Способы жить

Следующие три месяца напоминали лихорадку. Ино продолжала вкладываться в работу, бывать в оранжерее (и успевала даже немного помогать местным ирьенинам выращивать лечебные травы), а по вечерам иногда — тренироваться. Только теперь почти в каждом ее дне был еще и Гаара. Порой они не успевали даже поговорить, но тогда он все равно приходил к ней ночью, когда она уже засыпала от усталости, и легко целовал. А в другие дни у них было больше времени. Ино рассказала ему о том, как росла, какой была до войны, и какой стала, когда та закончилась. Как на ее руках умер Асума-сенсей, и как горько было от того, что не смогла похоронить отца — их штаб был уничтожен подчистую, — поэтому приходить оставалось к пустой могиле. Рассказала о детском соперничестве с Сакурой, о том, что обучалась медицинским ирьениндзюцу и уступала ей в этом, а после победы Альянса шиноби долгими неделями допрашивала Саске, Орочимару и всю его шайку. И, конечно, Ино рассказала правду о том, почему на свадьбе Темари и Шикамару напилась до беспамятства, а потом ответила на знаки внимания от Сая. Гаара тоже рассказывал ей многое, не утаивая. Он смотрел ей в глаза, ожидая, наверное, что вот-вот она встанет и уйдет, скажет, что он монстр, и принять его прошлое невозможно, но Ино успокаивающе брала его за руку. Она принимала в нем все, и это было удивительно легко. Не сговариваясь, они держали свои отношения в тайне. Не прятались в страхе, но оставляли их только для себя: за закрытыми дверями ее квартиры или, что реже, его комнаты, в дальнем углу оранжереи, на высокой скале, откуда открывался вид на всю Суну и великолепный рассвет. Но наверняка взаимные взгляды, крошечные неконтролируемые движения навстречу друг другу и заминки перед тем, как добавлять теперь к именам «сан», их перед остальными выдавали. Особенно перед теми, кто Гаару знал лучше других: Канкуро и Мацури. В октябре Ино собирала в оранжерее урожай валерианы. Она находилась там абсолютно одна, и, вдыхая успокаивающий запах трав, улыбалась сама себе. — Вовсе необязательно подкрадываться ко мне со спины, Канкуро-сан. Если вы не забыли, я сенсор. Она отряхнула перчатки и передник от земли и развернулась к нему, приветливо кивнув. От него не исходило никакой угрозы, но он выглядел озадаченным, даже растерянным. — Я и не думал к вам подкрадываться, Ино-сан, — с достоинством ответил Канкуро, тоже слегка поклонившись. — Вы всегда заняты работой — вас можно найти или в госпитале, или здесь, или на тренировочном полигоне. Редкий шиноби после войны так много работает. Ино приподняла брови, продолжая улыбаться. — Мне очень приятно, но к чему эта похвала? — Это не похвала, — ответил он. — Я просто констатирую факт. Вот что ей, помимо прочего, нравилось в жителях Суны. — И все же — вы пришли явно не для того, чтобы поговорить со мной о моей работоспособности. — Вы, как всегда, проницательны, — усмехнулся Канкуро. Но продолжать он не спешил. Ино сняла перчатки и, сложив руки на груди, открыто посмотрела ему в глаза. Она догадывалась, о чем пойдет речь. — Я, может, и не умею читать чужие мысли, но я не слепой, Ино-сан, — сделав глубокий вдох, наконец сказал Канкуро. Она кивнула, решив не говорить о том, что технику клана Яманака сложно назвать «чтением мыслей». — Я впервые вижу Гаару таким, — продолжил он, и Ино почувствовала, как тяжело ему даются слова. — Когда на него повлиял Наруто… мне казалось, более разительных перемен теперь быть не может. Но он все равно оставался замкнутым, даже находясь среди других и делая все на благо деревни. Конечно, Гаара стал больше делиться своими мыслями со мной и Темари, но… он все же был сам по себе и никого по-настоящему не впускал в свое сердце. Вы первая, Ино-сан, и, мне кажется, вы не вполне понимаете, что это значит. Она еще как понимала. — Вы беспокоитесь за него, — сказала Ино утвердительно. Канкуро кивнул. — Он мой брат, и я не хочу, чтобы ему было больно. К тому же, от него зависит вся деревня. Чем стабильнее его состояние… — Вы полагаете, что я могу сделать ему больно? Канкуро серьезно, пристально на нее посмотрел. — Старейшины давно уговаривают его жениться, но он пропускает все их советы мимо ушей. А вас… вас он мог бы взять в жены. Если бы вы были из Суны или, как Темари, могли покинуть родную деревню. Вы, Ино-сан, насколько я знаю — глава клана Яманака. И дураку ясно, что из Конохи вы не уедете. Гаара и вы не сможете быть вместе, и это разобьет ему сердце. Разве только ему? — Вы же понимаете, Канкуро-сан, почему Гаара не позволяет никому диктовать, что ему делать с собственной личной жизнью? — Дождавшись вопросительного взгляда, Ино продолжила: — Я в этом такая же. При всем уважении к вам — искреннем! — мои отношения касаются только меня. Я понимаю, что вы беспокоитесь за брата и Суну. Но ваш брат уже взрослый и сам может разобраться, что ему нужно. И он достаточно… силен, чтобы сердечные радости и раны не повлияли на то, как он руководит деревней. Сказать Канкуро больше было нечего. Он только покачал головой, но не стал спорить. Уже привык к упрямству Гаары. — Вы друг друга стоите, — бросил Канкуро напоследок. — И все же подумайте над тем, что я сказал. Но Ино и так думала об этом постоянно. В голове словно был включен таймер, и с каждым днем оставалось все меньше времени. Они не обсуждали с Гаарой будущее, то, что ей предстоит уехать. Ино чувствовала, что ему хотелось бы об этом поговорить, но он не смел давить на нее. Было более чем понятно, что с поста казекаге, будучи выбранным старейшинами и народом, он уйти не может. Она руководила меньшим количеством людей, но на ней тоже была большая ответственность. Даже из Суны она помогала вести дела клана и договариваться с посредниками магазинчика. Радовало, правда, что и без ее непосредственного присутствия все шло неплохо. Да — времени было мало (хотя в начале миссии казалось, что несколько месяцев в Суне обернутся вечностью), поэтому Ино хотела получить в оставшееся все, что могла. — Ты знаешь, что на языке цветов означает твой подарок? — спросила она как-то у Гаары. Наверное, спустя пару недель с того момента, как они впервые поцеловались. Он спрыгнул с подоконника, на котором продолжал цвести кактус, закрыл окно и задернул шторы. — На языке цветов? Гаара многого не знал. Вещей, которые раньше Ино казались абсолютно естественными: о мире, об отношениях между людьми. Можно было бы сказать, что в этом он походил на Сая, но в его случае многое оказалось фундаментально иным. Сай как будто изучал людей, пытался написать к ним инструкцию, а в Гааре была понятная Ино искренность, неподдельные эмоции, которые — она теперь видела — плещутся на дне его глаз. Достаточно было объяснить, направить, обнажить чувства — и Гаара отзывался, проявлял в ответ собственные. — Принято считать, что у каждого цветка, который дарят, есть значение. Это как способ рассказать о своих намерениях без слов. — Я об этом не знал, — честно ответил Гаара. — Одно из значений цветущего кактуса — страсть. Он не смутился. — Что ж, — сказал Гаара, не отводя взгляда, — вполне подходит. Ино подошла ближе. — Вполне? За год отношений с Саем между ним и Ино были не только поцелуи. Она знала, что нужно делать, и знала, что впервые в жизни ей действительно, до дрожи хочется такой близости. Не из обыкновенного любопытства, не просто так, а именно с Гаарой — потому что при виде его, даже в моменты, когда усталость мешала нормально двигаться, в низу живота горячело. Она втянула его в глубокий поцелуй, который продолжался до сбившегося дыхания. Для человека, не привыкшего прикасаться к другим даже в бою, Гаара быстро преодолел смущение. Он не позволял себе переходить границы, но уверенно обнимал ее за талию, обхватывал ладонью лицо и гладил большим пальцем нижнюю губу, рассматривая, запоминая; впитывал каждую эмоцию, которая отражалась в ее глазах. Каждый ее вздох. Ино знала, что следующий шаг будет за ней, и в тот день сделала его: стала медленно расстегивать пуговицы темно-красного плаща. У этого действия не было двух значений — она прямо предлагала вместе зайти дальше. Ино подождала, пока Гаара разуется, снимет через голову футболку, кинет ее на стул, стоящий у письменного стола, и останется в одних брюках. Он был ненамного выше, но крепок и хорошо сложен. Гаара тоже продолжал тренироваться даже в мирное время — как бы то ни было, они оставались шиноби, и необходимость сражаться еще совсем недавно пронизывала почти каждый день. Ей же раздеваться почти не требовалась — она была в безразмерной домашней футболке и нижнем белье. Все же слегка нервничая, Ино взяла Гаару за руку и повела к кровати. Он, как и всегда, выглядел предельно собранным, внимательным, настороженным. И — это было видно хотя бы по взгляду — хотел ее. Ино села рядом с ним на край кровати и потянулась, чтобы снова поцеловать, но он не дал ей углубить поцелуй и, оторвавшись, сказал: — Ино… Гааре было физически сложно это произнести, но она все поняла без слов. — Я тебя тоже. В его глазах от простого, обрывистого признания зажглось такое, что стало сложно дышать. Зрачки у Гаары расползлись почти во всю радужку, и от глубины момента Ино проняла дрожь. Она поняла: такие вещи запечатлеваются на всю жизнь и вспоминаются за мгновение перед смертью. В ту ночь Ино впервые занималась любовью. С Саем у нее была физическая близость без духовной; с Шикамару — только дружба и нечто безответное, но теперь, на контрасте чувств, Ино осознала — любви к нему у нее точно не было. С Гаарой все ощущалось совершенно по-другому. До дрожи в коленках, до шума в ушах, до неслушающихся пальцев. Она вкладывала в каждое прикосновение все свое сердце, все отчаяние от того, что скоро им придется расстаться. А он смотрел на нее, не отрывая взгляда, изучал ее тело глазами, руками, выжигал в памяти. Когда прическа Ино растрепалась, Гаара вынул из высокого хвоста заколку, бросил куда-то рядом с кроватью и запустил в ее волосы пальцы, то пропуская между ними пряди до самых кончиков, то останавливаясь на середине и медленно наматывая локоны на кулак. — Похожи на расплавленное золото, — шептал он завороженно, и Ино таяла, таяла, таяла — настолько его восхищение отличалось от каждого случая, когда кто-нибудь восхищался ее красотой. — Никогда бы не подумала, что ты романтик, — все же хмыкнула она, но голос ее дрожал. — Я и сам этого не знал. Ино сидела на коленях Гаары лицом к нему, ощущая его возбуждение. Он поцеловал ее в шею, в ямочку между ключицами, мазнул там языком, и она уже была готова захныкать — давай уже, хватит… прелюдий. Смущение и неловкость, которые были в начале, вернулись на мгновение, когда они остались абсолютно обнаженными, но так же быстро исчезли — между ними, казалось, плавится даже воздух. Ино не сдержала стона, когда он оказался внутри, и, распахнув глаза, увидела, что его потемневший взгляд стал совсем черным, безумным от эмоций и желания, слился с навсегда залегшими вокруг глаз тенями — печатью бессонных ночей. Растрепанные красные волосы, пылающий на лбу кандзи «любовь» в этот момент действительно делали его похожим на демона, и это не вызывало страха — совсем наоборот. В первый раз все произошло быстро, но Ино и сама долго не продержалась бы — она видела только искры перед глазами, ощущала, как внутри разливается тепло. Она никогда ни с кем не была так близка. Каждый раз, когда выдавалось время, они целовались, и занимались любовью, и разговаривали, пока Гаара лежал головой у нее на коленях. Было сложно отпустить друг друга, и нередко они засыпали вместе. Утром Гаара бесшумно уходил в резиденцию, а Ино, расчесывая волосы и вспоминая, как он пропускал их сквозь пальцы, собиралась в госпиталь. Даже коллеги увидели перемены. — Вы выглядите такой счастливой, Ино-сан, — шепнула ей как-то Каори. Наверное, Ино просто не заметила, как улыбается, готовя отчеты. — Конечно, Каори-сан! Поглядите: у нас просто отличные успехи. И вы оказались прекрасным руководителем… — Я не только про это, — покачала головой Каори. — Вы вся светитесь. Помню, какой вы приехали к нам… Я так рада, Ино-сан. Ино в замешательстве на нее посмотрела. — Я вовсе не хочу сказать, что вы выглядели плохо! — замахала руками Каори. — Просто взгляд был очень уставший, как будто пустой, понимаете? А сейчас у вас глаза сияют. Она, с присущей ей тактичностью, не расспрашивала Ино о причинах подробнее, но с того дня стало ясно: даже первоклассному шиноби, привыкшему работать с сознанием и эмоциями, сложно скрыть чувства такой силы. — Меня беспокоит отношение Мацури, — поделилась Ино с Гаарой, когда они проводили вместе один из вечеров. — Я не хочу, чтобы она видела во мне соперницу. Ты же должен понимать, что она к тебе чувствует. И ее взгляды каждый раз, когда я прихожу тебе отчитываться… Мне не хочется этой тлеющей вражды. Мы все работаем ради общей цели, и личное тут ни к чему. — Я поговорю с ней, — кивнул Гаара. — На самом деле, и так собирался. Я знаю, что она пыталась набиться мне в невесты — даже со старейшинами говорила. А старейшины потом — со мной. Ничего разительно нового Ино не узнала, но все равно замерла. — И что ты ей скажешь? — Дело ведь не в тебе. Даже если бы тебя не было, я бы все равно не смог быть с Мацури — у меня к ней чувства как к младшей сестре. Я постараюсь объяснить это, не задев ее достоинства. Если она не сможет справиться и ей будет сложно продолжать работать со мной каждый день, предложу другую работу, где она не потеряет ни в зарплате, ни в значимости. Гаара действительно поговорил с Мацури — он вообще всегда выполнял свои обещания, даже мелкие, — и она, хоть продолжала иногда недовольно глядеть на Ино, на самом деле успокоилась. Не сразу, но смягчилась. Даже осталась работать секретарем. Подумав, Ино поняла, что не держит на нее зла — она и сама знала, что значит постоянно видеть человека, который предпочел другую. Миссия Ино подходила к концу, и вместе с этим длиннее становились их с Гаарой ночи, тени под глазами — ярче, а к ощущению счастья все чаще начинала примешиваться боль от предстоящего расставания. В последнее воскресенье, накануне заключительного отчета, Гаара позвал Ино на полюбившуюся им скалу. Стоял теплый безветренный вечер. Лучи закатного солнца освещали деревню и пустыню вокруг, падали на его красивое лицо. Теперь, хорошо изучив Гаару, Ино могла увидеть, сколько за видимым спокойствием и сосредоточенностью кроется отчаяния. — Ты завтра уедешь, — начал он негромко, — и я хотел бы с тобой поговорить. У Ино заныло сердце. Они стояли друг напротив друга и, казалось, остались одни во вселенной. Досюда не долетали даже звуки деревни. — Низко с моей стороны было бы ставить тебя перед выбором, который ты не можешь сделать. Я знаю, какая на твоих плечах ответственность, и что после смерти Иноичи-сана ты встала во главе клана. Я никогда не стал бы просить тебя отказаться от этого. Но если вдруг… если вдруг когда-нибудь ситуация изменится, я хочу, чтобы ты знала, просто не могу не сказать тебе этого: я вижу тебя своей женой. Ино судорожно выдохнула. До этого она не знала даже, что есть слова, способные вызвать одновременно столько радости и боли. — Старейшины… — Мне плевать на старейшин. Они раздают советы по управлению деревней — это я ценю, но остальное буду решать за себя сам. Поэтому… буду надеяться на то, что когда-нибудь ты сможешь принять мое предложение. Срок его годности — вечность. Не плакать, не плакать, не плакать! — Я уеду, пройдет время, и рано или поздно ты можешь кого-нибудь встретить. Не нужно связывать себя таким обещанием. Гаара едва улыбнулся и покачал головой. — Я хорошо себя знаю. То, что у меня к тебе — никогда не пройдет. Другой не будет. Если я себя этим обещанием и связываю, то только потому, что сам этого хочу. Он взял ее за руку и слегка сжал пальцы. — Ничего не отвечай. Тебя мое предложение ни к чему не обязывает. Поэтому Гаара для того, чтобы свои слова подкрепить, не стал даже ничего дарить — и Ино была ему за это благодарна. — Ты знаешь, что я бы хотела… Он кивнул — договаривать не пришлось. Последнюю ночь они провели вместе, а утром Ино, неспособная отделаться от чувства, что все это просто сон, собиралась. Билет на поезд, чемодан вместо рюкзака (вещей прибавилось), бумаги — отчет, кактус в горшке. Его она, не думая, решила забрать с собой. Оглядывая напоследок квартиру, которая последние месяцы служила ей домом, слышала и видела самое сокровенное, Ино поняла, что ищет любую причину, чтобы не уезжать. Она могла бы попробовать затянуть миссию, но это было бы просто малодушной попыткой надышаться перед смертью. Ей хотелось остаться насовсем, быть вместе с Гаарой, продолжать работать в госпитале, возиться в оранжерее… Но как это было возможно? Сначала Ино, помимо прочего, боялась повторить судьбу Темари: оказаться в чужой деревне навсегда и так там и не прижиться. Говорила себе, что впечатления от Суны — эффект от нового места, а вот постоянная, рутинная жизнь там будет отличаться. Но ей было по-настоящему комфортно даже на рынке в знойный полдень, через пару недель после начала миссии — даже новенькой среди коллег, которые знали друг друга годами, даже в оранжерее, где нужно было экономить каждую щепоть земли. Она вспоминала о Конохе, но не скучала по ней. Конечно, рано или поздно ей захотелось бы повидаться и с мамой, и с Сакурой, и с Шикамару (теперь при мысли о нем сердце билось спокойно), но в этом не было желания вернуться насовсем. Попрощаться с ней, несмотря на разгар рабочего дня, пришло с десяток человек — в основном, из госпиталя. — Мы будем скуча-ать, Ино-сан! — всхлипнула Каори. — Вы столько для нас сделали… — Сначала думали — приехала выскочка из Конохи, а оказалось, что вы очень даже ничего! Это Ичиро. Он всегда старался разбавить серьезные моменты шутками, и Ино нашла в себе силы рассмеяться. Но вот на что не могла найти сил: не искать глазами Гаару. В последний раз они виделись в резиденции, когда Ино утром пришла с итоговым отчетом. Он попрощался с ней тепло, но формально — они были при внимательно глядящих на них Канкуро и Мацури: пожал руку, похвалил за великолепную работу, выразил надежду на укрепление связей между деревнями и дальнейшее сотрудничество. Сказал все, что должен был бы сказать казекаге, а Ино ответила все, что должен был бы ответить шиноби дружественной Конохи. Но их глаза говорили о другом. В них различался болезненный блеск: они оба едва успели поспать. Не нужно было надеяться на то, что Гаара придет на вокзал. Это было бы странно, ведь здесь столько людей… Ино уже оставила вещи в купе, и теперь обнималась со всеми, кто пришел ее проводить. Заверяла, что они могут смело писать ей; что обязательно, когда выдастся отпуск, приедет в гости (и не верила в это), звала к себе. Выслушав последнее напутствие и отшагнув, чтобы развернуться и забраться в поезд, она ощутила, как вокруг поднимается песчаный вихрь, окутывая с головой, закрывая от всего мира. Гаара оставил на ее губах легкий поцелуй, ничего не говоря, не заботясь о том, что могут подумать другие, увидев его технику — и в этом был весь он. Ино казалось, что она не просто покидает человека, которого любит, но и место, где действительно должна находиться. Поезд тронулся, оставляя за собой станцию, золотые пески Суны, дорогих сердцу людей, и Ино наконец дала волю слезам. Горячие, горькие, они текли по щекам и шее, и она рыдала беззвучно, пряча лицо в ладонях, содрогаясь всем телом. Я сделала правильный выбор, повторяла она себе, у меня не было другого варианта, я сделала правильный выбор. Оставалось только в это поверить.