Я услышал твой голос

Ксавьеру больно. Наверное, больней, чем было за решёткой, больней, чем в ту ночь, когда он узнал о смерти матери. Но в этот раз боль иная. Она по крупице убивает его, не дает покоя ни секунды, даже во снах является ему. И имя ей – Уэнсдей Аддамс. Слишком банально влюбиться в девчонку, которая не разделяет твои чувства, не находите? За те досрочные каникулы, как их негласно окрестил Невермор, Ксавье много думал о произошедшем. Слишком многое случилось за такой, казалось бы, короткий период. Порой юноша, ведомый эмоциями, творил странные и местами глупые вещи. Но ведь Ксавье нельзя назвать глупым, так ведь? Он скорее безрассудный, и временами это безрассудство заводило его в такие проблемы, из которых крайне трудно выбраться. Но он смог, наперекор всем, как и всегда. Многие видели в нём тихого и спокойного парня, который вряд ли смог постоять за других, но он опроверг этот факт и далеко не раз. Однако это всё лирика и банальное отступление… Ксавьер раз за разом возвращался в мыслях к их последнему разговору: фраза «Да, нет, возможно?» так и осталась без ответа. За это время девушка всё же написала Торпу, и на свой страх и риск Ксавьер ей отвечал. Чаще всего это были сухие короткие строчки с обеих сторон – если же для Уэнсдей это и в жизни был стандартный стиль общения, то Ксавье просто боялся, а чего и сам не знал. Но за каникулы он всё же чётко осознал одну важную вещь – эта девушка, будь хоть другом, хоть врагом погубит его, а всё из-за глупого органа, так часто начинавшего биться при виде её мимолётного взгляда. Так всё-таки погубит она или он сам? Её короткое сообщение «Да» в последний день каникул заставило парня почувствовать неописуемый ураган эмоций. С одной стороны, он вроде как и рад будет её увидеть, а с другой – он запутался. Весь оставшийся день юноша провел в своей домашней мастерской, просто смотря на свои старые картины. Ксавье перестал писать, хотя очень хотел. Его мама всегда говорила, что каждому человеку в той или иной степени нужен психолог, и впервые в жизни Торп с ней бы не согласился: ему, по меньшей мере, нужен психиатр, а может уже и клиника. Перед тем как лечь спать, Ксавье вновь задумался об их разговоре. А что если бы его спросили, вернётся ли он в академию? Да, определённо да. А хочет ли? Да, нет, возможно? Он не знал ответа…

***

Семестр стартовал, и изгои потихоньку втягивались в учёбу. Невермор будто и не переживал схватку полумёртвого-недоживого пилигрима с новой студенткой академии. Естественно изменился педагогический состав, а вот нового директора так и не нашли, но как говорят старшие: «Всему своё время». Ксавьеру было плевать. По правде говоря, юноша сильно изменился, и остальные замечали это невооружённым взглядом. Энид, Аякс, Бьянка, даже Вещь – каждый обозначил своим долгом подойти и спросить, в чём дело. В другой раз Торп может был бы и рад такой заботе, но сейчас он просто натягивал фальшивую улыбку и врал что-то о перепадах давления и постоянных болях в голове. Что ж, может о боли он и не лгал. Его боль, его персональная боль лишь изредка одаривала его своим взглядом холодных, колючих глаз, но ни разу так и не подошла к нему. Ксавьер был готов волком выть от досады. С каждым днём парень чувствовал себя всё хуже и хуже. Он не высыпался, отсюда мешки под глазами, мог не питаться сутками, отсюда подозрительная худоба и серый нездоровый вид, но худшее – он перестал рисовать, последнюю картину он написал в день битвы, отсюда пустой взгляд и отсутствие в глазах неугасаемой искры… Мало было Уэнсдей мозолить ему глаза днём, так она с недавних пор поселилась в его снах, шептала его имя и редко, на самую долю секунды, могла улыбнуться – совсем как настоящая. Ксавьер потихоньку сходил с ума, но понимал, что чем быстрее её отпустит, чем быстрее её забудет, тем скорее ему станет легче. Однако Аддамс и не собиралась покидать его мыслей, скорее, наоборот – с каждым днём её образ становился всё чётче. Парень ужасно хотел написать картину, но эту часть себя ему приходилось закрывать на замок и прятать на самую дальнюю и неосвещённую полку сознания. Торп знал: только он возьмёт карандаш или ручку, или даже кусок уголька – да неважно что – на бумаге получится она, на холсте получится она, даже на потресканной стене получится она. Да, ему определённо нужен психиатр. В один день Ксавье очнулся в своей мастерской – парень не помнил, как закончились уроки и как он пришёл сюда. Он уныло оглядывал своё пристанище – тут остались лишь пейзажи и одна картина, завешанная тканью, - та самая с ней, с ней настоящей и с виолончелью. Все холсты с хайдом он сжёг, ибо та связь как мистическим образом появилась, так и исчезла, поэтому юноша без зазрения совести уничтожил все картины до единой. Ксавьер сидел и вспоминал, когда и как нарисовал тот или иной рисунок. Вот его первая работа – вроде обычный луг и лес на фоне, но если долго смотреть на картину, можно услышать пение птиц и тихий стрекот кузнечиков – словно ты и сам внутри картины. В тот день девятилетний мальчишка с весёлыми глазами и неисчезающей улыбкой открыл в себе дар, удивительный, местами бесполезный, но дар. По какой-то причине эту картину Ксавье оживить не мог, будто она сама по себе была настоящая, живая. Чуть поодаль стоял мольберт с вечерним хвойным лесом и стадом оленей перед ним, однако стоит парню подумать о стаде – и олени вмиг разбегались с поляны. Тут взгляд его метнулся к последней картине – огонь, огонь был повсюду, будто бы он заполонил всё пространство, которое только можно, и это пламя источало опасность – это было видно невооружённым взглядом… Вдруг его размышления прервал тихий скрип двери. Парень обернулся и даже не удивился, когда увидел её. Уэнсдей Аддамс собственной персоной. Игнорируя этикет и всякое приличие, Торп сощурил глаза и тихо, но оттого не менее яростно спросил: - Зачем ты пришла? Уэнсдей оглянулась, словно видела это место первый раз, однако Ксавьер знал: она не осматривается из-за любопытства, нет, она анализирует. Будто бы в подтверждение его мыслей она хмыкнула и глянула на художника. Её лицо как обычно не выражало никаких эмоций, и это Торпу на руку, парню не нужна жалость, определенно нет. Проигнорировав вопрос, Аддамс начала: - Тебя тут давно не было, - не вопрос, простая констатация факта - Тебя это не касается, - если уж и быть грубым, то до конца Девушка не выглядела удивлённой, она его уже таким видела, яростным и разбитым. Тогда, скованный цепями, парень был таким же, а может и хуже. Отчаяние и ярость смешались в его голосе, но сейчас было по-другому, сейчас было что-то не так, сейчас у него не было причины так себя вести, у него не было причины злиться на неё, но он злился. Уэнсдей обязательно с этим разберётся, но чуть позже, сейчас важно привести Ксавьера в чувство. - Не надоело? – девушка выгнула бровь и изобразила искреннее удивление, какое только могла – вот-вот добыча проглотит наживку - Что именно? – злость парня сменилась растерянностью, и его глаза забегали из стороны в сторону. Уэнсдей усмехнулась: рыбка попалась на удочку. Ксавьера не так сложно прочесть, как он думает, и Аддамс оказалась права, вся эта напускная фальшь только для отвлечения внимания. Что ж, раз она пришла помочь, значит поможет, как умеет, конечно. - Притворяться, – пожала плечами девушка, её тон был ровен и спокоен, словно она объясняла очевидные вещи младенцу, – ты кривишься от боли, но при всех натягиваешь маску придурка-весельчака, который искренне не понимает, почему все так беспокоятся за него идиота. Ты стал меньше спать и есть, а еще совсем не рисуешь – стены Невермора буквально посерели. Так вот повторю вопрос: не надоело? – с каждой секундой голос Уэнсдей становился опасней, словно она была хищником, который обманом заставил забежать добычу в ловушку. Однако Ксавьер не хотел быть добычей – его это достало. - Может, я становлюсь таким как ты, - его голос буквально источал яд – не нравится, а? – глаза парня метали молнии, когда он взглянул на девушку – может я стану лучшей версией тебя? Уэнсдей отошла от Торпа, словно бы тот мог в любую секунду стать монстром. На мгновение в глазах парня скользнула неуверенность, а затем взгляд стал прежним – отстранённым и пустым. Однако этого мгновения Аддамс хватило, чтоб понять – парень притворялся, опять. Она не знала, как ему помочь, в этих всех вопросах чувств лучше было попросить совета Энид или может Вещи, но девушка ощущала, что помочь ему в состоянии только она. И почему-то Уэнсдей считала своим долгом вернуть прежнего Ксавье или хотя бы разобраться в проблемах настоящего. - Лучшей версией меня могу стать только я, а тебе эта маска ни к чему, Ксавьер. – на секунду задумавшись, девушка продолжила – в прошлый раз твоё молчание ни к чему хорошему не привело… Взгляд парня стал безумным, прямо как в темнице. И словно бы вдобавок к тем воспоминанием Торп прокричал, не сдерживаясь: - Уходи, уйди отсюда, Аддамс! Уэнсдей и не собиралась оставаться: её попросили, она уйдёт, но всё равно вернётся, не сейчас, не сегодня, не завтра, но вернётся – вернётся обязательно. Ксавьер молча вслушивался в шорох листьев, а когда шуршание стихло, упал на колени и заплакал тихо, долго и безудержно.

***

Прошло пару недель с того дня, улучшений никаких не было, но и ухудшений тоже, - второе несомненно радовало Уэнсдей, хоть она в этом и не признается. В один день Ксавье не пришёл на уроки, и Аддамс сочла бы это очередным прогулом, если бы не одно но – она видела, как ночью кто-то покинул пределы академии, и догадывалась, кто бы это мог быть. Но одно дело догадываться, а другое – знать наверняка. Теперь сомнения отпали – ночным нарушителем был Торп. Что ж, ему же потом будет хуже. Сначала получит нагоняя от учителей, а потом лично от неё – девушка решила, что она итак затянула с разговором по душам (тот отрывок в мастерской не в счёт) Только закончился последний урок, и Энид с Уэнсдей вышли во двор. Нужно было занести вещи и отправляться на поиски этого недоразумения, как-нибудь по-другому и при этом культурно Торпа назвать было нельзя. Вдруг Уэнсдей окаменела, все звуки для неё затихли, а цвета смешались меж собой, и девушка начала падать. Во время подскочившая Энид схватила подругу и, благодаря силу оборотня и проклиная дар видений, аккуратно положила Аддамс на ближайшую скамейку.

***

Это был лес, понять в каком она времени не представлялось возможным – лес – он в любом времени лес. Но тут послышалось журчание воды, и девушка, ведомая любопытством, пошла на звук. Первое, что она увидела – это закат необыкновенной красоты. Лучи солнца плавно ложились на поверхность, в последний раз на сегодня одаривая землю теплом и светом. Вообще Уэнсдей равнодушна к таким пейзажам, но сейчас что-то было не так, словно сейчас она увидела то, что видят многие люди, когда называют закат необычайно красивым – теперь то она их понимала. Тряхнув головой, Аддамс сосредоточилась: вряд ли бы её дар просто решил показать ей заход солнца. Девушка осмотрелась и удивилась: журчание воды доносилось откуда-то снизу, она же сама стояла на обрыве. Обрыв посреди леса – чего только природа не создаст! Вдруг послышались шаги, Уэнсдей обернулась и ужаснулась от увиденного: в паре метрах от неё стоял парень с отрешённым взглядом, с пучком на голове и в стандартной форме Невермора. Он шагнул к обрыву. «НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ», - сигнал SOS заполонил все мысли Аддамс. «Торп, если сделаешь хоть один шаг, я тебя придушу, ты слышишь? - но как и ожидалось Ксавьер девушку не услышал, более того он в буквальном смысле прошёл сквозь неё – Торп, стой, слышишь? Ксавьер, пожалуйста, - Уэнсдей в буквальном смысле умоляла парня остановиться, хоть она и была в видении – ты мне нужен, придурок, слышишь?» - казалось она произнесла это так тихо, что даже сама не расслышала слов, но вот Ксавьер будто бы её услышал. Он остановился, а потом… всё затянулось водоворотом красок, и следующее, что увидела Уэнсдей, было обеспокоенное лицо подруги. Не раздумывая ни секунды, Аддамс сбросила вещи и рванула в лес.

***

Ксавье был на краю обрыва. Солнца не было видно, ветер ласково трепал волосы парня, его густые космы отросли еще больше, а иногда парню просто лень их было завязывать в пучок, мол и так сойдёт. Ручей тихо журчал внизу, и Торп вспомнил, как он, четырнадцатилетний парнишка, спустился туда: долго шёл вдоль обрыва, пока не нашёл тропу, ведущую вниз. Здесь царила идиллия, которую никто не смел нарушить, разве что… со стороны леса послышался топот, будто кто-то быстро бежал сюда. В голову Ксавьера пришёл только один человек, который смог бы найти сюда дорогу, а когда незнакомец, или скорее незнакомка остановилась за спиной парня – у того и сомнений не осталось. - Не смей прыгать, Торп, - голос девушки звучал зло, наверное, даже слишком - И не думал, Аддамс, - с нарочитой небрежностью ответил парень, нарочно выделяя её фамилию. Ксавье не был удивлён: проследить за ним никто не мог, за это юноша ручался, а вот видения - штука непредсказуемая, куда угодно привести смогут… Уэнсдей сощурила глаза и перевела дыхание, непросто, знаете ли, проскакать три с половиной километра, как горная лань. Нет, девушка, конечно, держала себя в форме, но просто так взять и рвануть, да еще и после видения, которое отнимало немало сил, это, знаете ли, перебор. А ради чего? Ради того, чтоб убедиться, что с этим недоумком всё в порядке, а беды с головой скорее у неё. Уэнсдей окинула взглядом юношу, который до сих пор не соизволил повернуться к ней: волосы были растрёпаны, лёгкая рубашка и джинсы, перепачканные в некоторых местах, дополняли образ такого задумчивого художника, художника, который мыслями был явно не из этого мира. Но этот парень не был парнем из её видения, точнее был, но не из того времени! Это что же её дар с ней злую шутку сыграл? - Ты был здесь раньше, - тихо, просто говоря очевидное, усмехнулась Аддамс - Был, - Торп пожал плечами и ответил точно также, словно боясь разрушить идиллию этого места, в котором итак появилось слишком много непрошенных гостей. Подойдя ещё ближе к обрыву, парень аккуратно наклонился и уселся на землю, свесив ноги вниз: - Знаешь, я давно нашёл это место, ещё мальчишкой лет в тринадцать, - Уэнсдей тихонько подошла и села меньше, чем в полуметре от Ксавье – бегал сюда года два, искал вдохновения, а потом забыл и вспомнил лишь недавно, буквально после нашего последнего разговора, - Торп замолчал, не зная, уместно ли дальше продолжать говорить - И ты хотел спрыгнуть, - с грустью в голосе (а может Ксавьеру это только показалось) произнесла Уэнсдей - Нет. Нет, не хотел, - парень мгновенно запротестовал, но встретившись с тёмными пронзительными глазами, сдался, – да, да я думал об этом, - он говорил тихо, надеясь, что она не услышит, но она слышала, ловила каждую крупицу его слов, – но я не смог, слабак, наверное, меня что-то остановило. - Голос? – Аддамс горько усмехнулась: неужели её желания в видениях материальны? И как это работает? Её размышления прервал задумчивый шёпот парня: - Хм, да, наверное, да, и знаешь он чем-то был похож на твой… - И что же он сказал? - ей не нужно было отвечать, она итак знала ответ, но Торпу же невдомёк… - Сказала, что придушишь, если сделаю хоть шаг, - задумавшись, парень продолжил - да, это точно была ты, - Ксавье усмехнулся, солнце, на секунду выползшее из-за туч, на миг осветило его и без того прекрасное лицо. Уэнсдей невольно залюбовалась: ей нравился такой Ксавьер: открытый, тихий, настоящий - И это всё? - Что прости? - Ну, больше ничего галлюцинация в виде моего голоса не говорила? - А эм, кхм, нет, вроде не говорила, - парень закусил губу, и они оба знали, что это ложь, но Уэнсдей и не настаивала. Она просто помнила, что в день, когда они говорили в мастерской, Торп не успел переодеться в повседневную одежду, так и остался в форме Невермора, да и неизменный пучок был заплетен… Но сейчас это не имело значения, важнее было не спугнуть того настоящего Ксавьера, которого им всем так не хватало. - Расскажи, что случилось? Я могу помочь? - О, надо же, Уэнсдей Аддамс беспокоят чувства других, - Ксавьер тихо засмеялся, но не успел отодвинуться, за что был награждён коронным ударом в бок. Потирая ушиб, но не переставая смеяться, Торп глянул на девушку, которая выжидательно смотрела на него: - Я почти уверена, что что-то случилось по моей вине, но знаешь, я не могу понять что, и это раздражает - Уэнсдей, в этом нет твоей вины - Да ладно? Почему же ты меня избегаешь? Отскакиваешь от меня, словно я вот-вот превращусь в хайда и выпотрошу тебя, как только встречаешься со мной взглядом, отводишь глаза, открою секрет, я не горгона, камнем не станешь. Выкладывай давай. Глаза Ксавье округлились: он даже и не замечал, что ведёт себя так с ней, зато теперь стало понятно, почему она сама не спешила к нему подходить… - Я запутался, - Уэнсдей кивнула, словно это было нечто само собой разумеющееся – мне иногда бывает страшно, что, что всё может повториться, - слова «что ты предашь меня» застряли в горле и Ксавьер решил не рисковать, хотя девушка поняла его и так: тихонько вздохнула и накрыла своей ладонью его. Если Торп и удивился, то виду не подал, – мне кажется, я в тебя, то есть мои чувства, - глаза Ксавье метнули молнии, и он глянул на Уэнсдей, - правда заставишь меня сказать? - Конечно, - ухмылка не сходила с лица Аддамс. Боги, её на землю дьявол послал, не меньше. Торп тяжело вздохнул: - Мне кажется мои чувства к одной, кхм, леди не взаимны… - Ксавье боялся на неё смотреть, если она сейчас рассмеётся ему в лицо, он точно прыгнет вниз… Однако вместо смеха послышался тяжёлый вздох: - Знаешь, эта леди вероятно ещё многому учится, учится дружить, учится чувствовать и даже учится любить… И, вероятно, ей не так просто принять эту новую часть себя, которая смогла бы открыто выражать эмоции. Вероятно, эта леди боится ранить кого-то своим и без того угрюмым характером… И, даже не знаю, уверен ли ты, что тебе так нужна любовь к ней? Ксавьер улыбнулся, тепло так, по-настоящему, той улыбкой, которая ему так к лицу: - Знаешь, вероятно, за такой странный, местами сложный, но удивительный характер я и полюбил эту леди. Уэнсдей смотрела на него, не моргая, затем тряхнула головой и продолжила своим спокойным, ровным голосом: - Ну, это ты уже напрямую с ней разбирайся, мне невдомёк все эти ваши любовные идиллии, - девушка понимала: ещё чуть-чуть и Ксавьер засмеётся, и она его стукнет, причем намного сильнее, чем в первый раз, - а что до твоей проблемы – тебе нужно что-нибудь нарисовать. Ксавье так удивился, что проглотил свой смех: - Что прости? - Это то, что тебя успокаивает, нарисуй, доверься мне хоть раз, - с этими словами Аддамс встала и тихо ушла в лес, Ксавьер лишь задумчиво смотрел ей вслед…

***

Парень находился в своей мастерской уже который день: с утра он ходил на занятия, а затем стремглав нёсся творить. Всё его окружение не могло не заметить резких перемен: к парню вернулся здоровый цвет лица, он всё чаще шутил, а главное – в его глазах вновь поселилась та самая искра. Он писал эту картину несколько дней, и, наконец, она была закончена: на ней был изображён закат и тот самый обрыв, но художник будто наблюдал всё со стороны леса, не имея права нарушить эту идиллию. Если посмотреть на пейзаж, можно было услышать журчание ручейка и шум ветра, но Торп не мог заставить картину двигаться, ведь она итак была живая, совсем как первое его творение. На обрыве сидели двое: девушка и парень, рука девушки лежала поверх руки парня… Нельзя было рассмотреть кто это, ибо видны были только их силуэты… Иногда, глядя на этих двоих, Ксавьер думал, кто они друг для друга? А потом приходил к одному и тому же выводу: они друзья, а может даже больше….