Экспедиция

— Эй, я ее знаю! Джеки? Джесс? А, Джеа! Эйвин с гордостью поприветствовала шедшую навстречу девушку по имени, за ней приветствие повторила вся колонна. Девушка однако совсем не впечатлилась памятью коллеги и резко бросила прежде чем пойти дальше: — Вы что ли туда идете? Вы что, не видите, какой снег сухой? — Она пнула сугробик рядом и вместо треска галеты он рассыпался в муку, что должно быть не под силу снегу, лежащему тут неделю. — Со мной! На экспресс! Пока нам жопы не покусали, как тем, с гранд-привала! Эйвин сразу вспомнила все жуткие рассказы о ночных нападениях духов и неизвестных зверей. “Значит, влагожор не один? Как мы могли выпустить их целую кучу и не заметить?”, Никто не пошел да Джеа, но никто и не двигался дальше. Лазарь, не выдержав взглядов подопечных, сделал раздраженный жест, который явно говорил: “Чего встали? А ну вперед!”. Вскоре они нашли остальных студенток. Эйвин вспомнила веселых молодых девушек, которые жаловались на профессуру под пологом розовой анфилады несколько месяцев назад, и этот образ никак не вязался с тем, что она видела сейчас — суетливые фигуры, угловатые лица, весь лагерь в каком-то бардаке и упадке. Ее взгляд невольно зацепился за наковальню — грязная и битая, она все же отлично подходила для работы. — Кто здесь главный? — Я, доктор Лазарус. Не ожидала увидеть вас в поле! — Ну, что поделать, легко впасть в опалу Императора. — Он слез с Дженни и студентки, незнакомые с его характером, пытались помочь старику. — Прочь! Прочь! Не видите, я слезаю? — Он что, и при дворе успел поработать? — Тебе виднее, ты же его ученик. — Только последние два года. — Ричард, Мойра! Вас прекрасно слышно. Бегом, накормите и напоите Дженни! Так, где Рози? Экспедка, которая назвалась главной, отправила спутниц сворачивать лагерь дальше, а сама отошла с Лазарем в сторонку. Разумеется, вся поляна прекрасно слышала их “приватный” разговор. — Вы почему сворачиваетесь? Я конечно не ботаник, но если вы это называете зачисткой точки, то зря я вам поставил зачет, дорогуша. — Просто наш кузнец ушла, а без нее мы не сможем продолжать. — У нас есть свой. Помочь? — Честно говоря, после той истерики, что устроила Джеа, я никого не уговорю остаться. У меня все силы ушли, чтобы уговорить их хотя бы дойти до другой точки! Остаток разговора потонул в шуме: экспедиция Эйвин ставила новый лагерь на утоптанном месте старого. Когда девушка полевых пыталась свернуть пространство вокруг лунной кузни, Марс остановил ее: — Она же вам не нужна, да? Я куплю ее. Эйвин замерла, не зная, что делать. Марс отдал деньги, повернулся к ней и взмахнул руками, с гордостью демонстрируя покупку. “Я отдам ему… Да, отдам. Но это?… — Она подошла к кузне и перебрала кончиками пальцев звонкие нити эфира, как сделала бы арфистка. — Как много я тогда могу сделать без связи? Конечно, я обещала себе бросить молот, но вдруг все получится?”. Стараясь заглушить мысли, Эйвин решительно взялась за работу. Она даже с благодарностью приняла привычное раздражение, вызванное Мойрой: девочка села прямо верхом на столярный стол, опрокинув брючными цепями несколько колбочек. — Слушай, у нас тут с Лазарем теория… Из полевой кухни послышалось ворчание старика: — Это ее идея! — Ладно-ладно, но Лазарь помогал! Так вот, теория… Посмотри, нет ли в речевом камне маслотек? — С чего бы вдруг? Мойра стала звать Марса, не моргнув глазом: “Я что, настолько предсказуемая в своем скепсисе? — Марс мгновенно бросил шатер и тот рухнул на неустойчивых ножках. — Может, мне стоит взять пример с Клеты и попробовать… Другой подход к Мойре”. — Эй, Марс! Кто у нас антагонист маслотека? — Это тест какой-то? — “Фух, не я одна недолюбливаю, когда малявка умничает”. — Не тест! Ну это же ружчин песок, правильно? Вон, посмотри на него, все правильно! А ты можешь доверять ему, он дышит этой дрянью! — Эй, следи за языком. — Какая-то колючая ты в последние дни. — Поддержал Марса Ричард, который от скуки решил постоять и послушать болтовню на кузне. — Не отвлекаемся! — Если антагонист, то я не могу заменить маслотек песком, если ты на это намекаешь. Давайте молиться, чтобы в камне оказалось что-то еще, потому что маслотек и я не достану и камень не сделаю. — Да нет, Мойра права. — Марс в задумчивости наклонился над кузней рядом с Эйвин и та не стала отодвигаться. — У маслотека и песка один корень, поэтому они антагонисты. А раз один корень, то…? Эйвин собиралась что-то сказать, но в азарте на это не хватило времени — как будто сами собой в ее руках развернулись лунные цепи, обмотались вокруг заботливо поданных кувшинов с песком, и взорвали их, окружив кузню блестящей радужной сферой беспокойного эфира. Другим оставалось только стоять рядом и терпеливо ждать. Никто не хотел оставаться в стороне, и даже Лазарь нашел себе местечко неподалеку. “Им не надоело ждать? Впрочем, пусть смотрят. Я начну медленно…” — Но чем глубже нити эфира врезались в заготовку, тем увереннее в себе становилась Эйвин. На какой-то момент ей показалось, что она собирает не речевой камень, слой за слоем, а собственную жизнь, собственные мысли — из того, что осталось, теперь, когда она навсегда отрезана от грез. — Это… Работает. Работает! Все засмеялись и захлопали в ладоши, когда новый камень Клеты подарил ей тот же чистый сильный голос. Теперь ей не приходилось держать его у горла: Эйвин изготовила для нее колье, очень похожее на традиционные шейные украшения Ненцу. Порядком вымотанные, экспеды разошлись по лагерю: Лазарь стал, под руководством Марса, варить обед, а остальные соорудили что-то вроде хитрого забора — серию ловушек с рунами и реагентами, которая выиграет им время при нападении влагожоров. Пока Эйвин привязывала руны к вбитым Ричардом колышкам, ее руки двигались сами собой — мыслями она была на кузне. “Если Клета счастлива… Нет, не так. Если Клете и остальным этого достаточно, то зачем я…? Боги, годы упорной работы, зачем и для кого это было? Даже мне это было не нужно, я ведь осталась без связи в конечном итоге. Ну почему, почему я этого не видела раньше?”. Она продолжала задавать вопросы, на которые не было ответа, даже когда с забором было покончено и все сели обедать. Атмосфера в лагере на пару часов стала прежней и все забыли про таинственных влагожоров, все еще таящихся где-то там. Им напомнила об этом одна из ловушек. — Слава духам, он был один. — С чего ты взял? Ричард склонился над влагожором, теперь похожим на плешивую дохлую псину, и поднял ее лапу так, чтобы Мойра видела. — Это, юная охотница, лапа влагожора. У каждого из них свой след, как у нас — отпечатки пальцев. — Что наводит меня на мысль… В пещере мы не видели никаких следов, а в норе были только следы самки. Что у меня на Ненцу, что тут — влагожоры летать не могут, как бы алхи их не изуродовали. Пока Марс и Ричард убирали труп, остальные восстанавливали забор и обсуждали произошедшее. — Неважно, что произошло в пещере — главное то, что в норе была самка, а у нас тут несколько молодых самцов. Значит, мы убили их мать? Все посмотрели на Мойру с восхищением. Она улыбнулась старшим подругам, но тут же натянула серьезное лицо опытного экспеда, который привык выступать с гениальными догадками. Но, какой гениальной не была бы идея, какими бы опасными не были ловушки, компания все равно плохо спала, вслушиваясь в каждый шорох заснеженного леса. Едва начало светать, все уже были на ногах и спешили выйти на тропу к Билифову.