All I want for Christmas is you.

«Рождество — время не только радости, но и осмысления. »

— Уинстон Черчилль.

      День Рождества, 25 декабря. Уже было темно, лишь некий естественный свет давал снег за окном, разгоняя на себе блики луны. Остальной же свет был от гирлянд на улице и всяких рождественских украшений. В США эта дата всегда была особенной для всех. Американцы, даже те, которые не являются уж очень верующими, украшают свои дома, накрывают стол дымящиеся тарелками с разными вкусностями, подвешивают носки у камина и жаждуют чуда. Но все же есть те люди, которые безразличны к этому празднику, и их не мало. Роксан Беверли развязала хвост и поправила волосы в укладке, перекрепив заколку еще раз. На ней было красное обтягивающее платье с вырезом на ноге, нелепо сочетающееся с белыми домашними тапочками. Америка досадно цыкнула, увидев, что все еще на столе не стояла бутылка шампанского. Ситуацию нужно исправлять. Хоть времени было довольно много, американка торопилась побыстрей накрыть стол, пока на телевизоре играла уже чуть поднавязчивая песня «Last Christmas». Кинув в его сторону взгляд, она поняла, что ничто не забавляло, как глупое выражение лица своей мачехи на одной из фотографий на стене. Почему же фото еще на стене? Там присутствуют другие ее родственники, такие как сестры-близняшки Австралия и Новая Зеландия, и самая милая, спокойная, в отличии от них, Канада, еще же был отчим Франция, который имел ехидную ухмылку, он американке тоже никогда не нравился. Вспоминая о своей семейке, она даже и забыла, что в ее руках не шея Великобритании, а та самая бутылка спиртного. — уже скоро одиннадцать, — вздохнула США, смотря на всю эту красоту на столе, — и почему я разговариваю сама с собой? Одиночество сводит женщину с ума. Как было ясно, Роксан ждала кого-то. И этот «кто-то» — определенная личность. Снова воспоминания, только уже поприятнее, настигли американскую женщину настолько, что ей понадобилось сесть. В голове мелькал светлый образ молодой девушки, пленительный; словно сказка, была красота той. Легкие, тонкие движения руками, сопровождающимися плавными, иногда редкими, взмахами ножек — очень остро и четко отпечатались в мозгу. Балерина та была создана для сцены. Роксан вспоминала ту оперу, кажется, Чайковского, «Щелкунчик», как та девушка кружилась и легко взлетала на пуантах, делая это представление более интересное, что не выполняли остальные танцоры. Мелодия крутилась в голове хлеще всех рождественских песенок, оседала глубоко в самых недрах головного мозга. Из некого прекрасного и чарующего сна вывел американку звонок в дверь. Голову сломя, сама не своя, США подбежала к двери. Отворив, ее встретило конопатое счастливое лицо. — привет, а вот и я! — задорно выдала пришедшая девушка с румяными щеками. — Здравствуй, проходите скорее. — выгнав холод за дверь, проговорила Роксан, оглядываясь снова на девушку. — вы простите, что так опоздала, рейс затянулся… — конопушка виновато улыбнулась, сжав при этом помпон на шапке. — все хорошо, не переживайте. До полуночи времени еще полно. — ах! — оглядываясь на помещение, удивилась девушка, — все же никого правда нет? Американка промолчала. В напряжной тишине стало не очень уютно. Краснощёкая повесила зимнюю шанель, и показался ее наряд. Это было скромное бордовое платье с белым вязанным воротником, на этом фоне белые тапочки в сочетании казались не такими уж дурацкими. Длинная рыжая коса доходила аж примерно до пупка девушки. — вы прекрасно выглядите, Руслана. — США скрытно любовалась ней. — спасибо, у вас тоже милый наряд! — восторженно и счастливо выдала русская. — я привезла вам подарок, мне оставить его под елкой? — да, конечно. У России в руках оказался прямоугольный сверток, перевязанный бечевкой, но он выглядел так красиво и эстетично, что даже злой мысли не проскочило. Может, советские люди все такие — одновременно и оригинальны, и скудны на подарки? Руслана была в восторге от украшения дома и от еды, такой же эффект действовал на Роксан только от девушки, прилетевшая из почти развалившейся страны, под названием СССР. Страшное слово. Наступал 1991 год только через несколько дней, но Рождество было сейчас. В телевизоре уже шло какое-то шоу, бормотание мужика даже забавляло. Обе страны сидели за столом и приступили сначала к традиционному блюду на Рождество — индейка. От всего разбегались глаза, и текли слюни — вот, что делает дефицит. Ощутив лакомый кусочек индюшки во рту, Россия захлопала в ладоши и завизжала от удовольствия. Америку позабавила ее реакция, но прекрасно понимала чувства той, как это прекрасно съесть нормальную качественную еду. — Боже мой, как это вкусно! Я готова смолоть все на этом столе, — блаженно протянула русская, — вы — отменная хозяйка, мисс Беверли. — благодарю вас, мне очень приятно слышать, что вам нравится. Спустя какое-то время обычные животы сменились на набитые, поэтому пришло время к бутылке шампанского, да время подходило незаметно и быстро к полуночи. Выстрел шампанского, и густая пена с яркой пузырящейся жидкостью разлилась по двум бокалам. Шел интересный разговор о политике, о мире в целом. — вы бы хотели быть более свободной страной? — США ловила на себе голубоглазый взгляд. — от «отца»? Да, конечно, — с улыбкой протянула рыжая Россия, — первый мой заключенный контракт был бы с вами. — на этом моменте в ее рот ловко попала маслина. Так время шло медленно, но интересно. Тема сменяла другую, а еда и шампанское исчезали с бешенной скоростью, как повышается доллар на начало 90-х. Америке показалось, что у России тоже мелькает более чем увлеченность в собеседнице, эти хитрые лисьи взгляды и жесты рук, комплименты и закручивание сбившихся рыжих кудрей на тонкий палец. Она откровенно кокетничала с американкой. Все эти жесты стали красным флагом для США, но женщина держала свои эмоции при себе, как обычно это делает. Беверли ждала той самой фразы, которая бы привела к переменам во всем. Она пришла, подкралась незаметно, но была настолько жданной, что сердце тотчас забилось сильнее: — знаете, наверно будет нетактично с моей стороны спрашивать, но почему никто кроме меня не пришел к вам? — ох, я ждала пока вы спросите меня этот вопрос снова, — улыбнулась Роксан, торжествуя внутри, — разве вы не заметили, что изначально здесь было только 2 бокала? Что тарелок тоже только пара? — нет… Теперь да… — озадачено оглядела стол Руслана, хлопая ресницами. — вы писали мне в приглашении, что многие ваши родственники не смогут приехать, меня так это тронуло… — я соврала вам, — призналась Беверли, ловля удивлённый взгляд на себе, — откровенно говоря, я даже не присылала им открытки. Я написала только вам, Руслана, я хотела провести с вами это Рождество. All I wanted for Christmas was you. Россия на секунды задержала дыхание с приоткрытым ртом. Было видно, как ее конопатые щеки краснеют гуще прежнего. На ее лице читалось непонимание, после переходящее в осознание. Ее голубые небесные глаза блестели под горячим огнём камина, который пылал также, как сердце. Воздух сгущался, не давал нормально делать вздохи и выдохи. Руки потянулись к лицу, закрывая его полностью. Русская заплакала. — вы чего же плачете? — американка уже был рядом с Россией, склонившись над ее коленями локтями. — вы меня напугали, я вам поверила, вы так все правдоподобно писали, не делайте так больше! — всхлипывая, крикнула она. — я больше не буду, обещаю вам. Американка слегка оттянула за запястья руки русской, открывая ее прекрасное личико. Теперь не только щеки покраснели, так еще и глаза опухли от горьких слез. — ах, я вся горю! — воскликнула Руслана, отводя взгляд, — что за вздор вы устроили? — не верите мне? — губы американки коснулись нежных тонких рук русской. — вы не дорожите своей сем… — Россия не успела договорить свою фразу, как пухлые американские губы перескочили на русские. От неожиданности и новых ощущений Вишневская свалилась на Беверли, попадая уже в объятия. Она пыталась что-то сделать интересное языком, как это делала Роксан, но по неопытности выходило плохо. Жар настолько поглотил женщин, что контролировать что-то отдельно просто не получалось.       Под треск огня и песни ABBA «Happy New Year» Вишневская двигала бедрами навстречу Беверли. Как же было хорошо, когда твои хрупкие плечи прикрывала горячая сильная рука. Россия часто дышала и выдыхала пар в губы США. Не каждый раз ощущаешь такое состояние, что еще чуть-чуть, и ты готова в космос, даже без особой подготовки. Мягкая щека и острый нос тёрлись о поверхность кожи лица русской, щекотя и раззадоривая еще больше. Блондинистые волосы падали на пол, путаясь слегка в рыжих. Без косы, с распущенными кудрями Россия выглядела еще более привлекательной. Белоснежный воротничок сполз в сторону, давая большей раскрепощенности советской девушке. Америка не могла не налюбоваться ей, не верилось, что та самая хрупкая балерина здесь. Секс с ней был сказкой, как и она сама. Россия чувствала жар по всему телу, хотелось раздется. Красная ткань неприятно давила на кожу, слипалась с ней. — вы же специально все это устроили? — еле спросила Вишневская, смотря на потрепанную не меньше Беверли. — нет, так получилось по нашей общей инициативе. — как обычно серьезно выдала Америка, разглаживая мокрую от пота рыжую челку. — да, вы правы… Мы обе как с цепи сорвались, но признаюсь, это было приятно, — Руслана нашла в себе силы принять горизонтальное положение сидя, — я почувствовала себя свободной с вами в этот момент. — я влюблена в вас, Руслана. Сильно. — я в вас тоже, Роксан, я боялась опоздать, знали бы вы, как я себя чувствовала, когда самолет отменили! Они обе улыбнулись, нежно смотря в глаза друг другу, без стеснения и тайных намеков. Платье Роксан поползло вниз по инициативе Русланы, оголяя смуглое тело американки. С русской было все сложнее, но американка справилась. Уже второй мысленный полет в космос начался так же быстро и неожиданно, как первый.       Подарки, конечно, были вскрыты. Что же подарили США и Россия друг другу?

«…И вот общественное мненье! Пружина чести, наш кумир! И вот на чем вертится мир!..» — «Евгений Онегин», Александр Сергеевич Пушкин, печать 1990 года, Москва, СССР.

«Et la haine est douloureuse et tendre. Et la haine et la tendresse — la même ardeur des Aveugles, des forces qui n'ont rien surgi, un fardeau Vide, un amusement lourd, une collection Instable de formes élancées, une chaleur Froide, une santé mortelle, un sommeil sans Sommeil plus profond que le sommeil. C'est pire que la glace et la pierre, Mon amour qui me pèse.» — «Ромео и Джульетта», Уильям Шекспир, издание на французском языке, печать 1990, Вашингтон, США.

На обоих свертках была написана одна и та же надпись, но разными почерками и языками:

«Счастливого Рождества!»

«Happy Christmas Day!»