Не в силах человеческих

Кальдмеер осторожно ступил вниз на землю из кареты. Голова болела сильнее, чем растянутые на дыбе мышцы и суставы, и напоминала о себе чаще, чем… неважно. Сейчас неважно, да и раньше тоже. Свет ударил по глазам, окружающие фигуры казались нечеткими и слегка двоились по краям. Но своего адъютанта Олаф бы узнал в любом виде. - Руппи! Я так и думал, что это вы. Взлетевшая взвившейся змеей удача легла удавкой на горло, когда Бермессер зажал и перехватил “Селезня”. Легла - и была разрублена ударом Бешеного. - Будь ты проклят… оружейник! - Буду. Двенадцать петель легли на шеи трусов, лгавших под присягой. Не сорвался ни один, и темные силуэты на фоне закатного, алого, пляшущего над волнами солнца отпечатались на сетчатке глаз, пропуская погибших на “Ноордкроне” моряков в Рассветные сады. Их Кальдмеер видел четко, стоило лишь закрыть глаза, а вот наяву силуэты вещей и людей расплывались все сильнее. Поднимаясь по лестнице гостеприимного дома Вальдеса в Хексберг, Олаф споткнулся. Вице-адмирал ловко подхватил его под руку, пошутив, что будет обидно избежать казни, чтобы свернуть шею на свободе. Будет. Будет обидно - но не обиднее того, что лица врагов и мертвых помнятся лучше, чем видны лица друзей. Впрочем, это малая цена за справедливость, и ничтожная - за возмездие. Вернувшись к памятному распорядку дня, бывший адмирал цур зее жил по инерции - изредка разговаривал с Руппи, спускался - пятнадцать ступенек, порожек у столовой - к обеду и ужину, проводил вечера у стола с Эсператией. Это была единственная книга, которую он мог читать по памяти. И при дневном освещении, и при свечах буквы дрожали и расползались. Поначалу адмирал цур зее выходил на прогулки - но зрение становилось все хуже, и в последний раз Олаф понял, что больше не видит моря. Эта потеря оказалась самой неожиданной и самой болезненной, и с того дня Кальдмеер отклонял все приглашения Вальдеса. Тем более, что и земля под ногами тоже начала расплываться. От прежней жизни не оставалось ничего - ни отказавшейся от него страны, ни флота, ни друзей, ни шпаги, которую ему уже не держать… Кальдмеер более не отвечал ни за кого, а скоро не сможет отвечать и сам за себя. Становиться обузой было страшно, вспоминать о беспомощности противно. Самоубийство же было неугодно Создателю, и все, что оставалось - смиряться и принимать посланные ему испытания. - Скучаете, любезный адмирал? - визиты марикьяре всегда были внезапны, и Кальдмеер обернулся на звук. - Благодарю вас за беспокойство, но нет. - Кальдмеер похлопал по лежащей перед ним книге. - Неужели вам удобно читать в полной темноте? - удивился хозяин, и Олаф посмотрел на правый угол стола, где обычно дрожало пятно света, и не увидел ни стола, ни подсвечника. В какой-то момент темнота сгустилась окончательно. - Да вы же ни кошки не видите! - голос звучал совсем рядом, и Олаф отшатнулся и упал бы со стула, не удержи его рука. - Простите. Давно? - Последствия ударов по голове, - Кальдмеер неловко пожал плечами, освобождаясь, встал и перешел в кресло - свою комнату он знал, как когда-то палубу “Ноордкроне”. - Что же вы молчали? Я завтра же позову лекаря. - В голосе Вальдеса было отчаяние и обида. - Мне не известно ни одного случая, когда потерю зрения удалось бы вылечить, - отозвался адмирал цур зее, - это не в силах человеческих. Вальдес задумчиво хмыкнул. Пришедший назавтра лекарь подтвердил диагноз, осмотрел голову Кальдмеера - тот отказался от полного осмотра - предположил сильнейшее сотрясение или несколько сотрясений, нащупал зажившую трещину в черепной коробке, но не знал лекарства от слепоты. - Все в воле Создателя, - согласился Олаф. Одеваться помогал приставленный слуга, спускаться к обеду и ужину - Руппи, Вальдес стал чаще навещать его с рассказами и вином. Прикосновения были неприятны, но избегать их не было возможности. Опека душила и раздражала, но благодарность вынуждала к вежливости. Визиты вице-адмирала стали почти ежевечерними, а Руппи предлагал почитать вслух книги, помочь выйти на прогулку, помочь открыть или закрыть окно… От этой помощи в окно хотелось выйти, и неважно, открыто оно или закрыто. Сидеть в комнате без дела было невыносимо, и однажды утром после завтрака Кальдмеер попросил Руппи принести ему пистолеты, порох и набор для чистки. Сын оружейника не видел ничего, но руки - руки помнили. Нащупав однажды коробку, мешочки, шомпол он чистил и заряжал пистолеты на ощупь, откладывал в сторону - чтобы потом разрядить, почистить и зарядить снова. Вечером его оставили одного - к удивлению Олафа, ни хозяин, ни адъютант не сочли нужным его навестить, и он решил, что испугал их. А потом кто-то все же распахнул окно, в комнату ворвался ветер с шумом и звоном, разметал страницы Эсператии, отбросил с лица выпавшие из связанного лентой на ощупь хвоста пряди. Кальдмееру показалось, что в комнате есть кто-то кроме него - но своим обострившимся слухом не замечал ни чужих шагов, ни дыхания. Поднялся, чтобы закрыть окно, почувствовал легкое касание к плечам, отпрянул, чуть не упав и схватившись за заряженный пистолет - но это был лишь порыв ветра. Два шага влево, обойти стол, четыре шага до подоконника. Закрыть распахнутую створку, опустить щеколду. Дурной вечер, дурная ночь. Олаф разделся, умылся водой из кувшина и лёг спать. Ему снилось что-то лёгкое, звенящее, летящее, но неуловимое. Следующим утром он проснулся и не мог поверить своим глазам - в комнате было светло, стол и ковёр были засыпаны порохом, очертания рук расплывались перед глазами, но он видел! Закатные кошки, он видел! Наскоро одевшись, он спустился вниз - в малой гостиной в креслах спали Руппи и Вальдес. Услышав его шаги, адъютант подскочил и пошатнулся, расплываясь в счастливой улыбке. Вальдес поднялся, на удивление медленно и аккуратно. Оба были бледны. Неужели они всю ночь пили? - Рад видеть вас в добром здравии, адмирал. А главное, что вы видите меня. - Господин адмирал, горные ведьмы Хексберг существуют! - Руппи покачнулся и сполз обратно в кресло. Олафа ожгло пониманием. Ах вот оно что… Не в силах человеческих вернуть зрение, так нечисть поможет?! Ярость смыла апатию, ледяной волной прокатившись по коже. - Рад видеть вас, Руппи. Господин вице-адмирал, вы позволите на два слова? - Пришёл черёд Олафа подавать руку и поддерживать Вальдеса. В кабинете адмирал цур зее заметил взгляд, устремлённый к корзине с вином, налил бокал и подал его марикьяре. - Я принял свою жизнь из ваших рук дважды, господин Вальдес. Я благодарен вам за спасение моей жизни и фок Фельсенбурга. Но я не позволю платить за меня древней нечисти. - Это не вам решать, - хрипло отозвался Вальдес. - Девочки… - Ведьмы выпили часть вас и Руппи, и если мы с Фельсенбургом в данный момент принадлежим самим себе, то у вас есть должностные обязанности. - Вас так заботит мой долг перед Талигом, адмирал цур зее? Предлагаете мне ждать, когда вы пустите себе пулю в лоб? - марикьяре скривился, - один раз я вас уже похоронил. - Самоубийство не угодно Создателю, - напомнил Кальдмеер, - и в Рассветные Сады, и в Закат меня примут и слепым. Я не приму вашей жертвы, и Руппи запрещу губить свою молодость. - И что же вы будете делать? Сидеть целыми днями с Эсператией и хоронить себя заживо? Олаф поморщился. Признать, что именно этим он по сути и занимался, было неприятно. Но злость встряхнула его, напомнила о том, что он еще жив - и что ему не все равно. - Для начала я научусь стрелять на звук. И начну ходить сам, с тростью. Из седла я тоже не должен выпасть, хотя нужен провожатый, - Кальдмеер пожал плечами. - Если когда-нибудь я понадоблюсь моему кесарю… Но я отказываюсь от дара горных ведьм. В Хексберг привыкли к высокому дриксу с черной повязкой на глазах и тростью, прогуливающемуся по берегу и по улицам, в компании Бешеного, своего адъютанта или моряков. Возмущались, видя его в порту. Впрочем, только до первой дуэли, закончившейся ранениями для обоих участников. Помогая адмиралу цур зее сесть в карету, чтобы не растревожить перевязанное бедро, Вальдес смеялся - стоило догадаться, что дриксенский пистолет в руках дрикса будет разить без промаха сам. - Не жалеете, что отказались тогда? - спросил марикьяре, устроившись напротив. - Нисколько, вице-адмирал, - степенно ответил Кальдмеер. - Хотя я стал забывать, как выглядят люди вокруг. Запах, ритм шагов, тембр голоса… А вот как вы выглядите, уже не помню. - Вам не нужно зрение, чтобы вырезать корабли или узоры на рукоятке пистолета, - задумчиво сказал Вальдес. - Смотрите руками, - и прижал руку Олафа к своему лицу.