Аманаты

– Но ведь нам не будет еще восемнадцати. – Тогда мы уедем в Узбекистан, там можно раньше... Г. Щербакова

Берто со всеми девочками отправились кататься на лодке — наконец-то на его собственной, недавно подаренной лодке, которой он правил сам и на которой и совершил весь переход с Марикьяры до Алвасете: лодка была маленькой, но крепкой и устойчивой и была способна выдержать долгое плавание, а для увеселительных прогулок ей даже не была нужна команда. Дети звали с собой и Ричарда, но тот, сославшись, что ему нужно готовиться к занятиям в Лаик («Какие занятия, Дик, мы же это и так все знаем? Что нового нам там расскажут?»), отказался и закрылся у себя. Рокэ, впрочем, знал, что дело не в занятиях: три дня назад Ричард получил очередное письмо от своей невесты, а это всегда заставляло его выпасть из жизни по меньшей мере на неделю. Письма приходили редко, обменяться ими получалось всего два-три раза в год, и Ричард, пересказывая невесте все события, которые произошли за это время, обсуждая с ней все темы, которые успел обдумать, все соображения, которые у него накопились, исписывал целые тетради — и судя по тому, какие объемные пакеты получал в ответ, невеста не отставала. Должно быть, если собрать и издать их переписку, получился бы добротный эпистолярный роман в нескольких томах. Ричард не рассказывал никому подробно, о чем именно беседует с невестой, но иногда делился какими-то деталями, которые его особенно поражали и которые он не считал секретными. К прошлому письму принцесса приложила акварельную миниатюру на тончайшей бумаге, размером в ладонь: через весь лист наискосок тянулась изящно выведенная веточка дерева в цвету, а в верхнем левом углу черной тушью были начертаны четыре символа, образуя квадрат. Ричард объяснил, что картина называется «Созерцание сливы», потому что так с бирюзовоземельского, по словам принцессы, переводится его собственное имя; символы означают «слива», «исследовать», «скала» и «князь»: Ричард, Повелитель Скал. Тот значок, который соответствовал скале, даже немного походил на знак Скал. Принцесса сделала рисунок сама. Ричард заказал для него кожаный футляр на цепочке и носил теперь на груди, под рубашкой, как амулет. В ответном письме он, видимо, спросил, будет ли невеста рада похожему подарку с его стороны, и после этого перелопатил всю библиотеку в поисках репродукций светских живописных изображений святой Евгении: он считал, что труднопроизносимое имя принцессы напоминает надорское «Юджиния», а значит, соответствует «Евгении». Рокэ тогда подумал, что хорошо было бы свозить мальчика в Агарис, чтобы он увидел картины, которые нашел в книгах, воочию, но времени на большое путешествие уже не было: осенью Ричарду предстояло отправиться в Лаик. В новом письме принцесса, судя по всему, давала свое разрешение на ответный подарок, и Ричард, закрывшись в комнате и обложившись красками, кистями и альбомами по искусству, пытался написать святую Евгению с ее атрибутами так, чтобы сразу было понятно, кто именно изображен на картине: принцесса училась языку талиг и манерам Золотых земель у монахини-миссионерки из Агариса, поэтому должна была знать эсператистских святых. Собственно, как раз сейчас он и занимался живописью вместо подготовки к Лаик, которой отговорился от морской прогулки. ~ ~ ~ К ужину дети не вернулись, и Рокэ, хотя еще не начал волноваться, потому что они делали такое и раньше, все-таки решил спросить Ричарда. Когда он, постучав, вошел, картина стояла у стены на мольберте, скрытая серым чехлом, заляпанным красками, наброшенным небрежно и как будто в спешке — виднелся пустой светлый фон в правом нижнем углу, кусочек рукава женского платья и стебелек цветка. Ричард сидел за столом и старательно что-то вычерчивал — судя по скомканным блокнотным листам, разбросанным вокруг, это был не первый эскиз. Приглядевшись, Рокэ понял, что Ричард не сражается с линиями перспективы или пропорциями, а пытается изобразить несколько бирюзовоземельских символов, причем, кажется, не таких, как те, что красовались на миниатюре со сливой. Неспособность Ричарда к языкам давно вошла у них в семье в поговорку: даже кэналлийский он сумел освоить лишь настолько, чтобы отдавать команды слугам или делать заказы в трактирах, — с самим Рокэ, с Берто и другими кэналлийскими приятелями он разговаривал исключительно на талиг, тогда как девочки изящно перескакивали с талиг на кэналлийский и обратно. Учитель гальтарского махнул рукой: Ричард мог заучить наизусть огромный фрагмент стихотворного текста и даже неплохо научился переводить с листа, но впадал в рассеянность и начинал путать слова, как только ему задавали сочинить хотя бы пару строчек — хотя бы пару прозаических фраз — самому. Учитель дриксенского был тоже близок к тому, чтобы остановиться на разучивании поэм; учитель агирнийского, которого Рокэ, перебрав языки, которыми владел сам, необдуманно выписал из Багряных земель в прошлом году, вообще сейчас занимался только с Дейдри. — Я так вижу, кое у кого наконец-то проснулся вкус к языкам? — заметил Рокэ, заглядывая Ричарду через плечо. — Это не язык, — пробормотал Ричард, провел последнюю черту и, отложив перо, бросил взгляд на угол своей картины, как будто прикидывая, поместится ли туда надпись. — Это картинки, эр Рокэ. Просто ставите рядом несколько картинок, и получается смысл. Здесь нет грамматики, не надо ничего склонять. — Вот как, — сказал Рокэ и вкрадчиво добавил: — И как же на этом не-языке будет, допустим, «Я вас люблю»? Ричард густо покраснел и закрыл листок рукой: похоже, Рокэ с первого раза угадал верно, и принцессе предстояло следующей почтой получить подарок с откровенным признанием в любви. — Полагаю, нужны картинки «я», «вы» и «люблю»? — предположил Рокэ, сделав вид, что не заметил этого жеста. — «Я», «любовь» и «вы», — поправил Ричард. — Только я не знаю, как это читается. — Гм… ясно. Ладно, Дикон, не буду тебя дальше смущать. Лучше скажи мне: ты не знаешь, куда собирались Берто и девочки? Они ничего тебе не говорили? — Понятия не имею, — буркнул Ричард: возможно, он отказался от прогулки еще и потому, что снова обижался на Берто — и снова по прежнему поводу. ~ ~ ~ В середине лета у них гостил Арно Сэ, и они вдвоем с Берто упорно не оставляли попыток познакомить Ричарда с радостями плотской любви. Берто уже понял, что Ричард очень решительно настроен против похода к астэрам, поэтому не стал об этом даже заикаться, а вот Арно, не искушенный в таких мистических тонкостях, предложил более простой вариант. — Ведь наверняка в окрестностях есть какие-нибудь прелестные рыбачки или цветочницы, которые будут только рады! — сказал он. — Вот в Сэ, знаете, у местных крестьянок есть традиция… — Нет! — отрезал Ричард. — У меня есть невеста! У тебя, Арно, между прочим, тоже есть невеста! — Но ей еще и десяти нет, Дик! — Ладно, — сквозь зубы проговорил Ричард и разжал кулак. — Ладно, Арно — пока ладно. Но если, когда она вырастет, я замечу, что ты ей изменяешь, то, обещаю, тебе не поздоровится! — Это еще будет нескоро! — засмеялся Арно, а Берто, чтобы сгладить напряжение, заметил: — Кстати, Дик, вот у тебя уже есть невеста, но неудобно же выйдет, если ты не будешь знать, что с ней делать! Тебе ведь нужно научиться! — Нет! — повторил Ричард. — Хватит, не хочу больше об этом говорить! Идите сами куда знаете, только без меня! Обрадованный Берто тем же вечером увлек Арно на гору, и больше они не заговаривали с Ричардом об этом, но сейчас, видимо, Берто решил вернуться к теме, и они опять поссорились. Ричард, похоже, твердо вознамерился хранить верность невесте, которую никогда не видел, до самой свадьбы — как будто он взял за жизненный образец тот гальтарский роман, который читал, когда устроилась его помолвка, — подобно тому, как сам Рокэ чуть не повторил путь героя морисской поэмы, страдавшего любовным безумием. Рокэ не стал напоминать Ричарду, что даже тот идеал непорочности, гальтарский юноша, на которого равнялся Ричард, все же успел взять кое-какие уроки, прежде чем соединиться с невестой. Насколько Ричард упорствовал в своей верности, настолько же Айрис оказалась влюбчива. Каждый раз, наблюдая, каким томным взглядом она провожает очередную копну черных волос, Рокэ старался прикинуть, кем же из знакомых юнцов она увлечена, кого же ей напомнил тот или иной случайный прохожий, первый встречный, мимолетно увиденный незнакомец. Рокэ перебрал сверстников из числа кэналлийских и марикьярских дворян, которым Айрис была представлена, — Паоло, Бласко, даже пресловутого Берто, о котором бы точно было известно, — потом перешел к более взрослым, собственным приятелям — но все было не то. Он даже попытался через гувернантку осторожно выяснить, не сам ли стал объектом влюбленности, но гувернантка проявила свою типичную прямолинейность — понятие осторожности было противно ее натуре, — и Айрис, оскорбленная, закатила ей ужасный скандал с битьем посуды. Похоже, она была единственной девушкой из его окружения, кто не вздыхал по его прекрасным глазам (правда, было еще две, но они пока были слишком маленькие), — а сам Рокэ, наоборот, кажется, был единственным кэналлийцем, кто не вызывал у Айрис романтического интереса. Наконец Рокэ вычислил, что Айрис нравится не конкретный человек, а типаж: темные волосы, длинные, чуть вьющиеся; темные же (но необязательно) глаза; стройная фигура; в целом — то, что называют внешностью Анэма. Невозможно было предугадать, на кого именно и когда Айрис перенесет свое увлечение, и Рокэ теперь приходилось постоянно быть настороже. Между прочим, докладывали, что маркиз Эр-При (согласившийся на помолвку и теперь считавшийся женихом Айрис) — который так и не уехал из Агариса: лишь пару раз выезжал в короткие путешествия и возвращался назад — связался с гоганкой, чуть ли не тринадцати лет; возможно, это ничего не значило, а возможно, и представляло опасность для помолвки — кто знает этих Людей Чести старой школы, вон Ричард сколько лет воспитывался у Рокэ, а все равно исповедовал замшелые принципы целомудрия, засевшие, видимо, у него в крови. Кавалер Деллобордо, в свою очередь, связался с куртизанкой, и Рокэ, услышав новости, поблагодарил Леворукого, что не стал рассматривать его кандидатуру, а то — если вспомнить историю, вычитанную Ричардом и потом Айрис в дневнике матушки — вышел бы забавный, но неприятный казус. ~ ~ ~ — Они еще опять повторяли ту дурацкую шутку, как поедут в Багряные земли, и Берто женится на всех троих, — вспомнил Ричард. — Что?! — Рокэ вскочил с кресла, куда успел усесться. — Их надо перехватить, Дикон! Сейчас же! — Эр Рокэ, вы что? Это просто детская шутка! Они, наверное, немного забыли о времени, скоро вернутся. Раньше они не плавали так далеко, потому что у Берто не было своей лодки. — Вот именно: забыли о времени. Согласись, будет очень неудобно разрывать сразу две помолвки и устраивать скоропалительную свадьбу, особенно теперь, когда вам с Берто уезжать в Лаик уже послезавтра! — Какую свадьбу? — спросил Ричард с недоумением. — Они не едут ни в какие Багряные земли, это точно. — О, необязательно убегать так далеко, чтобы заняться тем, чем занимаются молодые люди и девушки, оставшись одни! Рука Ричарда дрогнула, перо прочертило косую линию поперек всего листа, испортив каллиграфически выведенную надпись, и Ричард отшвырнул его в угол. — Хватит нас подозревать Создатель знает в чем! Вы постоянно это делаете! — крикнул он. — Как вам вообще не стыдно — подумать такое об Айри! Она моя сестра, и Берто наш друг, он нам как брат! — О эта юношеская невинность! Не стоит мерить Айри и Берто по себе: они оба совсем не похожи на тебя, зато похожи друг на друга, а еще Берто — истинный кэналлиец. Поверь, я сам был таким в его возрасте! — Делайте что хотите, — зло сказал Ричард. — Не собираюсь в этом участвовать. Рокэ оставил его и, приказав готовить лодку, устремился в порт. Его воображение разворачивало одновременно несколько сценариев в дополнение к тому, который он предложил Ричарду. Дети могли и правда сбежать, но могли потеряться, попасть в беду, напороться на рифы, наткнуться на пиратов… Ему представлялось, как придется гнаться за беглецами аж до самых Багряных земель, чтобы, догнав, обнаружить девочек уже в гареме — или, того хуже, в рабстве у какого-нибудь враждебного шада; как след детей потеряется безвозвратно, навеки; как до утра они с командой моряков будут прочесывать прибрежные воды в поисках огонька костра, который мелькнет в бухте или на островке, — и найдут наконец только обломки лодки и искалеченные тела. Некстати вспомнилась печальная судьба незадачливого наследника Приддов. Рокэ познакомился — точнее, сошелся ближе: они уже были шапочно знакомы — с этим молодым человеком два года назад, в Торке — последние три летних сезона в приграничье шли вялотекущие бои. Граф Васспард — Джастин, как он себя называл (герцог Вальтер оказался знатным надорофилом: старшего и младшего у них в семье именовали в надорском духе — Джастин и Питер вместо Юстиниана и Петера; и Рокэ почти ожидал, что средний окажется Вэлентайном, а как звали еще одного, он не помнил), — пребывал в глубокой тоске, ничуть не дорожил своей злосчастной жизнью, оплакивал разбитое сердце и готов был кинуться под вражеские пули — в общем, страдал; и делал это не то чтобы демонстративно, но не мог обмануть человека, привыкшего вытирать слезы детям (Вейзель, наверное, тоже заметил, но Рокэ вмешался раньше). Рокэ удалось выяснить, что Ее Величество недавно начала преобразования в своем окружении и теперь занялась фаворитизмом внутри кружка фаворитов, выделяя одних и отстраняя других. Джастину в тот год как раз не повезло. Рокэ за годы отцовства усвоил, что расстроенного ребенка можно успокоить, переведя его внимание на другое; он принялся развлекать Джастина, а, когда настала осень, предложил ему на время взять отпуск или вообще выйти в отставку (все равно в своем состоянии он бы много не навоевал, а в кружке Ее Величества уже был один контуженный — Эрвин Литенкетте) и развеяться, например, в длительном путешествии. Они начали с поездки в Кэналлоа, и Рокэ поневоле постоянно беспокоился, как бы Джастину не пришло в голову обратить внимание на Айрис — но, к счастью, обошлось. Из Алвасете Джастин, послушавшись совета Рокэ, отплыл на Марикьяру, оттуда в Агарис, оттуда — в Гайифу; он посылал подробные письма — путевые заметки, где расписывал ежедневные впечатления, синеву моря, свежесть ветра, великолепие памятников, грандиозность гайифского флота, — пока, наконец, не пришло известие, что его корабль потерпел крушение у берегов Йерны, и никому не удалось спастись. Герцог Вальтер обвинил во всем Рокэ («Вы не представляете, герцог, в каком состоянии Валентин!» — новости добрались до Васспарда осенью, как раз незадолго до начала занятий в Лаик; новый наследник был вынужден пропустить год, и ему предстояло теперь учиться вместе с Ричардом, Берто и Арно). Рокэ, который подозревал, что Вальтер был замешан в той давнишней истории с Эгмонтом и покушением, не удивился его неприязни («Зато я прекрасно представляю, герцог, в каком состоянии были мои дети девять лет назад!»). Джастина, погибшего так глупо, было жаль, но мироздание ведь должно было когда-то начать наконец выкашивать и Повелителей Волн — впрочем, в семействе Приддов до сих пор оставалось подозрительно много мужчин: это стоило обдумать отдельно.