Предопределенность

— Уэнсдей… Мисс Торнхилл коснулась оправы очков и, снова опустив одну ногу на другую, посмотрела на свою подопечную. — Мы можем промолчать целый час снова, мы уже так делали с тобой, — чуть улыбается она, — но… Может, ты все-таки поделишься со мной… Почему ты так поступила с ними? Аддамс сглотнула, продолжая безразлично смотреть в окно. — Расскажи мне, Уэнсдей. Уэнсдей почувствовала, как в глотке встал ком, и закрыла глаза. Все началось еще месяц назад, в тот самый момент, когда она обернулась, поддавшись неведомой силе, и посмотрела на этого странного парня с измазанными в черной краске руками. Она не придала этому значения. Рвануло все сегодня утром. Удача. Он оказался терпеливым. Самым терпеливым из всех, что ей попадались на жизненном пути. Однако даже он не выдержал наконец ее отчужденности, озлобленности и холодности. Уэнсдей сжала челюсти. Она так зверски устала. Господи, как зверски она устала. Сегодня с утра она вновь не проснулась, а вскочила от очередного кошмара. Мокрая футболка, истерично бьющее в груди сердце, дрожь во всем теле от всепоглощающего ужаса — все это приелось Уэнсдей. Осточертело. Дикий и голодный хищник не доводит до конца свое дело во сне, но в реальности все к этому и идет. Уэнсдей начала бредить от недосыпа, мисс Торнхилл прописала ей очередное лекарство. Уэнсдей спустила его в унитаз. Никто не понимал ее, никто не хотел услышать. Ей было предопределено быть в одиночестве, родиться в одиночестве и умереть в нем. Так почему же этот треклятый Ксавье делал все, чтобы ее одиночество заполнить? Почему простодушная Инид так тянется к ней и слепит ее своим великодушием? Уэнсдей считала, что она не заслуживала такого отношения к себе. Не заслуживала любви, не заслуживала дружбы. Эти мысли начали душить ее после той встречи с Ксавье больше недели назад. С того дня ворон в ее подсознании умолк. Как бы Уэнсдей ни звала его, как бы ни кляла, как бы ни кричала: он не отзывался. Он покинул ее подсознание. Оставил вариться во всем этом в полном одиночестве. Уэнсдей сначала пыталась разобраться, найти возможность вернуть покровителя. Если Ксавье вынудил его замолчать, — а это сделал именно он, Уэнсдей не сомневалась, — значит, нужно поговорить с ним, расставить все точки над «i» и больше к нему никогда не приближаться. Именно эта мысль была с ней после пробуждения. А потом случилось это… — Ты не поверишь! Уэнсдей закрыла глаза и сжала челюсти. Проклятье, утренний сеанс Инид, она забыла. Следовало вскочить раньше или наоборот позже, ведь она так уже делала. Нужно было сделать все, чтобы Синклер не довела ее с утра пораньше. Однако судьба распорядилась иначе. — Сеанс гипноза прошел успешно! — почти порхала по комнате Инид. — Я смогла установить связь со своим соулмейтом! Он жив, Уэнсдей! Он жив! И его покровитель — журавль! Инид все трещала без остановки, не обращая даже внимания на то, что Уэнсдей стояла к ней спиной и, сжав челюсти, старалась успокоиться. Синклер уже распланировала всю совместную жизнь со своим суженым. Ведь появление во сне покровителя соулмейта означало, что он нашел к ней дорогу. Это значит, что через день, неделю или несколько месяцев она сможет его встретить. Его определят в Невермор или в учреждение в паре сотен миль отсюда, но… Они встретятся. Черт возьми, они найдут друг друга. Синклер тараторит о том, что выдержит бессонницу. Ведь она больше не будет одна. Она будет счастлива. Инид так оказывается окрылена грядущими в ее жизнь событиями, что не замечает ничего вокруг. Не понимает, как тяжело Уэнсдей, которая связь с реальностью чудом поддерживать может. Которая возненавидела Инид в эту секунду так сильно, что свело пальцы рук. Которая так дьявольски устала, что слова, обжигающие глотку, сорвались с языка сами: — Ты можешь закрыть свой рот хоть на секунду! — резко развернувшись, прогремела Аддамс, сверкнув глазами. Косы ударили с глухим звуком по спине. — Хоть на секунду! Инид умолкла моментально, улыбка сползла с губ, лицо вмиг побледнело. Она не понимала, что сделала не так. Она лишь хотела поделиться своей радостью. Друзья ведь так и делают, разве нет? Синклер не сознавала, откуда внутри Уэнсдей столько злобы. Не могла даже принять мысль, что в глубине души Аддамс ей завидовала. Сама Уэнсдей никогда бы никому в этом не призналась. Она завидовала Инид. Завидовала, что Синклер не боялась предопределенности. Потому что Уэнсдей боялась. — У меня нет больше сил выносить твои вопли! — Но я лишь, — беспомощно пробормотала Синклер, — я только… Хотела поделиться с тобой радостью… — К черту твою радость, Синклер! — выплюнула Уэнсдей ей в лицо злобные слова. — И тебя тоже к черту! Схватив пиджак, Уэнсдей помчалась к выходу из комнаты, передвигая ногами так быстро, что почти сразу начало сводить мышцы. Аддамс старалась выбросить из головы то выражение лица, которое увидела у Инид в последнюю секунду. Старалась выбросить из головы ее светлые и чистые глаза. До краев наполненные слезами. Ксавье тяжело вздохнул и снова посмотрел издалека на противоположную стену внутреннего двора. Законченная фреска выглядела внушительно и величественно, вот только крайне тяжело отзывалась в душе самого автора. Это как гигантское, вечное напоминание. Ремарка, что его соулмейт близко. Так близко, что остается только протянуть руку. Ксавье не мог выловить Уэнсдей наедине больше недели, она ускользала от него. Игнорировала его, избегала. Чем дольше она это делала, тем невыносимее было закрывать глаза после отбоя. Черный ворон измывался над подсознанием Ксавье, каждый кошмар был хуже предыдущего. Даже когда покровитель соулмейта клевал ему во сне печень, а он находился в сознании и, мучаясь в агонии, смотрел на это своими глазами, Ксавье не мог возненавидеть его. Не мог, потому что знал и чувствовал всеми фибрами души: кошмары стали невыносимыми по простой и понятной причине. Его предполагаемый соулмейт здесь. И Торпу надо только набраться смелости, чтобы с ней поговорить. Вселенная словно нарочно все подстраивала сегодня, другого объяснения просто не было, потому что, стоило Ксавье обернуться, он увидел темную макушку с двумя косами, мелькающую в дальней части внутреннего двора. Совершенно не контролируя собственное тело, Торп ринулся к ней, как к единственному средству, которое может спасти ему жизнь. — Уэнсдей! Она не оборачивалась, неслась вперед все дальше от него, как от чумы. Ксавье перешел на бег. — Уэнсдей! — снова крикнул он. — Постой, нам надо поговорить! Потянувшись вперед, он коснулся ее локтя, и Аддамс словно током ударило. Резко развернувшись, она остановилась, выдернув руку, и вскинула подбородок, глядя на Ксавье с такой ненавистью, что тот вмиг оторопел. — Прости, — торопливо произнес он. Ксавье заметил, как сильно начали отдавать в черноту ее круги под глазами. Он даже представить себе не мог, что выглядел сейчас точно также. Мир соулмейтов проглотит их без соли, если они оба не одумаются. Они изводили друг друга молчанием. Они убивали друг друга бездействием. По крайней мере, один из них точно. — Не смей прикасаться ко мне, — ледяным тоном отчеканила она, окатывая его волной ненависти. — И не смей нарушать мое личное пространство. Ксавье почувствовал себя так, словно что-то невидимое и неосязаемое сдавило ему грудную клетку. Дышать стало почти физически тяжело. — Прости, — снова повторил он. — Я тебе не подружка, — продолжала она сверлить его взглядом. — В песочнице одной мы с тобой не сидели, так что держись от меня подальше. Ксавье громко сглотнул, не в силах отвести взгляд от ее темных, бездонных глаз. Это, видимо, и есть Ад. Целая Преисподняя в ее глазах. Ксавье поймал себя на мысли, что в гробу видел небеса, если там не будет ее омутов. Если там не будет ее. Проклятье. Уэнсдей так искрила ненавистью в это самое мгновение, что это привело ее впервые в ужас. Вот только она далеко не сразу поняла, что испытывает ее не к болтливой Инид и даже не к стоящему напротив нее Ксавье, а к себе. Она всеми фибрами души ненавидела себя за то, что говорила. А ворон все молчал. Даже сейчас. Он молчал. «Где же ты, когда мне так нужен?!» — Я просто хотел поговорить, — не чувствуя собственной плоти, произнес Ксавье. — Нам не о чем говорить, — я-ненавижу-себя-за-каждое-слово. Уэнсдей уже собралась развернуться и уйти. Она ведь только этим всю жизнь и занимается. Убегает. — Постой, — не выдержал наконец Торп. — Ты не можешь отрицать очевидного! Мы с тобой… — Нет никаких «мы с тобой», — взорвалась Уэнсдей. — Ты придумал какой-то бред у себя в голове! Я к тебе не имею совершенно никакого отношения, как и ты ко мне! Уэнсдей не замечала, как дрожала. — Впредь думай головой, когда подходишь к людям с подобными заявлениями, — процедила она. Ксавье невольно отступил назад. Тиски сжимали грудную клетку все сильнее. — Я услышал тебя. — Главное, чтобы ты это еще и уяснил, — продолжала она захлебываться в ненависти. — Держись от меня подальше! Ксавье не хватало воздуха, но он, приложив неимоверное усилие воли, набрал в легкие воздуха. — Больше я тебя не потревожу. — Славно, — выплюнула она. — Счастлива до гроба. Ксавье кивнул, больше он не мог произнести ни слова, горло сдавила невидимая рука. Развернувшись, он побрел нетвердой походкой в сторону здания. Уэнсдей стояла на месте, словно пустив в землю корни. Она смотрела ему вслед, чувствуя зияющую пустоту внутри. А ворон все молчал. Молчал. Молчал. И молчал. Уэнсдей открыла глаза. Мисс Торнхилл ни разу ее не перебила, слушала терпеливо, внимательно. Впервые за все время работы с фриками мира соулмейтов она не записала во время сеанса ни единой строчки в своем журнале. Подобное за все годы работы она видела первый раз. — Мне всегда говорили, что с таким подходом к жизни я обречена на одиночество, — глядя в окно, негромко произнесла Уэнсдей. — Это было клеймо моей судьбы. Неизбежное клеймо. Она сглотнула, чувствуя на себе взгляд психиатра. — Я смирилась с этим, — добавила Аддамс. — Смирилась и с мыслью об одиночестве. Она и сюда поехала только для того, чтобы от родителей убраться подальше. Чтобы не видеть сочувствия в их глазах, не видеть их отчаяния и разочарования. Не идеальная дочь идеальных родителей. Белая ворона родословной поголовных соулмейтов с покровителем в виде черного ворона. Насмешка судьбы, не иначе. — Вот только сегодня я впервые в жизни поняла, что эта мысль мне неприятна. Слова, обжигающие гортань, сорвались наконец с языка. Перед глазами у Уэнсдей встал образ плачущей Инид, которая не сделала ей ничего плохого, и изломленное судорогой боли лицо Ксавье, который всего лишь хотел помочь не только ей разобраться во всей этой предопределенности мира соулмейтов, но и себе. — Я обидела людей, которые не сделали мне ничего дурного, — негромко добавила Уэнсдей, чувствуя странную тяжесть в груди. Мисс Торнхилл внимательно смотрела на свою подопечную. — Как ты себя от этого чувствуешь, Уэнсдей? Аддамс сглотнула. Только одно слово было у нее в голове. — Плохо. Женщина мягко кивнула. — Это хорошо. Уэнсдей непонимающе нахмурилась и впервые за весь час разговора посмотрела на психиатра. — Теперь можно сделать первый шаг к исцелению, — продолжила она. — Извиниться никогда не поздно, начни с малого. — Извиниться?.. Женщина кивнула. Уэнсдей снова отвернулась к окну. Тяжесть в грудной клетке не отпускала. — Я не умею извиняться. Мисс Торнхилл слабо улыбнулась. — Не многим взрослым людям это подвластно, поверь мне, — пожала она плечами, наблюдая за Уэнсдей. — Все когда-то бывает впервые. Час сеанса ни разу за весь месяц пребывания Уэнсдей в стенах Невермора не проходил так быстро. Аддамс было даже слегка жаль, что он закончился. Это означало, что ей придется вернуться в комнату. Придется посмотреть в глазах Инид после всего, что она ей наговорила, и… — Здравствуй. Это единственное, что Уэнсдей смогла из себя выдавить, когда остановилась на пороге спальни. Инид, лежа на постели и о чем-то беззаботно беседуя с Вещью, обернулась и замолчала. Улыбка сошла с ее губ, но она не отвернулась. Синклер несколько бесконечных секунд смотрела на Уэнсдей, а затем кивнула. — Привет. Мисс Торнхилл — забавная, правда. Так просто говорить о прощении, словно это также легко, как отнять конфету у ребенка. Уэнсдей только думает об извинениях, и у нее уже слова поперек горла встают. Аддамс больше всего боялась одного: сказать это неискренне. Уэнсдей вздохнула. Сказать. Просто сказать. — Прости мне мою грубость, — торопливо произнесла она негромким голосом, почти глотая слова с опущенным вниз взглядом. — Я не хотела тебя обидеть. Мне непросто говорить что-то подобное, я ведь… Фраза оборвалась, потому что Уэнсдей задержала дыхание, почувствовав в своем личном пространстве чужое тепло. Инид обвила ее руками, заключив в объятия. Уэнсдей буквально окаменела, широко раскрыв глаза. — Конечно, прощаю! — привычный звонкий голос наполнил комнату своим звучанием. — Конечно, я тебя прощаю, Уэнсдей! Я так рада, что мы помирились! Ты же для меня — самый близкий человек! Уэнсдей неловко похлопала ее по руке в ответ. — Все, заканчивай. Синклер тут же послушалась и расцепила объятия. Уэнсдей снова увидела слезы Инид, только они отличались от тех, что были с утра. Это какие-то другие слезы, они блестели как-то иначе. Именно к такому умозаключению пришла Уэнсдей. Боль в груди почему-то стала тише, но полностью не ушла. Сознание прояснилось, и теперь более существенная, важная мысль наконец вырвалась вперед. Если с Инид тренировка с извинениями сработала, то почему бы не попробовать исправить и то, что она наговорила Ксавье.

***

Торп бродил по комнате уже четверть часа без остановки. Он то и дело прокручивал утренний инцидент с Уэнсдей и никак не мог взять в толк, как же ему быть. Она не соглашалась даже просто поговорить, а Ксавье сходил с ума от громкой тишины в своей голове и невозможности хоть с кем-то это обсудить. Это было невыносимо. Все его существо тянулось к ней, как магнитом. Такого с ним раньше никогда не было. Не могло все это быть случайностью. Это смахивало больше на закономерность. Чертову предопределенность. Ксавье замер на месте и сделал глубокий вдох. — Уэнсдей Аддамс — мой соулмейт. Едва сказанные вслух слова замерли в пространстве, Ксавье почувствовал себя так, словно у него под ногами разверзлась земля. Его тряхнуло с невиданной силой, и он едва успел схватиться за спинку стоящего рядом стула, потому что в голове прозвучал гулкий, протяжный вой. — Черт возьми! — вытаращил глаза Ксавье. — Дружище, ты здесь! Черт возьми, ты здесь! Хищник довольно завыл с такой силой, что даже в висках застучало. Раньше Ксавье бы только сморщился, но сейчас он был так рад услышать своего покровителя, что издал истеричный смешок, схватившись за волосы. — Черт возьми, где ты был?! — начал наворачивать он круги по комнате. — Тебя больше недели не было! Волк снисходительно завыл. — Что значит: «Поздравляю с осознанием»?! — нахмурился Ксавье, ругая своего молчаливого и непутевого покровителя, который бросил его в самый важный момент из всех возможных. — Нет, я ведь догадывался! Хищник как-то нелепо залаял, словно предпринял попытку засмеяться. — Да не вру я, черт тебя задери! Ксавье опустил на мгновение ладони на лицо и затем провел руками по волосам. — Я уж думал, что ты не вернешься, — покачал он головой. — Не делай так больше никогда, слышишь? — нахмурился Ксавье. — Без тебя в голове слишком тихо, мне не нравится быть наедине со своими мыслями. Волк издал какие-то нечленораздельные звуки. — О, да что ты? — вскинул Торп брови. — Мне приятно, что ты тоже по мне скучал… Время сентиментальности истекло даже быстрее, чем можно себе представить. Хищник вдруг зарычал с такой страстностью, что Ксавье даже плечи расправил и, выслушав покровителя до конца, почти сразу кивнул. — Да, ты прав, — схватил он свой альбом с постели, — давно пора с ней все обсудить. Ксавье не шел и не бежал, он летел почти по коридорам Невермора, миновал пролеты и лестницы с завидной быстротой. Время словно начало бежать быстрее, подгоняя своего непутевого слугу по предопределенному правильному пути вселенной соулмейтов. Торп едва вспомнил о том, что следует постучать. Инид отреагировала на звук первая, оторвавшись от чтения журнала и даже на мгновение прервав свою лекцию Вещи. Со стороны могло показаться, что он даже слегка обижен прерванной тирадой. Уэнсдей подняла взгляд позднее и, увидев внезапного гостя, зачем-то вскочила на ноги, расправив плечи. Ксавье сглотнул. — Привет. — Привет, — тут же ответила она. Инид посмотрела сначала на свою соседку, потом на ее гостя, затем повторила это еще два раза и растянула губы в такой довольной улыбке, словно только что сорвала джекпот. Жаль, что никто не может с достоинством признать, насколько Синклер внимательная. Пожалуй, только Вещь. Но его особо никто не спрашивал. — Мы… можем поговорить? Он пришел сам. После всего, что я сказала. Всего, что сделала. Он пришел. — Говори. Ей бы хоть немного постараться быть мягче, но это попросту не заложено у нее природой. Человек она такой. Напрасно говорят, что покровитель редко отражает характер своего подопечного. Неправда все это. Может, мудак в рясе и обрек все человечество на поиски своей судьбы подобным образом, но его помощники из царства зверей выбирают себе человека сами. И делают они это неспроста. Ведь в этом и есть вся суть предопределенности. — Наедине, — осторожно посмотрев в сторону Инид, добавил Ксавье. Синклер — потрясающий человек. Понимающий, волшебный. Просто на вес золота. Девчонка эта легка на подъем, дважды повторять ей не нужно. Усадив Вещь себе на плечо, она легкой походкой выпорхнула из комнаты, ловко закрыв за собой дверь и оставив в комнате только запах своих легких духов. Ксавье стоял в проходе, не зная, с чего начать. Однако прошла минута, а Уэнсдей его еще не выгнала. Торп схватился за возможность обеими руками. — Об этом так просто не скажешь, но… — Давай без пустой болтовни. Уэнсдей произнесла это отрывисто и быстро. Так, словно говорить лишний раз не хотела. Может, боялась. Может, злилась. Может, не доверяла голосовым связкам. Или всё вместе. Ксавье сжал в руке свой альбом и двинулся в сторону Уэнсдей, стараясь не анализировать собственные действия. Открыв нужную страницу, он повернул разворот к Аддамс. — Это ты. Уэнсдей опустила взгляд. Черный ворон, нарисованный в разных позах и образах, заставил сердце пропустить удар. Она сглотнула, стараясь держать лицо и не выдавать своего состояния. Жаль, свой пульс она не могла держать под контролем. Он у нее зашкаливал. — С чего ты взял? — Я просто знаю, — глядя на ее опущенные веки, произнес он. Аддамс продолжала рассматривать рисунки в альбоме, взгляд на Ксавье не решалась поднять. — Я стал видеть сны несколько месяцев назад, — начал он, — за несколько недель до твоего приезда они стали чаще, — Ксавье ненадолго умолк. — Они довольно быстро превратились в кошмары, и я понял, что ты нашла ко мне дорогу… — Почему ты думаешь, что это я? Уэнсдей скрестила на груди руки, по-прежнему слепо уставившись на рисунки. Она не видела их. Она была вся сосредоточена на Ксавье. Каждая клеточка ее тела была сосредоточена на нем. — Хорошо, — дернул плечами Торп. — Мой соулмейт нашел ко мне дорогу… — Мои поздравления, — уже собралась она отвернуться, но в этот раз ей не удалось. Бросив альбом на постель, Ксавье осторожно обхватил плечи Уэнсдей, захватив ее в капкан своих рук. Он впервые был к ней так близко. С такого расстояния она казалась ему такой маленькой и хрупкой. Такой беспомощной. И такой уставшей от бремени предопределенности. Ксавье испугался собственной импульсивности. Он уже был готов к тому, что она вырвется, но… Она этого не сделала. Торп чувствовал тепло ее кожи через тонкую ткань темной рубашки, застегнутой под самое горло. Сердце забилось чаще. — Твой покровитель — черный ворон. Ксавье замолчал, стоило ему выдать эту фразу. Время словно замедлилось. — Это так? — негромко добавил он. Уэнсдей высвободилась из кольца рук Торпа и отвернулась, закрыв глаза. Ледяная ладонь невольно коснулась шеи. Перед глазами Уэнсдей промчались все кошмары разом. Все попытки хищника добраться до нее. Все бессонные ночи, все ужасы, которые ей пришлось перенести. Однако Уэнсдей не боялась крови. Не боялась смерти. Она боялась предопределенности. Боялась любви. Боялась своей судьбы. Судьбы, которая была крепко связана с человеком, который стоял у нее за спиной. — Ты знаешь, кто мой покровитель, Уэнсдей, — коснулся ее лопаток голос Ксавье. — Ты знаешь. — Нет, не знаю. — Знаешь, — усмехнулся Торп, облизнув губы. Уэнсдей слышала по голосу: Ксавье улыбался. Ей хотелось увидеть его улыбку. — Он не так плох, как может показаться, — пожал он плечами. — Иногда только во вспышках агрессии чувствуется его присутствие, — Ксавье недолго помолчал. — Он не так часто показывает характер, как в первые месяцы. Уэнсдей продолжала смотреть перед собой, не решалась повернуться. Грудную клетку по-прежнему ломило. Ксавье сделал небольшой шаг вперед. Как же сильно ему хотелось подойти к ней еще ближе. Господи. Ксавье решил попробовать иной способ достучаться до нее. — Скажи, кого ты видишь в своих кошмарах, Уэнсдей, — тихо произнес он. — И мы наконец сможем спать спокойно. Аддамс почувствовала за тяжестью в грудной клетке гулкие и частые удары сердца. Оно никогда в жизни у нее так не билось. Сказать вслух о покровителе, который является ей в кошмарах. Господи. Даже в самом страшном сне Уэнсдей не могла представить, что такой день действительно в ее жизни наступит. Она набрала в легкие воздуха и распахнула губы. Сердце пропустило удар. — Волка. Уэнсдей потеряла равновесие, голова закружилась мгновением позже, и громкий клич прорезал ее подсознание. Аддамс почти задохнулась и чудом не рухнула на пол. Ксавье оказался рядом с ней в ту же секунду, подхватив за руку и… Не позволяя упасть. — Где ты пропадал! — чувствуя, как ком слез моментально поднялся к горлу, хрипло прошептала Уэнсдей, высвобождаясь из рук Ксавье. Ноги сами понесли ее к окну. Она продолжала что-то шептать, и Ксавье сначала не мог понять, что с ней случилось, а затем… Все встало на свои места. Пазл сложился, и Вселенная соулмейтов воодушевленно вскинула к небу руки. — Вернулся, да? — догадался Ксавье. Уэнсдей обернулась. Ее глаза блестели. — Что?.. — Покровитель, — не сумев сдержать улыбки, произнес он. Аддамс покачала головой. — Как ты узнал? — Я полчаса назад своего наконец услышал. Уэнсдей словно никак не могла поверить во все происходящее. Голова гудела. Ее покровитель наконец заговорил. О, Господи. Как же она по нему скучала. Никогда ни по кому в жизни она еще так не скучала, как по этой болтливой и несносной птице. — Как это возможно? Ксавье пожал плечами. — Мой затих после нашей встречи у фрески, — сознался он. — Я чуть с ума не сошел от тишины. Покровители вернулись к своим подопечным по простой и понятной причине. Они приняли мысль о своей судьбе. Они сказали об этом вслух. Уэнсдей не сдержалась и нервно усмехнулась. Губы ее тронула легкая улыбка. Сердце Ксавье замерло от восторга. Боже мой, какая она невероятно красивая, когда улыбается. — Я тоже, — призналась Аддамс. Они смотрели друг другу в глаза так, словно два человека, которых связывало что-то в далеком прошлом, наконец встретились спустя много лет. Встретились и вспомнили, что их связывало. Чертова предопределенность. Она никогда не ошибается. Ксавье подошел к Уэнсдей и слегка наклонил голову, чтобы продолжить смотреть в ее сияющие, несравненные глаза. Аддамс на автомате сделала полшага назад. Защита. Вечная защита, обособленность. Она так привыкла быть одна, что любое проявление внимания воспринимала в штыки. Ксавье это понял моментально. И ему стало так больно за нее, так горько, что этому просто не подобрать слов. Она заслуживала любви. Заслуживала, как никто другой. — Чем сильнее ты пытаешься держать меня на дистанции, тем крепче к себе привязываешь, — прошептал он. И тяжесть в груди Уэнсдей от этих слов утихла. Впервые у Уэнсдей Аддамс не было ответа для кого-то, а ведь она всегда могла оставить последнее слово за собой. Ворон что-то трещал без остановки у нее в подсознании, но она первый раз могла функционировать дальше, не обращая на его вопли внимания. Интересное ощущение. Уэнсдей на секунду задумалась, что бы случилось в прошлом заведении, если бы они не успели. Неужели она бы никогда этого не испытала? Неужели она настолько отчаялась увидеть хоть какую-то радость в своей жизни, что рискнула сделать это. Чисто механически она одернула рукава рубашки. Это не ускользнуло от внимания Ксавье. И все вдруг встало на свои места. — Тебя ведь в Невермор не за попытку убийства переправили, верно?.. Уэнсдей сглотнула, глядя широко распахнутыми глазами на Ксавье. Господи, никто никогда не понимал ее так, как он. Никто не видел того, что она всю жизнь скрывала. Чертов мир соулмейтов. Чертова предопределенность. Вот зачем мудак в рясе все это создал. Чтобы в целом мире был человек, который был бы страшно на тебя похож и не похож одновременно. Чтобы две совершенно разные части одной души соединились воедино, точно Инь и Ян. Уэнсдей пожала плечами. — В документах все написано именно так, — прошептала она, — иначе бы меня сюда не пустили. Фриков в мире соулмейтов и без того немало, безвольных фриков ставят на ступень еще более низкую. Только связи Гомеса и Мартиши позволили Уэнсдей не попасть в ту самую низшую категорию. Ксавье почувствовал, что ему нечем дышать. Его поразила стрелой навылет одна только мысль, что Уэнсдей довела все до конца. Тогда он никогда бы не увидел во сне покровителя своего соулмейта. Он на всю жизнь остался бы один. — Глупенькая, — прошептал он и обхватил ее запястья, прикоснувшись губами к тонким пальцам и закрыв глаза, — глупенькая, как бы я жил без тебя… Уэнсдей сжала губы, чувствуя его теплое дыхание на своей коже. И все завязанные в узел эмоции словно тюльпаны весной начали распускаться у нее в душе, а тугой неприятный комок в груди перестал наконец пульсировать. Ксавье по-прежнему прикасался губами к ее пальцам, не открывая глаз, а Уэнсдей не могла контролировать больше все то, что долгие годы было скрыто под амбарным замком у нее на душе. Горячая слеза стрелой скатилась по щеке. Аддамс качнула головой, на мгновение закрыв глаза. Душа ее ликовала. Ликовала, очнувшись ото сна, и рвалась к человеку, который стоял напротив нее. Ксавье открыл глаза и посмотрел на нее с такой обезоруживающей нежностью, что сердце пропустило удар. Его губы тронула улыбка. Уэнсдей постаралась взять себя в руки. Что это такое! Расклеилась! — Чего улыбаешься? — постаралась с прежним равнодушием произнести она, но у нее не вышло. Она впервые была этому рада. Ксавье широко улыбнулся. — Осознать пытаюсь, — не выпуская ее рук из своих, произнес он. — Часто я представлял, как выглядит мой соулмейт. Уэнсдей закатила глаза. Ксавье был счастлив это видеть. Аддамс всегда была, есть и будет Аддамс. — Вам бы с Инид этот вопрос обсудить, — фыркнула Уэнсдей. — Она будет в восторге. Ксавье все улыбался, насмотреться на нее не мог. Впервые в жизни Уэнсдей было комфортно чувствовать на себе такой взгляд. Мудак в рясе не ошибается. Черт бы его побрал. — И как, оправдались ожидания? — все-таки не сдержавшись, съязвила она. Торп ухмыльнулся. — Еще как, — согласился он. — А поцеловать тебя можно? Уэнсдей вскинула подбородок, воинственный блеск радужек вернулся на место. Вот только влюбленность ей скрывать не удавалось. Глаза все выдавали. — Рискни, — шепнула она. Ксавье покачал головой. — Да, — подошел он к ней ближе и осторожно наклонился, мягко обхватывая лицо ладонями. — Я определенно сорвал джекпот. Волк сладко зевнул и потянулся, укладываясь в долгожданную спячку. Черный ворон почистил перья и спрятал клюв под крылом, облегченно выдохнув. Покровители соулмейтов отправились на заслуженный отдых. Свою задачу они выполнили.