Шоколад с апельсином

Соврала ли Уэнсдей насчет писательского часа? Никак нет. Наплевав на всю ситуацию, она вернулась в комнату с твердым намерением остаться здесь до завтра. — Вещь. Тот явно не хотел откликаться на ее оклик. Он заранее понимал просьбу, которая прозвучала бы скорее как приказ о том, что Вещь должен таскать еду с кухни. Такое уже нередко происходило, но видимо, в Рождество рука решила не повиноваться правилам. Уэнсдей это не понравилось. Как и вновь нарастающее чувство неправильности происходящего. Поэтому она лишь вздохнула и с остервенением принялась за работу. В обед Вещь решил все же появиться, да только не с ланчем, а с каким-то свертком. Глядя на нечто в упаковке, девушка нервно сглотнула. — Что это? От кого? — проигнорировав, Вещь прыгнул на стол и настойчиво «вручил» сверток прямо в руки Уэнсдей. Сверток был довольно плоским, быстро сложенным, совсем даже неряшливым. Упакован в крафтовую мятую бумагу. Развернув его, Уэнсдей увидела нечто похожее на черную прозрачную кожу с легкими готическими кружевами. Перчатки. — Не знала, что Ксавьер склонен к столь тонким намекам, — Уэнсдей насмешливо повела бровью. «Нужно идти», — скользнуло в ее голове, и тут она наконец решила довериться этому голосу.

***

Время было уже ближе к 10, как в ее дверь настойчиво постучали. Желание не открывать было слабее навязчивой мысли, совершенно не свойственной Уэнсдей. Но перчатки правда подкупали. Или же она так пыталась оправдаться перед собой. Вещь первым подскочил к двери и ловко провернул ручку, открывая путь. Ксавьер выглядел практически так же, как и на Вороньем балу. Даже одет был в тот же ужасно строгий белоснежный пиджак. Но прическа имела более растрепанный вид, да и его взгляд изменился: в нем исчезла затаенная обида. Теперь в его глазах плескалась надежда и ожидание. — Пять минут, — бросила Уэнсдей. На лице Ксавьера расцвела улыбка.

***

Черное платье с кружевами, комками черной ткани, что отливала серебром; перчатки, аккуратно подчеркивающие бледные тонкие пальцы — все это смотрелось довольно изысканно даже по мнению Уэнсдей. Поэтому реакция Ксавьера не заставила себя ждать. — Выглядишь клево. Проглотив насмешку из разряда «твой лексикон не мог бы выдать что-то поинтереснее?», Уэнсдей даже попыталась усмехнуться. Судя по взгляду Ксавьера, это больше походило на оскал. — Что ж, приглашаю спуститься, — Ксавьер элегантно протянул руку, но тут же мягко отдернул, видимо ощущая на себе настороженный взгляд девушки. «А он правда тактичнее, чем я думала», — Уэнсдей поправила челку и без всяких лишних слов вышла первая. — Ты мне по-прежнему не доверяешь? Уэнсдей бросила на него острый взгляд. — Я думала, ты знаешь, что это не в моем стиле. *** Когда они спустились, бал уже был в самом разгаре. Уэнсдей быстро отыскала глазами Энид. Та весело выплясывала вместе с Аяксом, что было совсем не удивительно. Несмотря на всю свою броню, Уэнсдей не могла сказать, что чувствовала себя комфортно. Танцевать сегодня она не собиралась, хоть и помнила одобрение со стороны окружающих. Но когда ей вообще нужно было это самое одобрение? Весь этот бал навевал ей ненужные воспоминания и отголоски каких-то чувств по поводу Тайлера. Он не разбивал ей сердце. Сердце Уэнсдей невозможно было разбить. Но он окончательно закрыл проход к этому сердцу всем остальным людям, поскольку теперь доверие стало еще более сложной системой. Ксавьер все подмечал, как и ее задумчиво-мрачный вид. У девушки складывалось неизгладимое впечатление о том, что тот понимал все о ней, даже больше, чем она сама. Потому что ее мысли были ворохом черной кружевной ткани, в которую она сейчас облачилась. Ксавьер умел видеть сквозь черное. Музыка громко сотрясалась на весь зал. Уэнсдей же захотелось уйти. Она уже вовсю жалела, что согласилась идти с Ксавьером. Потому что этот чертов бал был практически идентичным Вороньему. Даже хуже. Кровавых дождей не ожидалось, да и мишуры, в связи с Рождественской ночью, было куда больше. А посреди этого безумия и вовсе стояла двухметровая ель. Некоторые шары уже валялись возле нее, и вид она приобрела отнюдь не торжественный, а изрядно пьяный. Обилие красочных закусок и коктейлей разбегались перед глазами до помутнения сознания. Отвращение все больше поднималось в Уэнсдей. Ксавьер не стал ждать и десяти минут и, уже и не спрашивая разрешения, потащил ее к выходу.

***

— Ну и зачем? — поинтересовалась она, когда они с Ксавьером уже вышли на улицу. Тот мгновенно даже куртку откуда-то достал и накинул ей на плечи. На улице шел снег и было так тихо, что даже отголоски музыки казались чем-то инородным. — Там так скучно, — вообще не парясь над ответом, перекинул Ксавьер. Уэнсдей подняла было бровь, но все же промолчала. — Прогуляемся? — Ты у меня и не спрашивал. — А ты и не сопротивлялась. — Сложно сопротивляться, когда тебя тащит через весь зал двухметровый тип. Ксавьер фыркнул, вновь беря ее за локоть. Вздрогнув от внезапного прикосновения, девушка нахмурилась, не совсем понимая, как ей себя вести. Ее напрягала собственная же реакция: ей не хотелось отодвинуться или еще что-то, что обычно было так ей свойственно. — Преувеличиваешь ты. Уэнсдей закатила глаза. Все равно хотелось бы и ей такой рост. Хотя ей говорили, что и с ее ростом у нее получается смотреть на всех свысока. — Пошли в сторону леса? Хотя вдруг я чудовище… Вот не стоило ему это говорить. В глазах Уэнсдей мгновенно пропали намеки на какое-никакое хорошее настроение в ее понимании. Ксавьер же тоже спохватился, с тревогой глядя на девушку: она и не заметила, как он оказывается близко к ней стоял. Настолько, что она могла разглядеть в серо-зеленых глазах ее собственное отражение. — Извини, — он попытался взять ее за руку, но девушка ее отдернула. — Нет, правда, Уэнсдей, давай поговорим об этом? Я вижу, что ты… ну… — По-моему, ты прекрасно понимаешь, что я не нуждаюсь в твоем сочувствии и твоих словах. Ты хотел стать моим другом или жилеткой? — ее глаза опасно сузились. — Знай, Ксавьер: жилетки мне не нужны. Она пошла в сторону леса, чувствуя расстроенное сопение Ксавьера за ее спиной. Спустя минуту они снова поравнялись, и он вкрадчиво начал: — Я не хочу быть твоим просто другом. Честно тебе в этом признаюсь. Но понимаю, что лучше довольствоваться дружбой, чем ты снова будешь меня избегать. Уэнсдей замерла. Этого мгновения хватило, чтобы Ксавьер обошел ее и уже вновь сверлил ее глазами. Уэнсдей всегда было просто смотреть людям в глаза. Но не сейчас. Сейчас она понимала, что хватит бежать от любых чувств. Но принимать этого не хотелось. Снег между тем сверкал на волосах Ксавьера, падал на его ресницы и быстро-быстро таял. Деревья вокруг стояли совсем уж тесно. Все отливало серебром. Впервые Уэнсдей казалось, что это даже красиво. При свете полумесяца вокруг все окрашивалось в глубокие темные оттенки. Он стоял весь открытый перед ней, а она, в платье, в нелепо накинутой сверху куртке, от которой чувствовался запах парфюма Ксавьера, не знала, что ему ответить. Ей хотелось довериться ему. Правда хотелось. Но она не могла. — У меня есть для тебя подарок, кстати. Вещь ворчал, что ты сегодня ничего не ела, — он усмехнулся. — Я тоже не ходил на ужин. Но кое-то у меня было. — Ксавьер достал еще один сверток. — Не знаю, ты вроде не против темного шоколада? — Спасибо, — она взяла плитку. Съесть что-нибудь и правда хотелось, как и заесть тот горький вкус во рту. Шоколад оказался действительно глубоким темным с тонкой ноткой чего-то кислого. — Он… с апельсином? — Тебе не нравится? — Ксавьер поморщился. Уэнсдей забавляло, что тот выхватывает каждую ее реакцию, и в то же время это казалось чем-то волнующим. Да, запас эмоций сегодня у нее явно больше, чем обычно. — Нравится, — она потянулась за вторым кусочком, затем протянула плитку Ксавьеру. — А ты… Не случайно же завалялась она у тебя. Ксавьер принял плитку и тоже отломил пару кусочков. Глядя прямо в глаза девушки, ответил: — Начал любить, когда ты здесь появилась. Не знаю, почему. Честность Ксавьера заставила даже чему-то всколыхнуться в голове Уэнсдей. Нет, это не смущение. Смущаться она не умела. Но что же это? Она лишь сглотнула сладкую слюну. Ксавьер же осторожно наклонился к ней. У нее даже не возникло мысли отодвинуться. Или возникла, но она не успела оформиться, потому что тот вмиг поцеловал ее в уголок губ — нежный, почти дружеский жест, словно снег, что сверкал на его ресницах. Но она первая вновь потянулась к нему в ответ. Это был поцелуй со вкусом шоколада с апельсином — такой же яркий, сложный, слегка горький. Ксавьер словно боялся, что Уэнсдей растает, как таял снег на их плечах. Он целовал совсем по-новому, и ей казалось, что это ее первый поцелуй, а все, что было до — сплошная блажь и неправда. Сейчас момент Рождества, момент, летящий со скоростью снега — только сейчас она жила. И чувствовала. Ей почудилось, что где-то вдалеке прогремел взрыв феерверков. Но может, лишь только почудилось, и это было ее собственное сердце? Сердце, броня которого таяла, как шоколад.