предновогодние нежности.

о Архонты, новогодние приготовления, казалось, никогда не закончатся. с тех пор, как Альберих вернулся на винокурню, здесь снова стало шумно. то Кли притащат понянькаться, то одноглазый напьется до беспамятства, то Аделинда просто устроит переполох "в честь возращения Кэйи!". да, он определенно был для нее словно родной сын. с самого детства, когда мальчик только попал на винокурню, горничная полюбила его всем своим чистейшим сердцем. именно она заменяла подрастающим мальцам маму. для Кли же, родительской заменой были Крайдепринц и Альберих. именно эти двое ежедневно следили за малышкой, развивая в ней навыки рисования и боя соответственно. однако, было у капитана кавалерии еще одно хобби. красноволосое, вернувшееся вновь спустя огромный промежуток времени, хобби. ни один из парней не мог представить, как в один из вечеров пройдет, пожалуй, самый важный в их жизнях разговор. *** м-да, наведываться в таверну после очередного расставания становится традицией. плохой традицией, потому что чудесным образом каждый раз за стойкой находится именно Рангвиндр. Кэйа проглатывает очередной бокал Полуденной смерти, делая вид, будто слушает своих товарищей по бутылке, что так разгоряченно повествуют о своих воинских достижениях. и, по всей видимости, сказочных, потому что все нынешние новобранцы ордо Фавониус, словно со слов Рангвиндра списанные, еле-еле справляются с шамачурлами, дубины которых в 10 раз тяжелее их самих, а выставляются данные деяния как подвиги неимоверные, заслуживающие особенной похвалы от капитана. тот же, заметив украдкой взор бармена, прикованный к его персоне, заказал очередной коктейль, на что мужчина покачал головой и выдвинул вперед стакан с вишневым соком. — и как долго ты собираешься молча заботиться обо мне, мастер Дилюк? — кажется, кто-то себя не контролирует. только услыхав собственную фразу, Альберих понял, что он сморозил. однако, брать слова назад — поздно. его взяли под плечо, сымитировав помощь пьяному, и отвели на второй этаж, где, благо, никого не оказалось. — а чего бы вы хотели, сэр Кэйа? — усадив их обоих, ответил красноволосый. чего бы он хотел, хм. возможно, видеть эти рубиновые глаза каждый день по утрам, что так пристально смотрят в его единственный открытый? слышать этот бархатный голос, который, кажется, целует уши не касаясь, лишь доносясь неподалеку? ох, нет. слишком уж рано заявлять о таком, слишком многое между ними произошло и происходит по сей день. — извиниться и поговорить. извиняться до тех пор, пока вы не услышите, мастер Дилюк, — Альберих опустил взгляд. он слишком заврался глядя прямо в душу собеседника, чтобы говорить правду так же. это невыносимо. да, пожалуй, это довольно искренне. святая семёрка, как же хочется пододвинуться ближе.. — я слушаю, — откинувшись на спинку стула, ответил бармен. скрестил руки у груди, смотрит точно сквозь одноглазого. он правда слушает, внимательно и.. с надеждой? — просто я.. я очень виноват перед тобой, Люк, — холодный обладатель пиро глаза бога при таком обращении обычно таял. и сейчас, кажется, тоже, — я не должен был рассказывать тебе об этом, в такой момент, — он специально опустил подробности. к чему они? оба знают, о чем тот говорит, обоим вспоминать не очень-то и хочется. — да и в целом.. я не должен был врать вам. я поступил ужасно, и мне жутко стыдно за это... я не хотел ранить тебя еще сильнее, моя детская наивная натура была уверена, что ты поймешь и простишь, но- — но я был слишком опустошён, чтобы сделать так, как должен был. ты был ребенком, Кай, — секретный прием, который использовал одноглазый, явно не прошел мимо ушей. сейчас тает уже он, — и ты надеялся на понимание, потому что заслужил его. тем не менее, я принимаю твои извинения, потому что, зная тебя, они будут еще долго царапать твою душу. я прощаю тебя. и ты прости меня. я был полным придурком, пусть и осознал это лишь спустя годы. Кэйа будто в вакууме слышал речь бармена. это точно не сон? спасибо Архонтам, что он сохраняет рассудок и будет всё помнить на утро. — пхахах, Люк, ты ведь знаешь, что я давно простил тебя? — ложь ли это? капитан не уверен. но он точно знает, что не держит зла на Дилюка, особенно сейчас. — правда? докажи, — еще один секретный приём, наглядно показывающий, каким интересным было детство у этих двоих. именно так молодой Рангвиндр выпрашивал поцелуи в щеку и не только, если хотелось посоревноваться с Альберихом на провокации. и мальчик всегда получал свои чмоки под звонкий смех "брата". того всегда умиляло, как спокойный и серьезный Дилюк Рангвиндр был зависим от прикосновений. и, кажется, зависимость он так и не излечил? в этот раз Кэйа даже не стал язвить или просить уточнить. это сейчас несколько.. лишнее. столько искренности может перечеркнуть, к тому же, винодел наверняка почувствует себя обманутым вновь. потому, обойдя стол и подсев к Рангвиндру, синеволосый, уложив руки на широкие плечи и сблизив лица до казалось-бы-куда-ближе, невесомо коснулся губами веснушчатого носа. пусть веснушки и были почти незаметными, будучи маленьким, Альберих пересчитывал их раз за разом, любуясь излюбленным лицом. после, глянув в рубиновые глаза, как бы прося разрешения, осторожно прижался губами к губам винодела. получив ответные сминания, у капитана сердце будто разорвалось на тысячи мельчайших кусочков. как же давно он не чувствовал этот виноградный привкус, как давно не видел чуть нахмуренные от остатков вина брови.. чуть отстранившись, Кэйа уже более жадно впился в губы Дилюка, уголки которых были подняты все это время. и тот был явно не против, прижимая смуглое тело к спинке скамейки. *** — так, парадная дверь украшена, само здание — тоже. на столах около свечи и елочные ветки, на фонарях бантики.. ничего не забыли, сэр Кэйа? — Аделинда выглядела по-настоящему довольной. винокурня снаружи — загляденье. а все благодаря прекрасной задумке капитана кавалерии, что помогал всё это устроить. — да, всё на местах. получилось восхитительно, Аделинда, Кай, — подходя от виноградников с большой коробкой в руках, ответил Рангвиндр. он ходил в город, дабы принести украшений внутрь здания, по просьбе всё того же дизайнера. — и где ты только научился такому? — пхаха, у Альбедо, где же еще, — усмехнувшись ответил одноглазый, подмигивая, скорее всего.. потому что точный ответ скрывает повязка. однако, Дилюк не раз ловил себя на ревности капитана к художнику. конечно, холодная гора лучше холодного близкого. еще хуже то, что эту ревность замечал и сам Альберих. Селестия, он никогда всерьёз не злился на это, лишь подшучивал, как сейчас. чмокнув возлюбленного в щеку и забрав у него коробку, Кэйа отправился внутрь. красноволосый же пошел следом, слушая о планах на вечер. весь сегодняшний день капитан кавалерии только и делал, что вместе со слугами украшал Рассвет, как всегда забыл поесть и жутко устал. он все еще пытался избавиться от лжи, хотя бы здесь, дома, поэтому на его "чуть-чуть заработался" винодел лишь закатил глаза. коробку унесли в комнату, самого Дилюка переодели в домашнее, на голове осторожный пучок, и вот они уже ужинают за рассказами о давно украшенном Мондштадте. жители всегда любили праздники, особенно столь значимые, потому на стенах города появились первые венки еще 1-ого ноября. сейчас же на главной площади красовалась традиционная ёлка с травой светяшкой, иностранными игрушками и всякой всячиной, которую ввезли в город из Ли Юэ. на дверях каждого дома, даже штаба, висят носки Санты, в которые можно подкидывать подарки. в целом, атмосфера так и льется. как и напитки в таверне. по словам Чарльза, продажи выросли даже больше, чем в прошлые года. в лавке Марджори каждый день новые товары, все скупают. и это неудивительно, в этом магазинчике и вправду самые интересные подарки. после ужина, только закрыв дверь, красноволосый сразу же припал к телу Кэйи, обнимая его со спины, как тот любит, вдыхая родной запах волос. с тех пор, как парни начали встречаться, никто из них так и не может насытиться друг другом. постоянные прикосновения, объятия, поцелуи, взгляды в глаза.. всего этого им так не хватало последние 4 года. — Лююк, меня ноги не держат, пошли уже спать.. — хихикая, сказал одноглазый, разворачиваясь лицом к любимым рубинам, укладывая руки на шею и соприкасаясь лбами. — ох, или, ты сегодня уйдешь? ты, вроде, давно не выходил на должность. — я все еще питаю надежду к ордену. а еще, я до сих пор не хочу отрываться от тебя, Кай, — прикрыв глаза и потеревшись носом ответил полуночник. хотя, можно ли его так называть? его не бывает на посту неделями вот уже полгода, рыцарям даже пришлось соорудить отряд для ночного дозора.. — ты неисправим, мастер Дилюк, — утягивая его за собой на постель, ответил Альберих. винодел уже давно привык к стремлению одноглазого заваливаться в кровать не в пижаме, поэтому теперь всегда стелит сверху плед. но недовольство все ещё выражает. отказом от поцелуев. недолгим. — пхх, я переоденусь, как только поцелуешь меня столько, сколько необходимо для дневной нормы! — ещё одно воспоминание из детства. норма, которую мальчики придумали от собственного эгоизма, которую часто превышали и гордились этим. какая же она? раз 10, не менее. догонять эту самую норму — лучшее, что случается после целого дня вне дома. особенно сейчас, когда у обоих работа. нет ничего теплее и приятнее, чем любимый человек под тобой, что с такой нежностью одаривает все лицо легкими поцелуями, что смеётся от несильной щекотки, когда ты спускаешься к скулам, подбородку.. они оба знают, что им не помешают. дверь в их комнату открывается и закрывается только по прихоти кого-то из обитателей логова любви с кучей подушек и мягких игрушек. ранее упоминалось, что у Дилюка зависимость к нежностям? чтож, спать не в обнимку с кем-то — довольно трудно. зато сейчас все эти плюшевые создания с завистью наблюдают, как губы сливаются друг с другом раз за разом, как счастливые и влюблённые "братья" трутся носами. в храме Барбатоса частенько уверяли, что Архонт всё видит, за всеми следит.. чтож, даже если это божество не спилось в Доле Ангелов, то пусть смотрит и завидует, им плевать. — Люк, дай передохнуть, ты и так побил все рекорды.. — чуть смеясь прошептал Альберих, заранее зная, что передышку ему обязательно дадут. красноволосый всегда заботился о чувствах старшего, пусть и не показывал этого. но сейчас, когда он осторожно укладывается рядом и просто ждёт, перебирая синие пряди волос, эта забота заметна больше всего. Рангвиндр никогда не был особенно хорош в проявлении эмоций, особенно в влюблённости. ему легче зацеловать досмерти, невесомого касаться пальцами кожи и обнимать так, словно Кэйа — хрусталь, нежели объяснить весь спектр своих эмоций. когда одноглазый наконец отдышался и мог снова нормально функционировать, он шустро переоделся в пижаму, чтобы спокойно засыпать в объятиях любимого, передал Дилюку его одежду и вернулся в постель. переждал, пока тот наденет спальную рубашку и без стыда расстегнул ее, дабы быть ближе к теплому торсу. обладателю пиро уже пора бы привыкнуть, но.. слишком уж его партнер красив, чтобы не позволять ему себя раздевать. к тому же, именно когда Альберих расправляется с пуговицами самостоятельно он улыбается так. с непривычной для всех нежностью, искренностью. так, как он улыбается только для Рангвиндра. только в таких обстоятельствах одноглазый спокойно снимает свою повязку, прижимаясь ближе к виноделу, закидывает на шею того руки, на бедро — ногу. только в таких обстоятельствах светлые губы оказываются везде, куда достанут. Люк, коим его зовут тихим голосом в полной тишине, которую разбавляют смешки и иногда слишком громкие поцелуи, со всей любовью касается смуглой щеки, чуть потирает её и придвигает ближе для очередного "массажа". и физического, и душевного. губы у Кэйи сухие, искусаные от нервов, но такие приятные и умелые. в паре с ухоженными для спокойствия Аделинды, они становятся замечательными. и привкус вина, которое так не любит винодел, кажется не таким ужасным. ничего, что связано с его Каем не может быть ужасным, даже при всей воле. как бы тот не старался, он никогда не станет для рубиновых глаз чем-то отвратительным, вызывающим презрение. и капитан знает это. понял за последнее время. сколько бы их взгляды не пересекались, никто из них не спешил отвести, прервать контакт. они только влюбленно улыбались, Альберих махал рукой. всё это вошло в привычку, и теперь оба парня даже подумать не могут о долгосрочном расставании. а одно такое грядёт, ведь капитан кавалерии отправится в экспедицию в феврале. и это еще один повод для бармена, чтобы насытиться своим возлюбенным. — люблю тебя, Кай, — прислонившись губами к мочке уха шёпотом произнес тот, прижимая сонного синеволосого поближе, чувствуя такой родной аромат одеколона и вина. — и я тебя люблю, Люк.. — уже почти неразборчиво, мыча и втираясь поближе к теплу, словно котенок, ответил тот. крепкая грудь всегда была и будет лучше любой подушки. даже сейчас, когда всё слишком замечательно, чтобы быть правдой, Дилюк боится упустить Кэйю. сказать что-то не то, навредить, не уследить.. ему страшно увидеть неискренность вновь. он еще подолгу лежит, любуясь подрагивающими ресницами, перебирая темные волосы, поглаживая. тихое сопение старшего определенно лучше любой колыбельной. ох, помнится, как маленький Рангвиндр напевал какую-то мелодию еще совсем незнакомому, холодному и уставшему мальчику, которого привёл отец. помнится, как тот переживал о взаимоотношениях этих двоих. сдружатся ли? пх, глядя на эту парочку сейчас, ответ сам напрашивается. да, сдружатся. до соединённых во сне рук, до "прощальных" поцелуев в лоб перед тем, как заснуть. *** тёплые лучи едва протиснулись сквозь шторы, а Альберих уже разомкнул очи, осторожно потягиваясь. юноша не понаслышке знал, какой у "братца" чуткий сон. подняв взгляд, он стал разглядывать его сокровище. рыжеватые ресницы иногда подрагивают, но в целом эта мордашка — само умиротворение. синеволосый любит любого Люка, но спящий Дилюк это.. что-то отдельное. такое же прекрасное, такое же родное. Кэйа не видел маски холода с момента, как те поговорили, но тем не менее.. именно, когда непослушные пряди спустились на нос, от чего тот морщится, винодел настоящий. такой спокойный, какой есть на самом деле. и видеть красноволосого таким — наиболее чудесное достижение капитана. а для сокровища главным достижением является ощущение чужих губ повсюду, когда пора вставать. просыпаться по будильнику — это одно. самостоятельно — другое. а от нежности, ну, понимаете, третье. самое душевное и самое приятное. Рангвиндр совсем позабыл о кошмарах, о тревожных снах. его режим наконец наладился. именно из-за смуглого чуда, что с такой нежностью оглаживает его лицо. — доброе утро, Люк, — чмокнув парня в нос, произнёс он. — уже десять, Аделинда, кажется, что-то печёт. чуешь? — оох, её фирменный штоллен*? — улыбнувшись краем губ, ответил красноволосый, втягивая возлюбленного в ленивый поцелуй. тот же укладывает руки на веснушчатую шею, не желая отрываться от слишком прекрасных для него губ. — пхахах, давай встанем, когда уже точно будет готово? проверим терпеливость! — лукаво улыбаясь, предложил Альберих. — не знаю, как насчёт тебя, но мой десерт уже готов.. — заваливаясь над Кэйей, ответил винодел. разум уже прояснился, и мужчина бодр как никогда, потому смело одаривает множеством поцелуев темные щеки под задорный смех. Кэйа таял от тактильности Дилюка, от излюбленных покусываний и зализываний мочек ушей и шеи. в этих прикосновениях сейчас не было особой интимности, оба мужчины банально привыкли. наоборот, если бармен одарит чмоком только губы капитана, тот будет ошеломлен. в конце концов, для кого он такие вырезы надевает? для тех девиц, что строят благородных? или, может, для особенно смелых юношей, что не умеют держать кое-что в штанах? пф, уж точно нет. — между прочим, ты не даешь мне испробовать свой! — чуть приподняв брови ответил он, усмехаясь и игриво облизывая чужие губы. кажется, сегодня их "норма" точно будет превышена.