Чернее ночи

Кабинет медсестры меня удивил тем, что не совсем соответствовал моим представлениям о таком месте, особенно в элитной школе. Шкафы, тянувшиеся вдоль правой стены, стояли распахнутыми, и на полках царил настоящий хаос. Пол беспорядочно покрывали коробки с ещё не распакованными лекарствами и бинтами, а на стойке для измерения роста неаккуратно висел белый халат. В самом углу комнаты, у окна, стоял стол, весь заваленный всякой всячиной. За ним сидела женщина средних лет с короткой стрижкой и в очках; она читала роман в яркой мягкой обложке, но при виде нас отбросила книгу в сторону и встала со стула. — Что случилось? — деловито спросила она, проигнорировав наши поклоны. — Порез, — я посмотрел на своё плечо. — Зеркало в уборной разбилось, и осколок полоснул меня. Медсестра коротко кивнула, показывая, что поняла, и указала мне на проход в левой стене помещения. Мы с Энгейкой послушно направились туда, оказавшись в лазарете. Несколько кушеток, пока не застеленных, стояли там, отгороженные друг от друга криво стоявшими ширмами. — Думаю, теперь ты в надёжных руках, Айши-кун, — произнесла Уэкия, сплетая пальцы. — Если нужно сходить за твоими вещами или проводить тебя до дома — только скажи; я готова. — Всё в порядке, семпай, — я склонил голову. — Вы и так сделали достаточно. Уверяю вас, со мной всё будет хорошо. Энгейка улыбнулась и, кивнув мне на прощание, пошла к выходу. Я же сел на кушетку, оглядываясь вокруг. Тут царил лёгкий приятный запах лекарств, свойственный всем медкабинетам на свете. Стены были окрашены в светло-зелёный — цвет, который, как мне было известно, обладал успокаивающими свойствами. Общее впечатление несколько портили коробки на полу и общий беспорядок, но подобное было легко исправить. Медсестра подошла ко мне и деловым тоном попросила раздеться до пояса, что я и сделал, сняв пиджак и вытащив руку из рукава рубашки, которая осталась висеть на одном плече. Порез довольно сильно болел и саднил, и я приготовился к тому, что его обработка станет для меня не самой приятной процедурой, однако меня ждал сюрприз: я практически ничего не почувствовал. Видимо, медсестра, несмотря на свою разбросанность и неаккуратность, являлась отменным мастером своего дела: вскоре порез скрыла повязка, сделанная не слишком туго, но и не слишком свободно, а как раз так, как нужно. — Вещи ещё можно будет зашить, — бросила медсестра, направляясь в соседнее помещение, к раковине, чтобы помыть руки. — Но рубашку я бы на твоём месте выбросила: она вся в крови, и отмыть эти пятна будет практически невозможно. — Благодарю вас, — надев рубашку и медленно продев руку в рукав пиджака, я встал с кушетки. Голова не кружилась, что само по себе являлось хорошим признаком. На ходу завязывая форменный галстук, я прошёл в соседнее помещение. На глаза мне снова попался распахнутый шкаф, внутри которого словно бы порезвилась бешеная белка. И тут мне в голову пришла отличная мысль. Здесь, в медицинском кабинете, можно было найти разные препараты: от мягких желудочных пилюль до сильных обезболивающих. А кто знает, что именно может понадобиться мне в будущем? В любом случае, отношения с медсестрой желательно иметь самые лучшие, ведь впоследствии это наверняка сыграет мне на руку. Неосознанно прикоснувшись к разрезу на пиджаке, покрытому начинавшими твердеть и буреть пятнами крови, я повернулся к медсестре, которая уже помыла руки и теперь села за свой стол, предварительно обречённо посмотрев на коробки. — Прошу прощения, — начал я. — В суете мы не успели представиться друг другу. Я Айши Аято, сенсей. Класс «1-1». — Моя фамилия Секине, — медсестра резким жестом поправила очки. — Как ощущения, Айши-кун? Не хочешь немного отдохнуть тут, на кушетке? Я помотал головой и улыбнулся, стараясь выглядеть как можно более искренним. — Благодаря вам, Секине-сенсей, я чувствую себя отлично, — сказал я преувеличенно бодрым голосом. — Вижу, вам привезли новые медицинские средства… — Да уж, — медсестра фыркнула, с тоской глядя на коробки. — Начало учебного года — это просто ужас. У меня не хватает ни сил, ни времени, чтобы вовремя разобрать всё это. Вот оно! Нужный момент, тот самый, который гарантировал мне неплохие репутационные дивиденды в будущем. — Я могу вам помочь, сенсей, — я произнёс это таким тоном, как будто подобная гениальная мысль только-только пришла мне в голову. — Заодно и разберу всё, что имеется в наличии; проведём небольшую инвентаризацию; как насчёт этого? Секине с сомнением покачала головой. — Порез на твоём плече, Айши-кун, пусть и несерьёзный, всё же глубокий, — вымолвила она, потирая подбородок. — Пока тебе лучше не перенапрягать руку. — Ничего страшного, — я улыбнулся. — Левая рука в любом случае у меня не ведущая, а помощь вам нужна. Секине в задумчивости закусила губу и, проведя рукой по коротким волосам, посмотрела на коробки. Потом медленно перевела взгляд на меня и улыбнулась. Я склонил голову и присел на корточки перед ближайшей коробкой. Отлично: всё шло по плану. В следующие три часа мы с Секине-сенсей (в основном я) убирались, систематизировали, аккуратно складывали… Я прервался только раз в самом начале — сходил на третий этаж за своей верхней одеждой (Куша до сих пор колдовал в своём клубе и даже не заметил моего прихода), а потом — в классную комнату за сумкой. Отправив матери сообщение о том, что сильно задержусь в школе из-за дежурства, я с двойным рвением принялся за уборку. Я любил убираться: мне нравилось наводить чистоту и раскладывать всё по полочкам. Я ценил стабильность, а что может быть стабильнее педантичности и упорядоченности? Результат удивил меня самого: от хаоса, царившего в лазарете ранее, не осталось и следа. В шкафах на полках ровным рядами стояли лотки с рассортированными по ним лекарствами и медицинскими средствами. На нижних полках расположились коробки побольше: каждая из них была подписана в соответствии с содержимым. На дверцах шкафов с внутренней стороны я повесил листы бумаги с перечислением того, что хранилось внутри, на каждой полке. Все коробки были распакованы и теперь лежали в углу помещения в виде плоских картонок, ожидая своего часа на завтрашнем дежурстве: их нужно было сжечь в школьной печи для мусора. После наших манипуляций я сходил в кладовую для уборочного инвентаря и вымыл пол, за что получил горячую благодарность Секине-сенсей. — Не могу поверить своим глазам, — вымолвила она, с восторгом осматриваясь вокруг. — Ещё никогда в моём кабинете не царило такой чистоты! Что ж, если учитывать, как неряшливо смотрелся её стол, этому можно было поверить. Но не стоило принимать её благодарности как должное: люди этого не любят. Напротив, необходимо напустить на себя преувеличенно скромный вид и поклониться, едва слышно пролепетав: «Я рад, что смог помочь». Секине-сенсей предложила мне сначала попить воды, а потом — проводить до дома (от обоих предложений я отказался). На этой ноте мы распрощались, и я, надев куртку и подхватив сумку, направился к шкафчикам с обувью. Несмотря на поздний час, свет в школе горел: видимо, задержаться пришлось не только нам с Секине-сенсей. В воздухе висел сладковатый цитрусовый запах моющего средства для пола, и мои шаги по идеально чистым плиткам ламината гулко разносились по пустому коридору. Сменив обувь, я вышел на улицу и, надев на голову капюшон от куртки, поспешил к школьным воротам, одновременно роясь в сумке, чтобы достать телефон и позвонить матери. Сумерки уже объяли наш городок, но уличные фонари исправно прогоняли тьму. Работяги, припозднившиеся на службе, а также те, кто работал далеко от дома, шли по тротуарам деловой походкой и глядя вниз: всем им нужно было как можно скорее попасть домой: в тёплый уют знакомых стен. Мартовский вечер был промозглым, холодным и неприветливым, хотя звёзды на небе и сияли ярко, мигая глянцевыми серебристыми лучами. До дома я выбрал самую короткую дорогу. Обычно я предпочитал передвигаться пешком и в этот раз не изменил своей привычке, несмотря на плохую погоду. Автобусы в этот час были переполнены, а я не любил толчеи. Кроме того, ходьба пешком — это самое лучшее физическое упражнение. Мы жили в пятиэтажном доме ближе к окраине города Бураза. Наша квартира досталась нам задёшево, потому что мои родители были одними из тех, кто проектировал эту серию зданий. Мы жили на первом этаже, и в соответствии с правилами жилых домов нам было разрешено пользоваться довольно просторным помещением в подвале. Квартира у нас считалась скромной, но, на мой взгляд, места было более чем достаточно. Раздельный санузел, кухня, служившая и столовой, и гостиной, большая комната родителей, малая, принадлежавшая мне, и небольшая кладовая — все эти помещения использовались нами довольно функционально. При входе в небольшой прихожей над комодом висела картина — очень красивый осенний деревенский пейзаж. Дедушка Хидео, являвшийся автором этого произведения, подарил его маме и папе на десятую годовщину их свадьбы. Зайдя в дом и по традиции объявив: «Я пришёл!», я сменил обувь. Аккуратно повесив куртку на вешалку в шкаф и с удовольствием вдохнув гулявшие по квартире пряные запахи, я направился в ванную, по пути заглянув на кухню. Мама стояла у плиты спиной ко мне, но, словно почувствовав моё присутствие (или, скорее всего, услышав ранее, как я возился в прихожей), — обернулась и широко улыбнулась мне. — Добро пожаловать домой, мой милый, — она склонила голову и помахала мне рукой. — Поспеши за стол: могу только представить себе, насколько ты голоден. Папа в этот момент сервировал стол, но при виде меня оторвался от своего занятия и, оставив пиалы и тарелки, поспешил за мной в ванную. — Всего лишь второй учебный день! — запричитал он. — Всего лишь второй! Почему тебя так задержали? Неужели у вас даже первоклассников… Боже, Аято, что у тебя с рукой?! Спокойно закончив мыть руки, я тщательно вытер их полотенцем и улыбнулся отцу. Он выглядел очень обеспокоенным, глядя на моё левое плечо, и, посмотрев на себя в зеркало, я понял, почему: разрез на пиджаке выглядел не особо, а бурые пятна крови вокруг только усугубляли ситуацию. — Всё хорошо, — я снял пиджак и показал отцу плечо: через лёгкую ткань рубашки проглядывала белая повязка. — Поранился на дежурстве. — Что?! — папа прижал ладонь к груди и резко выдохнул, а потом кашлянул. Мама как-то говорила, что порой он страдает изжогой от чрезмерного нервного напряжения. — Никто не виноват, — я пожал плечами. — Это был несчастный случай: зеркало, висевшее на стене в уборной, разбилось, и осколок отлетел мне в плечо. Медсестра промыла и перевязала рану, так что беспокоиться не о чем. Папа растерянно посмотрел на меня. Я видел, что в его голове роилась сотня вопросов ко мне, но в то же время ему не хотелось наседать на меня до ужина. — В уборной? — голос мамы раздался в коридоре. — В какой именно? — Дамской, той, что на третьем этаже, — ответил я, аккуратно складывая пиджак в барабан стиральной машины. — Считается, что там обитает призрак, однако мне кажется, что… Папа издал странный звук, похожий на аханье и резкий вдох одновременно. Он покачнулся и схватился за дверной косяк, потирая грудь через плотную ткань домашней водолазки. — Призрак? — мама выглянула в коридор из кухни. — Ну что за глупости? Все же знают, что их не существует. — Но, дорогая, — папа с трудом выпрямился, поморщившись. — Ты ведь помнишь, что Ёрико… — Дорогой, — мама улыбнулась и резким движением руки откинула забранные в хвост волосы за спину. — Это было много лет назад, а прошлому нужно оставаться там, где ему и положено. А теперь, прошу, поспешите оба за стол: Аято нужно поесть. Заодно, мой милый, ты расскажешь мне, каким образом получил травму. А ты, Дайске, пожалуйста, сходи в подвал и принеси оттуда картонную коробку с маркировкой «Школа» — там должна лежать запасная форма для Аято. Папа медленно поднял голову и, кивнув, направился в сторону прихожей. На пути он оглянулся и снова посмотрел на меня, открыл рот, словно хотел что-то сказать, но потом, видимо, передумал, и снова продолжил путь к входной двери. — Проходи, Аято, — мама посторонилась и сделала приглашающий жест. — Итак, что произошло в этой уборной? — Сам не знаю, — оказавшись на кухне, я продолжил начатую отцом сервировку. — Сначала раздался крик, потом зеркало начало покрываться трещинами, а затем словно бы взорвалось изнутри. Затем светильники полопались, и мне пришлось выбираться наощупь. Мама подошла ко мне почти вплотную и, склонив голову, посмотрела на травмированную руку. — Хорошо, что медсестра обработала рану, — вымолвила она, хмурясь. — Но впредь, милый, постарайся не ходить больше в тот туалет. Я вопросительно посмотрел на мать. В её голосе явно звучала тревога, которая была для нехарактерна; напротив, мама была склонна относиться к такого рода делам легко и с оптимизмом. Верно разгадав мой взгляд, мама передёрнула плечами и улыбнулась. Я в ответ тоже поднял уголки рта кверху. — Дело в том, что одна девочка погибла в той самой уборной, — мама провела рукой по лбу и отвела взгляд. — Мы с папой знали её. — Ужасная трагедия, — я произнёс то, что приличествовало ситуации. — Мне очень жаль. — Не стоит, — мама наклонилась ко мне поближе. — Она пыталась встать между твоим папой и мной, мой милый. И поплатилась за это. Я поднял брови, обдумывая её фразу. Что ж, если кто-то посмел встрять на пути любви моих родителей, то мне его не жаль. И, если уж быть совершенно откровенным, мне вообще никого не жаль. — Так что будет лучше, если ты забудешь про эту уборную, особенно в тёмное время суток, — мама ласково провела по моим волосам. — Договорились? Я кивнул и продолжил сервировать стол. Мне было любопытно, что же именно случилось с убитой девочкой и как именно она мешала матери, но в то же время я понимал, что такие разговоры не стоило вести вслух, особенно учитывая, что папа скоро должен был вернуться из подвала. Так и произошло: он вскоре показался в дверях и имел довольно уставший вид. — Дорогая, ты уверена, что запасная форма в подвале? — спросил он. — Я просмотрел все коробки с вещами и не нашел её. Мама всплеснула руками, отлично разыгрывая удивление. — Конечно же, дорогой, — она склонила голову набок и прижала руку к груди. — Прости, пожалуйста; видимо, я забыла: решив, что в подвале будет слишком сыро для формы, я убрала её в шкаф Аято. — Вот оно как, — папа спокойно кивнул и подошёл к столу. — Думаю, нам нужно будет заказать для Аято новую форму. Если пиджак ещё можно зашить, то рубашку придётся выбросить. — Школьная медсестра сказала мне то же самое, — вставил я, поместив посреди стола деревянную подставку для горячего. Папа вздохнул и, подойдя к столу, устало осел на стул. Он потёр висок, как будто у него болела голова, и зачем-то подвигал свою пиалу туда-сюда. — Что ж, тогда решено, — он склонил голову. — Завтра пойдём за рубашкой. — Завтра не получится, дорогой, — мама поставила посреди стола дымящуюся кастрюлю с карри. — У нас с тобой весь день уйдёт на сборы. Мы с отцом синхронно недоуменно посмотрели на мать. Перехватив наши взгляды, она засмеялась, взяла пиалу — мою, белого цвета, с узором в виде веток оливы — и направилась к рисоварке. — Опять забыла! — воскликнула она, открыв крышку рисоварки и помешивая лопаточкой свежий рис. — Дорогой, я недавно встретила Сато. Папа напрягся и, кинув в мою сторону быстрый взгляд, схватил со стола две оставшиеся пиалы: его — тёмно-коричневую — и мамину — ярко-красную. — Н-надо же! — отец подошёл к маме, взял у неё мою порцию риса и подал ей следующую пиалу. — Н-наш знакомый Сато… — Действительно, — мама несколько раз кивнула. — Давно его не видела. И для того, дорогой, чтобы увидеться с ним снова, нам нужно отправиться в путешествие. — В… Что?! — папа подпрыгнул на месте от удивления и чуть не выронил красную пиалу, наполненную рисом. Мама громко закрыла крышку рисоварки и прошествовала к столу с пиалой в руке. — Мы едем в Америку! — гордо объявила она, поставив коричневую пиалу перед папиным местом. — Ну разве не здорово, дорогой? Я лично всегда мечтала посмотреть родину индейцев. Папа, всё ещё пребывая в шоке, медленно прошествовал к столу и буквально упал на сиденье. Он забыл отдать маме её рис и так и держал красную пиалу в руках. — Но мы не можем вот так всё бросить и уехать, — беспомощно произнёс он. — Как же работа? — Дорогой, — мама покачала головой, сняв с кастрюли крышку и выпустив в воздух сонм божественных ароматов. — Мы живём в двадцать первом веке, не забывай: работать можно и на расстоянии. У нас на ноутбуках установлена чертёжная программа, у нас есть мобильные телефоны и электронная почта, так что проблем возникнуть не должно. С нашей начальницей я договорилась: она тоже не против, чтобы мы съездили куда-нибудь, при этом не отрываясь от рабочего процесса. — А документы? — папа поднял голову и посмотрел на маму; вид у него был какой-то потерянный и беспомощный. — А Аято, в конце концов? Мы же не можем оставить его одного! Мама щедро положила карри мне и отцу, затем — себе. Потом мягко забрала из папиных рук свою пиалу и тоже села за стол. — Документы в порядке, — промолвила она, помешивая палочками пряный коричневатый соус. — Наши визы прекрасно действуют — они остались с того времени, когда мы ездили на Гавайи. Что же касается Аято, дорогой, то тебе абсолютно не о чем волноваться: наш сын уже достаточно взрослый и сознательный, чтобы обслужить себя самостоятельно. Мы оставим ему одну из платёжных карт, чтобы он ни в чём не нуждался, а также будем постоянно на связи. Папа понурил голову. — Если ты считаешь, что это необходимо… — едва слышно прошелестел он. — Именно, — мама улыбнулась мне. — Совершенно необходимо. Аято, милый, скажи мне, ты согласен побыть некоторое время один? — Разумеется, — я склонил голову, аккуратно подцепляя палочками кусочек мяса в ароматном соусе. — Вам абсолютно не о чем волноваться. — Вот и славно, — мама пододвинула ко мне пиалу с рисом. — Тем более, надеюсь, мы будем отсутствовать недолго. Посмотрев на маму с отчаянием во взгляде, папа взялся за палочки. Наш ужин продолжился, прерываемый очаровательной болтовнёй мамы и моими ответами ей.