Экспедиция

В ожидании рассказа все повернулись к Ричарду, но услышали голос Клеты — ровный, уверенный и даже радостный. Первые ее слова Эйвин даже не разобрала: все внимание поглотило само чудо ее речи, и камушек, который она держала у горла. — …У вас такие смешные лица! Эту штуку, артефакт что ли, мы нашли в логове той твари. Убери спирт! Тут и так написано, что это работа Норвудов. Клета оторвала гладкий белый камень от горла и ее голос будто потянулся за ним. Вытянула руку, показала всем — просто полированный опал, похож на переливчатый рисовый хлеб лилипутского размера. Только в самом центре, если хорошо вглядеться, видно картинку: черная “Н” с тремя звездочками над ней. Клета вернула камень к горлу: — В общем, все наши догадки сбылись, но по чуть-чуть. Это правда влагожор, но не с Ненцу, алхимичный, явный заказняк. Политический? Вряд ли. Кому нужно оставлять улику на видном месте? Пока Клета говорила, Мойра смотрела на нее с широкой улыбкой: на счастливом лице не было и следа утомительной ночи. Каждое слово девочки было как лучик солнца, что совсем не вязалось с темой разговора: — Зачем алхимикам делать чудище, с которым столько проблем? — Потому что они не знали, что с ним будут проблемы. Эйвин ощутила взгляды всех спутников на себе, хотя и старалась говорить тихо. Но теперь, когда их внимание не мог привлечь даже голос Клеты, Эйвин пришлось продолжать. Она расправила плечи и высоко подняла голову в попытке казаться смелее, чем себя ощущала на самом деле. — Ну же, вспоминайте курсы кузнечества в академии! Лирка это что у нас? Лиренезит, из влагофобных горючих, правильно? — Лица экспедов осветились искрой понимания, Лазарь опустил глаза и зашевелил губами в задумчивости. — Да-да, все правильно — Норвуды нашли способ добывать лирку и после заговора. Привезли ненцушного влагожора, похимичили с ним, тот стал срать горючим, и вуаля! — Да черт, ну можно попонятнее? — Мойра всеми силами избегала напоминать спутникам о своем возрасте, но сейчас у нее не было выбора. — Это тыщи лет назад было, заговоры ваши, да? — Ну, что-то вроде того. — Клета потрепала девочку по голове и посмотрела на Эйвин строгим взглядом вроде: “Только не доведи ребенка опять до истерики”. Эйвин заговорила медленно и ласково. — Ну в общем лирку не всегда продавали магистры. Вообще-то ее большую часть времени продавали Норвуды, богатые были раньше ребята, скупали даже театры и больницы. Но потом магистрат обосрался на каких-то выборах и им срочно понадобились деньги, чтобы задобрить империум. — Да уж, они долго не думали над тем, где взять деньги. Эйвин посмотрела на великана, но тот ничего больше не стал говорить. Неловко улыбнувшись, он махнул ей рукой в успокаивающем жесте — и все же разговор после этого стал неловким. Ричард сложил руки в молельную фигуру и сказал другу искренне: “Мне жаль, что так случилось с твоим домом”. Все кивнули. Когда установилась самая неловкая тишина из возможных, Эйвин откашлялась и продолжила: — Ну да, твари они, конечно. Ну вот кроме прочего они забрали у Норвудов лицензию на производство линьки, конечно, обманом — “заговором”, как потом про это говорили. — А Норвуды смотри как их обыграли! Точнее, обыграли бы, если бы их питомец не стал вырезать иноземцев, да и всех подряд. — Лазарь впервые за долгое время заговорил так, как подобает лидеру экспедиции. — Вы молодцы, что прикончили его, наверняка спасли много жизней. — Хорошо, есть у них чудище заморское, которое втайне ото всех, даже от императора, срет золотом… И дальше-то что? Почему они его не убили, не переделали, а спрятали? На последних словах Клеты все вразнобой выразили удовлетворенное “Ах”. Первым выразила общую догадку Мойра: — Пещера! Они спрятали, а мы освободили! Мы освободили чудище! Следующий час прошел в спорах о том, действительно ли спутники виноваты во всех бедах этой экспедиции, или влагожор сделал большой вклад в свое освобождение. Так ни до чего не договорившись, экспеды разбрелись по лагерю — механически, но ловко делать свою работу на точке. Только Лазарь и Эйвин остались без дела. — Так, вы что-нибудь решили? — Решил? Хм… Решил, что дальше вы идете без меня. Эйвин обернулась и, убедившись, что никто этого не слышал, склонилась над стариком. — Без вас? Вы с ума сошли? С чего вообще такое решение? — Ты конечно очень добра, моя небесная ласточка, но ты же видишь, каких дел я успел натворить всего за четыре точки маршрута. Нет, будет лучше, если за вами приглядит кто помоложе. Эйвин не успела ничего сказать: старик скрылся в лесу, прихватив Дженни за поводья, и не возвращался до самого ужина. Экспеды периодически слышали, как он разговаривал с драконихой, но не могли разобрать слов. “Я абсолютно бесполезна. Думаю, мне стоит попросить подмену вместе с Лазарем… Опять я откусила больше, чем могу проглотить! Зачем я вообще пытаюсь? — Эйвин слонялась по лагерю, понемногу помогая с зачисткой, но почти не замечала, что делает. — Столетия за столетием, одни неудачи… Может, папа был прав, мне стоит уже успокоиться. Такие, как я, ничего в жизни не добиваются. Дура наивная”. Когда пришло время ужинать, Эйвин толком не ощущала вкус еды. Последние часы перед отбоем ее мысли спутались, тело охватила боль — она мечтала только рухнуть на кушетку. Мысли свелись к простой идее: “Мне так плохо… Слишком плохо”. Она мгновенно уснула и проснулась далеко после рассвета, когда Марс зашумел шелковыми шнурами шатра, потихоньку отвязывая его от каркаса. Проспи она хоть немного дольше, то даже того скромного завтрака, который ей оставили, могло не остаться — его бы попросту склевали птицы. Эйвин пила кофе, беспомощно пялилась на суетящихся спутников и пыталась вспомнить о том, как в минувшую ночь ей было на грезном небе — ритуал, который она всегда делала, пытаясь определить, на сколько часов работы ей хватит накопленной связи. Внезапно ее желудок сжался в нитку гнилого эфира, а горло схватило стальными щипцами — связи не было. “Я… Я… Это навсегда?” — Вместе с этой мыслью пространство вокруг нее стало плоским и карикатурным, как будто она сидела в собственном теле как в театре и смотрела, как разыгрывается детская пьеска. Актеры двигались, даже декорации шевелились, но все это было недостижимо далеко от нее, сидящей в зале, в пустом зале, далеко от сцены. — Эй, ты в порядке? Марс посмотрел в том же направлении, что и Эйвин, но не обнаружил в пейзаже ничего интересного. Тогда он внимательнее вгляделся в Эйвин, которая понимала, что надо успокоить повара, но слова просто не вытекали из ее губ — наоборот, они склеили их тягучей смолой. Великан сел рядом и Эйвин ощутила то, что раньше заставляло ее сердце часто биться — жар его вечно кипящего тела и скамейку, которая под весом Марса оторвалась от земли с той стороны, где сидела Эйвин. — Это связь, да? Мы заметили, что ты… Какая-то не такая. — Ничего-ничего. Многие небесные с этим живут всю жизнь, и ничего. Собственный голос показался девушке чужим и захотелось кричать, чтобы изгнать чужака из горла. “Живут всю жизнь?… Я… Я так и знала, что всю жизнь проведу так, по уши в дерьме. Я просто оттягивала неизбежное”. Девушке казалось, что прошла целая вечность после того, как она замолчала, но нет — Лазарь, который кормил перед ней Дженни, даже не успел подать драконихе новую жмень зерна. — Слушай, это наверняка проклятие, алхимичные штуки, ты сама знаешь. Мы сдадим эту чертову хреновину куда надо и у тебя все наладится. Эйвин стало стыдно — зная, через что прошел народ Марса десять лет назад, она не имела права ни на что жаловаться. Мысль зацепилась за других спутников: умирающая от неизлечимой заразы девочка, немая беженка, старик с вечной болью в коленях, грешный монах… “Будет лучше, если я вообще ни с кем не буду разговаривать. Мои проблемы?… Нет, это не проблемы. Но почему тогда?… — Эйвин сама не заметила, как встала со скамейки и ушла в лес, по протоптанной Лазарем и Дженни вчера тропинке. — Да потому что я — наивная дура. Чем быстрее я с этим смирюсь, тем лучше”.