Little black heart

      Единственным источником света в комнате была луна, что заглядывала через витражное окно. Ночь была пугающе тихой как в тот раз, накануне кровавой луны, когда Энид и Вещь делали друг другу маникюр, а Уэнсдей писала свой роман. Такой же тихой, как в тот раз, когда школу поглотил огонь. В просторной комнате, разделенной на два разных мира, была почти гробовая тишина, лишь иногда ее нарушали тревожные всхлипы. Ксавьер сидел, прижавшись спиной к изголовью кровати, и дышал через раз, пока на его руках спала Уэнсдей. Впервые за четыре дня она смогла уснуть дольше, чем на десять минут. Ксавьер корил себя, что не смог понять, в чем проблема раньше. Видел же, что она не такая, как обычно. Надо было раньше надавить на Энид, чтобы она ему рассказала, что происходит. Раньше, чем Уэнсдей рухнула тряпичной куклой на каменный пол, перепугав его до ужаса.       Кто же мог догадаться, что такая, как Уэнсдей Аддамс, может страдать от ночных кошмаров, что за этим лицом без единой эмоции, может скрываться первобытный страх. Страх перед смертью. Уэнсдей никогда не боялась смерти, своей собственной смерти. Она лишь хотела, чтобы та была достойной, а не что-то в духе черных комедий. Смерть под колесами грузовика с мороженым или от неудачной попытки почистить кольт — смешна. Но видеть, как умирают другие невыносимо. Видеть, как умирают твои друзья от рук пилигрим — это то, что заставляло проснуться от собственного крика. Один и тот же кошмар ее преследовал с той самой ночи, когда сумасшедшая учительница воскресила Джозефа Крэкстоуна. И если в самом начале она могла это выносить, то чем больше проходило ночей, тем сильнее ее охватывал страх. Каждую ночь она видела, как Крэкстоун убивал Энид, Юджина, Аякса и она не могла их спасти. Каждую ночь она видела бездыханное окровавленное тело Ксавьера, что падал перед ней, в последний раз смотря на нее своими зелёными глазами, перед тем как закрыть их. Она пыталась успеть, каждый раз она пыталась его закрыть собой, но все, что могла — это держать в своих руках остывающее тело. Уэнсдей обещала себе не плакать, но каждый раз просыпаясь, она не могла успокоиться. Она понимает, что это просто игра ее нервной системы, она пережила много телесных травм, ее психика тоже оказалось повреждена. Но что-то внутри сломалось, страх окутывал каждую клеточку ее тела. И она не могла с ним справиться, а просить о помощи она не умела и не хотела, чтобы ее считали слабой. Но она теряла контроль над собой и своими кошмарами. Из-за того, что ее нервная система перегружена, ужасные сцены ее кошмаров пробрались в реальный мир, ей мерещились изувеченные тела одноклассников и учителей, казалось, пилигрим преследовал ее даже на уроках математики и французского.       Она знала, что может обратиться к Энид. Знала, что та постаралась бы помочь, делала ей бы чай по рецепту своей матери из волчьих трав, зажигала бы все те же вонючие свечи из своей коллекции, но вместо этого Уэнсдей отправляла ее ночевать к Йоко. Однажды, она хотела пойти прямо посреди ночи к Ксавьеру, он бы точно ей помог. Она не знала, чем именно, но просто увидеть его живым, было бы ей достаточно. Но она остановила себя, стоило пальцам коснуться дверной ручки, не зная, как ей все это объяснить — почему она стоит у него на пороге, растрёпанная и испуганная. Она так сильно боялась, что он увидит ее не такой, как обычно, что старалась ему не попадаться на пути. Но последнее, что она запомнила перед тем, как мир погрузился во тьму — это встревоженное лицо парня и его голос, что доносился к ней, словно через толщь воды, как в детстве слышала голос отца, когда училась задерживать дыхание под водой.       Уэнсдей привыкла просыпаться на рассвете — так она могла уделить время книге, перед тем как отправится на занятия, и еще ей нравилось будить Энид звуком печатной машинки. Но в этот раз пробуждение было тяжелым, тело ныло от боли. Не той, которая приносит удовольствие, а словно ее придавило каменной глыбой. Но в тоже время ей было тепло, что-то рядом согревало ее холодное тело, глаза открывать не хотелось. Голова отказывалась работать и она все не могла понять, где она и что такое теплое рядом, пока не услышала довольно знакомый звук равномерного сердцебиения — ее грело горячее человеческое тело. Уэнсдей хотела бы резко подняться и посмотреть на того смельчака, что посмел прикоснуться, но попытка потерпела неудачу.       — Ей, спящая красавица, тише ты, - большая ладонь легла на ее макушку, заставляя лечь обратно.       — Ксавьер?       — А ты хотела проснуться с кем-то другим? - парень говорил тихо, стараясь продлить эти томные минуты пробуждения, когда все вокруг еще покрыто туманом ночи, но солнце уже близко.       Как и ожидалось, Уэнсдей в ответ лишь промолчала, заставляя Ксавьера улыбнуться — он, и правда, хотел от нее слишком много. Он был таким дураком, ревнуя ее к Тайлеру, тем самым отпугивая от себя, совсем не думая о том, что она возможно и не знает, что такое любовь. Это, как требовать от русалки станцевать вальс — она ведь не сможет. Так и Уэнсдей — он требовал от нее любви, которую она не могла ему дать. Что он хотел от девочки, которая играла с гильотиной, обезглавливая плюшевых мишек и дохлым бурундукам рада больше, чем цветам. Но эта ночь была достаточно долгой, чтобы впервые остановиться и подумать, пока девушка из его кошмаров спала рядом, положив голову на его грудь. Все, что ему нужно — чтобы она была счастлива, а он просто будет рядом. Если она захочет, он научит ее любить, если нет, то он будет просто другом. Тем кто, останется на ее стороне, даже если все уйдут, тем, кто пойдет за ней, даже если путь лежит по битым стёклам и раскаленным углям. Он хочет быть для нее всем, поселиться в ее черном маленьком сердце, но будет достаточно стать тем, кто придет к ней с зонтиком в дождливый день.       — Ты расскажешь, что с тобой происходит, Уэнсдей Аддамс?       — Нет.       — Ну, тогда я не отпущу тебя, будем так лежать весь день.       — Я побью тебя, свяжу и выброшу с балкона, - от ее угроз, Ксавьер только рассмеялся, заставляя ее слабо вздохнуть. Перед глазами калейдоскопом пробежали ее кошмары, в которых это парень смотрит на нее мертвыми глазами.       — Сейчас я сильнее, поэтому тебя лучше все рассказать, - Ксавьер держал ее в своих объятьях, не желая отпускать, он так влюблен в эту девочку с двумя косичками и бледной кожей. — Я, правда, волнуюсь за тебя. Я понимаю, что мои чувства к тебя — это мои личные проблемы, я их тебе не навязываю, но ты потеряла сознание и плакала во сне. Уэнсдей, у тебя проблемы и ты можешь поделиться ими.       Комнату заполнял солнечный свет, словно давая надежду, что вместе с ночью уйдут ее страхи, но в это даже дети не верят — монстры всегда возвращаются.        — Все умирают, - девушка сжала в руках футболку Ксавьера. — Все умирают, а я не могу никого спасти, мне сняться кошмары как Крэкстоун убил вас всех. Каждую ночь я вижу тебя мертвого, как ты смотришь мне в глаза, а потом твоя жизнь покидает тело.       Парень сильнее сжал ее в своих руках, словно говоря, что он все еще жив, его сердце бьется, а кровь бежит по венам. Он и половины не знал, что произошло тогда в склепе и лесу. Уэнсдей не горела желанием рассказать и теперь понятно почему.       — Ты же понимаешь, что убила его, он больше не вернется, - парень помогает подняться Уэнсдей, а затем удобнее садится сам, разминая затекшую спину. — И я здесь, живой, - Ксавьер берет ее ладони, касается ими своего лица и смотрит ей в глаза. Девушка перед ним совсем не похожа на себя прежнюю. Черные глаза переполнены страхом, а мертвецки бледное лицо, полно печали. Его ужасно очаровательная Уэнсдей, такая сильная и одновременно сломленная, боролась со страхами в одиночку, при этом рядом всегда были те, кто ею дорожил.       — Я не знаю, что со мной, но мне так страшно, мне не нравятся испытывать все эти низменные чувства, - в какой-то момент ладонь Ксавье, что держала ее руку, исчезает, а она все еще трогает его лицо, проводит по скулам и касается кончиками пальцев губ. Накрывает ладошкой его глаза, ощущая, как длинные ресницы дрожат под рукой, а затем снова возвращает руки на грудь, где под ребрами бьется горячее сердце. Она всегда избегала этих подростковых эмоций, находясь среди нормисов, Уэнсдей часто наблюдала эти любовные драмы. Это было весело — разбитые сердца, слезы, ссоры в школьных коридорах — она подобно безмолвному наблюдателю наслаждалась их страданиями, но никогда не желала быть частью этого. Ксавьер вызывал в ней пугающие чувства, не в хорошем смысле слова. На нее не накатывал ужас и паника, она не боролась за выживание. Она начинала испытывать радость от его присутствия. Раньше ей нужно было для этого раскопать свежую могилу, а сейчас достаточно просто увидеть эту шпалу в дальнем углу класса. Для той, кто терпеть не может прикосновения, она слишком часто хотела, чтобы Торп был рядом, и в моменты самых страшных кошмаров, она нуждалась в его объятьях. Уэнсдей считала, что там, где чувства, там и слабость — это не разрывные вещи. Влюбленные люди совершают глупости, подвергают себе бессмысленной опасности. Как в ту ночь, когда Ксавьер пытался убить воскресшего Крэкстоуна стрелой, с его то способностями к стрельбе из лука — такой дурак. Как ту в ночь, когда она стала на пути у стрелы пилигрима, что предназначалась Ксавьеру — такая дура.       — Не все чувства — это плохо, - Ксавьер обнимает худые плечи, притягивая девушку ближе, чтобы оставить поцелуй на ее макушке. — Я не могу пообещать, что больше не появятся таких, как пилигрим или похожих на него, но обещаю, что буду рядом, так долго, как ты того захочешь.       — А если я буду согласна на твое присутствие рядом, как часто нам надо будет касаться друг друга? - девушка отстранилась, посмотрев на Ксавьера. — Я бы хотела, чтобы у этого был какой-то график. Можно по четным числам держатся за руки, а по праздникам я согласна буду на объятья.       — Как скажешь, Уэнсдей Аддамс, я согласен на любые условия, - Ксавьер хотел бы сказать что-то еще, но все мысли разом пропали из головы — девушка из его кошмаров была так прекрасна, и теперь она его.       В просторной комнате разделенной на два разных мира, куда пробивались первые солнечные лучи, двое спят на маленькой кровати, прижавшись друг к другу, заставляя весь мир вокруг остановиться. Ксавьер спит чутко, прислушиваясь как там Уэнсдей. Каждый раз, когда она дрожит, он гладит ее длинные волосы, впервые без привычных ему косичек. А Уэнсдей снова смотрит в лицо своему страху — Джозеф Крэкстоун стоит перед ней, мерзко насмехаясь, но в это раз в ее руках клинок, тот самый, которым ее мама защитила отца от смерти. В это раз она тоже сможет защитить тех, кто пробрался в ее сердце. Она обязательно защитит Энид, хоть глаза и болят от этого обилия красок, но она не позволит убить ее. Она не позволит Аяксу отрубить голову — над кем же ей тогда издеваться? Она еще даже не принесла зеркало, чтобы провести над ним эксперимент, и она не выносит слез, а Энид обязательно будет рыдать, если ее парень умрет. Она защитит Ксавьера просто, чтобы он всегда был рядом, чтобы рисовал ее портреты и всегда приходил, где бы она ни оказалась, чтобы согревал ее холодные руки. Она защитит всех тех, кто заставляет чувствовать себя, как бы это ни было прискорбно, живой. Тех, кого называют друзьями        — Где ты потерял свою черную кошку? – Бьянка с долей обиды доставала парня. Их отношения хоть и отыграли свой финал, но она не могла смириться, что Ксавьер по уши влюбился в ходячую пародию на труп невесты. — Тут ходят странные слухи, что тебя видели в ее комнате ночью.       — Я даже знаю, откуда у этих слухов ноги растут, - Торп недовольно уставился на Аякса, который как раз проходил мимо. — Что собственно не так? Почему тебя так волнует, где я и с кем провожу ночи?       — Так это правда? Ксавьер, спустись с небес на землю — эта девушка расчётливая, эгоистичная и растопчет тебя, как только ей станет скучно. Господи, она же выглядит как жертва экспериментов психа, - Бьянка не хотела привлекать излившее внимание, но оставаться спокойной было сложно.       — Спасибо за столь замечательную характеристику, я впечатлена, что ты рассмотрела мою самую отвратительную сторону, - Уэнсдей, пугала своей способностью появляться так тихо, что аж мурашки по коже пробегали. Ксавьер хотел предложить ей колокольчик повесить на шею, но жить еще хотелось, поэтому оставил эту идею от греха подальше. Он хоть и сходил с ума по ее тонким запястьям и худым плечам, но знал, что за таким миниатюрным видом скрывается огромная сила.       — Так, откуда ноги растут? Я как раз читаю книгу «67 способов обезглавливания». К моему ужасному сожалению, я знала только 53, хочу испробовать новые, нужен доброволец, - девушка счастливо улыбнулась, переводя взгляд с Бьянки на Ксавьера, и если последний был знаком с такими приколами Уэнсдей, то сирена находилась в полнейшем шоке.       — Ксавьер, она же чокнутая, - Бьянка с ужасом посмотрела на вполне спокойного парня, что, казалось бы, пропустил мимо ушей все выше сказанное, — Какие к черту обезглавливания?       — Да все нормально, это я дал ей эту книгу, нашел ее в коллекции отца, - Ксавьер вспомнил, что когда увидел книгу в синем переплете в библиотеке отца, сразу подумал, что Уэнсдей оценит столь специфическую литературу.       — Вы оба ненормальные! Ты — двинутая на убийствах психопатка, - Бьянка кинула пренебрежительный взгляд на девушку. — А ты, у меня даже слов нет, чтобы сказать, кто ты. Когда увидишь не только ее милую мордашку, поймёшь, с кем связался.       — Бьянка, тебе стоит прекратить, твоя агрессия на меня понятна, но Уэнсдей ничего тебе не сделала, - Ксавьер закрыл девушку собой. — Поэтому ты можешь злиться на меня, ее не трогай.       — Бьянка, ты так щедра сегодня на комплементы, - она никогда не хотела находиться в центре любовных драм, но это оказалось веселее, чем выглядело со стороны или это, потому что не она оказалась отвергнута.       — Это не комплемент, Аддамс.       — Разве? А звучит именно так.       Ксавьер смотрел вслед уходящей Барклай. Она ошибается, Ксавьер не слепой котенок, он знает Уэнсдей, он знает ее лучше остальных. Он видел ее страсть к пыткам и казням, мрачным склепам и кладбищам, а еще он видел, как она дорожит Энид и как закрыла его собой от стрелы. Он знает, как ее видят другие, но еще он знает, какая она есть на самом деле, когда увлеченно пишет роман, когда голодна или чем-то озадачена, когда мёрзнет и старается согреть ноги об него, засовывая их под футболку. Уэнсдей Аддамс соткана из противоречий и в этом ее очарование, она такая, какая есть и не старается быть лучше или нравится окружающим.       — Чувак, как ты с ней справляешься? Это же маленький монстр, у меня от нее мороз по коже, - Аякс смотрел на Уэнсдей, что усердно лепила череп из папье-маше для их группового задания по биологии. Она казалась счастливой, ну или парень так думал, пока Уэнсдей удивительно точно воссоздавала человеческий череп.       — Ты же понимаешь, что я могу тебя ударить? - Ксавьер не из тех парней, который решает вопросы дракой, но за последние несколько дней он хотел ударить, как минимум, десятерых. С тех пор, как школой поползли слухи, что они с Уэнсдей пара, и он ночует в ее комнате, он слышал много отвратительных вещей, но пока они не беспокоили его девушку, он сдерживался от применения силы.       — Да я не пытаюсь ее оскорбить, успокойся, - все же любовь — это страшная вещь, даже если такой, как Ксавьер, теряет рассудок. — Просто я с Энид иногда не могу справиться, эти девчонки бывают очень непредсказуемыми. Ксавьер помнит, как на той неделе Аякс с Энид ушли ночевать в лес, потому что она хотела потренировать перевоплощения, а тремя днями ранее они в том же лесу ловили белок, потому что девушка хотела завести домашнего питомца и белки ей казались подходящими на эту роль зверьками.       — Уэнсдей достаточно просто любить, закрывать глаза на некоторые вещи и кормить, - Торп улыбнулся, закрепляя плечевую кость на общий макет скелета нормиса. С Уэнсдей не было так сложно, как другие думали. Да, она определенно не обычная девушка, но обычных он и не искал. Все эти шутки, что у нее вместо кровати гроб, а свидания у них вдоль могильных плит, что становились популярными среди одноклассников, были такие абсурдные. У Уэнсдей вполне нормальная кровать, возможно, слегка жестковат матрас, а свидания у них, как у всех относительно нормальных существ, разве что без посещения кинотеатров.       — Уэнс, ты же не злишься на меня? Я по секрету сказала, я не знала, что об этом кто-то еще услышит, кроме Аякса, - Энид пыталась загладить вину перед подругой. Кто же знал, что вся школа будет знать, что Ксавьер Торп ночевал в их комнате. Энид тогда была так счастлива за подругу, и еще за выигранные у Аякса сто долларов, что была совсем не осторожна. Но эмоции взяли верх — видеть, как эти двое мирно спят вместе видеть, как Уэнсдей подпустила к себе кого-то настолько близко, было невероятно. Да и теперь ее мрачная соседка не сможет запрещать, чтобы Аякс тоже приходил к ним, а вообще теперь у Энид были огромные планы на совместные свидания, походы и ловлю белок.       — Меня это не заботит, пусть что хотят, то и говорят, - девушка слышала все эти шутки, но ей было плевать, пока она рядом с Ксавьером и ее не беспокоят кошмары, он будет спать в ее постели. В любом случае, она всегда может кого-то обезглавить или вырвать слишком длинный язык — все нужное у нее для этого есть. Уэнсдей в очередной раз убедилась, Невермор ничем не отличался от других ее школ, разве что наличие когтей и чешуи у учеников — там также любили шептаться за ее спиной.       Когда люди видели Уэнсдей, то считали ее пугающей и странной. Она это знала и ей это льстило. То, как нормисы уходили с ее пути и шептались за ее спиной, грело ее черное сердце. Когда кто-то говорил, что она ужасна и от нее веет смертью — это звучало, как отменный комплимент.       Когда изгои видели ее, то считали ужасной и чокнутой — она это знала, и это радовало ее еще больше. Она наводила страх на всех этих оборотней и сирен, чего стоила Бьянка, которая старалась избегать с ней встреч.       Когда ее видел Ксавьер, то считал ее невероятной и очаровательной — она это знала, и это ей нравилось даже больше, чем, когда ее называли мерзкой. Но она никогда ему не скажет этого — что ее идеальный мрачный мир с черным кофе и печатной машинкой, не был таким уж идеальным, пока в нем не появился Торп. Ксавьер со своим ванильным латте и картинами, что теперь удивительным образом стали появляться и в ее комнате тоже, странным образом дополнял ее жизнь. Она считала любовь переоцененным книжным клише, а влюбленных — отвратительными, но если она позволила на своих стенах развесить картины Торпа, то она тоже пополнила ряды этих отвратительных созданий. И ей бы надеть свое траурное платье и скорбеть по себе прежней, гуляя под дождем, но вместо этого она каждый вечер ждет парня в своей комнате под мерзкие восторженные вопли Энид. И каждое утро она позволяет заплетать ему свои косы пока неотрывно печатает свой роман. Возможно, любить кого-то это не так уж и страшно, в этом даже есть свои положительные стороны. Ксавьер слушает ее истории о серийных убийцах, идеи для нового романа и он даже согласился создать иллюстрации для ее книги. Быть с кем-то в особых отношениях оказалось даже приятно, если, конечно, они не похожи на отношения ее родителей — от этого ее желудок сводит спазмами.       — Уэнсдей, как тебе? - Аякс с гордостью демонстрирует большую берцовую кость, ведь он приложил немало сил для ее создания.       — Ужасно прекрасная кость, - девушка пристально посмотрела на кость.       — Что это значит — она ужасна или прекрасна? - Аякс растерянно посмотрел на друга, что загадочно улыбался, вообще не разделяя его недопонимания.       — Уэнсдей нравится, все хорошо, - Ксавьер неотрывно смотрел на свою девушку, он одержим ею от макушки до пяток, особенно ее глазами — оказывается, чем дольше он в них смотрит, тем больше он влюбляется       — Вы пугающе милые, - Аякс был рад за друга, теперь ему не нужно слушать его печальные монологи о том, как сильно он влюблен в девочку с косичками.       — Спасибо, - в один голос сказали Уэнсдей и Ксавьер, чем заставили всех присутствующих засмеяться.