Кровная линия / Bloodline

— Аляска, — произнес Уилл, спускаясь следом за Ганнибалом по трапу самолета. — А это имеет смысл. Небо на Аляске было странным. Несмотря на дневное время, Уилл видел на темном небосклоне звезды и луну, но при этом ощущал и неприятный жар солнечного света, грозящий прожарить его до костей. Ганнибал протянул Грэму солнечные очки, и Уилл с благодарностью их принял, так как глаза уже начинали слезиться. Ганнибал же, казалось, чувствовал себя превосходно. Он сунул руки в карманы и с явным удовольствием посмотрел на небо. — Последний раз мы встречались на Шпицбергене, — задумчиво произнес он, — а до этого в Азербайджане. Несмотря на очевидное удобство, мы не можем отдавать предпочтение только регионам, расположенным за Полярным кругом. Это слишком очевидно и предсказуемо. В лунном свете окружающее их пространство казалось гладким и белым, будто сахарная глазурь на торте. Было тихо, и только порывы ветра, привольно гуляющего на открытой местности, вздымали вихри из снежной пыли и без устали трепали кудри Грэма, приводя их в живописный беспорядок. Ганнибал невозмутимо-органичным движением заправил выбившуюся прядку ему за ухо, и Уилл в очередной раз удивился необычной тактильности, внезапно проснувшейся в этом любителе формальностей и условностей. Для того, кто не пожимает даже рук, Ганнибал был слишком свободен в прикосновениях к его телу, и Уилл не был уверен, что ему это нравится. То, что Ганнибал категорически отверг его собственный гардероб, и вместо этого отправил к своему личному портному, а после к парикмахеру, также не привело Грэма в восторг, но через две недели хлопот и сборов (а заодно и один новый труп спустя) Уилл Грэм сидел рядом с Лектером на борту частного самолета во всем непривычном и новом. У него была другая прическа, новый костюм и купленное на чужие деньги раздражающе тесное нижнее белье. Ганнибал был одет в пальто, и близко не такое теплое, чтобы комфортно существовать при температуре намного ниже нуля, а Грэм и вовсе ограничился пиджаком. Если бы он до сих пор был человеком, он давно промерз бы до костей и рассыпался на осколки, но, будучи вампиром, он не ощущал ни холода, ни жары. Это было одним из редких плюсов его вампирского существования. Ганнибал стоял в стороне и скептически наблюдал за тем, как служащие выгружают из самолета сумки и чемоданы. Рабочие, в отличие от гостей, были одеты по погоде — в теплые унты, парки и меховые шапки, что выдавало в них людей. Уилл с Ганнибалом находились черт знает где, в самом центре ледяной пустыни, но по обилию суеты и организации людей, Грэм легко предположил бы, что они прилетели в официальный аэропорт. — Ничего, что большинство из них люди? — внезапно спросил Уилл. — Это не ставит под угрозу безопасность мероприятия? — Не больше, чем если бы они были новообращенными вампирами, — ответил Лектер, возвышая голос, чтобы перекрыть звук очередного садящегося самолета. — Люди, работающие здесь, либо состоят в чьей-то свите, либо проходят тщательный отбор. В любом случае, контролировать людей совсем несложно. Не удивлюсь, если большинство из них и сейчас находятся под мягким психологическим контролем. Уилл замялся, не зная, как это воспринимать – как комплимент или оскорбление. Разумеется, к нему эти слова больше не относились, но сама мысль о людях, превращенных в послушных зомби усилием чужой воли и рабски служащих вампирам, выводила его из себя. Уилл вздрогнул, когда Лектер невозмутимо приобнял его за талию и повел прочь, в очередной раз задумавшись, почему прикосновение Лектера ощущается им так ясно даже через все эти слои одежды, и особенно о том, почему оно ощущается именно так. В отличие от других вампиров и людей, Ганнибал не причинял Грэму боли, не давил и не был агрессивным. Наоборот, он был спокойным и умиротворяющим, что было крайне непривычно. Если прикосновения и взгляды остальных казались Уиллу встречей с цунами, прикосновения и взгляды Лектера оставались тихой гаванью, в которую Уилл стремился практически невольно. Его действительно тянуло к Ганнибалу, и это-то пугало Грэма больше всего прочего. Если Ганнибал и смог учуять противоречивые чувства Уилла в этой ледяной пустыне, то не подал вида, и они дошли до нужного им строения в тишине. Здание, бывшее их целью, тоже оказалось своеобразным, выглядя практически инородным телом в этом скудном северном пейзаже. Складывалось впечатление, будто его перенесли сюда с какого-нибудь гламурного горнолыжного курорта где-нибудь в швейцарских Альпах. Кто-то явно перестарался с декором. Лектер распахнул дверь, пропуская Уилла вперед, и Грэм с трудом удержался, чтобы не огрызнуться. Они шли сквозь обширный приемный зал, заполненный людьми, и присутствующие почему-то чутко расступались перед ними. В помещении явно было тепло, но Уилл полагал, что его отапливали в первую очередь ради целостности картин, старинной мебели и цветов, а вовсе не ради гостей, которые все равно не чувствовали холода – большинство присутствующих были вампирами. И эти вампиры были старыми, если не сказать древними. В воздухе витал ореол опыта, могущества и власти. От них сильно пахло застарелой кровью, и Уилл с лёгкостью мог бы утверждать, что он самый молодой вампир в этой комнате. Чем дальше они продвигались вглубь комнаты, тем больше языков слышали вокруг – в помещении звучали не только французский, итальянский, арабский или фарси, но и латынь, и даже мертвые языки, названия которых давно были позабыты. Здание полнилось людьми, разговоры становились громче, и у Грэма снова начиналась мигрень. Некоторые присутствующие при виде Ганнибала и Уилла опускали голову или отводили глаза. Заметив это, Лектер в удивлении приподнял бровь, но следом его внимание переключилось на девушку за стойкой ресепшена. Она тоже была человеком. — Ганнибал Лектер, — представился он, и администратор резво забарабанила пальцами по клавиатуре компьютера. — Добро пожаловать, граф Лектер, — наконец вежливо произнесла она, очевидно обнаружив искомое имя. — Согласно моей информации, вы путешествуете со спутником, но без свиты, верно? Она подняла глаза от монитора, украдкой разглядывая Уилла, и тут же потупилась. Девушка явно боялась и их обоих, и большинства присутствующих здесь существ. Логичный страх человека, оказавшегося в клетке с дрессированным тигром – не панический ужас, но разумное опасение. — Совершенно верно, — согласился Лектер, — но я предпочел бы обращение доктор, а не граф. Пальцы девушки снова запорхали по клавиатуре. — Прошу прощения, доктор Лектер, я внесу ваши пожелания в систему. Есть ли у вас дополнительные предпочтения по размещению вашего спутника? — спросила девушка, и то, как она произнесла слово «спутник», крайне не понравилось Грэму. — Нет, благодарю, — сдержанно ответил Лектер. В этот момент Уилл случайно встретился взглядом с худощавой женщиной, одетой и причесанной в стиле поздних 1920-х. Это был первый человек в этой комнате, который действительно посмотрел Грэму в глаза. Уилл ощущал ее полное безразличие, пока она, наконец, не разглядела, в чьей компании он появился. В следующий же момент она просто направилась к ним через всю комнату, сопровождаемая свитой подобострастных лакеев. Воспользовавшись паузой и тем, что их никто не слышит, Уилл шепотом задал вопрос, который его действительно интересовал: — Ганнибал, подскажи, пожалуйста, что именно означает термин «спутник» для остальных вампиров? Женщина добралась до них раньше, чем Лектер успел ответить. — Ганнибал Лектер, — произнесла она, — рада снова увидеть тебя во плоти. — Элианна, — ответил Лектер с искренней радостью в голосе, — позволь мне представить тебе моего спутника, Уилла Грэма. Уилл, это леди Комеда. Женщина, стоящая напротив, не казалась Грэму агрессивной или недружелюбной, но ему все равно не хотелось смотреть ей в глаза, тем более, что он отчетливо слышал, как она его обнюхала. Пусть и издалека. — Он так молод, — восторженно произнесла мадам Комеда, — и так красив! Вы определенно вызовете скандал! — Мне тридцать семь, — невпопад брякнул Уилл и тут же пожалел о том, что в принципе открыл рот. То, что его обратили в молодом возрасте, не было его заслугой, тем более, что внешность у вампиров не играла особой роли. Он видел в этой комнате вампиров, выглядящих куда младше него и, кажется, заметил даже ребенка, пусть эта мысль и казалась ужасающей. Комеда не рассмеялась, но ее губы заметно дрогнули, выдавая желание расхохотаться. — Ганнибал, где ты откопал это чудо? Ганнибал снова положил руку на спину Грэма, но теперь между лопатками, туда, где больше не билось его сердце. — Нас познакомил общий друг. Обращение Уилла произошло при удручающих обстоятельствах, а я, как ты знаешь, крайне щепетилен, когда вижу, что пропадает хороший потенциал. — Некоторые вампиры заводят детей абсолютно бездумно, — мадам Комеда с отвращением поморщилась. — Ни осознанного решения, ни планов на будущее, ни ответственности Создателя. Удивительно, что это до сих пор разрешено. — Уилл, леди Комеда много лет была камертоном нравственности Балтиморского высшего общества, но сейчас удалилась на северо-восток. Как ты находишь спокойную жизнь, Элианна? Женщина выразительно закатила глаза. — Значит ТАК вы это называете, да? Франсуа держит меня на телефоне часами, умудряясь внести суматоху и путаницу в идеально выстроенную архивную систему, Мария возится с той ужасной женщиной, которую Джерард повсюду таскает с собой, а Лене только что создала своего первого ребенка, с которым и я вынуждена проводить все выходные. И это не говоря о Тане, Тоне, Терри и всех остальных! — Значит, ты наслаждаешься жизнью? — спросил Ганнибал. — Безмерно! — ответила женщина с искренним удовлетворением. — Правда, я пропустила всю эту обычную мышиную возню вокруг того, кто у кого умудрился переманить полезного человека или кто к кому намеренно вторгся в охотничьи угодья. Так что я рассчитываю на то, что ты устроишь вечеринку и заполнишь для меня все пробелы в свежих сплетнях. — Безусловно, — Ганнибал склонил голову, соглашаясь. — Мы устроим запоздалое мероприятие, посвященное твоему уходу с поста. — Какая чепуха! Мы устроим вечеринку в честь твоего юного спутника, а заодно отметим то, что ты наконец-то выбрался в люди из своей норы, — один из слуг приблизился к мадам Комеде достаточно близко, чтобы шепнуть ей что-то на ухо. — Что ж… Прошу меня извинить, долг зовет. Она склонилась ближе и поцеловала Ганнибала в щеку так, словно они все еще были людьми. — Не позволяй ему вертеть тобой, Ганнибал. Я знаю, как ты беззащитен перед подобным совершенством, — Комеда удалилась, махнув на прощание рукой, и к ним тут же подоспел сотрудник, держащий в руках две программки с расписанием мероприятий. — Вот и вы, доктор Лектер. Вам приготовили восьмой коттедж. Надеюсь, ваше пребывание здесь будет приятным. Ганнибал отблагодарил человека кивком, забрал программки и сразу двинулся к выходу. Грэму не оставалось ничего иного, как последовать за ним. — Ты позволил ей быть очень близко, — заметил Уилл, и Ганнибал счел уместным ответить. — У нас богатая совместная история, и это позволило нам стать ближе, чем большинство вампиров. Из-за этого и понятие личного пространства утратило свое значение. Можно сказать, что Элианна взяла меня под свое крыло, когда я впервые попал в Балтимор, ведь я не имел семьи и не принадлежал ни одной из местных кровных линий. — Я так понимаю, что это имеет значение, — произнес Уилл, когда они снова вышли на улицу. — Мы придирчивы в выборе свиты и компаньонов, — произнес Ганнибал. Они шли к домику через легкую метель, и ветер не только трепал волосы Уилла, но и щедро закидывал снег ему в ботинки. — Так что чаще всего союзы выстраиваются с теми, с кем ты в состоянии находиться в одной комнате, не пытаясь убить друг друга. На большинстве территорий вампиры проживают обособленно — один семейный клан или кровная линия, так что я весьма нетипичен по нашим меркам. Ганнибал остановился перед дверью небольшого деревянного коттеджа с цифрой восемь. К удивлению Уилла, там не было даже замка под ключ, не говоря уже о более серьезной защите вроде электронного кода или системы слежения. Словом, ничего из того, что могло бы удержать других вампиров снаружи. — Доверие является основой безопасности наших мероприятий, — пояснил Лектер, заметив удивление Грэма. — На время общего собрания объявляется глобальное перемирие. Любой, кто нарушит это правило, будет казнен, равно как его слуги и дети. Вампиры уважают чужую приватность, и если дверь открыта, то это вовсе не означает, что любой может в нее войти. Будь благоразумен, блуждая по округе. Изнутри домик оказался именно таким, как ожидал Уилл – претенциозным и дорогим, с обилием антикварной мебели, ковров и цветов. На стенах гостиной обнаружились пустые пространства, словно специально приготовленные для размещения картин, тут и там виднелись постаменты для размещения бюстов или скульптур. Впрочем, впечатление от продуманности и великолепия жилища изрядно портили ящики и чемоданы, составляющие багаж Ганнибала. Через одну дверь Уилл заметил очертания небольшой кухни, через вторую — спальню с огромной роскошной кроватью под балдахином. Кровать тонула в обилии подушек и драпировок, но предсказуемо была всего одна, что не особо удивило Грэма. Судя по тому, как сотрудница ресепшена дополнительно выясняла потребности «спутника Лектера», другие спальные опции понравились бы Уиллу еще меньше. В любом случае, спальня и без того напоминала киношную версию средневекового замка графа Дракулы. Уилл нахмурился. — Что именно означает мой статус «спутника» для других вампиров? — снова спросил Уилл. — Ты так и не ответил. — Будь добр, сними обувь, — произнес Лектер, снимая собственные ботинки и вешая пальто на вешалку. — Ганнибал! Лектер протянул руки и подождал, пока Уилл повернется к нему спиной и позволит помочь снять пиджак, прежде чем заговорил. — То, что ты мой спутник, означает, что ты не мое дитя и не часть кровной линии моего Создателя. В то же время, это подразумевает, что ты находишься под моей защитой и я отвечаю за твои поступки в той же мере, как если бы я сам был твоим Создателем. Преимущественно, это слово обозначает связь между более старым и опытным вампиром и новообращенным, которого он берет под свою опеку. Подобное практиковали в Древней Греции между эрастами и эроменосами. Уилл посмотрел на промокшие насквозь носки, стянул их и выкинул в угол. — Ага, — пробормотал он, обходя комнаты, — я так и подумал. Потому что на меня смотрели, как на дешевую уличную шлюху, которую ты притащил на ужин с президентом США. Ганнибал нахмурился. — Подобные отношения далеко не всегда подразумевают секс. — Далеко не всегда? — саркастично переспросил Грэм, указывая взглядом на единственную кровать. И чем дольше он смотрел на это шикарное ложе, тем отчетливее понимал, что кровать была создана именно для сексуальных утех. Она располагалась на идеальной высоте для того, чтобы можно было кого-то через нее перегнуть, а у изголовья и под потолком прятались крюки и петли для связывания и подвешивания. Похоже, спустя пару сотен лет люди просто не могли потрахаться без извращений. — Не всегда, — твердо повторил Ганнибал и начал распаковывать сумки. Судя по тому, сколько вещей видел Уилл, Лектер явно перестарался. — В то же время, окружающие все равно сочтут нас любовниками, если мы сами не убедим их в обратном. — Но тогда нам придется объяснять им истинную цель моего визита, — обреченно вздохнул Уилл. — Не обязательно посвящать в детали всех подряд, — заметил Ганнибал. — Они не позволят себе ничего большего, чем тихо сплетничать у меня за спиной. Ты умен и привлекателен, слухи об отношениях с тобой не нанесут вреда моей репутации. Если говорить о тебе, я имею достаточно высокий статус в вампирском сообществе, чтобы слухи о связи со мной могли тебе навредить. — Дело не в этом, — пробормотал Грэм, которого в последнюю очередь волновала репутация Лектера. И, откровенно говоря, во всех этих новых костюмах, купленных Ганнибалом, он выглядел действительно хорошо. Жаль только, что портные могли скрыть его тело, но не то осиное гнездо, которое представлял собой его подверженный эмпатии мозг. Ганнибал легко сорвал крышку с большого деревянного ящика. Будь он человеком, ему наверняка понадобился бы лом, но вампиру это было ни к чему. Обыденное напоминание о том, что Ганнибал вовсе не был тем белоручкой, которым казался. Он даже не был человеком, скорее уж ожившим кошмаром, которым пугают детей по ночам. Как, впрочем, и сам Уилл. Грэм отвернулся к стене и нервно растер грудь рукой, так, словно это могло снова запустить его мертвое сердце. Он не был уверен, что сможет изобразить с Ганнибалом ту близость, которая обычно бывает между любовниками. Он не был ни с кем близок слишком давно. Он вообще не хотел находиться здесь. Уилл хотел вернуться домой, он хотел снова стать человеком. — Нам не обязательно быть фамильярными, — догадливо предложил Лектер. — Я не хочу, чтобы ты испытывал дискомфорт, Уилл. А ты, как я полагаю, достаточно чувствителен к подобным вещам. Уилл проглотил подкатившее отчаяние, но не стал отпираться. Он тот, кто он есть, и этого не изменить. — Разве не все мы такие? — риторически спросил Грэм, подходя ближе, чтобы увидеть содержимое ящика. В нем находились картины, это было понятно по обилию рам. Ганнибал бережно распаковал портреты и аккуратно разместил их на стенах в пустых проемах. Потом настала очередь второго ящика с пометкой «хрупкое». Там лежало два полированных бюста и посмертная маска. — Вовсе нет, — ответил Ганнибал. — У каждого из нас свои особенности, однако обращение всегда усиливает уже имевшиеся способности. Будучи человеком, я уже обладал исключительным обонянием, а став вампиром, я стал чуять практически все. Я могу сказать очень многое о человеке или вампире, даже не прикоснувшись к нему — определить возраст, здоровье, рацион, охарактеризовать места, где он бывал. Сразу после превращения этот талант обострился до реальной физической болезненности, но потом я привык. Твой дар на нынешней стадии причиняет тебе боль, поэтому я не хотел бы доставлять дополнительный дискомфорт. Скажи мне, Уилл, был ли в твоей жизни человек, пытавшийся помочь тебе научиться контролировать это? — Это нельзя контролировать. Эмпатия это не то, что можно включить или выключить по собственному хотению, — пробормотал Уилл, не желая смотреть на Ганнибала. Снег в его волосах таял, стекал по прядям и пропитывал рубашку на плечах, но Грэм не спешил переодеваться. Он стоял и смотрел на портреты, чтобы не встречаться взглядом с Лектером. Один из них был явно более современным, чем остальные. Уилл предположил бы датой создания эпоху Тюдоров, но он и близко не был искусствоведом, чтобы утверждать подобное. Ганнибал разместил этот портрет на стене с особым тщанием, а потом отступил на шаг, чтобы полюбоваться им с выражением неуловимой гордости. Мужчине на портрете было не больше двадцати, и он был ослепительно красив. Смуглая кожа, черные, как вороново крыло, волосы, узкая полоска усиков над красиво очерченными губами, резко вылепленные черты лица и неожиданно голубые глаза, настолько светлые, что мужчину можно было принять за слепца. Художник сумел подметить и передать неуловимые нюансы его очарования — по-девичьи густые ресницы, длинные заостренные ногти, покрытые яркой краской, и, в противовес всему этому, жестокий и мужественный взгляд, волевую линию подбородка и губ. Это придавало портрету особую глубину и интимность. — Какой красавчик, — произнес Уилл, самым очевидным образом меняя тему. — Мой Создатель, — ответил Лектер. — Хирад родился в Парсе, это государство располагалось на территории современного Ирана, но много раньше, еще до того, как Рим пал под натиском Александра Македонского. Он был кровным принцем Империи Ахеменидов. Портрет, впрочем, был написан гораздо позже. — Он все еще жив? — спросил Уилл. Он искал подпись художника, но не нашел, и заподозрил, что портрет был написан самим Ганнибалом. — К сожалению, нет. Он вышел на солнце, что в итоге сделало меня старшим в моей кровной линии. Поскольку я старший в роду, ко мне принято обращаться именно в соответствии с титулом. Разговаривая с другими, ты можешь называть меня доктор Лектер, но в то же время и по имени — Ганнибал. Это правило применимо и к другим родовым кланам: старшего вампира называют по титулу и фамилии, второго по старшинству — по титулу и имени, остальных просто по имени. Поскольку ты мой спутник, а не мое дитя, к тебе будут обращаться по имени и фамилии. Это имело смысл, пусть и весьма архаический. Уилл неловко ослабил душащий его галстук. Он сомневался, что вампира можно задушить галстуком, учитывая, что он технически и так уже мертв, но галстук явно намеревался попытаться. — А еще не пожимать руки, — произнес Уилл, криво ухмыляясь. — Есть еще какие-то правила, о которых мне нужно знать, чтобы не стать поводом для дуэли? — Никто не может к тебе прикасаться. Сделать это — означает нанести мне публичное оскорбление. Мы с тобой можем касаться друг друга свободно. Во избежание недоразумений, прежде чем согласиться на что-то, лучше сперва посоветуйся со мной. Не пей из людей, принадлежащий другим вампирам. И еще, самое главное… Не путай вилку для рыбы с вилкой для мяса. Уилл поднял глаза на Лектера и внезапно осознал, что тот пошутил. Это было так неожиданно и необычно, что Грэм улыбнулся. Он не улыбался… черт его знает сколько лет. Невольная и искренняя реакция настолько смутила Уилла, что он снова обратился к портрету. — Значит, твой Создатель был красив и молод. В смысле молодо выглядел. Поэтому леди Комеда рекомендовала тебе… не позволять вертеть собой? — Вероятно, — сказал Ганнибал, и это было слишком сильно похоже на «да». — Если это твой Создатель, то кто все остальные люди? — полюбопытствовал Грэм, изучая портреты. — Я могу проследить свою родословную до 15 века до нашей эры. Это портреты глав семейной линии — мой Создатель, его Создатель и Создатель его Создателя… В менее цивилизованные времена вампиры жили куда дольше, чем сейчас. Нас в целом было больше. Легенды о вампирских кланах возникли не на пустом месте, – Ганнибал подошел к одному из бюстов и придирчиво покрутил его, пока не остался доволен результатом. — Возможность отследить прямую кровную линию от первого в роду является основным критерием в ранжировании статуса наших кланов, — пояснил Лектер, но по его тону было понятно, что он невысокого мнения об этой методике. Уилл осмотрел портреты, но ни на одном из них не было изображения самого Ганнибала. Не было ни единого физического подтверждения его возраста, ни единой зацепки, кроме информации о том, что его обратил Хирад. Его Создатель жил во времена Александра Македонского, примерно около 300 г. до нашей эры. Таким образом, Ганнибалу могло быть более двух тысяч лет… Холодок, пробежавший по спине Грэма от этой мысли, не имел никакого отношения к температуре в комнате. Он осознал, что сам, добровольно приехал в место, полное древних вампиров. Вампиров настолько могущественных и сильных, что их способности было невозможно вообразить. Как минимум один из них владел навыком контроля разума такой силы, что мог заставить забыть об инстинкте самосохранения. Страшно представить, что умели остальные. У Грэма возникло странное подозрение, что самоконтроль Лектера, его своеобразные манеры и сомнительные костюмы были призваны в первую очередь не держать остальных подальше, а сдерживать то, что рвалось у него изнутри. Фасад Лектера был не броней, а клеткой, внутри которой он держал то, что не хотел выпускать. До поры. — Подозреваю, что остальные тоже привезли с собой «семейные фотоальбомы», — сказал Уилл, с трудом сглатывая вставший поперек горла ком. — Именно так, — подтвердил Лектер, удовлетворенный прозорливостью Грэма. — Будь добр, распакуй свои вещи. Уилл не был уверен, что на пару дней ему понадобится столько барахла. В последний раз, когда он занимался расследованием, он проносил одни и те же джинсы целую неделю, как, впрочем, и все остальные. Сейчас же у него был весьма впечатляющий гардероб и не менее впечатляющий шкаф, так что, вздохнув, Уилл просто принялся за дело. Ганнибал же, покончив с размещением семейных портретов, уселся на кровать и принялся изучать программу мероприятий. — О, прекрасно, — внезапно произнес он вслух. — В этот раз решили начать именно с рассмотрения жалоб. Вероятно, чтобы избежать фиаско, подобного случившемуся в прошлый раз. И хорошо, что они избавились от Антонио, он был никудышным главой информационного отдела… Уилл повесил в шкаф последний пиджак, а Ганнибал в это время все еще продолжал говорить. Грэм не мог себе представить, чтобы Лектер делал подобное наедине сам с собой, но, как признал Ганнибал, даже вампирам иногда бывает одиноко. Похоже, Уилл подписался больше, чем на одну неделю в компании Лектера, тот слишком долго был одинок, чтобы отпустить его просто так. — Так даже лучше, — согласился Грэм, — мне будет легче составить профиль, когда я узнаю, что волнует собравшихся. — Именно, — поддержал Лектер. — Ты уже знаешь, кого именно ищешь? Уилл задумался, неторопливо блуждая по комнате. Мягкий ковер щекотал подошвы его ступней. — Его жертвы. Они похожи на меня. Новообращенные вампиры, лишившиеся своего Создателя. Невидимка берет их под контроль, лишая воли, и заставляет пытать себя до смерти у него на глазах. — Как ребенок, отрывающий крылья бабочке, — произнес Ганнибал. — Жесток просто потому, что может так поступить. — Нет, то есть да, — Уилл тряхнул головой. — Дело не только в садизме, там есть и что-то еще. Какое-то послание, которое я пока что не вижу. Я ни разу не видел свежего места преступления, только снимки, а это совершенно не то. Ганнибал с интересом подался вперед. — Для тебя существует разница? — Конечно. Место преступления сохраняет эхо событий, дух и поступь убийцы, я хожу по его следам. Фотографии — это вещественные доказательства, они не имеют духа. Они лишь свидетельства произошедшего. С ними тоже можно работать, но я предпочитаю личный контакт, если, конечно, слово «предпочитаю» уместно в данном контексте. Ганнибал тронул нижнюю губу языком, словно змея, пробующая воздух. — Если убийца хотел посмотреть на чужую смерть, почему просто не зачаровал людей или не убил жертву сам? — Я не знаю, — признал Уилл. — Возможно, все дело в могуществе или контроле. Ему нравится ощущать свою силу, понимать, что его разум и воля гораздо сильнее, чем у других. Или, возможно, он недостаточно силен физически, поэтому предпочитает психический контроль. У меня мало информации, я не готов делать выводы. Ты будешь участвовать в подаче жалоб? — Если никто не поднимет тему раньше, я заявлю о Ван Хельсинге, — сказал Ганнибал, вставая с постели. — У меня есть все основания, он действует на территории, где я живу. — Им занимается ФБР, — напомнил Уилл, наблюдая за тем, как Ганнибал выбирает им обоим одежду. — Некоторые вопросы лучше решать лично, — пояснил Лектер, останавливаясь всего на секунду. — Ты им тоже занимаешься? — он выбрал для Уилла серый костюм с голубой рубашкой и бережно выложил все это на кровать. — Будь добр, надень то, что я подобрал. Грэм готов был начать протестовать, но, посмотрев на себя, осознал, что его одежда действительно испорчена перелетом и снегом. Рубашка измялась и местами промокла, брюки обрели непотребный вид. Проще было переодеться, чем спорить. — Да, я вхожу в рабочую группу. Но невозможно составить профиль, когда вампирское сообщество не разглашает никакой информации об окружении жертв. Я толком не знаю ни кто они, ни чем занимались, ни с кем общались и в какое дерьмо успели вляпаться… — Полагаю, что это не очень приятно. Но, возможно, здесь ты сможешь найти информацию и по этому расследованию. Уилл сдернул рубашку и непроизвольно вздрогнул, когда подушечки пальцев Лектера прошлись по месиву из шрамов, покрывавших его шею, ключицы и большую часть плеч. Лектер прижал к шрамам руку, и она оказалась теплее, чем Уилл ожидал. — Они собирались тебя убить. — Ага. Ганнибал ласково погладил рельефные шрамы. — Мы называем это обращением, а не смертью потому, что так оно и есть. Это не смерть, Уилл. Мне искренне жаль, что рядом с тобой не было никого, кто познакомил бы тебя с особенностями новой жизни, но эта жизнь – не ошибка природы и не проклятье, поверь мне. После этих слов Уилл отстранился от руки Ганнибала. Он повернулся к нему спиной так, словно это могло хоть как-то его защитить. — Разумеется, не ошибка, — пробормотал Уилл, — просто неудачно спланированная операция наркоконтроля. А что было с тобой? Вы с Хирадом были любовниками? Поэтому он тебя обратил? Уилл уже надел свежую рубашку, поэтому Ганнибал сперва завязал у него на шее галстук и только потом ответил, попутно помогая Грэму с непривычными запонками. — Был период, когда у нас была интимная близость, если ты намекаешь на это. Но нет, мы никогда не были любовниками. Хирад никогда бы не обратил кого-то по столь тривиальной причине. Уилл посмотрел Ганнибалу в глаза. Если когда-то его дар был просто зеркалом, отражавшим мысли другого, то теперь он стал скальпелем, вскрывающим человека, чтобы Грэм мог увидеть его изнутри. Теперь его дар нельзя было объяснить эмпатическим расстройством или зеркальными нейронами, это было нечто иное, что-то более могущественное и многократно усиленное магией обращения. — Но ты любил его. Это был не вопрос. Ганнибал любил своего Создателя. В этом не было ничего удивительного, ведь Ганнибал был гораздо моложе. Пусть он и имел то же лицо, что и сейчас, но тогда он еще дышал, еще испытывал эмоции и действовал безрассудно, по-человечески. Он всегда был на шаг позади, ровно за плечом своего будущего Создателя, и только его слово имело значение, только он мог повелевать юным Лектером. Ганнибал даже тогда был жесток, но еще позволял себе плыть по течению, отдав право решений в чужие руки. Он был привязан только к Хираду и считал его единственной незыблемой вещью в бурном потоке своей жизни. Он любил его, пусть даже Хирад никогда не любил его в ответ. По сути, Ганнибал абсолютно всегда был чудовищно одинок… Лектер отвел глаза первым, и Уиллу стало любопытно, чувствует ли Ганнибал эхо прошлых событий, которые в данный момент читает в нем Грэм. Как бы то ни было, Лектер поднял с постели пиджак и расправил его, помогая Грэму одеться. Уилл не ожидал, что Ганнибал скажет что-то еще, но тот его удивил. — Не сразу. Но прежде чем минули первые пятьдесят лет, я уже был влюблен — страстно, отчаянно и сверх всякой меры. Он позаботился о том, чтобы это произошло. А потом… Потом он просто наслаждался моей зависимостью. Он не был добр, он лишал меня всего, что я ценил. Даже его награды были сродни уроку «будь осторожен в своих желаниях». По мнению Грэма, Хирад был тем еще мудилой, но Уилл мало разбирался в королевском поведении, поэтому не знал, как себя положено вести наследным принцам Империи. — Но хотя бы когда ты ум.., – Уилл запнулся, – когда ты прошел обращение, он был рядом с тобой? — Нет, — ответил Ганнибал, и Уилл стоял так, что не смог увидеть выражение его лица. — Но это был мой выбор. Наши отношения нельзя было назвать легкими. Ганнибал встал прямо напротив Грэма и стал придирчиво расправлять складки, внося последние правки. Когда Уилл впервые увидел фото Лектера в газете, тот не произвел на него особого впечатления, но вживую Ганнибал обладал практически гипнотическим эффектом. Сила его харизмы была такова, что Уилл с трудом удерживал себя на месте. Ему слишком сильно хотелось прильнуть к теплу этих магнетически-притягательных рук. — Что ж, теперь ты готов войти в клетку к тиграм, — констатировал Лектер, оглядывая Уилла с головы до ног. — Ты помогал мне одеться, чтобы оставить на одежде свой запах. Ты хотел, чтобы они могли учуять тебя на мне, — произнес Грэм, и это снова не было вопросом. — Именно так, — без капли смущения ответил Ганнибал. — Нам стоит поесть, прежде чем идти. — Угу, — буркнул Грэм, сдерживая удрученный вздох. За десять лет он так и не привык к необходимости «питаться». — Ах, конечно, — улыбнулся Лектер, и лучистые морщинки разбежались вокруг его глаз, — ты же пьешь только звериную кровь. Пойдем, у меня есть, что тебе предложить. Тебе же понравилось мое вино? — Это была человеческая кровь? — поперхнулся шоком Грэм. Его неоднократно предупреждали о необходимости избегать потребления человеческой крови. Во-первых, не имея нескольких надежных постоянных доноров, он рисковал не суметь удовлетворить свою потребность в крови, а значит был бы обречён голодать, а во-вторых, человеческая кровь считалась триггером состояния неконтролируемой ярости, что хоть и звучало обычной страшилкой, но не вызывало в Грэме желания рисковать. К тому же, не зная вкуса человеческой крови, он не мог скучать по ней в ее отсутствие. Невозможно хотеть того, чего ты никогда не пробовал. — Не только, — ответил Лектер, — ты можешь пить кровь и в чистом виде, но я буду настаивать на том, чтобы она была свежей. По крайней мере, пока ты здесь, рядом со мной. Ганнибал открыл холодильник и достал термос с кровью. Он добавил туда пару кубиков льда и протянул напиток Грэму. Пахло кровью и кофе. — Это моя вариация кофе со льдом. Снимешь пробу? Уилл взял термос и опасливо принюхался. Ганнибал, не стесняясь, изучал его реакцию, а потом просто налил содержимое в чашку. Грэм с сомнением ее принял и отхлебнул. …Кофеин… Уилл не думал, что когда-нибудь сможет ощутить этот вкус снова, но Лектер совершил настоящее волшебство. Он так старался открыть перед Грэмом двери, которые, казалось, навсегда закрылись, что у профайлера перехватило дух. — Бог ты мой… Ганнибал… — беспомощно-восторженно прошептал Уилл, и улыбка Лектера стала неприкрыто хищной. Уилл поймал себя на том, что машинально отвел взгляд. Но как он это сделал? Застенчиво? Или все же кокетливо? Уилл не был уверен. Но он точно знал, что ему нравится, когда Лектер смотрит на него именно так. — Ты позволил им запереть тебя в клетке, так позволь мне хотя бы показать, где находится выход, — тихо произнес Ганнибал, стирая кончиком пальца остатки крови с губы Уилла. Когда он сунул испачканный палец в рот, Уилл понял, что просто не может отвести от него взгляд. — Такими темпами мы опоздаем, — обреченно пробормотал Грэм, понимая что это будут очень долгие несколько дней.