Белый квадрат или хорошо забытое старое...

Джэ позвонила Рут, когда он устроился за рабочим столом в своей студийной комнате. Работа пока была в перспективе, а то бы он даже не услышал звонка. Пришлось уступить настырному зову, хотя была мысль сделать вид, что его никто не беспокоит. — Привет… — проговорил Джэ, расслабляясь в кресле, — Чему обязан? — Джэ… — услышал он взволнованный голос девушки, — Извини, если не вовремя… — Всё нормально, — вздохнул самый старший. А что прикажете делать, если ему вообще всегда звонят не вовремя? Игнорировать всех и вся? — Я хотела бы, чтобы ты заехал ко мне… — грудной голос слегка дрогнул, — Я на работе… — Что-то случилось? — на самом деле Джэ не было плевать, что у Рут там что-то «случилось» и напряжение усилилось до волнения в шесть баллов. — Просто твои лекарства, что я давала, давно закончились, я всё ждала, что ты придёшь, как обещал… — Ничего я не обещал! — выдохнул Джэ, — С чего ты взяла? — Но тебе необходима помощь… — совсем другим тоном сообщила Рут, — Не пускай всё на самотёк. Гораздо легче предотвратить приступ, чем справляться потом с ним. — Я нормально себя чувствую, — самый старший отложил наушники подальше и встал, сделал круг по студии, выхватывая глазами выделяющиеся из общей массы предметы интерьера: диван и кресла, оббитые белым мехом. Ковёр на полу тоже был белым и приходилось каждый день начинать с уборки помещения. Джэ просто ненавидел пыль, — Если станет хуже — я приеду. Позвоню заблаговременно. — Хм… — послышалось на той стороне, — Каким же ты образом сможешь сообщить мне заблаговременно о своём приступе, ясновидящий ты мой? Может, купить тебе магический шар? — Рут, спасибо, что ты не забыла обо мне… — пробормотал самый старший, вновь усаживаясь за стол, глянул в монитор, пошевелил мышкой, чтобы экран вышел из спячки, — Но мне сейчас очень некогда… Как там поживает Дэвид? — специально перешёл он на брата девушки. Может она забудет, зачем звонит? — Дэвид пытается продлить деду насыщенную событиями жизнь, — снова хмыкнула Рут, — Он действительно теперь не совсем напоминает овощ… Даже отвечает на вопросы… — Здорово… — промурлыкал парень, думая почему-то о Доуне. Самый младший пытался прорваться к нему в студию и Джэ его отбрил. Будет теперь дуться до второго пришествия. Лучше бы к другу съездил и помог с дедом… — Джэ, — в голосе Рут снова послышалась забота, — я настоятельно тебя прошу приехать… Это очень серьёзно… Таблетки, что я тебе дала, нельзя просто так перестать пить… Эта схема индивидуальна и подстроена под тебя. Нужно пролечиться… — Ладно… — согласился Джэ, — Как только — так сразу… — Я сегодня тебя жду. — Надавила Рут, — С девяти до пяти… — Есть, мэм… — усмехнулся самый старший, — Сейчас сверну работу и помчусь к тебе на всех парах. — Не паясничай… — вздохнула Рут, — Я же серьёзно… Вы так похожи с Дэвидом, что у меня руки чешутся… — Мы с Дэвидом? — удивился Джэ, — Чем же? — Своей твердолобостью… — Я же сказал, что приеду, — сунулся на попятную парень, — Не начну новый день без твоих чудодейственных средств. — Хорошо, — уже радостно заметила девушка, — Жду. Она отключилась и Джэ взвыл. Что он сейчас сделал? Обещал Рут приехать на полном серьёзе? Да что у него вместо мозгов? Нужно же альбом дописывать! А не мчаться на другой конец города! В дверь постучались и самый старший фыркнул. Это явно снова Доун, он уже раз пятнадцать совался за утро, а всё потому, что не умеет скрывать свои чувства за безразличием. Зря Джэ разрешил делать ему, что заблагорассудится. Такого прямодушного болвана нужно держать в ежовых рукавицах… Но, ничего не попишешь — пришлось встать и ринуться к двери. Отшить макнэ проще пареной репы… Лишь дать ему новое задание… Пусть мчится навстречу ветру. Джэ распахнул дверь и очень удивился, увидев Холмзи. Он как-то и забыл, как выглядит его любимый в девять утра на пороге его студии. Но вид говорил сам за себя: Холмзи тёр покрасневшие глаза и волосы стояли на голове неухоженной копной. — Джэ, — с места в карьер бросился мужчина, — Я тебя не отвлекаю? — Отвлекаешь… — ухмыльнулся самый старший, но всё же впустил его в комнату, — Ни дня без свистопляски… — Просто я потом усну и забуду… — пробормотал Холмзи. А Джэ вдруг подумал, что ужасно соскучился по своему милому, ласковому мужику. И что теперь? Сказать ему об этом или забить? Тот, меж тем, продолжал: — Шеф позвал нас на сабантуй… — Мы же никогда никуда не ходим! — перебил его Джэ, — С чего вдруг? — У него день рождения… Юбилей… И я подумал, почему бы не сходить? Ты же так ему нравишься… — Холмзи уселся на диван и утянул Дже на колени. Поцеловал в ухо. Самый старший непроизвольно дёрнулся, спросил с пристрастием: — Он сам тебе сказал?! — Что? Что день рождения? — уставился на него Холмзи. — Что я ему нравлюсь… — прочирикал Джэ, — Как-то не верится, что этому мизантропу вообще кто-то интересен… — Это почему он "мизантроп"? — удивился мужчина, всё ещё покачивая своего парня на коленях. — Потому что так и есть! — воскликнул Джэ, — Не далее, как вчера, ты сам об этом говорил… — Мало ли, что я говорил в порыве безумства, — улыбнулся Холмзи, — Работой был завален по самые гланды, вот и роптал… — Ладно, возьми с собой кого-нибудь и ступайте на свой день рождения, — отнекался Джэ, — Ты же знаешь, как я занят… — Но я не хочу "кого-то", — проворчал Холмзи, — Я хочу тебя. Соскучился страшно… — мужчина ткнулся в переносицу Джэ губами и прикрыл глаза от наслаждения, — Можем мы позволить себе маленькие радости? — И даже большие… — самый старший подставил свой рот, припал к груди своего мужчины трепетно и нежно. Мысли скакнули при этом к Доуну, но Джэ выкорчевал их на корню. Пора бы и честь знать этому мелкому. Сейчас не его час… Но ничего не получилось, потому что послышался лёгкий шорох и язвительная речь на корейском: — Хё-ё-н! Ты с ума сошёл? Зачем ты его целуешь?! Джэ вздрогнул. Холмзи открыл глаза. — Выйди! — заорал Джэ на английском, — Не-мед-лен-но! — Да ладно тебе, — успокоил его Холмзи, - потом наверстаем… — О чём это он? — поперхнулся Доун, полностью затащив себя в комнату и прикрыв дверь. В его руках трепыхались коробки и пакеты. — Ну чего тебе? — уже по-доброму осведомился Джэ, переходя на корейский, — Лезешь вечно не в своё дело… — Ах "не в своё дело"?! — лицо младшенького стало пунцовым, — Ты меня любишь, а не его! — Не ори, — заткнул ему рот Джэ, — А то я ему сейчас всё переведу и тогда тебя придётся отскребать от стенки… К слову сказать, самому старшему пришлось встать с аппетитных колен Холмзи, чтобы не выглядеть падшим растлителем. А Холмзи лишь следил за незнакомой речью и улыбался. Ему всегда казалось, что корейский язык слишком ласково звучит, а стало быть, нет причин для грусти. — Я тут тебе между прочим подарочки принёс… — взорвался Доун, — А теперь просто подавись ими! — младший запустил в Джэ свёртками и вышел из комнаты так хлопнув дверью, что посыпались нотные листы с пюпитра. — Что с ним? — спросил Холмзи. Он не понимал что произошло, а Джэ лишь отодвинул коробки и пакеты в угол, чертыхаясь: — У Доуни вечно плохое настроение, а виноваты все остальные… — проворчал он, вытаскивая из пакета одеяло с рукавами, — Что это за хрень? — Видимо, он ревнует, — объяснил Холмзи, — Он застал нас весьма в недвусмысленном положении… — И что? — заорал Джэ, — Может, мне ещё ему ответ держать, где я и с кем? — Ладно, не ворчи, — Холмзи поднялся и принялся разгребать свёртки; достал синие тапочки с подсветкой и хмыкнул, — Он явно постарался… В большой коробке был робот-пылесос. Он очень напомнил Джэ Доуна своим непобедимым "лицом" тяпкой, но улыбку это не вызвало. — Вполне себе подарочки, — вздохнул мужчина, — Зря ты его обидел… — Я? Его? Обидел? — вскричал Джэ, — Ты серьёзно? Да ему не стоило врываться сюда без стука! — Он стучал… Только мы не слышали… — напомнил Холмзи, — Можем продолжить, если хочешь… Джэ ещё раз вздохнул. На сердце было так тяжело и противно, что не хотелось думать о поцелуях и всякой белиберде. Можно, конечно, послать всё к дьяволу и забуриться с Холмзи в постель. Но. Доун теперь не исчезнет из мыслей до конца дня. — Так что, мы идём сегодня на день рождения? — спросил Холмзи, чувствуя его состояние, — Или я пойду немного покемарю? — Мне ещё надо по делам съездить… — невпопад сказал Джэ, — Обещал тут одной деспотичной даме… *** У Доуна было хорошее настроение с утречка-пораньше. Но на этом дело и закончилось. Джэ несколько раз отгонял его от своей двери, не позволяя к себе приблизиться и хотя бы чмокнуть в щёчку. Сославшись на неотложные дела, он даже не открыл дверь во второй раз. А Доун всего лишь хотел заглянуть в карие бесхитростные глаза… Да какие там "бесхитростные"! "Хитростные" же! А настроение было отменным не потому, что они с Джэ решили быть любовниками и выполнять все должные обязательства когда только можно и нельзя, а потому что он решил раздать свои подарочки, которые два дня назад приобрёл по случаю безбашенной доброты. Наполеону он подарил классный ошейник из сыромятной кожи с биркой: "Сожри сам себя". Пёс отреагировал адекватно: он побегал кругами по заднему двору и полаял от невысказанных чувств, и признательности. Этим Доун был вполне удовлетворён. А вот Пчёлка оценила свой подарок по очень высокой шкале: она радостно забрала огромную баранью ногу и уплелась в дальний угол, затаившись в темноте. Своему любимцу — Редди, Доун купил большого игрушечного гуся, которого тот тут же утащил на улицу и принялся терзать под неусыпное бдение Наполеона. Доун не был уверен, понравится ли его подарочек Айрис и поспешил заручиться поддержкой Джэ, но тот снова его не пустил, проигнорировав от и до. Тогда самый младший решил пойти ва-банк и оставил на кухне дорогущую сковороду на самом видном месте. Примерно через двадцать минут пошёл резонанс: Айрис громко вскрикнула от радости и забилась в счастливых конвульсиях. А позже приготовила офигенно вкусное блюдо из овощей на всю огромную семью. После завтрака, Доун решил пойти к Холмзи и отдать ему дорогостоящие часы ROLEX в классическом исполнении с фиолетовым циферблатом. "Старикашка" точно будет рад такому подарку. Но в глаза ему смотреть не хотелось, потому что станет если не стыдно, то уж точно противно. Мысли Доуна никогда теперь не будут чисты… Холмзи не оказалось в его мансардном кабинете и Доун поспешил к Джэ. На этом всё и закончилось, когда он запустил пакетами в самого старшего и ретировался из комнаты. Всё ещё стояло перед глазами расплывшееся от удовольствия лицо хёна, пока он лизался со старикашкой Холмзи. И что после этого можно сказать? Правильно. Ни-че-го. Доун прокрался на улицу и был встречен волком у самых дверей. Редди кинулся к нему на грудь и радостно облобызал в рот. Потом притащил истерзанного и мокрого гуся. Кинул к ногам и завыл так, что зазвенели стёкла в доме. — Что, не с кем поиграть? — хмыкнул Юн. На самом деле хотелось тоже повыть вместе с волком, забыв про всё на свете. Но это было уже невыполнимой миссией. На него и так косяка давят все, кому не лень. Куда ещё дальше-то? Редди пустился в пляс, пытаясь вытрясти из гуся все потроха. Доун поиграл с ним в перетягивание, постепенно забывая о плохом настроении. Когда он рядом с волком — всё становится далёким и мелким. Как бы то ни было — Джэ его любит, а не Холмзи. Пусть потрахаются, если им так надо, а потом придёт Доун и заберёт любимого хёна… Легче от таких мыслей не стало, но он как-то примирился с собой. Хотя бы на время… — Юн Доун! — позвали его и Доун повернул голову. Вивьен поманила его к себе, забираясь в шезлонг. Вода в бассейне искрилась от солнца. И был такой ласковый день, что захотелось остановиться и почувствовать всю эту ласковость пушистую на себе. Но Редди ткнул его носом под коленочку и Доун радостно сделал несколько шагов в сторону бассейна, а потом, не удержавшись на краю, сиганул в воду. Вынырнув, Юн закашлялся. Вот терпеть он не мог купаться в полной экипировке. Но не предъявишь ведь псу. Вивьен рассмеялась, показывая свои белые крупные зубы, крикнула: — Доуни, ты от жары сбрендил? Угу. Сбрендил. Чего же ещё-то? Но вслух сказал совсем другое: — А что с лидером? Сидит на унитазе и кашлянуть боится? Дело в том, что Сонджини немного простыл и во время завтрака так чихал и кашлял, что Айрис посоветовала ему выпить фенолфталеин. А всем известно, что этот препарат выдаёт лишь одну реакцию: слабит кишечник. На первый взгляд связи никакой, но лишь один Доун понял тонкий юмор матушки Холмзи; выпьешь такое лекарство и будешь бояться кашлянуть. Хе-хе… — Он просто занят… — угрюмо сообщила Вив, следя за тем, как Доун выбирается на бортик. Мокрая одежда делала из него атлета: тонкая талия… широкие плечи. Но… было бы кому засматриваться… Редди с Наполеоном носились вокруг него и радостно вопили. Им тоже хотелось окунуться, но строгий взгляд хозяйки охлаждал пыл. — Мы накупили столько занятных настольных игр, — вздохнув, выпалила Вивьен, — А вот играть никто не хочет… — Ещё не вечер, — пробормотал Доун, устремляясь в свою комнату. Ему очень не хотелось переодеваться, но было зябко, чёрт возьми. Навстречу вышел Джэ и Доун забыл о холоде. — Ты куда? — спросил он басовито, с хрипотцой. Джэ оглядел его с ног до головы и присвистнул: — Ты что, в одежде искупался? — Нет, я мокрый от слёз, — прогундосил младший. Но злость на Джэ уже прошла. Захотелось потащиться за ним на край света. Так он и сделал. И только когда самый старший забрался на водительское сидение "теслы", он быстро сказал: — Я хочу с тобой, хён… — Зальёшь тут мне всё слезами своими… — проворчал Джэ. Доун, не долго думая, скинул с себя футболку и шорты. Стянул белые носки-тряпочки, разбрасывая в радиусе метра кроссовки. — А трусы?.. — издеваясь, осведомился самый старший. Доун не посмел рассекать в полном неглиже. Ему ещё жить здесь и жить, как говорится… Но отжать — отжал. С ужасом понимая, что одел сегодня белые брифы, которые от соприкосновения с водой стали вполне прозрачными. Джэ усмехнулся, когда он упал на сидение рядом, разбрызгивая повсюду воду с волос, невозмутимо достал из бардачка салфетки и кинул ему на голые коленки: — Утрись… Доун утёрся. Дождался, когда дверца машины войдёт в свой пазух. Вздохнул облегчённо. Если Джэ берёт его с собой даже в таком виде — стало быть, жить без него не может. — А мы куда? — спросил, пока они выруливали к воротам, не обращая внимания, что его одежда осталась валяться на голом кафеле. Было даже интересно, если кто-то, например Холмзи, найдёт всё это барахло. Что подумает? — Надо лекарства у Рут забрать… — проговорил Джэ, кидая на него взгляды, — Постели под задницу салфетку, а то придётся феном сушить… Доун, который кроме "лекарств" ничего больше не расслышал, испуганно сказал: — Ты что, заболел? — Заболеешь тут с тобой… — самый старший вывернул руль на последнем повороте и выбрался из машины, чтобы открыть ворота. — Хён, зачем тебе лекарства? — напомнил Доун, когда Джэ упал на сидение и автомобиль тронулся дальше. — Я же сказал тебе постелить салфетку! — прикрикнул самый старший, — Или мечтаешь бежать следом? Доун выполнил и это требование. Лучше не гневить хёна на этой стадии, когда ещё можно вернуть его на место. А вот когда они выйдут за пределы досягаемости, можно и поспорить. Джэ всё равно не выставит его из машины в центре города. Не идиот же… — Почему мы едем за лекарством, ты заболел? — снова тревожно вопросил Доун, бросая на профиль Джэ жадные взгляды. Не хотелось сейчас думать про красоту самого старшего, но сердцу ведь не прикажешь. — Ничего страшного, — улыбнулся Джэ, — Когда я приехал за тобой к Дэвиду, я там от панической атаки чуть не скопытился… Вот Рут и нагоняет страху. Пришлось послушаться, чтобы отстала. Возьмём таблетки и обратно… Мне ещё с Холмзи на денюху сегодня идти… Доун помолчал, хотя внутри бушевало пламя. Нормально так. Хён ничего не рассказал про тот случай, когда ему стало плохо. Не доверяет? Считает, что от него никакой помощи не дождёшься? Да и со своим старикашкой продолжает шуры-муры крутить. Честно это? — Хён, почему ты мне ничего не сказал? — очень тихо заметил Доун, елозя по сидению. Ему не очень-то приятно было в мокрых трусах рассиживаться, но выхода не было, не снимать же их… — "Не сказал" про что? — глянул на него Джэ, набирая сверхзвуковую скорость. — Про то, что стало плохо… — выдавил из себя Доун, — Тебе ещё пришлось везти меня домой… — Так прошло уже всё, — улыбнулся Джэ, — Чего об этом думать-то? Давай лучше поговорим о твоём прекрасном теле… — перевёл самый старший разговор. Доун хмыкнул. Ну конечно, о чём ещё разговаривать двум геям-любовникам? Только о теле. О мужском прекрасном теле, он бы сказал. Можно даже остановиться где-нибудь за лесополосой и отдаться со всеми вытекающими из этого последствиями. Чего уж там… — Я что, для тебя просто кусок мяса? — цинично выдавил Юн, — Используешь меня, когда пожелаешь, а потом выкидываешь? — Какой дурак будет выкидывать мясо? — бросил на него взгляд самый старший, — Ты в своём уме? Я сожру тебя вместе с костями, — парень снова усмехнулся, сказал уже совершенно другим голосом, — Доуни, хватит думать о плохом… Разве у нас много времени для этого? Хочется же получить хоть немного радости. — А я тебе радость приношу? — белозубо оскалился самый младший, — Верится с трудом… — Хватит дуться… И… спасибо за подарки… Робот-пылесос сейчас драит мою студию… А одеяло с рукавами я буду надевать, когда холодно… — А тапочки — когда темно? — всё ещё издевательским тоном вопросил Юн, но злости уже давно не было. Было только недоумение, как самый старший собирается работать на два фронта? Лично в душе Доуна такому нет места. Либо ты любишь — либо идёшь лесом. Третьего не дано… Джэ свернул с трассы так неожиданно, что Доуна вжало в кресло. В окне замелькали еловые ветки. Они что, мчатся в лес? — Тут есть озеро… — ответил на его немой вопрос самый старший, — Побудем хоть немного вдвоём… Разве Доун против? Главное — все предпосылки для сексуального контакта имеются: пошлость, разнузданность…нагота… — Ты чего приуныл? — повернулся к нему самый старший, остановившись под раскидистой сосной. Впереди и правда виднелось озеро. Доун отметил даже белых лебедей. Хотя он всегда любил чёрных… — Знаешь, мне не очень нравится, когда со мной поступают, как с дешёвой шлюхой… — промямлил Доун, когда Джэ притянул его за шею, отстегнув ремень. — О чём ты? — заткнул его самый старший, — Мне вот такое даже в голову бы не пришло… Разве то, что мы любим друг друга — пошло? — Это как-то мерзко… за спиной у Холмзи наставлять ему рога… Мне неприятен сам факт измены… — Не ты же ему изменяешь, — усмехнулся Джэ, открывая ему рот своими губами, - Хочешь, чтобы я наставлял рога открыто? Ну Доун и забылся. Когда ласковый язык хёна касается нёба — о чём можно думать, как не о приятной близости? — У тебя такие твёрдый мускулы, — погладил его по плечам Джэ. И не только… Есть ещё много чего, чем можно наслаждаться. Но не говорить же об этом вслух… В самом деле… — А твои губы… — Джэ на секунду прервался и одарил его нежным взглядом, — Ты прекрасен… Доун молча распахнул рубашку самого старшего и прикоснулся губами к розовому соску. В груди защипало от нежности. Почему в его душе рождается желание подчиняться хёну? Ведь он всегда был доминантой. Что не так с этим чувством? Может, нужно чаще сталкиваться с суровой действительностью? Нутро заныло, предчувствую какую-то сакральную близость. Не от мира сего. Но, разве они не люди? Разве не хочется испытывать всего лишь физическое влечение играющих гормонов? Джэ потянул его к себе ещё ближе и Доун почти упал на него. Влажные трусы так врезались в задницу, что казались второй кожей. — Что же ты делаешь со мной, маленький прохвост… — шептал самый старший в ухо, пока Доун выцеловывал его ключицы. Да, Барабан может свести с ума. Он многое может, если любит: выпотрошит себя на радость хёну и постелится мягким ковриком под ноги… А ещё: станет единым с ним целым, полностью растворится в нём и сделает его счастливым… А потом спокойно отдаст его Холмзи и уснёт в своей милой спальне… Потому что он — квашня… бесхребетная креветка и пучеглазая муха…