Бесконечный август

Наутро после дискотеки ребята полдня передвигались по стеночке, предельно хмурые, то и дело прикладываясь к ковшику с ключевой водицей, так что даже суровая баба Клава разрешила отложить работу на завтра, понимая, что ежели мужик перебрал, то толку от него всё равно с гулькин хрен, пока не поправится. И если головная боль к вечеру всё же успокоилась, то в целом Шань упокоиться не мог, в голове постоянно крутились события вчерашнего дня, и, частично, ночи, отчего настроение стремительно рушилось куда-то вниз, хотелось забиться в дальний угол и никогда не вылезать. Но вслед за этим мысли сразу же сворачивали на опасную тропинку по направлению к бане: было в этом что-то щекочуще-приятное, то, как Тянь смотрел на него тогда, его потемневшие глаза, румянец, растрепанные мокрые волосы, всё тело, в каплях, возбужденный и такой, блядь, красивый… на этом моменте внутри что-то сжималось, болезненно-сладко, да так, что у самого начинала алеть рожа, и если бы только это… тогда-то Шань в очередной раз пожалел, что спят они в одном сарае, и нет никакой возможности уединиться, хоть в лес беги. Может это от того, что давно не дрочил крыша едет? Этот, как его, спермотоксикоз? Интересно, а как с этим Тянь справляется… и мысли заходили на очередной круг, грозя довести до ручки, но он держался. После череды мокрых дней, похожих один на другой, как две дождевые капли, снова наконец-то проглянуло солнце, подсохли трава и листья, и баба Клава, вручив им две объемистые корзинки, отправила парней в лес «по грибы». Шань подивился про себя её оптимизму, сам он умел отличать всего несколько видов съедобных грибов, и решил брать только их. Чтобы не заплутать, повел Тяня по закрайкам чистого соснового леса и недавно выросшим березнякам, где обыкновенно и вылезали после дождя колосовики – летняя грибная волна, названная так потому, что в это время рожь колосится. Тянь же, по обыкновению, рвался вперед, как почуявший свободу пес, и активно радовался новой задаче, азартно притаскивая Шаню то один гриб, то другой, всё более диковинные, не похожие ни на один из знакомых Рыжему видов. Без жалости выковыривая из корзинки очередную даже на вид стрёмную поганку, Шань тяжело вздохнул, схватил Тяня, уже намылившегося в очередной рейд, и поволок по лесу, тыча сломанной загодя палкой в попадающиеся грибы: - Поганка, поганка, тоже поганка, мухомор. А вот это берем, это подосиновик. Этот я не знаю, этот тоже, вот это можно есть, но надо вымачивать, возни много, нафиг. Таким образом Тянь худо-бедно научился различать «надо» от «не надо». Больше всего ему понравились лисички. – Они рыжие, как ты! Мне нравится! – заявил он, улыбаясь во все тридцать два. - Тогда выбирай подосиновики. Они тоже рыжие, а лисички твои – на вкус, как резина вареная. - Не пойдет, подосиновики рыжие только сверху, а лисички – везде, чувствуешь разницу? – и озорно подмигнул. Сначала Шань не почуял подвоха, грибы и грибы, а потом понял, что везде рыжие – это он про что сейчас? Уши привычно залило красным, а в хороводе мыслей добавилась ещё одна, не прибавляющая спокойствия: не только ты Тяня разглядывал и запомнил. Он тебя, конечно же, тоже…