали происходить вещи, совершенно для него необъяснимые. Боковая дверь спереди внезапно открылась и в машину бодренько так подсел довольный, улыбающийся и белобрысый… мент. К еще большему несчастью Кирилла, именно сейчас заиграла та самая песня. — С судьбой моей прощаясь Звонят колокола, По двору меня тащат Гандоны — мусора… «Твою мать, это радио вообще другие волны не ловит?..» мысленно возмущался Кирилл, изо всех сил пытаясь вкрутить колёсико. «Чертов дядя Андрей! Я так и знал, что он сломал его.» Кирилл просто не знал, что сказать и что делать. Он сидел, как это называется, ни живой, ни мертвый, и мысленно вопрошал себя «Что за нахрен тут происходит?» В такой ситуации он еще никогда не бывал. Видать, музыка, доносящаяся из его машины, чем-то привлекла мента. Последний вообще вел себя так, будто зашел не в чужую машину, а к себе домой. Он лениво развалился на кресле, вытащил руку с сигаретой из окна, и как ни в чем ни бывало спросил: — Что, нравится? Кирилл не понял. Что именно должно ему нравиться? То, что к нему в тачку ни с того ни с сего заперся сотрудник правоохранительных органов, да еще и в такой неподходящий момент, когда они с пацанами пытались смыться как можно подальше из города после всего произошедшего? Или может быть, то, что теперь, с приходом вышеупомянутого сотрудника в его машине воняет табаком, как в туалете его старой школы? — Я о песне, — добродушно пояснил мент. — Слушаешь такое? Кирилл отрицательно помотал головой. — Да нет… — пробормотал он. — Вообще нет. — Профурсетка Аня Добрая душа Дала всему району Не взяла ни гроша, — вновь доносилось из радио. «Кто мог придумать подобное?» — Это группа «Волки Союза», моя любимая, — внезапно заявил мент. — Помнится, как-то раз она вдохновила меня написать одну романтическую песню… Сделай-ка музон потише. Вот. Кхэм. Он достал гитару и начал петь, очень эмоционально, и с некоторой грустью в глазах. — Девочка-воровочка Воровка-вороваечка Видать, не подошел Мой болтик к твоей гаечке Мы разбрелись по свету И я не знаю, где ты Моя девчонка Шурочка Моя шальная дурочка. Кирилл захлопал в ладоши. Так, на всякий случай. — Браво, — сказал Кирилл без особого восторга. В его глазах до сих пор читался испуг. — А у вас… все песни такие? — Нет, конечно же! Есть о любви. О судьбе. О смерти. О человеческом предназначении. -… Круто, наверное, быть музыкантом. — На самом деле не очень, — пренебрежительно ответил мент. — Но зато меня любят телки.

***

Выходя из алкогольного магазина, я (как обычно это происходит) заметил, что что-то не так. Что-то не так было с нашей машиной. В ней сидело в два раза больше людей, чем я ожидал. — Не понял?.. — озадаченно произнес я. Короче говоря, у нас появился новый попутчик и это совершенно меня не обрадовало, учитывая, что новый наш «друг» был одет в обычную форму сотрудника МВД. Какого хрена тут происходит, хотел бы я поинтересоваться, но, наверное, вопросы тут уже были излишни. Наш побег накрылся медным тазом. Наверное, теперь это хорошо, что мы недалеко отъехали от моего дома… не придется долго ехать, чтоб начать собирать вещи в места не столь отдаленные. Мне опять стало страшно от таких мыслей. Гена же напротив, сохранял бодрость духа и прям-таки железный, ничем не сломимый оптимизм. Он наклонился к открытому окошку, и, расплываясь в язвительной ухмылочке, громко произнес: — Доброе утро, начальник! — Ну здравствуйте, — ответил мент. — День уже, между прочим. Кстати, где-то я вас уже видел! — Да ну? — нехорошо оскалился Гена. — Где это? — Да в нашем местном суде и видел, — усмехнулся мент. — Не вы ли, молодой человек, шли подозреваемым по делу об ограблении квартиры некоего Геннадия Гелашвили, который впоследствии, если мне изменяет память, был застрелен, и, вроде как, не без вашей помощи? Во время этой милой светской беседы мне только лишь и оставалось стоять, прячась за спиной Гены с двумя тяжеленными пакетами, и паниковать. Вскоре мы с Кириллом сложили пакеты, уселись в машину и двинулись в путь. Пока Кирилл вез нас по улицам нашего замечательного города, тем временем Гена и добрый дядька из полиции все продолжали болтать о своем. Суть их диалога я так и не уловил, так как пропустил мимо ушей кое-что не слишком информативное. — Так квартиры-то той уже вот минут двадцать как и в помине нету, — продолжал ехидничать Гена. — Что значит «нету»? — насторожился мент. — Я имею в виду, чисто физически. Тю. Взлетела на воздух. Я замер в ожидании, опасаясь того, как полицейский может отреагировать на эту информацию. Тот даже присвистнул от удивления. — Вот оно даже как получается, — задумчиво произнес он, крутя на пальце ключи от какой-то машины, но потом, к полной неожиданности для меня, заметно повеселел. — Ну… раз квартиры нет, значит, и разговора нет! Идеальный способ сменить тему, ничего не скажешь, отметил про себя я. А мусор-то с юморком попался. Хорошо, если он и дальше будет пребывать в таком же настроении. А то уголовное заключение собственного сына на энное количество лет — не слишком приятный сюрприз на 45-летие моей матери. — И вообще… — добавил он. — Сегодня такой замечательный день, а я давлю вам на мозг своими предъявами. Давайте-ка лучше познакомимся. — Давайте. — Меня зовут Маршов Евгений, — ослепительно улыбнулся он во все 32 зуба (или сколько у него их там было). — Можно просто Женя. Фу. Неприятный тип. Как он вообще оказался в нашей тачке?.. — Я — Белка. — сказал я. — Вадим Белка. Простой, ничем не выделяющийся российский школьник. — Я Кирилл Шевченко. А мои бывшие одноклассники меня Кирилл Дроченко. Потому что… потому что… НЕ СПРАШИВАЙТЕ МЕНЯ, ПОЧЕМУ! — Думаю, обо мне вы уже достаточно наслышаны, — зловещим тоном произнес Гена. — А под словом «вы», он, ребят, имеет в виду районный суд, управление внутренних дел, и прокуратуру. — хмыкнул Маршов. — Ладно. Не время ворошить прошлое. Куда едем-то, не подскажете? — он обратился к водителю. — Хотел бы я знать… — растерялся Кирилл. — А тебя-то куда понесла нелёгкая? — задал вполне себе логичный вопрос Гена, стараясь сменить тему разговора. — Эх… — вздохнул Евгений. — Давно хочу съездить в один прекрасный город. Под названием Саранск. — До Саранска не доедем, — сказал Кирилл. — Да я-то понял, — загрустил Маршов. — Машинка у вас знатно барахлит. Вот-вот развалится. — Не то слово! — согласился я. — Вы не представляете, как страшно нам здесь находиться. Того и гляди, отправишься вместе с ней на тот свет. Ужас какой-то. -… А все-таки, даже вспомнить не могу, сколько лет я уже мечтаю вернуться туда, — вдохновленно изрек мент. — На тот свет? — уточнил я. — Да нет же. В Саранск! В город, где я встретил свою любовь. Не спрашивая разрешения, мент схватил гитару, которая стояла рядом с ним, и принялся играть. — Дело было в июле Я работал дежурным в метро А хотя, может быть, и в июне Хотя мне на этот счет все равно Встретил девчонку я милую Что с книжкой сидела в углу А я стоял с рожей унылою И слова сказать не могу Подошел поглядеть что читает она (Мой друг Коля сказал мне «Не ссы») И увидел украдкой название я: «Как у фраера спиздить часы» О-о-о-о-о-о, как у фраера спиздить часы. — Что ты делаешь? — зашипел Гена, глядя на то, как я стремительно поглощаю бутылку водки. — Ты же был против алкоголя! — Заткнись. — выдохнул я, вытирая капли со рта. — Может, я хотя бы вырублюсь, и не буду слышать этот кошмар! Но Маршов продолжал петь. — Александрой девчонку ту звали Девятнадцать ей было лет Сексуально я выглядел вряд ли Не подкачанный и не атлет От меня отвернулась она По роже дала мне книжкой тогда Не успел сказать ей «привет» Она сказала «позорный ты мент» Я сказал ей «люблю я тебя» Она ответила «нет, нихуя» Убежала она из метро. И не видел я долго ее О-о-о-о-о-о-о, не видел я долго ее. — Эй, парни, передайте тоже что-нибудь. — попросил Кирилл. — Я, конечно, не эстет, но сейчас из моих ушек потечёт кровушка… Я протянул руку с банкой. Кирилл не был доволен. — Кола? — Ну да. — хмыкнул я. — Ты вообще-то за рулём. — Это ничего не меняет! — возмутился Кирилл. Машина, словно в подтверждение его слов взвизгнула колесами, сворачивая на лесополосу. — Сколько лет прошло, уж не помню. — не унимался Маршов, бряцая по струнам. — Очень много прошло с тех пор лет. Как я повстречался с девчонкой У той, что денег и совести нет И только ее я увидел потом За решеткой в саранском СИЗО Говорила со мной на жаргоне блатном Ох, девчонка, тебе не везет. Говорила со мной ты о жизни своей: «Не хотелось идти воровать». Но ведь так получается в жизни семей, Не хотела, заставила мать О-о-о-о-о-о, не хотела, заставила мать. — А вот про мать, это было сильно. — со слезами на глазах отнимал у меня бутылку Гена. — Моя душа плачет и это заставляет меня нажраться! Какие страсти, какой слог! Я и подумать не мог, что в нем живёт душа поэта! — Я тоже. — я осторожно отдал ему бутылку, покосившись на Маршова. — Честно говоря, я и сейчас так не думаю. — Как ты можешь так говорить, Белка? Ты же сам поэт! — Может, именно ПОЭТому у меня есть чувство прекрасного? — раздражённо произнес я. — И оно прямо сейчас было выебано? Но Маршов вдохновенно продолжал делать то, что начал. — И расстались мы будто навечно, Хоть расстались всего на пять лет Как закон порой бесчеловечен! Подарить ни конфет, ни букет… Не смог я той милой воровочке Любимой моей Александре И пускай ко мне липнут девчоночки Им не видно, о ком я страдаю. И тебя навещать я пытался, Утром, в холод, и даже в метель И с начальством я уж не считался Так что здесь не обошлось без потерь И даже когда был уволен без слов, С тобой так хотел стать неразлучен, Что подружки твои по камере злобно Тебя звали «ментовскою сучкой». Им не видно, тоска в моем сердце Заползла за какие края Если сильно в мой омут душевный вглядеться То он весь пустой стал без тебя. О-о-о-о-о-о-о-о-о, я весь пустой стал без тебя! И когда ты свой срок отмотала, Обрастая дурною молвой, Я узнал: ты со мною играла У тебя появился другой. Виноват ли, что был не похож я На представителя «лучших людей»? На того в наколочках парня За дурь что продал бы детей? Или, может, ошибся я в женщине Что любить хотел до конца? Но любовь была долговременной У меня, но не у тебя. Так и бросил я все, с тобой связанное Позабыл я о девочке чокнутой И здесь нет ничего недосказанного Лишь любовь моя была проклята. О-о-о-о-о-о, лишь любовь моя была проклята. — С тех пор утекло много воды. — мрачно подытожил Маршов, доставая из нашего пакета бутылку водки и открывая ее. — Вот шмара! — негодовал Гена, единственный, кто слушал эту песню. — Нормальный мужик столько лет добивался ее, а она променяла тебя на какого-то упыря! Все эти бабы одинаковы! — Ну да, накрылась вся малина. — Маршов отпил несколько глотков и тут же оживился. — Но ничего. Я бы совсем забыл об этой истории, если б не вы, ребята! «Каким местом связаны мы и эта история?» никак не могло прийти в голову мне. Я вдруг представил, как мы втроём сидим в тюрьме, а Маршов приносит нам цветы с конфетами, и мне резко поплохело. «Конфеты от Маршова звучит лучше, чем пиздюли от Рати» угрожающе прозвучал голос Гены в моей голове. — Хватит читать мои мысли! Фанатик блатняка! — я пихнул его в бок. В ответ меня вновь ударило телепатической волной. «Поверь, лучше попасть на зону, чем в могилу». «Только не говори мне, что у тебя есть план, где мы оказываемся в любом из этих мест!» огрызнулся я. «Я надеюсь, что этого плана нет у Маршова» задумчиво ответил Гена. Маршов в принципе не был похож на того, кто задумал нечто плохое. Он выглядел вполне расслабленным и дружелюбным. Хотя, возможно, это на нас так подействовала природа. Мы давно выехали из загаженного мерзкого городка и теперь направлялись по лесополосе. Мимо нас мелькали тонкие берёзы, торчащие, словно оголённые кости, поредевшие от плохой экологии кустарники, и серые деревья, словно тени мелькавшие вдалеке. Вдобавок ко всему наступила уже глубокая осень, и природа не радовала растительностью. Скучные виды за окном и дикий холод, заставлявший промерзнуть до косточек, создавали ощущение тревоги. Но я даже был рад чему-то. — Эй, мусор! — внезапно окликнул его Гена. Маршов с любопытством обернулся. — Ты все ещё откликаешься на слово «мусор», — восхитился Гена. — Потрясающе. — Так чё ты хотел, Гордевич? — добродушно отозвался Евгений. — Так уж вышло, что я — колдун, и умею читать чужие мысли. — надменно произнес Гена. — Поэтому если ты что-то против нас замышляешь — будь добр, откройся нам сейчас! Поверь, тебе станет легче на душе. — Что будет, если я не скажу? — усмехнулся Маршов. — Ты можешь столкнуться с… не самыми приятными последствиями. Видишь ли, я умею не только читать мысли, но и насылать страшные проклятья. — Хм. — задумался Маршов. — Что ж, ладно. Я замышляю всех вас… — он запнулся, чувствуя вторжение в собственный мозг. — … всех вас обнять! — наконец воскликнул он. — Вы такие крутые, пацаны! Я ещё ни с кем так весело не проводил время. «О чем он подумал?» спросил я. «Ни о чем особенном.» презрительно отозвался Гена. «У него в башке такая пошлятина, что мне было страшно пробираться дальше.» Гена вновь вернулся к Маршову. — Что ж, раз так, то исполни свой замысел! — воскликнул Гена. — Что ты имеешь в виду? — спросил я. — А ты не догадываешься? — в его зелёных глазах сверкнул огонек. Он достал две бутылки водяры из пакета. — ДАВАЙТЕ ТУСИТЬ!