Не позволю тебе упасть

      Напряжённое низковольтное жужжание фонарного столба, к которому был прибит уличный таксафон, окутывало несколько метров бесчеловечного безмолвия вокруг, падающей тускло-блёклой желтизной очерчивая скрытый от взора купол. Томми забралась на скамейку, плотно прижимая бёдра к груди, обессиленно уронив лоб на подставленные колени. Отсыревшая после лёгкого дождя древесина неприятно студила даже сквозь одежду, заставляя кожу покрываться россыпью мурашек от зябкости. Отчаянно желая спрятаться от собственной ничтожности Томми снова напилась до беспамятства, машинально воспроизводя в помутнённой голове дорогу от дома Николь до её, но, слишком перебрав, запуталась, оставшись плутать на улицах Хокинса до глубоких потёмок. А сейчас, когда алкоголь выветрился, оставляя за собой промозглую поволоку неудачных попыток убежать от тянущегося за ней камнем бремени, домой не хотелось попадать вовсе. Тихий шорох колёс автомобиля оборвался прямо перед скамейкой, послышался громкий хлопок дверцы и шаркающий звук тяжёлых приближающихся шагов. Томми благодарно промычала в нос, почувствовав тёплую грузность чужой куртки, накинутой ей на плечи. Мир вокруг застыл каскадом звуков, а в голове яростно кипели голоса отчаяния, бесконечной тревоги и безжалостной ненависти к себе. — Сколько раз мы это уже проходили? — сонной хриплостью спросил Билли, шумно бухнувшись на место рядом, несколько раз щёлкнув зажигалкой, видимо, чтобы подпалить сигарету. — И сколько раз ещё это повторится? Томми пошевелила закоченевшими пальцами ног в кедах, протяжно, очень тошно и подавленно, вздохнула, поворачиваясь лицом к нему, чтобы распластаться щекой о колено. Где-то в голове ласковым жаром полыхнула мысль, что Билли — самое лучшее, что происходило с ней в жизни. Мягкие язычки пламени ободряюще щекотали застывший фирном мозг пока взгляд аккуратно обводил красивые черты мужского лица, заостряя внимание на пухлых губах, густеющих лукавой полуусмешкой, поднимаясь выше, к неугомонной бирюзовой ряби глаз. Оба знали, что продлится это ровно столько раз, сколько Харгроув будет подходить к телефону, сколько будет выслушивать слезливые рассказы про прошлое и всё также будет приезжать, чтобы отвезти подавленную Хаген домой. — Когда-то это должно закончиться, — недовольный продолжительной паузой кисло процедил Билли, закидывая ногу на ногу, прикладываясь щиколоткой к колену и развязно опуская свободную от сигареты руку на спинку скамейки. — Точно не сегодня, — затравленно промямлила Томми, потянувшись пальцами к нему, забирая тлеющую сигарету, чтобы вдохнуть трезво осушающий слизистые едкий дым. — Назвал бы парочку раз душевнобольной, что ли, чтобы поставить меня на место. Между ними никогда не было прямого разговора: Билли обо всём догадался сам, как будто достаточно было одного пронзающего до подкорки души взгляда. И Томми нравилось, нет, она любила в нём то, с какой иронией он к этому относился. Как к чему-то совсем типичному, по-серому будничному. Не издевался, даже если говорил какие-то мерзкие пошлые гадости — она слышала отвлекающую заботу в мягком тоне, осторожно ласкавшем уши. И, самое главное, не читал по-отечески душные нотации о разумности бытия. — Ничего бы не поменялось, — уголок его рта насмешливо дрогнул, а веки лениво опустились на глаза. — Но ведь я больна, — не унималась Томми, и хоть рядом с Билли ей и вправду становилось спокойнее, сейчас язык работал быстрее здравой — на столько, на сколько это возможно в туманности недавней пьянки — мысли. — Это неправильно. — И что ты предлагаешь мне с этим сделать? Трахнуть тебя? — он притворно-удивлённо повёл бровью, склоняя голову на бок и резко распахивая глаза, загораясь ещё более гадкой и хищной спесью. — Я так не играю, это удовольствие в одно лицо. Томми захохотала в забвении, зажмуривая влажные веки. Тихий мокрый шмыг сорвался с носа и она поторопилась растереть неприятный зуд над верхней губой изгибом запястья. — К тому же, — продолжил Билли, мерно покачивая головой, разминая мышцы шеи, — как я могу считать неправильным то, с чем полностью согласен? — он замер, отбирая обратно почти раскуренную до фильтра сигарету, добивая её одной затяжкой, нахально затирая тление о край скамейки. — Девушки же такие красивые. Приятно пахнут, мило хохочут. Превосходно стонут. — Фу, — Томми брезгливо вздёрнула верхнюю губу под гортанный рычащий смешок друга. Она сильнее закуталась в тепло куртки, распрямляя ноги и заземляясь пятками на асфальт, наконец-то полностью расслабившись. — А самый главный их козырь — киски, — Билли мечтательно ахнул, устремляя взор вперёд, распрямляя по его линии руку с двумя отогнутыми пальцами. — Невозможно устоять. Плевать, узкие, — он несколько раз клацнул пальцами, как ножницами, прежде, чем широко растопырил всю пятерню, — или такие, в которые можно забраться целиком и заниматься йогой, — язык голодно обвёл кромку нижней губы. — Фу-у-у! — звонко хохоча воскликнула Томми, пихнув Билли в плечо. — Перестань, ты мерзкий. — И вполне себе этим горжусь, — с серьёзным лицом ответил он, сердито покачав головой. И только в глазах плескались искорки их обоюдного веселья. Сложно было поверить, что человек, наводящий претенциозный возбуждённый фурор вокруг себя, вечно стремящийся оказаться на верхах какой-либо иерархии, так чутко и здраво рассеивал чужие печали. В нём, казалось, не было ничего людского, только самое дикое, хищное, жаждущее крови и зрелищ. Но здесь и сейчас, он как прикосновение чего-то шелковистого, зыбко-нежного, как аспирин от головной боли и колотящей лихорадки. Как зонтик от дождя, как подземное убежище от терпящего катастрофу мира. — Спасибо, — едва заметно улыбаясь уголками губ тихо произнесла Томми. — Я тебе вот что скажу, — Билли лениво почесал бедро, переворачиваясь боком, плотнее нависая жуткой крепкой фигурой над ней. — Хватит уже копать под себя. И посмотри внимательнее на выскочку Харрингтон, — строго — буквально — приказал он. — И что же я увижу? — В одном из двух известных мне на это качество мест, ты определённо очень тугая, Хаген, — раздражённо фыркнул Билли, отмахиваясь от раскрасневшейся подруги, как от чего-то очень стыдного. — Ты же не слепая и видела, как я пытался к ней подкатить. — Она тебе действительно нравится, — Томми проглотила наваждение обязательно подчеркнуть, что Харрингтон именно нравилась Билли, но, к её личному сожалению, она слишком хорошо знала его, чтобы точно понимать, что это не о нём. Он, возможно, даже одержим ей. По сей день. — Ревнуешь? — он игриво надул губы, изображая обиду. — В любом случае, я не об этом. Ты же не думаешь, что она всюду таскается за учёной гномихой из-за этого хмурого аутсайдера? — При чём тут Уилер и Байерс? — Так, меняем правила игры, — устало вздохнул Билли, опуская лицо на подставленную ладонь и напряжённо растирая глаза через прикрытые веки. — Я говорю, ты молчишь. Усекла? — Томми коротко кивнула, сильнее наполняясь недоумением. — Ты действительно уверена, что Харрингтон — именитая королева, девушка, у ног которой по щелчку пальцев окажется кто угодно, — просто так носится за ещё вчерашней серой мышкой, никому не интересной из-за её заумных речей и сдвиге на оценках? Вообще-то, об Уилер Томми думала в последнюю очередь. От чего-то ей чрезмерно пагубно въелся в память именно Байерс: по-другому объяснить неуёмное рвение Харрингтон было попросту невозможно. Нелюдимый, молчаливый, он точно как самая желанная добыча для той, у ног которой, разумеется, с лёгкостью могло оказаться полмира, потому что остальную половину она держала бы в своих прекрасных руках. И это простое, но от этого не менее острое, понимание того, что Байерс, в конце-концов, парень. Томми, разве что, оправдывала хождение хвостиком за зазнайкой Уилер надеждами Харрингтон пройти какой-то номинальный этап взросления, вроде подмены принцессы на нищенку, чтобы вкусить немного пыльной пресности вместо самых сладких сливок. И что никогда не покидало её головы, так это мысль о том, что королева точно погибнет от своего нездорового альтруизма, пытаясь наладить чужой быт, пока её собственный дом — мечты, амбиции, и, главное, чувства — полыхают адскими пламенем. Томми мучительно долго знала её, чтобы прекрасно это понимать. — Забавно, верно? — Билли опустил тон голоса до запредельно низкого. — Но, похоже, твоя подруга «больна», — он коряво булькнул этим словом, будто проглотил что-то кислое, — примерно тем же, чем и ты. Томми загадочно ахнула, почти беззвучно, опуская голову на бок и устремляя взор куда-то за крепкое мужское плечо. В груди странным тягучим теплом растекалось прозрение. Облегчение от падающих оков, прибитых к тому камню, что она непосильно таскала за собой последние несколько месяцев. — И всё равно понять не могу, что ты в ней такого нашла, — Билли медленно поднялся с места, распрямляя плечи и плавно запрокидывая голову, обводя взором текущие угольные пласты ночных облаков на подсвеченном тёмной синевой небе. — Личико красивое, бесспорно, но у спортивных девушек совсем нет сисек. Скукота. Имело смысл возразить услышанному, однако Томми прекрасно помнила, какими пакостями она описывала Харрингтон в первый день появления Харгроува в её жизни. С его слов это звучало как усыпление бдительности, как готовящийся к кульминации коварный план, вынашиваемый им в безумной маниакальной голове. — Без боя я не сдамся, — браво огрызнулась Томми, поднимаясь следом и устремляясь к пассажирскому месту. — Посмотрим, — Билли распахнул дверь и пронаблюдал за тем, как девушка аккуратно пристроилась на сиденье, накрывая бёдра его курткой. — Рано или поздно вы решите поэкспериментировать в постели, и тогда — какое везение! — я окажусь в нужном месте, в нужное время. — Я откушу тебе член, — ядовито отчеканила Томми, подкрепляя свои слова жестокой ухмылкой, которую неосознанно отпустила, стоило Билли ловко парировать её угрозы прежде, чем он захлопнул дверь. — Мне нравится, что ты допускаешь мысль, что, так или иначе, он окажется у тебя во рту.       Присутствовать на школьной научной выставке было необходимо, хотя бы из-за косвенных угроз преподавателей, что поленившиеся и прогулявшие будут наказаны и к каждому отдельному индивиду обещали применить особый вид исправительных работ. Если вообще не отстранение от занятий. Томми над своим проектом не особо и старалась, собрала парочку статей из отцовской библиотеки, нагло присвоила себе небольшую миниатюру из коллекции матери, оформила в высокий стенд, добавив несколько кричащих заголовков о том, что в будущем система подсчёта избирательных голосов будет механизирована, потому что на компьютеры, так или иначе, возложена огромная ответственность прогрессии. А Билли, благодаря своим красивым глазам и нежеланию разделять коммуникативный столик с кем-то ещё, просто вовремя оказался под боком. Томми задумчиво почесала место, где на груди покоилась широкая голубая лента, похожая на те, что носят кандидаты на различные посты в городской ратуше. Смущённо фыркнув от того, как Билли сопроводил это действие взглядом, она в нахальной манере улыбнулась, вскользь, когда мимо их стенда прошёл Байерс, задержавшись всего на немного, чтобы в своём обыкновении сфотографировать представленную взору картину. — Хороший проект, — вдумчиво бросил он, наблюдая за проявлением изображения. До скучного простой комплимент, абсолютно рутинный, чтобы как-то скрасить тишину между ними. Спрятав получившийся снимок в сумку на пояснице, он многозначно махнул рукой и продолжил двигаться по зигзагообразному маршруту, подбираясь ближе к столику Уилер. — На сиськи твои смотрел, — как ни в чём не бывало оповестил Билли, безынтересно прокручивая в руках несколько брошюр со старых выборов. — У обеих его подружек, даже если сложить пополам, и близко не получится сымитировать твою удачу в сговоре с природой. — Нормальные у неё сиськи, — раздражённо гаркнула Томми, хоть и смущалась своих слов, сразу скрестив руки на груди, стыдливо пряча объект обсуждения. — Признаюсь, таких «дружеских» разговоров я очень ждал, — удовлетворённо хмыкнул Билли, облокачиваясь локтем о край стола, массивностью своего тела заставив тот слегка покачнуться. — И чем только эта воображала опять недовольна? — он резко сменил тему разговора, кивнув в сторону толпящихся втроём ребят. Харрингтон, хоть ростом и возвышалась над Уилер и Байерсом, выглядела необыкновенно подавленной, притиснутой чужим авторитетом. Её лицо, в испуганном удивлении, сменяло эмоцию за эмоцией в наблюдении за экспрессивным жестикулированием подруги, а опечаленная влажная вуаль на глазах застыла в жалостливом прищуре. Уилер, очевидно, в мерзости не скупилась, их диалог — скорее, возмущённый монолог, так как говорила одна только она, — стремительно набирал в ярости. Сомнений не возникло, особенно когда Байерс, неудачно в обозначенном матриархате, попытался успокоить свою слетевшую с катушек девушку, и Томми бессознательно зашагала вперёд. Опрометчиво, необдуманно, вспомнив о нынешнем положении дел благодаря перегнавшему её в два шага Билли. — Просто, чтоб знала: сзади ты тоже выглядишь потрясно, — без тени совести констатировал он. — Ножки как поршни у крутой тачки, хорошо толкают сочную задницу, — уже более тихо добавил он, оказавшись подле стола Уилер. Билли сразу обозначил своё присутствие подлым смешком, скручивая Байерса за шею в сгибе локтя, якобы в приветственном тоне, заставляя всех отвлечься от беспощадной полемики, задавая глупые вопросы и как ребёнок указывая пальцем на случайные элементы проекта. Отчуждённая Харрингтон, тяжело вздохнув, отступила не несколько метров в сторону, попытавшись изобразить незамысловатый интерес в чужой работе, и получалось у неё это предельно плохо. — Стеф? — негромко позвала Томми, невесомо коснувшись её плеча. Она так давно не прикасалась к ней, что совсем и забыла атлетичную литую твёрдость тела, как никогда пригревающую её собственную ладонь. — Томми, — поверхностно обозначилась в салютовании Харрингтон, натянув самую притворную улыбку, какую только могла изобразить на поражённом несчастьем лице. О том, что они простили друг друга, и запинаться не было смысла. Это было слишком естественно, шибко просто, они и не ругались вовсе, просто резко охладели и отстранились друг от друга. Томми крутила в голове множество вариантов подоплеки случившегося, но всегда находила себя за тем, как отчаянно винила кого угодно в произошедшем, но не Стеф. Тогда как сама Стеф всегда была излишне простодушной, чтобы накапливать обиды. Раньше Томми казалось, что она выше этого, в самом заносчивом значении — не её дело разбираться в плебейских нюансах, — однако всё оказалось гораздо проще и, возможно, слегка романтичнее. С такой доброй душой ей точно не прожить долго в одиночестве. — Не поделили место у стола? — Что-то типа того, — Стеф повернулась лицом, поместив руки на линию талии; значит, задумалась, скорее всего, над последующими словами. — Тяжело вести проект, когда оба хотят руководить и не терпят пререканий. — Скажи это мне, — закатив глаза иронизировала Томми, отогнув большой палец от зажатого кулака, указывая им себе за спину. — Одно слово и я окажусь в свободном полёте по направлению ветра, — она вздрогнула от смеха, которым искренне зашлась Харрингтон. Опьяняющий рассудок мягкий колокольный перезвон, разряжающий электрическую статику между ними. — Могу я посмотреть, что вы там подготовили? — нервно пожав плечами, как от колючего мороза, спросила Стеф, кивком указывая на стенд Томми и Билли. На её губах лучилась самая прелестная улыбка, против воли заражающая оптимизмом. Она долго и вдумчиво скользила взглядом по плакатам, смотрела пустыми стеклянными глазами на выведенные аккуратным почерком статьи, явно не удосужившись прочитать и часть из написанного. Держа краешком ноготков миниатюрные фигурки людей вокруг трибуны с громкоговорителем, Харрингтон вдруг тихонечко усмехнулась своим мыслям. Томми, как не пыталась, не могла оторвать взора с её лица, сгорая от многих вещей в эту секунду, но больше от скромного любопытства, стесняясь утолить то слишком навязчивыми вопросами. Им впору обсудить другие детали их жизни, которые они пропустили, величаво водя друг от друга носы, делая вид, что так и должно быть. — Всё теплишься надеждой стать мэром? — Ну, когда твой отец живёт и дышит этим, хочешь-не хочешь, а мэром стоит хотя бы попытаться стать, — на одном выдохе протараторила Томми, сосредоточенно заводя руки за спину, сцепляя пальцы замком. — Его всё не отпускает мысль, что родственники пророчили рождение сына. Слишком много загадал, и было бы проще, если бы я действительно родилась парнем. — Не говори так, — рука Стеф нервно дрогнула, отпустив рассматриваемую фигурку, моментально создав крошечный хаос на поле, имитирующим избирательную пропагандистскую деятельность. Она молчала с полминуты, ошарашено смотря на Томми, будто набиралась храбрости для более точного выражения мысли, только договорить ей было не суждено. Издалека послышался громкий свист, заставляющий обратить внимание на директора школы в сопровождении с несколькими кураторами, которые должны были записывать оценки как проектов, так и стоящих за ними ораторов. Стеф неловко попрощалась, отмахнувшись рукой, поспешив обратно к столику Уилер, откуда горделивой походкой возвращался Билли. Нарочно подпихнув её плечом, он усмехнулся, наблюдая за тем, как она в типичном ей обыкновении запуталась в ногах и смерила его прожигающим взором исподлобья, быстро приводя себя в порядок и возвращаясь к заждавшейся подруге. Вечер подкрался незаметно, утомлённые долгими мудрёными разговорами и затянувшимся объявлением призовых мест, Билли и Томми шагали в сторону припаркованной машины Харгроува, попутно беззлобно перекидываясь шуточками о прошедшем дне. Расстроенную незавершённым диалогом, Хаген не покидало чувство, будто ей следовало бросить всё и бежать в поисках Стеф. Ей так сильно хотелось этого, поговорить обо всём на свете, в том числе о том, что мучило её последние месяцы, и совершенно точно успокоить милую сердцу королеву. Вокруг не было ни души — большая часть учеников уже разъехались по домам, и в целом в таком отдалённом месте додумался припарковаться только Билли. Странное веяние побудило повернуть голову и Томми, поддавшись, замерла на месте, рефлекторно вцепившись пальцами в толстый картон плаката, который несла с собой. Ещё дальше места, где они сейчас находились, стояла машина Харрингтон, и сама Стеф, стоя сбоку от капота, упиралась в холодную стальную поверхность широко расставленными руками, запрокинув голову. То ли пыталась заставить слёзы не вытекать предательски из её глаз, то ли искала ответы на сакральные вопросы в потемневшем небе. Томми передала Билли плакат, стянула с груди дурацкую ленточку и, наказав ехать без неё, поспешила нагнать Харрингтон, пока та не прыгнула в авто. — Эй, — тихо позвала Томми, приблизившись почти вплотную, всё же выдерживаю небольшую дистанцию между ними, чтобы не смущать своей бестактностью. Стеф очень медленно опустила голову, втянув её между высоко вздёрнутых плеч, и коряво улыбнулась, пытаясь спрятать потерянность, тщетно — в её глазах читалась бесконечно терзающая душу боль. Из памяти неуловимо ускользнуло то, что королева совсем не терпела слёзы, всегда держала любые страхи и скорбь в себе. Жаль, что душа отнюдь не резиновая, и рано или поздно накопленные мучения мощным взрывом сердца выплеснутся наружу, ломая в крошечные щепки рёбра. Такого свержения власти не ожидает никто, даже Билли, скорее, глумится забавы собственного эго ради, и мечтает не возвести Харрингтон к эшафоту лично за руку, а как минимум разделить условное могущество между ними. — Просто... не говори так больше, ладно, Хаген? — будто вынужденной паузы в их разговоре не было. Томми волнительно потопталась на месте, прижимая ладонь к шее в смущённом жесте. — Ты прекрасная девушка, думаю, твои усердия обязательно окупятся, — продолжила Стеф, ни сколько не расслабляясь от произнесённого, мрачнея подавленностью с каждым мгновением. — И подруга ты замечательная, не то, что я. — Тебе нравится Нэнси? — вдруг спросила Томми, совсем не моргая, вытаращившись склочным взглядом снизу-вверх, постепенно прозревая в понимании, что, возможно — совершенно точно — ляпнула лишнего. Ко всему прочему, она резко обнаружила себя за тем, что требовательно стиснула пальцами запястье Стеф, в душе содрогнувшись от наглости отпущенного в свободное поведение сознания. — Скорее нет, чем да, — после непродолжительного молчания ответила Харрингтон, но руку Томми не отпихнула, лишь сконцентрировала взгляд на коротеньких пальчиках, цепко обвивших её запястье. — Дело не в ней лично. Это всё... не так просто, как можно подумать, — в голове у неё, верно предположить, происходила самая настоящая катастрофа. Неизбежный тайфун, сокрушительное цунами, смертельно сметавшее всё на своём пути. — В моей жизни происходят странные вещи и, мне кажется, самая безумная из них это то, что я, возможно, чувствую к Нэнс. В... общем плане? Мне хочется держаться за неё и это так, чёрт возьми, неправильно. Потому что подруги так не делают, понимаешь, Томми? Если я... не знаю, — Стеф запнулась, тихо икнув в подступающем плаче, который храбро сдерживала, произнося каждое слово в боевой хлёсткости, контролируя возможную дрожь голоса порывистостью. — Если я поцелую её... мне кажется, я упаду. И буду долго лететь вниз, в полную неизвестность, понимая, что выбрала не ту. То есть, ну... Не знаю, как объяснить. Объяснять не было необходимости, Томми всё прекрасно поняла. И, не долго думая, схватилась обеими руками за талию Стеф, несильно потянув вниз, чтобы заземлить их обеих. Может, Нэнси Уилер жуткая зубрила, но, наверно, человек она хороший, и вряд ли придала бы огласке страшный секрет обожаемой всеми Харрингтон. Да и это ли было важно, если страх заключался в другом, более сокровенном. — Вот, — звонко хохотнула Томми, влажно вздохнув, потому что сама едва сдерживала слёзы. — Теперь не упадёшь, — и закончила шёпотом, боясь, что если повысит тон, то обязательно сорвётся на плачь. Не помешал бы тихий смех в унисон, который разрядил бы неловкость между ними. Мол, смотри какая глупость, две взрослые дурочки боятся своих чувств совсем как малые дети грозу. Долго находившаяся в процессе обработки произошедшего Стеф вдруг крепко сжала лицо Томми между ладоней, сделав краткий шаг вперёд, заставив её прижаться спиной по изогнутой линии дверцы авто. И медленно, словно ждала, что её остановят, наклонилась, наблюдая за чужой реакцией, впитывая каждую секунду близости и вслушиваясь притомленный осиплый вздох. Томми плавно зажмурилась, забравшись лихорадочно трясущимися руками под кромку свитера Стеф, призывно оглаживая подушечками пальцев тёплый бархат кожи изгиба спины, успокаивая, когда самой не мешало бы привести в порядок бешеный ритм сердца, норовящего в судорожной вибрации вырваться из груди. Давно желаемое тепло было так близко, что опаляло её тело с головы до пят, тяжесть девичьих локтей, опустившихся ей на плечи, прибивала к твёрдой почве, возвращая на землю воспрянувшую к самому солнцу душу. Её тепло одурманивающее, она безумно горячая, от их обоюдного жаркого дыхания запотело стекло автомобильного окна позади. Стеф аккуратно скользнула губами от уголка рта Томми, центрируя нежную хватку на полной нижней, целуя взволнованно долго, не решаясь углубить невыносимую знойность или отстраниться вовсе. Воздух совсем высох, ощущался как сжатый сгусток духоты, царапающий нос изнутри при вдохе, а занемевшие ноги трепетали гордым торжеством, и если бы не твёрдые объятия с контрастирующим холодом двери за спиной, точно разъехались бы от охмеляющего чувства эйфории. Томми восторженно ахнула, приоткрывая рот, позволяя мокрому языку Стеф шустро скользнуть в него. Ей неожиданно показалось, самую малость, что от поцелуя закружилась голова, заставляя вспомнить домашнее тепло вечерних посиделок за сплетнями, совместные ночи под одним покрывалом, весёлую беззаботность болтовни по телефону — весь душевный уют, который можно было собрать воедино. — Томми, — тихо позвала Стеф, прижимаясь лбом к её, не раскрывая глаз, полностью разомлевшая в хрупкой близости. — М-м? — Просто соскучилась.