Гений, отвергнутый обществом

Pov. Виктор

Пять дней пролетели, подобно пулям. На вечер последнего я уже сидел на койке, дожидаясь своей выписки. Юрик через день как я сюда попал передал мне телефон для связи, и буквально вчера сообщил о том, что уже договорился с врачом и завтра заберёт меня домой часам к четырём. В одиночной палате я чувствовал себя больной зверушкой в клетке. Хотелось бы верить, что я уже отвык от этого ощущения, но увы, нет. По памяти больно били воспоминания, и я даже несколько раз словил себя на резком приступе паники. Медсестрам говорить не стал, иначе так бы и увезли в соседнее психиатрическое. Вот там точно мутируешь в пещерного человека. В конце концов час моей долгожданной свободы (причём в немного подлатанном состоянии) настал, стоило не очень довольному врачу зайти ко мне и отдать выписку. Ничего интересного, да и, пожалуй, понятного, там не было. Единственное, что я запомнил — это то, что следует наладить свой рацион и больше гулять на свежем воздухе. Не думаю, что это станет большой проблемой. И таблетки… Целых три месяца пичкаться ими. Меня спустили по лифту на первый этаж и провели до самого выхода. На улице стояла приятная тёплая погода. Я осмотрелся по сторонам, надеясь увидеть Юрика, но моего короткостриженного товарища нигде не было. Я присел на лавочку возле небольшого придворного фонтана и стал ждать. Прошло две минуты. А затем пять, десять… Мне несложно наедине со своими мыслями, но хотелось бы поскорее приехать на квартиру и принять нормальный душ. Для счастья в эту секунду мне больше и не надо. В какой-то момент я услышал шаги за спиной, но не придал этому большого значения, поскольку медицинский персонал без конца шнырял туда-обратно между разными выходами. Спустя пару мгновений я почувствовал как волосы заколосились на моем затылке, а на плечо упала чья-то рука. — Дядь Юр, кто там? — раздался все там же детский голос. Я мгновенно обомлел от страха и не посмел шевельнуться. — Ну ты хоть отомри, — не дав ответа на вопрос мальчика, сказал мне уже знакомый полушепот. Я медленно обернулся, и моя догадка подтвердилась. Передо мной стоял Саша. Достаточно рослый мальчик десяти лет несколько секунд вглядывался в моё лицо, и я успел за это время прочесть в нем все: недоумение, страх, радость… Мне казалось, что во мне искрилось ровно все то же самое. — Папа! — он бросился ко мне, что есть ног, и я сразу же сорвался в ответ. Обогнув скамейку, я присел на корточки, моментально ловя сына в самые крепкие объятия. — Пап, это правда ты? — неверящим тоном спрашивал Саша, глаза которого уже наполнялись красным от слез. — Это правда-правда? Нас обманули? Я пытался перебороть возникший в горле ком, и не сразу нашёлся с ответом. Слышать всхлипы сына было мучительно. — Правда, — глаза как-то сами по себе захлопнулись и моментально зажмурились до цветных пятен. В эту секунду я ощутил самое яркое облегчение в моей жизни. В таких тёплых объятиях казалось, что между нами проходит вечность. Оторвавшись от моего плеча, Саша ещё раз оглядел меня, будто бы убеждаясь, что это не сон. Я обхватил его тёплые щеки своими ладонями и смахнул с них солёные дорожки слез. Он так вырос. И он все ещё помнит… Краем бокового зрения я заметил, что Юра в этот момент стоит совсем рядом. Тогда я понял, что он имел в виду под сюрпризом. В происходящее до сих пор не верилось. — Пап, а я знал, что ты нас не бросишь, — мальчишка вновь прижался ко мне, содрогаясь на моем плече от слез. В какой-то момент мы просто стали похожи на слепленный из объятий ком, время от времени подрагивающий от рыданий. — Ни за что, — улыбка сама родилась на моих губах, стоило лишь напомнить самому себе, что я держу возле груди сына, которого не видел больше пяти лет. Следом мне безумно захотелось точно так же обнять Марьяну. Я был уже в курсе, что она в отношениях с Аксёновым, но это не отменяло того факта, что мы — одна семья. Будто бы читая мои мысли, Сашка выдаёт: — Пап, а ты теперь вернёшься к нам? Я посмотрел в его покрасневшие глаза с сожалением: — Твоя мама меня назад не пустит. Но мы все равно с ней родные люди, пока у нас есть ты. — Но я не хочу жить с Дядь Сашей, — бормочет он, поджимая губы и всхлипывая. — А что, он тебя обижает? — Нет-нет, просто… Его только мама любит. А я не люблю… Его выражение лица было для меня хуже любой пытки. Я каждой частичкой своего тела ощущал все эти переживания, прекрасно осознавая ситуацию с его стороны. — А ты… Что если бы я предложил тебе жить со мной? Саша снова поднимает на меня взгляд, который успел спрятать на моем плече чуть ранее. — Вместе с теть Наташей? — Нет, без тети Наташи, — с тем же комом в горле ответил я. — Только мы с тобой. Голубой океан из глаз напротив заставляет моё сердце стучать ещё быстрее. Сын, недолго думая, тихонько кивает мне, и с души тотчас же падает ещё один камень. Мы снова жмёмся друг к другу, не говоря ни слова, и поднимаемся на ноги только тогда, когда они окончательно затекают. Я заметно шатаюсь, пытаясь устоять на земле от неприятного покалывания на кончиках пальцев, но Юра очень вовремя оказывается рядом. — Пора ехать домой, Саш, — беря мальчишку за руку, говорит некогда притихший друг. — Твой папа очень устал после больницы. Цой-младший оборачивается на меня, глядя прямо в атман моего тела с огромной надеждой. — А ты поедешь со мной? Ну… к маме, — я теряюсь с ответом и сразу же поглядываю на Юрку. Он же и разрешает возникшую паузу: — Папа приедет, но завтра. Я обещаю. — На мизинчиках? — с вызовом сразу же отзывается Саша, подставляя как можно выше руку, и оттопыривая самый маленький пальчик. Засохшие слезы на щеках и вся серьёзность взгляда смотрятся болезненно и нерушимо. — На мизинчиках, — с железобетонной уверенностью кивает Юра, наклоняясь и сцепляя обещание. Стало необычайно легко. Задрав на встречу ветру голову, я увидел, как из-за серых туч на меня приветливо льётся солнце.