Signing on the Line

Хэллоуин удобно выпадает на день, когда ни у Эндрю, ни у Нила нет ни игры, в которую можно поиграть, ни игры, на которую можно поехать. Нил ни о чем не думал накануне, даже когда получил несколько приглашений на различные вечеринки по всему Сан-Франциско и Голливуду. Он ни о чем не думал в тот день, пока Эндрю не заговорил об этом. Нет другого дня в году, когда миллионы людей по всему миру были бы в костюмах. Или, как выразился Эндрю, замаскированный. На этот раз координаты указаны не для отеля, а скорее для очень, очень общественного места. Адреналин Нила подскакивает, как только он понимает, что Эндрю хочет встретиться с ним в ночном клубе в Нью-Йорке. Не просто какой-нибудь ночной клуб, говорит ему Эндрю, а тот, который он часто посещает. Нил чувствовал бы себя почти идиотом, если бы летел через всю страну на одну ночь, но Эндрю хочет встретиться с ним на публике, и Нил не может сказать "нет", хотя должен. Но сегодня Хэллоуин, и все наряжены так, как будто они не такие. Нил может быть кем угодно сегодня вечером. Итак, кто такой Нил, так это Мрачный Жнец. Нил будет первым, кто признает, что в нем нет творческой жилки. Все сводилось к логистике - капюшон закрывал его голову, мантия помещалась в ручной клади, а костюм не требовал многого другого. Оказавшись в Нью-Йорке, он регистрируется в своем отеле, бросает сумку на пол и надевает черную мантию поверх одежды, натягивает капюшон и называет это костюмом. Нет, не костюм - маскировка. Его впускают в клуб через черный ход без лишних вопросов, ведут через кухню и бар на танцпол, где его встречает шквал красок и огней. Даже если бы он не был в костюме, его было бы легко спрятать в толпе людей. Единственная причина, по которой он может заметить Эндрю в переполненном клубе, заключается в том, что он знает, что искать и где это найти. Эндрю сидит за стойкой в самом дальнем углу, окруженный людьми, но выглядящий очень одиноким. Его костюм состоит просто из старомодной вратарской маски, покрытой фальшивой кровью и прикрепленной к макушке головы. Нил улыбается, подходя ближе, его забавляет тот факт, что кто-то вроде Эндрю вообще носит костюм. "Очень оригинально", - говорит он, подходя к Эндрю. Вокруг Эндрю нет свободных мест, но есть достаточно места, чтобы встать рядом с ним. "Хоккейный вратарь?" "Не вратарь", - говорит Эндрю, поднимая глаза, чтобы встретиться взглядом с Нилом, неодобрительный взгляд пробегает по его лицу, как только он замечает костюм Нила. "Джейсон". Нил не понимает намека, поэтому кивает и смотрит на полупустой стакан Эндрю, окруженный обертками от шоколадных батончиков забавного размера. Нил поднимает один и машет им перед лицом Эндрю. "Ты планируешь поделиться?" "Не с тобой". Эндрю потягивает свой напиток в течение долгой секунды, затем перегибается через барную стойку, чтобы взять конфету из вазы, спрятанной вне поля зрения. Он не обращает внимания на раздраженный взгляд бармена или понимающую ухмылку Нила, когда тот ставит его на столешницу для него. Все это так очевидно; судя по тому, как Эндрю сидит там, где есть место только для того, чтобы стоять Нилу, по тому, как он избегает зрительного контакта, произнося минимум слов, создается впечатление, что он насильно пытается сделать так, чтобы это ничего не значило. Ничего или нет, но Нила не проведешь. Если бы Эндрю просто хотел, чтобы Нил был под его телом в кровати, тогда они не были бы здесь, где нет кроватей в поле зрения. Нил упомянул бы об этом факте, если бы не думал, что Эндрю развернется и оставит его здесь. Тем не менее, он уже чувствует себя в десяти футах от пола, находясь так близко к нему, а он еще даже не выпил алкоголь. Когда бармен, наконец, добирается до них, Эндрю заказывает напиток для Нила и посылает угрозу глазами, когда бармен жестом убирает конфеты. Конфеты стаються. Нил берет свой напиток. Глаза Эндрю не отрываются от стакана все время, с того момента, как бармен пододвигает его к Нилу, и до того момента, как Нил подносит его к губам. Под пристальным взглядом Эндрю, Нил случайно опрокидывает свой бокал быстрее, чем хотел. "Итак", - внезапно говорит Нил, просто чтобы что-то сказать, этот настороженный взгляд становится уже чересчур. "Что остальные члены твоей команды делают на Хэллоуин?" "Не знаю, мне все равно", - говорит Эндрю, глядя теперь в свой стакан. "Что Кевин сказал о твоем приезде сюда?" "Я ему не говорил." Это возвращает взгляд Эндрю, на этот раз затененный скорее шоком, чем намерением. "Непослушный Нил", - говорит он, почти пропевая слова. "Он может свернуть тебе шею прежде, чем Рико получит шанс. Я не могу дождаться." Нил улыбается, еще больше прислоняясь к стойке и придвигаясь на дюйм ближе к Эндрю. "Ты уверен? Не мог бы ты на этот раз обойтись без карт?" Мир останавливается в ту самую секунду, когда Нил может точно определить вспышку раздражения Эндрю - потому что за этим раздражением Нил видит принятие. "Это твоя вина", - скучно говорит Эндрю. "Твой идиотизм положит тебе конец". А затем мир начинается в ту самую секунду, когда Эндрю протягивает руку и хватает Нила за запястье, сжимая его достаточно сильно, чтобы разжечь дремлющую боль. "Ты уже должен знать, как правильно падать". Рука Эндрю расслабляется вокруг него, больше не сжимая, просто оставаясь, и температура в комнате становится невероятно высокой. Или, может быть, думает Нил, у него просто начинается лихорадка. Тогда Нил слышит многое, но истинный смысл заключается в руке, держащей его - или, на самом деле, в руке, которая не отпускает его. "Ты волновался". Эндрю усиливает хватку и говорит: "Однажды ты причинишь боль не только себе, прикидываясь тупицей". "До того дня", - говорит Нил и тянется за остатками своего напитка свободной рукой, поднимая его в приветствии. "Ты волновался". Как будто его обжигает жар кожи Нила, Эндрю отдергивает руку и игнорирует радостные возгласы Нила. "Если ты собираешься говорить только об игре, то мы могли бы с таким же успехом вернуться ко мне домой". Десять футов над землей не могут объяснить, как высоко чувствует себя Нил. Лучшим способом сказать это было бы то, что гравитации никогда не существовало. Нил слышит эти слова и чувствует, как у него скручивает живот, кровь приливает к лицу, щеки горят. Эндрю не выглядит так, как будто его собственные слова изменили его, но у Нила будут ожоги третьей степени, как только он покинет этот клуб. Эндрю хочет, чтобы Нил поговорил с ним; Эндрю хочет отвезти его домой. К координатам, которые не могут измениться. Между ними осталось всего несколько дюймов, и Нил претендует еще на два, придвигаясь ближе. Он спрашивает, медленно растягивая слова: "Тогда о чем мне следует поговорить?" Эндрю пренебрежительно машет рукой. Нил воспринимает это как приглашение начать. Разговор с Эндрю никогда не бывает о простых вещах, потому что разговор идет в обоих направлениях: один говорит, другой слушает, один говорит в ответ, другой слушает в ответ. Эндрю - исключительно слушатель, если только его не провоцируют стать оратором. Итак, Нил думает, и он говорит, и он комментирует, и он делает паузу, когда думает, что поднятые брови Эндрю могут означать, что он хочет говорить, и он продолжает, когда Эндрю этого не делает. Музыка - Нил упоминает, что он помнит песню, которая в настоящее время гремит по клубу, песню, которую его товарищи по команде играли во время летней тренировки. Эндрю прерывает Нила, чтобы сказать ему, что ему не нравится эта песня, что никому не должна нравиться эта песня, что эта песня даже не должна квалифицироваться как песня. Итак, Нил спрашивает: "Что квалифицируется как песня?" Эндрю говорит. Нил слушает. И по прошествии часа, после того как они выпили еще несколько рюмок, Нил думает, что, возможно, знает Эндрю лучше, чем кого-либо еще в мире. Эндрю слушает музыку только в том случае, если она должна звучать, а если она должна звучать, то это должно быть что-то из другого десятилетия. Эндрю смотрит фильмы только в том случае, если ему приходится смотреть фильмы, и он наслаждается ими только тогда, когда почти все в них умирают - отсюда и его костюм на Хэллоуин, который теперь понимает Нил. И самый любимый факт Нила из всех может проявиться, когда Нил пытается взять последнюю конфету из вазы под стойкой, а Эндрю снова хватает его за запястье, чтобы остановить. Очевидно, произведения Риза - его любимые. Кто знал? Теперь Нил понимает, поэтому он испускает вздох, который он не имел в виду, и протягивает конфету Эндрю. И к концу часа Нил точно знает, что гравитации не существует и что у него действительно жар. Он бы не хотел, чтобы было по-другому, не тогда, когда Эндрю продолжает смотреть на него таким взглядом, не тогда, когда Эндрю коротко вздыхает и высыпает остатки своей конфеты в ожидающую ладонь Нила. Это несправедливо, что это никуда не может привести. Нил хранит самые важные факты в мире, и у него нет другого выбора, кроме как хранить их в коробке с надписью "ничего". Никогда больше не будет такой ночи, как эта, когда они смогут надеть маску, наклониться ближе и говорить, учиться и слушать. Это ерунда, напоминает себе Нил, потому что Эндрю, похоже, недостаточно заботится о том, чтобы сделать это за него прямо сейчас. Эндрю, кажется, совсем не обеспокоен этим, встречаясь с Нилом на середине дистанции, пока не почувствуется его дыхание, пока между их телами не исчезнет разрыв, и его рука не сможет спрятаться на бедре Нила между ними. Нил ждет, что рука остановит его, рот скажет ему "нет", слова напомнят ему, что это ничего не значит, но Эндрю этого не делает. Может быть, потому, что Нил еще не сказал Эндрю, что он должен это сделать. Наверное, ему следовало бы. Быть так близко и знать так много размывает границу, слишком близко к опасности. Знание большего о том, что находится на другой стороне, только заставляет Нила хотеть этого еще больше. Не то, что Эндрю может ему дать, а просто - Эндрю. Значит, он должен что-то сказать. Нил не может допустить, чтобы это закончилось, не сейчас, не с этой рукой на его бедре, поэтому он этого не говорит. Кроме того, это может быть просто кайф ночи, адреналин от того, что тебя так хорошо видят, последствия алкоголя. Это могло просто действительно быть ничем. Затем Эндрю с нарочитой осторожностью убирает руку с Нила и быстро меняет тему, так быстро, что у Нила кружится голова. Небрежно поднося рюмку к губам, Эндрю спрашивает: "Ты быстро бегаешь, верно?" Нил на мгновение хмурится, сведя брови вместе. "Самый быстрый нападающий в NCAA . А что?” "Молодец", - беззаботно говорит Эндрю, затем опускает свой удар, прежде чем натянуть хоккейную маску на лицо и натянуть капюшон куртки на голову. "Надеюсь, ты сможешь это доказать". Нил понимает, что Эндрю смотрел в какую-то точку за плечом Нила, поэтому он оборачивается, чтобы посмотреть, и каждый орган в его теле немедленно начинает отключаться. Большая группа мужчин пробирается через танцпол к Нилу. Все они одеты в майки Нила с номером "Морские Короли" - только их майки покрыты красными вкраплениями. Не группа фанатов, а группа... полная противоположность фанатам. Группа антифанатов, которые явно обратили внимание на присутствие Нила Джостена в их клубе - в их городе - потому что они выглядят сердитыми. Нил быстро поворачивается к Эндрю с испытующим взглядом, прося помощи, но Эндрю просто сидит, постукивая пальцем по своему пустому стакану. Язык его тела говорит о том, что он, похоже, нисколько не беспокоится о том, что его поймают. Прежде чем Нил начинает бежать, он на секунду задумывается, почему Эндрю, кажется, никогда не заботится о разрыве своего контракта. Когда у Нила заканчиваются секунды, когда эти люди выкрикивают его имя, он отворачивается от бара и начинает проталкиваться сквозь толпу, желание бежать преследует его по пятам. Опьяненные массы отказываются прекращать танцевать, преграждая ему путь к выходу. Нарастающая паника Нила почти заставляет его выкарабкиваться наружу, но его потребность бежать незамеченным заставляет его молчать и раздражаться, поворачиваясь кругами в поисках ближайшего пути к отступлению. Чья-то рука опускается на его руку, твердая и сжимающая; рука Эндрю, и Нил немедленно начинает следовать за ним. Эти голоса, выкрикивающие имя Нила, становятся все более громкими и агрессивными, толкая их дальше в танцующую толпу. Пьяные спортивные фанаты уже являются кошмаром - пьяные спортивные фанаты, которые носят номер твоей майки, покрытый кровью, должно быть, еще хуже. Быть преследуемой упомянутыми фанатами, когда ты с мужчиной, с которым тебе не следует быть, - это вишенка на вершине смертельной смеси. Поэтому Нил не спорит, когда Эндрю расталкивает людей локтями с их пути и внезапно пинком открывает запасной выход. Он без колебаний выбирает этот путь к отступлению и следует за Эндрю по переулку и за угол. Эндрю прижимает Нила к стене и удерживает его там, прижав руку к груди, злобно шикнув на него: "Молчи". Они оба смотрят в сторону клуба, ожидая и прислушиваясь. Нил не смеет дышать, пока не убедится, что за ними не следят. Затем он слышит, как его снова зовут по имени, и тогда Нил делает единственное, что ему остается сделать: он начинает бежать. Как будто от этого зависит его жизнь, потому что так оно и есть. Каждый его шаг - это еще одна вещь, которую нужно беречь; его команда, его игра, его имя, Кевин, его фанаты Эндрю. Если они поймают его или если он оставит слишком много от себя, тогда он потеряет все это, и он никогда не получит их обратно. Нил бежит быстрее. И каждый шаг, который он делает, отдаляет его все дальше от опасности, от правил, от ожиданий, от всего, чем он не является, и от того, что хочет причинить ему боль за то, что он бросает вызов всему этому. Высокие городские здания расплываются вокруг него, улицы становятся черными, Нил не осмеливается оглянуться, даже чтобы посмотреть, идет ли Эндрю за ним. Все, что он делает, это кричит, тяжело дыша: "Они сумасшедшие!" Они уже давно перестали называть его по имени - и они ни разу не назвали имя Эндрю, так что они, должно быть, не знают, что это он, - но Нил все еще бежит, потому что это то, что он делает, он бежит и он бежит, и когда он бежит от угрозы, это очень похоже на бегство от часть его контракта. Он всегда замедляется только для того, чтобы убедиться, что Эндрю может не отставать. Потому что Эндрю бежит за ним. Нил не может смириться с мыслью о том, чтобы убежать от него. Нил бежит до тех пор, пока не почувствует, что ему больше не нужно бежать, но он продолжает бежать, потому что больше не чувствует в этом необходимости. Так далеко и так быстро он может делать все, что захочет. Счастье сменяется замешательством, и Нилу приходится остановиться, чтобы посмеяться. Тогда он не может перестать смеяться. Истерика, думает он, у него истерика, он никогда раньше так сильно не смеялся. Это причиняет боль его груди, сжимает желудок, отражается от каждой ближайшей стены. От чего они вообще убегали? Он не может вспомнить. Он не может думать ни о чем, кроме раздраженного дыхания Эндрю, или растрепанных волос Эндрю, или крови, размазанной по его лицу, и вратарской маски, свисающей с его шеи сзади. Нил пытается сделать вдох; он с трудом перехватывает горло и больше похож на смех, чем на сдавленный хрип. Эндрю посылает ему самый раздраженный из взглядов, хотя его послание ослабевает, когда его прерывистое дыхание перекрывает его. Запыхавшийся на улицах Нью-Йорка, вдали от их отправной точки, вдали от угрозы, Нил чувствует, что он только что убежал от чего-то большего. И они сделали это. Поэтому Нил качает головой и издает еще один дрожащий смешок - сдавленный вздох. За это он получает еще один резкий взгляд и руку, схватившую его за запястье, дергающую его прочь с обочины улицы и за другой угол. Затем его прижимают к стене, прячут в тени. Эндрю держит одну руку на груди Нила, а другой прикрывает рот, заглушая взрывы смеха Нила. Нил улыбается только сильнее, когда его губы касаются теплой ладони Эндрю. "Тихо", - тихо говорит Эндрю, напоминая Нилу, что они действительно бежали от угрозы, что поблизости все еще скрываются люди, которые могут разоблачить, что является правдой, а не ложью. Нил старается вести себя тихо. Они остаются в таком состоянии до тех пор, пока весь Нью-Йорк не погрузится в тишину, пока они не будут уверены, что остались только они и затянутое тучами небо. Эндрю медленно опускает обе руки, пока он не может использовать их, чтобы схватить Нила за бедра, прижимая его к стене. Но Нил и не мечтал о таком. Хотя юмор эффективно прочистил его легкие, Нил все еще улыбается Эндрю сверху вниз. Он может чувствовать, как быстро поднимается и опускается грудь Эндрю, прижимающаяся к его груди, может видеть слабое подобие ухмылки на его губах. "Это было весело", - шепчет Нил, хотя на этой улице только они. Он боится говорить слишком громко и разрушить эту мечту. Эндрю смерил его кислым взглядом и пихнул в бедра. "Помнишь, что я сказал о причинении боли не только себе?" Нил склоняет голову на плечо Эндрю и находит в себе силы еще раз рассмеяться. Эндрю снова впивается пальцами, сначала чувствуя это как предупреждение, затем как предложение, вопрос. Нил поднимает голову и встречается взглядом с Эндрю. Это может быть игрой тьмы, может быть воображением Нила, может быть ничем иным, но Нил нигде не может найти и следа враждебности в его карих глазах. Поэтому Нил улыбается шире, наконец-то переводя дыхание, и прижимается лбом к лбу Эндрю. Так близко, думает Нил - и это может быть еще одной уловкой темноты, его воображением, ничем иным, - но он думает, что Эндрю улыбается в ответ. Это происходит и тут же исчезает, так же быстро, как они бежали, но Нил не жалуется, когда улыбка Эндрю сменяется его поцелуем. Нил не посмеет убежать от этого.