Вечный Неудачник

Тяжелые капли дождя падали на мое лицо, а я лежал на асфальте и смотрел на небо в абсолютной прострации, наблюдая как меня раз за разом переступают какие-то люди. Наверное, несколько сотен или даже тысяч людей просто прошло надо мной. Никому в голову не пришло как-то помочь мне, будто они предпочитали не замечать меня. А в перерывах между толпами прохожих я слышал, как едут и сигналят машины. Наконец-то я нашел в себе силы встать. Был уже вечер. И вокруг меня горело множество неоновых огней. Я был посреди какого-то очень оживленного перекрестка. Почему-то я думал о своем дотракийском друге. Надеюсь, у него все сложится хорошо. Хоть он и убил меня, не моргнув глазом. Машины объезжали мимо, яростно сигналя. И когда светофоры, почему-то сине-желто-красные, показали красный цвет, толпы людей под прозрачными зонтами начали переходить дорогу. Я, в прострации, еще не отошедший от смертоносного сражения, пошел по наитию в одну из сторон. И где же я? Вокруг какие-то иероглифы, люди в основном азиатской внешности, с редкими белыми. Корея? Япония? Китай? Тайвань? Я заметил подле меня статую собаки, окруженную лавочками и парочкой деревьев, выбивавшихся из бетонных джунглей. — Хатико? — подумал я. И на моем лице появилась блаженная улыбка. Я оказался на Земле. Причем в Японии. Неужели, я вернулся в свой мир? Да еще и в Японию! Хотелось смеяться, танцевать и прыгать от радости. Больше никаких сражений насмерть, никакого кнута, никакой неволи. Я начал громко смеяться в голос как придурок, под удивленные взгляды прохожих и аккомпанемент ливня. Впрочем, слишком долго моя радость не продлилась. Два мужика в форме, подошли ко мне и аккуратно и судя по тону очень вежливо пытались дозваться до меня. Я не понимал, что они мне говорили, ведь я не знаю ни японского ни английского. Да и не хотел понимать. Я только улыбался как безумец, наслаждаясь свободой. Два сраных года я был рабом у каких-то уродов и в прямом смысле бился за свой кусок хлеба. Это ощущение невообразимой легкости невозможно передать, будто цепи, кандалы и камни свалились с души. Однако, парни в голубой униформе так не считали, и решили меня скрутить. Ну нет, так просто я не дамся. Я сражался за свою свободу насмерть не для того, чтобы попасть в тюрьму. Я врезал со всей силы в челюсть полицейского, отправив его в нокаут и кинулся на второго. Тот, будучи почти такого же роста, как моя тщедушная шестнадцатилетняя тушка, схватил меня и стерпев удар в живот, все же силы в моем старом теле мне недоставало, перекинул через бедро, больно приложив об пол. Вот только, я просто так сдаваться не собирался, я убивал и был убитым, а значит моя воля была длиннее. Он попытался заломать меня, видимо, чтобы надеть наручники, а я просто взял и укусил его за нос. На арене и не такое приходилось вытворять, чтобы выжить, каких-то тормозов у меня не было. Я скинул полицая с себя, повалил на землю. Ударил его с носка по голове, а затем еще пару раз для верности и побежал. Бежать, не зная города и почти не замечая, как мой поединок снимали на камеру многочисленные прохожие. Не знаю, о чем я думал, но пробежав пару кварталов, путь мне преградила несколько черно-белых машин. В этот раз они уже достали пистолеты и что-то очень злобно кричали. Лишь после пары предупредительных выстрелов в воздух, мое мышление слегка прояснилось. Я очень не хотел переродиться еще где-то. Нет, я хочу остаться здесь. И я сдался, встав на колени и сцепив руки за головой. Меня заковали в наручники, посадили в машину и увезли в участок, закрыв в камере. Убранство одиночной камеры было простое — толстые решетки, нары и унитаз. Я лег на нары и отрубился. Проснувшись рано утром, не вставая я начал думать. Из-за шока я вчера натворил дел, и теперь, наверное, меня отправят в тюрьму. Слава Богам Гискара, я никого не убил, я надеюсь. И что делать дальше? Я в другой стране, возможно в параллельном мире, без документов и денег, а у меня уже висит уголовное дело… Мрачная картина. С другой стороны, мне же всего лишь шестнадцать лет. Это в Миэрине, я успел вырасти до взрослого здорового парня восемнадцати лет. А здесь, я всего лишь подросток. На этом можно сыграть. Тем более, если это не мой мир, то никакая страна не сможет меня принять. К тому же я всегда мечтал побывать в Японии. Решено, надо остаться здесь во что бы это ни стало, пусть даже придется посидеть в тюрьме. Утром мне принесли завтрак, просунув его через окошко в решетке. Миска риса, мисо-суп, яичница и кусок жаренного в панировке сыра. Боже, как же это вкусно, не передать словами. Я жадно поедал эту пищу как настоящий варвар, под охреневшие взгляды полицейских. Потом меня выволокли на допрос. Полицейский что-то говорил по-английски, но нормального ответа от меня не добился. Поэтому следующий день и ночь я провел в камере, поглощая вкуснейшую еду. На обед был рис, рыба и рамен с яйцом и зеленый чай матча, которые я уплетал с остервенением. А попробуйте несколько лет питаться только чечевицей, пшеницей и очень изредка курицей и карасями. Даже в первой жизни, я так вкусно не ел, что уж говорить о второй. Так прошел день, затем второй. Я если честно кайфовал, в японской тюрьме было вкусно, безопасно, тепло и было время подумать. У меня даже созрел план. На третий день, меня провели в ту же комнату для допросов, заковав в наручники. Там было, помимо охранников, четверо, трое женщин и один мужчина, все европейской внешности. Под запись на камеру они начали спрашивать меня: — Do you speak English? — Sprechen Sie Deutsch? — Parlez-vous français? — ¿Hablas español? — Parli italiano? — Вы говорите по-русски? Только на последней попытке, я решил все же ответить: — Да. Реакция была сдержанной, мои дознаватели что-то переговорили между собой по-английски. И затем спросили. — Как тебя зовут? — Нико. — А меня зовут Оксана. А тебя зовут Нико? Просто Нико? А фамилия? — сказала миловидная шатенка, лет двадцати пяти с большими сиськами. — Не помню. — Нико. В каком городе ты родился? — Не помню. Женщина перекинулась парой фраз с остальными. — Нико. Тебя зовут Николай? — сказала она отстраненно, внимательно наблюдая за каждым моим движением. — Просто Нико. — Хорошо. Нико, где твои родители? — Не помню. Не знаю. — Как зовут твою маму? — Не помню. — Нико, мы хотим тебе помочь. Я знаю тебе страшно. Ты ведь меня не боишься? — Я не боюсь. — Хорошо. Мы просто хотим тебе помочь, Нико. — А когда ужин? — сыграл дурака я. За пару дней в одиночной камере я придумал легенду, мол ничего не помню, а меня держали на тяжелых наркотиках и заставляли драться насмерть. — Ты голоден? — Да. Очень. Она что-то сказала остальным, и мужчина ушел. — Оксана. А вы дадите мне сахар? — Сахар? Конечно. Сейчас принесут, — ласково ответила она, сказав что-то остальным. — Нико. Сколько тебе лет? — Шестнадцать, — несчастно ответил я. — Когда твой день рожденья? — 22 февраля, 2022 года, — соврал я. После того как Оксана перевела мой ответ. Все едва сдерживали удивление. — Нико, а какой сейчас год? — 2038 год. — Ты уверен? — А разве нет? — Нико, а кто сейчас генеральный секретарь СССР? — Не помню, — отметив для себя, что видимо я попал до 1991 года. — А ты знаешь лидера еще какой-то страны? Нет? А давай сыграем в игру? Ты назовешь знакомое имя, любое имя, а взамен я покормлю тебя раменом. Ты же любишь рамен? — Не помню, — громко сглотнул я, показывая всем видом что хочу есть. — Нико, а ты помнишь в какой стране ты родился? — Не помню. — А какие страны ты знаешь? — Америка. Япония. ЮАР. Германия… --я начал перечислять все страны, которые помню, от Кот-д’Ивуар до Гватемалы. В комнату зашел мужчина с коробкой сахарных кубиков. — Нико, ты хотел сахар? Если я дам тебе сахар, ты расскажешь, что с тобой было вчера? — Оксана. Это не тот сахар, что я просил. — А что с ним не так? Я начал нюхать кубики сахара, накручивая себя до невменяемого состояния. — Это не тот сахар! Принесите тот! — безумно закричал я. — Нико! Это же просто сахар. — Нет! Мой любимый сахар был другой. Этот сахар нужно кушать, а тот сахар нужно курить! — невменяемо закричал я. — Успокойся, Нико. — Принесите мне мой сахар! Принесите!!! — заорал я так, что полицейские напряглись, пусть даже я был в наручниках, но Оксана показала, им что все хорошо. — Дайте мне покурить! Дайте мне покурить! — затрясся я как умалишенный. — Нико, успокойся. Пожалуйста. — Дайте мне покурить, — заорал я. — Нико, — сказала она, когда я чуть поуспокоился, — Что с тобой произошло. И тут я выдал заранее заготовленный, сбивчивый и противоречивый рассказ. Мол помню какие-то люди давали мне какие-то таблетки и покурить с помощью колбочки, от чего было хорошо, а затем я дрался насмерть и убивал. Я ведь даже почти не врал, а лишь описывал свои бои на арене Миэрина. Девушка под конец моего рассказал побледнела и едва сдерживалась чтобы не заплакать. Впрочем, не сдержалась, и когда она вышла, я услышал, как она заплакала в коридоре. Судя по всему, в мой рассказ, из которого следовало, что меня пичкали крэком и другой наркотой и заставляли драться насмерть на каких-то подпольных боях, поверили. Тем более, когда я устроил демарш после того, как у меня попытались взять кровь на анализы, начав кричать и громить медпункт. Затем меня перевели в больницу. Психиатрическую. От тюрьмы она отличалась лишь более дружелюбным персоналом и еще более лучшей едой. Мне очень помогало, что мне ночью часто снились кошмары, а по сути воспоминания как я бился насмерть на арене. Психологи, в том числе эта Оксана, часто разговаривали со мной, однако я уверенно симулировал амнезию, а вот посттравматическое расстройство у меня уже было настоящим. Спустя месяц в психушке, прогуливаясь во дворе, под присмотром санитаров, я услышал, как с улицы скандируют сотни голосов — Нико! Нико! Нико! В перемешку с другими словами, которые как я потом понял, означали «Свободу Нико». В больничке я успел выучить только пару десятков фраз на японском. Отвратительное ощущение, опять, когда тебя не понимают, а ты сам себе не принадлежишь. Но это все же значило, что моя история получила большой резонанс. В конце концов, спустя несколько недель ареста, чуть более месяца в психушке, ко мне, в сопровождении докторов, пришли посетители. Японец и европейка, блондинка, оба лет за сорок, прилично одетые и с добрыми глазами. Женщина ласково сказала по-русски: — Привет, Нико. Меня зовут Виктория. А моего мужа Таро, — мужчина кивнул мне, а я кивнул ему в ответ. — Добрый день, — ответил я. Эти люди предложили мне, по сути, усыновление. Дескать я буду ходить в обычную школу, жить в обычной семье. И что они помогут мне встать на ноги. Я согласился без колебаний и с радостью.