долгое никогда

хруст снега после первых морозов в декабре бьет по ушам. машины, проезжающие мимо; крики местных жителей, которые ругаются с работниками жкх из-за отключения электричества; лай собак. все слишком громко. все слишком. а его тошнит от собственной слабости: от того как тяжело передвигать ноги и как нелепо стучат зубы от холода. Азик чувствует все. с губ стекает тонкая струйка крови, а сердце щемит от обжигающих взглядов прохожих. когда все стало так невыносимо? — будет лучше, обещаю. — Варя утыкается носом ему в плечо и заботливо гладит по спине. он бы и рад почувствовать что-то хорошее, но все скатывается к одной только ебучей жалости в ее огромных глазах. она пускает его к себе пожить, несмотря на ее ссоры с матерью каждое утро; приносит что-то съедобное и засыпает, прижимаясь к его груди. а Азик все чаще задается вопросом «а стоило ли оно того?». у него в глазах теперь темнеет после сигарет на голодный желудок, а от мерзкой погоды он заболевает и лежит с простудой и температурой 38 три дня. — и как так жить? — если бы я знала. спустя три тысячи лет приходится привыкать. цирк абсурда. спустя долгих два месяца легче, как обещала Варя, не становится. пустые шприцы и непонятные таблетки: только бы хоть что-то заглушило то, сколько всего он чувствует. он ломается и девочку маленькую за собой зачем-то тащит. видит ее потухающие глаза с каждым днём, когда он лежит едва живой на ее кровати и иногда умоляет принести ему что-то ещё. и Варя приносит, всегда. и за руку его держит, и бессчётное количество раз повторяет матери о том, что не уйдёт он никуда. и он уйти не может — страшно, непонятно и будто привязался он к ней. Азик хотел бы дать ей что-то лучше, то, чего она достойна. у девочки самой ведь не все в порядке, а иначе, стала бы она это терпеть следующие полгода. скрежет стен по ночам все громче и громче, а она все сильнее к нему прижимается будто спасёт это. правильно говорят , - спасение утопающего дело рук самого утопающего. а они вдвоем поломанные черт знает сколько раз: помощи ждать неоткуда. — если я умру, Варюх, найди себе, пожалуйста, парня нормального. у неё истерика на долгие полтора часа. Варя плачет и бьет его так сильно, как только может. — мне никто не нужен больше, помнишь? — тихим шёпотом. Азик не обнимает крепко-крепко и стыдливо глаза прячет в ее отросших волосах. он почти физически всю ее боль чувствует и старается все забрать прикосновениями нежными. стыдно. к началу августа следующего года он почти выбирается. снова начинает видео выкладывать, заключает контракт новый с другим продюсером и снимает квартиру для них с Варей. даже покупает цветы ее матери за все те месяцы, которые он у них в квартире жил. он учится быть достойным человеком. у Вари жизнь появляется за рамками его существования — друзья, компания даже из университета, куда она на подготовительные курсы ходит. она больше не несчастная недолюбленная девочка. они почти справляются и очень мало говорят о прошлом. — ты хочешь сказать, что за метро ещё и платить надо ? платить за то, чтобы мучаться в душном переполненном вагоне? и смеётся она почти как раньше. приходит сентябрь. снова сезон болезней: простуды и вирусы. на это раз заболевает Варя и он добросовестно носит ей лекарства из аптек, заваривает горячий чай каждый час и бережно укрывает оделяемо, чтобы не мёрзла. — выйдешь за меня? кольцо самое хорошенькое. то самое, которое он пару веков назад украл у зажиточных бояр. — пока смерть не разлучит нас. с первым снегом он срывается и на полу в ванной снова пустой шприц, а на его руке огромных синяк. — прости, Варюх, у меня не получается. его тошнит от собственной слабости.