Стесняшкинс

Она добралась до дома только благодаря инерции, мышечной памяти и благосклонности богов, в которых никогда не верила. За весь путь от остановки до дома она ни разу не моргнула. Какой-то мигрант позвал ее «кыс-кыс-кыс», какой-то гопник сделал всратый комплимент ее попе, какой-то пьяный алкаш попытался выклянчить пару гривен «на лекарство». В обычном состоянии она бы испугалась, убежала и выбрала бы более длинную, но более безопасную дорогу до дома. Но сейчас ей было плевать. Она шла на автопилоте. В полной прострации. Ее состояние было похоже на вакуум: вокруг были звуки, но она их не слышала, вокруг были люди, но она их не видела. Все фигуры приобрели размытые очертания и слились с окружающей средой. В ее голове не было никаких мыслей и чувств. Она не ощущала холода, не чувствовала страха. Если бы ее в этот момент переехал асфальтовый каток, она бы не почувствовала и даже не прищурилась. Когда Антон, даже не обернувшись, сел в автобус и уехал от нее, она почувствовала невыносимую боль в душе и влагу на ресницах. Всю поездку она сдерживала слезы, чтобы не привлекать к себе внимание случайных попутчиков, но изнутри будто горела. К концу поездки этот внутренний пожар стал невыносимым, и, наверное, психическое состояние стало угрожать физическому. Щелчок — и эмоции отключились. Внутренний пожар потух, тело перестало гореть, а пульс вернулся в привычную норму 68 ударов в минуту. Только сама Таня превратилась в пустую оболочку без чувств. Как дошла домой, она не помнила. Дома она совершенно машинально стряхнула с ног ботинки и стянула куртку. Родители что-то говорили, что-то спрашивали, предлагали ужин — бесполезно: Таня их не слышала. — Я… Мне… Хочется полежать, — выдавила она из себя и пошла прямиком в свою комнату. Родители говорили что-то о том, что, видимо, анестезию Тане сделали плохую, и сейчас девочку мучает отходняк. Тане было плевать. Если они так решили — отлично.

***

Четверг Таня лежала в кровати и смотрела в стену. Она не думала ни о чем. Просто смотрела в точку на стене. Родители с утра поинтересовались ее здоровьем и решили, что в школу лучше не ходить. Мама написала классной, что Таня приболела.

***

Пятница Таня лежала в кровати и смотрела в стену. Смартфон давно разрядился, и Тане было плевать на него. Мысль о том, что Антон может что-то написать, не приходила ей в голову. Взволнованные родители периодически заходили к ней в комнату, щупали лоб, предлагали вкусняшки, но получали только односложные ответы и просьбы оставить ее одну. В школу она так и не пошла.

***

Суббота Таня лежала в кровати и смотрела в стену. От долгого лежания вторые сутки болела голова. Почему-то на ум стали приходить страшные мысли про депрессию. Она представляла свое тело в пролежнях, и ей становилось дурно. Очень некстати вспомнилась сцена с депрессией Беллы из фильма «Сумерки. Сага. Новолуние», когда под грустную мелодию «There's a possibility» перед окном абсолютно неподвижной героини пролетели октябрь, ноябрь, декабрь и январь.. Резкая мысль «я так не хочу» пронзила мозг и вывела Таню из оцепенения. Она резко подняла торс и села на кровати. В голове запульсировало. По ощущениям, у каждого эритроцита в ее крови был маленький барабан, в который он звонко и радостно стучал, протекая по артериям, венам и капиллярам. Таня словно очнулась от долгого сна. Она аккуратно сползла с кровати и, пошатываясь, будто разучилась ходить, вышла на кухню. Обрадованные родители не задавали лишних вопросов. Они просто обняли свою девочку, сказали, что любят ее, и накормили вкусняшками. Поев, приняв душ и приведя себя в порядок, Таня попыталась включить фильм, чтобы сосредоточиться хоть на чем-то. Получалось откровенно плохо. Внимание фиксировалось буквально на десять секунд, после чего мысли скатывались куда-то в темную бездну, выплывать из которой приходилось с неимоверными усилиями. В попытке получить дозу анальгезирующего эскапизма, Таня схватила смартфон. Как назло, он был разряжен. Девочка чуть не взвыла от разочарования. К счастью, это легко поправимо. Она нашла зарядное устройство и подключила смартфон к сети. Когда аккумулятор смартфона накопил достаточно заряда для включения устройства, Таня обнаружила 156 пропущенных от Антона. Ее глаза чуть не выкатились из орбит при виде этой впечатляющей цифры. Зачем он звонил? Что он хотел сказать? Как она его достала своим присутствием в его жизни? Она вымотала ему уже все нервы? Он ненавидит ее? Одинокая слезинка скатилась из ее глаза. За ней вторая. За ней третья и четвертая. Таня плакала, понимая, что она настолько надоела человеку, что он предпринял 156 попыток сказать ей об этом. И вообще, она чудовище. Зачем она живет вообще? Только портит жизнь другим людям. Непроизвольно ее взгляд перевелся на окно, в которое барабанили мартовские снежинки. Десятый этаж. Под окнами голый асфальт. Из кухни послышался звонкий смех мамы. Наверняка папа рассказал ей какую-то шутку, а потом коротко поцеловал жену в щеку. Таня обожает наблюдать, как общаются ее родители между собой. Слезы из ее глаз текли уже непрерывным ручьем. Она представила, как летит вниз из окна, и что будет с ее родителями, когда они увидят ее печальный холодный труп под окном. От одной этой мысли стало жутко и больно одновременно. Таня отвела взгляд от окна и отогнала от себя дурные мысли. Но с Антоном надо что-то делать. Ждать, когда он позвонит в 157-й раз рассказать ей, как он ее ненавидит, — слишком больно, слишком мучительно. Если так хочет, пусть скажет ей это не по телефону, а в лицо. Удивляясь своей решительности, Таня вскочила с кровати, захлопнула ноутбук, собрала немного сырые волосы в какое-то подобие прически, натянула любимый флисовый спортивный костюм и выскочила в коридор. — Мам, пап, я к Антону, — вскрикнула она, одеваясь и выбегая из квартиры. Родители не успели среагировать, дочь уже убежала к лифтам.

***

Чем ближе она подходила к дому Антона, тем сильнее сжималось ее сердце. Здесь был страх, и горе, и обида, и злоба, и напускное равнодушие. Подойдя к знакомой двери в подъезде, она протянула было палец к дверному звонку, но тут же согнула его в нерешительности. Нажимать кнопку было страшно. Очень страшно. Она закусила губы и досчитала до десяти, пытаясь успокоиться. Не помогло. Зря она пришла. Она ведь не сможет позвонить, и тогда придется просто уйти домой. Итогом ее решительного прихода сюда без внятной цели станет просто впустую потраченное время. Или нет? Борясь с мыслями «слабачка», «ты не сможешь», «ты ничего не можешь», «он тебя ненавидит», «ты впустую потратила время», Таня раздраженно нажала кнопку звонка. За дверью послышались шаги. Как будто здесь только ее и ждали. — Привет, — улыбнулась ей Майя Олеговна. — Здравствуйте, — робко поздоровалась Таня. И куда только делись ее решимость и раздраженность? — А Антон дома? — Дома. Но он спит. Заходи, — Майя Олеговна пригласительно отступила с пути, освобождая его для Тани. Сглотнув, Таня вошла внутрь, и дверь за ее спиной захлопнулась, разделяя жизнь девочки на «до» и «после».

***

— Он сказал, что не может до тебя дозвониться, — уведомила Майя, наливая Тане чай, когда они обе сидели на уютной кухне, наполненной аппетитными ароматами. — У меня разрядился телефон, — ушла от ответа Таня. — Давно он спит? — Да уже который день, — вздохнула Майя. Ответ женщины ввел Таню в оцепенение. Может ли быть такое, что Антон переживает то же самое, что переживала она сама в эти три дня? — У него с учебой и работой полный швах, — продолжила Майя, не заметив реакции Тани. — Он же устроился работать медбратом в педиатрическом отделении, и там ему совсем некогда учить. А он на красный диплом идет. И вот он днем на лекциях, потом на работе, потом учит до трех часов ночи. Вообще не спит. Этот ответ болезненно уколол Таню. Отчасти, что греха таить, было больно, что он переживает из-за учебы, а не из-за ссоры с ней, но особенно ужасно было осознавать, что она мотала ему нервы, которых и так уже не осталось из-за бесконечной зубрежки, работы и недостатка сна. К его имеющемуся стрессу она своими капризами добавила еще немного. Если он ее ненавидит, она не удивится. — Им еще сказали заранее решить, куда они хотят в ординатуру, чтобы примерно распределять бюджетные места на разных направлениях. А он вот никак не может определиться, — посетовала Майя. — А что такое «ординатура»? — заранее зная, что ответ ей не понравится, уточнила Таня. — Ну вот он сейчас закончит учебу, и станет врачом-педиатром, — стала объяснять Майя. — Это базовый уровень. После учебы в медицинском все становятся либо просто «врач», либо «врач-педиатр», смотря на каком направлении учились. Но это врачи широкого профиля — терапевты или педиатры. А чтобы получить узкое направление — окулист там, невролог, хирург — надо еще два года отучиться в ординатуре на выбранном направлении. Разговоры о врачах и их профессиональном становлении заставили кожу Тани покрыться мурашками. Вот-вот Антон станет педиатром. А потом окулистом. Или неврологом. Или хирургом. Или… Нет, пожалуйста, нет! — Мы с отцом ему говорим: иди на акушерство и гинекологию, тебе ведь так понравилось принимать роды! А он вроде и согласен, а вроде и думает еще, — словно услышав опасения Тани, поделилась Майя. Таня пошатнулась. Перед глазами поплыли мушки, а в ушах зазвенело — явный признак повышения давления или приближающейся паники. Антон, нет, нет, нет, не-е-е-ет!!! Дверь в комнату Антона открылась, и оттуда вышел сонный и лохматый парень. Таким помятым Таня не видела Антона никогда: опухшим, с отпечатком каких-то складок на лице, с синяками и мешками под глазами. Он как будто не спал несколько суток, а потом вырубился, упав лицом на что-то горизонтальное. — Мам, я… — зевая, он вошёл на кухню и замер, увидев гостью. — Таня? — Да, я… — девочка хотела ответить что-то непринуждённое, но, как назло, ничего не лезло в голову. А говорить «я хотела, чтобы ты выразил свою ненависть лично» было как-то глупо, особенно при Майе. — Я хотела узнать, зачем ты звонил, — неуклюже выкрутилась она. Теперь неловко стало Антону, потому что его мама с огромным любопытством смотрела на эту сцену. В её голове явно роились тысячи вопросов, ей было интересно, почему девочка не брала трубку. — Да, я… — повторил он фразу девочки. — Я расскажу тебе. Допивай чай и проходи в мою комнату, а я сейчас умоюсь и тоже приду. Поговорим. Он скрылся в ванной. Майя перевела вопросительный взгляд на Таню. Девочка быстро опрокинула в себя оставшуюся половину чашки чая, поблагодарила Майю и сбежала от вопросов в комнату Антона.

***

— Привет, — смущенно снова поздоровался он, когда зашёл в свою комнату и обнаружил в ней девочку. Сейчас он выглядел, как британский лорд: чинно и благородно, даром что в пижамных штанах в полоску и футболке в звездочку. Он умылся, причесался и уложил свои вихры в аккуратную, даже немного прилизанную причёску. В воздухе чувствовалось напряжение. Таня молчала, смиренно ожидая разговора. Антон, казалось, оттягивал его всеми силами. — Извини за бардак, я сейчас застелю кровать, — пристыженно сопя, он расстелил одеяло ровно, накрыл кровать плотным синим покрывалом и сверху бросил подушки. — Поговорим? — предложила Таня, заметив, как нарочито медленно Антон заправляет постель. Казалось, если его не остановить, он начнёт вытирать пыль или пылесосить, лишь бы чем-то занять свои руки и оттянуть неприятный разговор. Антон вздохнул и молча сел напротив Тани. Стрелки тикали, секунды таяли, но никто не прервал тишину. И Таня, и Антон оба молчали и надеялись, что разговор начнёт второй. Но никто не начинал. — Как дела? — спросил Антон. Бессмысленный вопрос для восполнения пустоты. — Плохо, — честно ответила Таня. — Почему? — поднял бровь Антон. Девочка потеряла дар речи. Почему? А действительно, почему? Дай-ка подумать, Антон. Хм, может, ретроградный Меркурий, гад, опять всем поднасрал? Или пресловутый ПМС одолевает? А может, блять, не каждый день тебя в полном ахуе и оцепенении бросает человек, с которым у тебя пародия на отношения? — Ты меня ненавидишь? — Таня пошла в-банк. — Что? — выпучил глаза Антон. — Ты ведь звонил, чтобы сказать мне это? — не унималась девочка. Антон вздохнул и потёр виски. — Нет, — наконец мягко ответил он. — Я хотел извиниться, что повёл себя грубо и оставил тебя, а также хотел узнать, как ты. — Плохо, — прошептала Таня, чувствуя, как по её лицу катятся слезы. — Э-эй, — увидев слезы девочки, Антон подошёл к ней и крепко обнял. Он ласково поглаживал её по спине, успокоительно шептал свои извинения и обнимал все крепче, позволив Тане бесшумно рыдать ему в плечо. Таня плакала навзрыд. Сдерживаемые несколько дней эмоции нашли выход. Дар речи пропал. Ей бы хотелось что-то сказать, но изо рта вырывались только всхлипы и прерывистые короткие вдохи. Антон обеспокоенно смотрел на свою девочку. — По… По… Почему? — выдавить из себя полноценное слово стоило Тане огромных усилий. Антон вздохнул. — Я сорвался, — виновато объяснил он. — Я же сейчас работаю в педиатрическом отделении, где ты лежала, у Чепурченко, помнишь? — А… А… Ага, — закивала раскрасневшаяся от слез Таня. — Мне позарез нужны баллы в ординатуру. Для этого обязательно нужно работать в государственной поликлинике. Я думал, это будет проще, но там постоянно капризные дети и их родители, которые не помогают, а только мешают в попытке защитить своих детей от уколов. И все это вкупе с учёбой, подготовкой к ГОСам и аккредитации меня добивает. А когда ты тоже начала капризничать и выставлять меня за дверь из кабинета… — он вздохнул. — Я сорвался. — П… Прости, — немного удивлённо попросила прощения Таня. Она понятия не имела, через что сейчас проходил Антон. — Это ты меня прости, — повинился он. — Прощаю, — проговорила Таня. Антон её снова крепко обнял и поцеловал в макушку. Таня почувствовала что-то такое, чего не чувствовала раньше никогда. В объятиях Антона было так тепло и безопасно, как будто он укрывал её от всего мира. Когда он отстранился и сел напротив, глядя ей в глаза, Таня не удержалась, подскочила и поцеловала его в губы. Также резко она отскочила и села, отвернувшись от Антона. Было стыдно, невероятно стыдно. Она явно позволила себе лишнего. Повисшая тишина угнетала. Антон не издавал не звука. Таня на него не смотрела, но ей казалось, что он кипит от злости. Ждать реакции было невыносимо. Сделав над собой моральное усилие, она повернулась к Антону, чтобы извиниться за свое развязное поведение. Антон был в шоке. Шок читался в его раскрытых глазах и поднятых бровях. Тане стало совсем не по себе. — Изви… — начала было она, но её прервали тёплые сладковатые губы Антона, которые оказались на её собственных. Он нежно целовал её, аккуратно лаская, не позволяя себе лишнего. Его руки осторожно опустились на её спину и мягко притянули к себе поближе. Таня плавилась и растворялась в этих объятиях. Вдруг Антон резко отстранился, сел поодаль и неловко натянул футболку пониже. Срамные мысли появились в голове девочки сами по себе. Было стыдно. — Извини, — смущённо проговорил покрасневший Антон. — Я… — начала было Таня, но не нашла слов. Они молча, как два дебила, смотрели друг на друга, не решаясь сделать хоть что-то. Таня решила, что она должна помочь Антону отвлечься. В каком-то американском фильме она слышала, что, чтобы это прошло, парню надо думать о бейсболе. — Что ты думаешь о бейсболе? — на голубом глазу спросила она Антона. — Что? — округлил глаза тот. Стало неловко. Ещё более неловко, чем было до этого. Должно быть, Антон наконец просек фишку, потому что начал смеяться. Сначала это было фырканье, перемежаемое лёгким хихиканьем. Но довольно быстро это превратилось в откровенное ржание. По всей видимости, Антон тоже долго сдерживал эмоции, а прямо сейчас они нашли выход. Таня терпеливо ждала, когда он успокоится. А он все не успокаивался и не успокаивался. Кажется, он был смущен тем, что Таня догадалась, что он возбудился от поцелуя, и пытался побороть это смущение смехом. — А что такое ГОСы и аккредитация? — спросила Таня не столько из интереса, сколько с целью переключить его на что-то серьёзное и невозбуждающее. Смех тут же прекратился. Антон посерьёзнел, а лицо его приобрело серый оттенок. Было заметно, что эта тема его очень угнетает. — ГОСы — это экзамен сразу по нескольким дисциплинам. Он проходит перед комиссией, где тебя заваливают вопросами по всей медицине в целом. Я спрашивал у Серёги Матвиенко, как прошли его ГОСы, это жесть. Торакальный хирург убеждал Серёгу, что тот не знает, что такое гепатолиенальный синдром. А также ему пришлось выуживать из памяти все, что он знает про карциноид. А там ещё практическая задача, ужас. Тане это не сказало примерно ни о чём, но она терпеливо слушала, понимая, что Антон наконец-то с ней делится своей болью, а не терпит её внутри, рискуя в один момент сорваться. — А аккредитация проходит уже после получения диплома. Там на камеру нужно проводить приём пациента по всем правилам, проговаривая их вслух. Типа, знаешь, «снимаю перчатки и выбрасываю их в отходы класса Б». И там нельзя ничего напутать. Зато, если я эту первичную аккредитацию пройду, я уже смогу работать врачом. Но боже мой, как же долго и муторно к этому готовиться! Он картинно захныкал, пытаясь передать, как ему больно. — А… — после услышанного от Майи, Тане было немного неловко спрашивать. — А куда ты собираешься в ординатуру? Антон с опаской посмотрел на свою девочку, которая ятрофоб. Поговорить о медицине хотелось, очень хотелось. Но как ответить так, чтобы не напугать Таню? — Мне интересны оперирующие специальности, — осторожно, взвешивая на языке каждое слово, начал объяснять он. — Поэтому я рассматриваю общую хирургию, нейрохирургию, кардиохирургию, онкологию и… — он помялся, — акушерство и гинекологию. — Нет! — испуганно округлила глаза Таня. — Почему? — улыбнулся он. Таня не могла объяснить. С тем, что рядом с ней находится педиатр, ещё можно было смириться. В конце концов, он просто измеряет температуру и смотрит горло, это безопасно. А вот если Антон станет гинекологом… Она будет испытывать ужас при одном его виде. — Мне интересно это направление, потому что я хочу потом пойти в аспирантуру и развивать фетальную хирургию, — попытался объяснить он. — Я буду тебя бояться, — испуганно прошептала Таня. — Ну-ну, зачем меня бояться, я же совсем не страшный, — он аккуратно подсел ближе и чуть приобнял её, не выходя за рамки допустимого. — К тому же, это пока вилкой по водке писано, я ещё окончательно не определился с направлением. Не переживай раньше времени, — он улыбнулся и легонько щелкнул Таню по носу. Таня молчала, обдумывая. Он прав, переживать раньше времени нет ни малейшего смысла. К тому же, сегодня случилось кое-что, что в данный момент волновало ее гораздо больше. — Антон… — неуверенно начала она. — М? — подбодрил он ее. — А мы… Мы… Встречаемся? Ну, в смысле, в отношениях? — ей было неловко задавать этот вопрос. В конце концов, Антон ничего не предлагал и ни о чем с ней не говорил. И они обычно просто обнимались или оставляли на щеках друг друга дружеские невинные поцелуи. До сегодняшнего дня. Вопрос, казалось, застал врасплох Антона. Он на секунду задумался, и осторожно поинтересовался: — А ты сама этого хочешь? Таня, не раздумывая ни секунды, кивнула. Антон широко довольно улыбнулся, став похожим на кота. — Тогда, конечно, мы в отношениях, Стесняшкинс.