терпила.

— твою мать, чел, какого хуя ты творишь? — завали своё ебало, пока я тебя в толчке не умыл, — курсед толкнул акумова, от чего тот больно приземлился тазом на пластмассовую крышку унитаза. быстро закрывая за ними дверь кабинки, сплитовый потушил свою сигарету, — выкидывай, — почти шёпотом приказал он. — куда? — спросил брюнет, после чего получил легкий подзатыльник. с шипением и недовольством смотрит в тёмные глаза напротив. только сейчас он смог различить тихие голоса. две младшеклассницы зашли в туалет и разговаривали о своём, стоя у раковин с зеркалами. — потише будь, еблан. блять, ну, в бачок выкинь. парень слушается и, развернувшись немного, приподнимает кафельную крышку, выбрасывая туда два бычка с характерным шипящим звуком. бля. закрыть тихо не получилось. крышка бьётся со звоном. снова ловит тот взгляд. тёмный. даже ночной. в силу своего роста, сплитовому приходилось слегка горбиться, дабы его яркую макушку, переливающуюся оттенками красных и розовых тонов одной половины и чёрным на другой, никто не заметил. он немного кряхтел, ведь в свои года (а ему недавно исполнилось аж восемнадцать) уже тяжело стоять полураком и не ловить острые боли в пояснице. акумов находил это смешным. ночь напротив снова бушует на брюнета, с ярко выраженными искрами молний. почему-то, идея пойти покурить в туалет младших классов пару минут назад не вызывала у парней каких-либо сомнений. ведь сюда редко кто ходит, а преподаватели даже и не думают о том, что кто-то может догадаться перекурить там. действительно. а курсед может. ещё как. уговаривал акумова под предлогом «да бля, не ссы. преподы чекают только туалеты старших. а сюда мог только я один прийти. я же гений». и зачем он согласился? хуй его знает. теперь они тут. сидят. кто-то стоит. в пару сантиметрах друг от друга. шкерятся от малолеток и ждут. ждут, пока уйдут и смогут спокойно сбежать отсюда. акумов уже не может сдерживать смех, когда видит, как его друг всячески пытается справиться с затёкшей спиной. крутится. вертится. пыхтит. немного выгибает спину. облокачивается руками на свои согнутые колени. серёжа прыснул со смеху. не сдержался. сквозь челку, в которой перемешались оба цвета сплита, видит тучи. тучи и только зарождающуюся грозу. кир неожиданно щипает темноволосого за ляжку и в ту же секунду закрывает рот другу, чтобы тот не пискнул. в уголках глаз скопились капельки слёз. больно. пиздец как больно. а напротив кривая улыбка, в которую так и хочется врезать. медленно руку убирает. — ах, блять. как можно математику-хуематику обсуждать так долго. я даже нихуя не понимаю-ю. а-а-а, — шёпотом ноет сплитовый, — ебаные дети. — бро, радуйся, что твои на трусах засыхают, а не вот эти щенки не утопленные рождаются. кир улыбнулся. всё тело затекло до «не могу». вытягивает руки перед собой, ставя их на бачок туалета по обе стороны головы акумова. сделал небольшой шаг назад (насколько это позволяла кабинка два на два) и выпрямил спину, потягиваясь. кряхтит, как дед. стоит так дальше. немного наклонившись вперёд. руки не убирает. взгляд цепляется за порозовевшие щёки акумы, а в глазах зелёных летний ураган. летний, потому что по ощущениям там сейчас +30, если не все +40. чужое дыхание бьёт по открытой ключице, отдавая мурашками по всему телу. акумов же проклинает сейчас всё на этом чёртовом свете, что только существует. хочет сбежать. удрать сейчас куда-нибудь подальше. это же просто нелепая ситуация, да? в душе буря. знаете, такая, что сметает всё на своем пути, выдирая деревья с корнем и снимая крыши с маленьких домиков. хотя, там и целый домик улетит. глаза метают из стороны в сторону, бесполезно пытаясь за что-то зацепиться. дыхание предательски сбивается, заставляя дважды быстро вдохнуть, затем рвано выдохнуть. а курсед ведь это замечает. замечает и виду не подаёт, лишь с издёвкой наблюдая за брюнетом. ком сглатывает. может, он уже когда-нибудь уберёт свои руки и встанет нормально? спина у него там не затекает, м? вот же тварь. смотрит и ни капельки не стыдно. улыбается так смазливо, что ещё раз врезать захотелось. который это уже раз по счёту? второй? и точно не последний. воздуха как назло мало, дышать тяжело становится. также тяжело, как и скрывать свой стояк. — слушай, ты... — не успевает договорить, как чужая рука ложится на его губы, — «шершавая», — подметил про себя акума. кир свободной рукой прикладывает указательный палец к своему рту, говоря немое «тише». — подожди меня здесь, я быстро, — донёсся писклявый голосок, после чего послышались шаги в их сторону. девчонка заходит в соседнюю кабинку. акума еле сдерживает смех в руку кира. — блять, чел, ты ржешь с того, как малолетка ссыт? — сам улыбаясь во всю рожу, шепчет кир. — бро, но это… — уже не может сдерживаться акумов, смеётся в себя, чуть не спалив их нахождение тут, — прости, я не мо... — замолкает. глаза распахнул. смотрит зелёными орбитами перед собой и понять не может, что сейчас происходит. внутри уже ураган пятой категории. там самый настоящий тропический циклон. сейчас и сердце вылетит с такой же скоростью, а за ним и душа, а за ним и всё остальное. всё, что остаётся от логического мышления. чужая шершавая рука ложится на подбородок, чуть приподнимая голову брюнета, пока кир целует того в губы. такие сухие и мёртвые. даже ответа не получает. зато кое-что другое он получает. локтём в грудь. отстраняется. — чт... зач... какого хуя ты творишь?! — чуть не срывается в голос акумов. — молчать, — тихо рычит курсед. по нему видно, он злой. редко когда можешь понять его настроение, но сейчас даже дцпшнику было бы понятно, что тот в ярости. тёплая звёздная ночь сменилась ливневой грозой. сейчас в его глазах были лишь вспышки молний. что-то внутри сжалось от такого пронзительного взгляда. стало слишком тесно (и речь не о маленькой кабинке, всё вокруг слишком больно обрушилось на серёжу), он вжался в себя как мог. — п... прости меня, просто... это было так неожиданно. я даже… — в этот раз заткнулся он сам. голос дрожал от столь близкого и режущего взгляда. холодно. буря превратилась в метель, царапая кожу ледяным снегом. курсед потирает место удара, чуть корча оскал. смотрит прямо в глаза с слегка наклонённой в бок головой. подходит. внимательно следит за переменой погоды в зелёных глазах акумы, упирается руками всё в тот же бачок, склоняясь над темноволосым. поднимает колено, ставя его на край унитаза между ног парня, который лишь бессловесно наблюдал за каждым действием сплитового. медленно он скользит коленом вверх, раздвигая ноги брюнету, на чьих щеках снова начал подниматься градус. двигается дальше. и наконец. финиш. акумов коротко набрал воздух в лёгкие и заткнул себе рот, дабы не издать лишних звуков. чёрт. он же сейчас чувствует чужое колено своим членом. это тебе не мягкая подушка, которую он сжимал между ног почти каждый день, представляя у себя в голове множество влажных сцен. это. блять. колено. причем курседа. прижимается и давит так невыносимо приятно. обвивает руками шею кира. сам не знает, что на него нашло. в глазах туман, лишь зелёная трава изредка колышется. утягивает его в поцелуй. короткий, но такой чувственный. смотрит и боится, как отреагирует ночное небо. спокойствие. чувствует, как нога дёргается. губу закусывает и смотрит глазами такими, какие курсед видел только в порно роликах. бровки домиком а зрачки направлены в камеру так и крича «трахни меня!». сухие губы касаются покусанных влажных, кир сам углубляет поцелуй, хозяйничавши сминая нижнюю губу, прикусывая. облизывает выступавшую кровь. — блять, как же ты нахуй сладко стонешь, — горячим шёпотом произнёс прямо на ухо акумову, а тот, как назло, тихо простонал куда-то в татуированную шею. но он не специально. честно. просто откуда он знал, что уши — это его одна из самых чувствительных эрогенных зон. кир же слёту всё понимает. лижется вокруг виска, переходя на хрящики уха. сначала носом поводит, потом оближет, а в кульминации укусит мочку уха и тяжело вздохнёт, заставляя тёмненького сильнее схватить толстовку крашеного и выгнуться в спине, смотря куда-то в потолок, в котором он видел лишь звёздочки. — а ты всё ёрзаешь и ёрзаешь вокруг моей ноги, как девственница в выпускной вечер, — прямо в губы говорит кир, ухмыляясь в его стиле. каждое тяжёлое дыхание в гласных ощущалось жаром на губах акумы, от чего кружило голову. хотелось уже прильнуть к ним, облизать, закусать, присвоить себе, но не даст ведь так просто, падла, — тебе так нравится, когда я так делаю? — и снова! снова эта улыбка! растянет её до ушей, глаза сощурит и смотрит пристально. боже, что же ты со мной делаешь, хитрый лис. сразу же после этих слов ногой толкается, вминая акумова в кафельный бачок до упора, чтобы у того не было пути для отступления. водит коленом, ёрзает. наслаждается видом перевозбуждённого парня под собой, что еле сдерживает свои стоны, закусывая то тыльную сторону ладони, то иногда впиваясь в шею курседа. он уже ожидал вопросов по типу «ну и какая девушка в порыве страсти тебя покусала?», но только вот тот, кто сейчас царапает его спину, хныкая от безысходности, далеко не девушка, а самый что ни на есть сергей акумов. акумов, который, как сучка, сейчас раздвигает ноги и трётся об его колено членом. вот же ж… какая же ты шлюха, акумов. сплитовый отстраняется, поправляя чёлку и вытирая капельки пота со лба. картина ему открывается просто невъебенная. темноволосый продолжает сидеть с раздвинутыми ногами, облокотившись на спинку. даже руки поднять не может. весь ватный, взъерошенный, красный, с опухшими губами, возбуждённый. кир аккуратно подходит, опуская руки на клетчатые штаны друга, ловит на себе чуть протрезвевший и заинтересованный взгляд зелёных глаз. получает короткий кивок и продолжает распускать руки. медленно касается лодыжек, едва дотрагиваясь подушечками пальцев. ведет чуть выше, подцепляя края штанин, вырисовывает небольшие круги. скользит руками уже сверху, сквозь ткань. по всей площади худых ляжек. останавливается где-то посередине и сжимает, будто его это. его ноги. его плоть и кости. акумов слегка дрожит, когда кончики пальцев случайно дотрагиваются до эрегированного члена. курсед нависает над брюнетом, чуть согнувшись в спине. смотрит только за своими руками и телом, что так многочисленно подрагивает под его действиями. серёжа залипает. сначала на ловкие длинные пальцы, укрытые татуировками, затем на лицо кира, чей взгляд был сосредоточен лишь на теле темноволосого. чужая рука скользит по голому телу. решил не церемониться и сразу стянуть с него штаны впридачу с трусами. блять. снова нашумел. девчонка с соседней кабинки давно ушла, но вот её подружка с кем-то всё ещё стояла в пару метрах от них, у раковин. он хватает сплитового за руку. напротив вопросительный взгляд и абсолютно спокойная ночь. сглатывает ком и, убедившись, что их ещё чудом никто не спалил, ослабляет хватку. это был его первый раз, так что почва для переживаний имелась. и росточек волнения уже начал прорастать. курсед аккуратно стягивает ненужную одежду, оставляет на зелёноглазом лишь его кофту. берёт за руку и прижимает к себе, запуская одну ладонь в тёмные волосы, а второй хватает за зад, сжимая. протяжный стон вырвался в поцелуй. кир дразнился. двигал бёдрами, тёрся через одежду об полуголого акуму. разворачивает его спиной к себе и нагинает раком. — что ты… кир, может… — ворочается акумов. это слишком неловкая поза! слишком! — ничего, привыкнешь, — хватает рукой за подбородок темноволосого, немного притягивая его к себе, заставляя выгнуться в спине. прижимается пахом к голому заду и делает такие извращённые движения, о которых вам лучше не знать. сует два пальца в рот брюнету. тот сначала чуть не подавился, но немного прикусил их и стал играть языком с подушечками пальцев. какой же ты извращенец. у него уже глаза на мокром месте, давится пальцами, а жопой своей так и виляет туда сюда, заводя узел внизу живота крашеного в ещё более тугой. и без того уже стоит. облизывает палец и медленно вставляет сначала одну фалангу. шипит от боли, когда акума с силой прикусывает его пальцы от еле сдержанного стона. продолжает углубляться, растягивая брюнета настолько, насколько нужно. после того, как два пальца уже спокойно входило, а внутри становилось всё влажнее, кир свободной рукой приспускает свои штаны с лентами и похуй, что те ударяются об пол. ему кажется, что они и так уже достаточно нашумели. как минимум, на одно отчисление, а так как их двое, то на два. терпеть уже не было сил. он резко толкается в акуму, входя полностью. парень под ним сразу же прогнулся в спине, закрывает рот обеими руками и всеми силами старается не издать ни звука. глаза прослезились, а в горле застревает истошный стон. курсед начал с медленных движений. вытаскивает почти весь и по основание вдалбливается обратно, заставляя темноволосого каждый раз дёргаться, как от тока, прошибающего всё тело. руки вминал в костлявые бока акумова. сил не жалел. оставлял красные царапины на белой, почти фарфоровой, коже. мял так, что на следующий день явно останутся синяки. через пару минут, когда темп становится всё быстрее, а в помещении всё жарче, сплитовый тянет на себя акумова, держа его за тонкую шею, позволяя затылком лечь себе на плечо. грубой рукой он скользит по всей оголённой области, оглаживая ключицу и останавливаясь на шее. сжимает и царапает. заставляет хрипеть под собой, закатывать глаза, открывать рот шире, когда критически не хватает воздуха. головой склоняется к подбородку. лижет скулы, временами кусается, до безумия пошло выдыхает где-то в районе уха. акуму всего высоким напряжением пробивает, когда чувствует на своём члене чужую руку. он и так готов сейчас кончить от спектра всех эмоций, испытанных за последние десять минут, так тут ещё и это! продолжает терзать свою ладонь, закусывая её ещё сильнее, когда горячая ладонь двигается в такт толчкам. второй свободной он держит за запястье кира, но совсем не сопротивляясь, просто сжимая её сильнее время от времени. то ли прося быть чуть помедленнее (кир, конечно же, не слушался), то ли от прилива оргазма. — скажи, ты ведь возбуждаешься ещё сильнее, когда знаешь, что тебя могут спалить? — горячо протягивает на ухо крашеный. всё, что смог ответить серёжа — это невнятное «угу». конечно, сам факт того, что их могли в любой момент поймать за такими грязными делами, (так ещё и не кое-где, а в школе!) будоражил голову. и всё-таки не сдержался. короткий стон вырывается из груди темноволосого, когда всё тело сводит, ноги немеют, а чужая рука наполняется теплой жидкостью. он рвано дышит, замечая голоса вдали. — ты что-нибудь слышала? — интересуется у своей подруги одна из девчонок. — нет, а что? — погоди. эй, тут кто-нибудь есть? я килька? — спрашивает, отвлекаясь от зеркала и подходя к кабинкам. рассматривает белые пластмассовые дверки. акумов воздух задерживает. слышит, как через слой ваты, над ухом «если пикнешь…» и не договаривает. сразу хватает его за обе руки, сжимая своими длинными пальцами обе белёсые кисти за спиной брюнета. второй рукой давит на спину, заставляя нагнуться, да так сильно, что акума впечатывается в кафельный бачок, шипя про себя и обещая запиздить этого зазнавшегося цветастого уебка. кир ускоряется. толкается во все чувствительные точки. закусывает нижнюю губу и задаёт темп еще быстрее. акуме хочется кричать. кричать во весь голос, стонать, хрипеть. возможности нет. понимает, что один малейший писк — и им конец. голова уже кружится от недостатка кислорода. сжимает с силой челюсти, до появления желваков. щекой больно прикладывается к кафелю, всё сильнее упираясь в него. звёздочки перед глазами, а на них влага. чувствует на своих лопатках поцелуй сквозь кофту и стая мурашек тут же пробегает по всей спине. блять! масла в огонь подливает, сволочь! он тут и так еле держится. рот то закрыть нечем, остаётся лишь губы терзать, но так себе помогает, знаете ли. запускают руки в волосы, сжимают, тянут слегка на себя, заставляя голову к верху закинуть. акума глаза закрывает. всё равно уже ничего различить не может, лишь туман сплошной. зато на себе прекрасно ощущает жадный взгляд и любимую кривую улыбку. третий раз он ему врежет за то, что специально делает всё, чтобы тот простонал. курсед с немым стоном кончает. колени чуть сгибает и утыкается лбом в спину акумова, отпуская наконец его руки и распуская волосы. — ладно, пойдём отсюда. мне кажется, нас кто-то подслушивает, — говорит маленькая и быстро подбегает к подруге. — ты че, совсем? — слышится голос второй и обе уходят, скрываясь за дверью туалета. серёжа наконец может выдохнуть. приходит в себя и выпрямляется, кряхтя. поправляет взмокшую челку и подбирает недостающие вещи. кир лишь стоит и лыбится, говоря что-то про «ты молодец. хорошо держался», явно дразня парня. — курседов, я тебя щас уебу. — а ты всегда такой злой после секса? — фирменно лыбится он.