Рассвет для нас двоих

      Сюэ Ян не понимал, что с ним происходит. С какого момента ему стало так противно смотреть на собственное отражение в водной глади озера, на горящие ярко-красные глаза, от чего-то светящиеся при виде знакомых белых одежд? Даочжан без понятия, почему у его милого друга так ноет в груди, когда Синчэнь улыбается, почему тому так больно наблюдать, как повязка в очередной раз окрашивается в алый из-за кровавых слёз… Он не видит этого и не рискует спрашивать. А Сюэ Ян не говорит, потому что не представляет, как об этом можно вообще заикнуться.       Они — враги. По жизни, понятиям и, чего скрывать, душе. Бродячему псу никогда не понять, как можно просто взять и простить, а даосу, спустившемуся с горы, не осознать, что нельзя слепо доверять каждому встречному.       Сюэ Ян безжалостен. Синчэнь чересчур добр и наивен. Так почему они — такие разные — до сих пор живут бок о бок в прогнившей до самой крыши лачуге? Как им хватает терпения и жалости не прирезать друг друга ночью?       Ни Ян, ни Синчэнь не знают ответа. Они просто в очередной раз берут корзину, несколько монет и идут в сторону рынка. Даочжана, как и всегда, попытаются обдурить, на что Сюэ Ян глухо зарычит и мысленно отметит новую жертву для Цзянцзая. Это его даос… Только его!       Он не раз представляет, как в будущем раскроет правду про свою сущность, но с наступлением нового дня откладывает месть на потом. Пока ему улыбаются и в очередной раз хвалят за помощь, он готов смириться с присутствием наглой бродяжки и глупого святоши рядом.       Уже ночью, слушая дыхание Синчэня в другом конце комнаты, Сюэ Ян может слегка тоскливо улыбнуться мыслям, витающей в пустой после продолжительного дня голове и представить, что завтра у них опять всё будет хорошо.       Он пока не знает, что у судьбы на них свои планы.

***

      Кровь сладкая на вкус. Сюэ Ян упивается её терпкостью, слизывает с разбитой губы и вновь поднимает отяжелевший клинок. Лань Ванцзы грозно смотрит на него, концентрируя духовные силы в ладони. Времени мало, да и к тому же душа даочжана сейчас у этого сучьего выродка Вэя. Есть ли смысл продолжать бой?..       «Даочжан бы не остановился. Он бы костьми лёг, но вернул его».       Тёмный заклинатель опять нападает, но на этот раз ему отсекают руку. Здоровую, не ту, где всего четыре пальца. Кровь льётся по подбородку, стекает ему за шиворот и мгновенно впитывается в ткань рваной нижней рубахи. Глотать теперь тяжелее.       Вэй Усянь стоит рядом, что-то говорит ему, но Сюэ Ян не слушает ни его, ни снулого Ланя. Шум в голове сейчас заглушает даже рёв мертвецов и гадкий ехидный голос учителя. Наёмнику кажется, что только один единственный человек мог бы достучаться до него.       Но он мёртв. Все попытки вернуть милого его прогнившему чёрному сердцу даочжана обернулись провалом. Восемь лет прошли впустую.       Сюэ Ян горько смеётся, поднимая наполовину остекленевший взгляд на парочку обрезанных руковов перед ним. Такие идеальные… Они с даосом могли бы так же стоять сейчас, если бы не одна единственная ошибка — его гордость и глупая обида.       Солнце впервые за столько времени выглядывает из-за туч, освещая похоронный дом и одинокий гроб, где до сих пор покоится тело даочжана. Сюэ Ян следит за тёплыми лучами и понимает:       Следующий рассвет он вновь встретит с Синчэнем.