«... грусть тебе не идет.»

Сегодня в их комнате было, на удивление, тихо. Это было даже немного странно. Конечно, же Уэнсдей не против наконец-то окунуться головой в такую приятную и жуткую тишину, от которой по телу бегут мурашки. Прекрасное начало дня. Лучше бы он закончился также хорошо, как и сейчас. Вот только отсутствие чего-то важного не даёт Уэнсдей полностью расслабиться. Проходит десять минут. Казалось бы, ничего особенного: мёртвую тишину прерывают только постукивание пальцев по печатной машинке, но чего-то и правда не достаёт. Как будто последний и самый главный пазл украли и спрятали, чтобы художник не закончил свою картину до конца. Такое чувство и просыпается в каком-то уголке души Аддамс. Раньше левая сторона светилась ярче звёзд на ночном небе. Сейчас же там сплошной мрак. И это не из-за того, что владелец той стороны комнаты был совершенно в другом месте, вместе со своими вещами и мягкими игрушками. Наверное, у Энид был плохой день, — думала Уэнсдей, и уже через несколько минут считала, что это на самом деле так и есть. Проходит час. Тишина уже начинает надоедать, звуки от печатной машинки тоже. И зачем она вообще решила начать писать роман в такое раннее время. Обычно жуткие мысли о его продолжении приходили поздно ночью, когда луна уже осветила пол мира. Хотелось бы отбросить его и заняться более полезным делом в это время: сходить в мрачные места, или же побеседовать с Юджином, который явно уже обезумел от компании пчёл. Что-то заставило ее повернуться лицом к другой стороне комнаты, которую она иногда называет «страной сладкой ваты». Это название, крутившееся на кончике ее языка временами заставляло чувствовать прилив тошноты. — Энид? — Уэнсдей не знает, почему имя оборотня вырывается с ее уст, когда она поворачивается к более светлой стороне этой комнаты. Девушка, которую она недавно позвала, лежит на своей кровати лицом в подушку, и молчит. Вот почему Аддамс показалась эта тишина слишком странной. Тот человек, которого она считала слишком болтливым и энергичным, сейчас выглядел как овощ. В прямом смысле этого слова. — Щенок? Прозвище, к которому она иногда приходит, чтобы как-то обратить внимание оборотня на себе. Во всех случаях оно срабатывает, заставляя иной раз появившиеся волчьи ушки на макушке Синклер дёргаться. Это, кажется, сейчас срабатывает также, но вот только пушистых ушек на голове блондинки не было. Девушка поворачивает свою голову на зов, а уже через несколько секунд на Уэнсдей смотрит пара голубых глаз. Она бы сочла их за океан, потому что в них не будет сложно утонуть. Слишком выразительные и яркие огоньки в них играют в свои игры. Но только не сейчас… Сейчас все по-другому. Она не видит прошлый блеск, который все время заставлял закатывать глаза. На данный момент этого нет. — Дорогая, что случилось? — Уэнсдей никогда не заставляла свой голос становиться нежным и сладким настолько, чтобы успокоить даже плачущего ребёнка. В случае Энид было по-другому. Видеть такую грустную мордашку её волчонка слишком невыносимо, похоже на пытку. И даже если бы Аддамс не была против пыток, на этот раз она против всего, что касается оборотня. Энид внимательно наблюдает из подушки на темноволосую девушку, которая оставляет свою печатную машину и обходит свою кровать, чтобы сесть на нее. Её взгляд сужается, когда та похлопывает по своим коленям, как будто бы призывая оборотня подойти к ней. И она действительно призывает ее: — Иди ко мне, волчонок. Ноги не слушаются Синклер, в принципе, как и все тело. Она не замечает, как встает в полный рост и идёт прямо к миниатюрной девушке. Чувство совладения появляется только тогда, когда она уже стоит рядом с Уэнсдей, присаживается на ее колени, и обвивает ногами талию темноволосой, а руками ее плечи. Нос упирается в плечо, вдыхая уже полюбившийся аромат чего-то резкого и глубокого. Именно так пахла Уэнсдей Аддамс. — Ну-ну, что такое, волчонок? — Уэнсдей зарывается рукой в лохматые волосы девушки и трепет их. Она слышит скулёж, и уже не может представить, что перед ней сейчас оборотень, больше похоже на маленького щенка, который заблудился в огромном мире. — Хочешь поговорить об этом? Медленное покачивание головы из стороны в сторону, которое ощущается на ее плече, и тогда Уэнсдей понимает, что девушка не хочет говорить. Она выбрала сторону тишины… Вместо этого, чтобы настаивать Энид рассказать о всех проблемах, Аддамс проводит своими холодными руками вдоль не очень длинных волос оборотня. Если раньше Синклер защищала ее от всего, что могло сделать только хуже, то сейчас Уэнсдей подумала, что на этот момент защищать должна именно она. Никто не должен видеть ее волчонка таким грустным, когда все знают Энид, как самую яркую девушку в этой академии. — Как бы мне ни нравилось наблюдать за страданиями людей, не думаю, что грусть тебе идет, Синклер, — мычит Уэнсдей прямо в мягкие волосы блондинки, заставляя последнюю что-то проворчать в ответ. — Как заставить тебя снова улыбнуться? Энид хмыкнула. Она немного зашевелилась, чтобы оторвать свое лицо от ткани на плече более низкой девушки. Теперь оборотень смотрел на темноволосую сверху вниз. В глазах Синклер читался игривый интерес к такому неожиданному вопросу. — Говори, пока я не передумала, — проворчала Уэнсдей, закатив глаза. — Поцелуй меня, — шёпот, который далеко не часто можно было услышать со стороны блондинки, сначала удивляет Аддамс, но потом она быстро привыкает к этому. Энид, не дожидаясь ответа через минуту, надувает губу. — Пожалуйста? — Ладно, ладно, — Уэнсдей снова закатывает глаза, и путает свою руку в волосах на затылке оборотня, чтобы немного наклонить к себе. — Давай, иди сюда, волчонок. Из горла Энид вырывается довольный рык, когда их губы соединяются в единое целое. Сначала поцелуй был неловкий, немного медленный и неуверенный. Они не первый раз занимаются этим, но каждый раз, когда губы каждой касаются друг друга, создаётся впечатление, что делают они это впервые. Уэнсдей мычит в губы оборотня, когда чувствует на своей нижней губе вкус металла. Отстранившись, она хмурым взглядом смотрит на обладателя голубых глаз. В уголке губ Энид капля крови, точно не её. Аддамс фыркает. Уже слишком быстро настроение её волчонка поменялось. — Ну что, довольна? — Девушка изгибает левую бровь, наблюдая, как на лице блондинки расцветает улыбка, по которой Уэнсдей уже соскучилась. Но только мысленно. На самом деле она бы легла под поезд, чем сказала это вслух. — Плохой волчонок, нельзя просто так кусать меня. — Изви-и-ини, — Энид тянет слова, а потом снова эта мордашка, от которой Аддамс не может контролировать себя и свои желания. Когда Синклер смотрит на нее такой милой мордочкой щенка, Уэнсдей хочется лечь в могилу и закрыть глаза. Но она не может. — Ты просто вкусная. Не могу ничего с собой поделать. — Говорить это будешь медсестре, когда эта ручка на столе будет торчать в твоей сонной артерии, — грозит Уэнсдей. Но это никак не высказывается на лице оборотня, потому что, как и она сама знает, что это все ложь. — Тебе стало лучше? — Ну может если мне достанется ещё один поцелуй, то, — не успевает Энид договорить, как на ее губы ложится ладонь. Хмурое лицо – вот, что она видит, когда поднимает глаза с руки на темноволосую. Мычит, хотя на самом деле это какие-то слова, которые Уэнсдей не сможет разобрать только из-за препятствия. — Остальное потом, — говорит Аддамс. — Мы опоздаем на занятие, если сейчас не начнём собираться. Я вижу тебе стало лучше. — Ммм, — в очередной раз мычит оборотень и щурит свои глаза. — Не смотри на меня так, — Уэнсдей закатывает глаза(уже сотый раз за сегодня) и поднимает свою свободную руку, чтобы потрепать девушку по волосам. — Вечером получишь ещё. Глаза Энид сверкают от услышанного, и в этот же момент на ее макушке появляются пушистые ушки, а сзади начинает вилять хвост. Слегла неожиданное перевоплощение в подобие собаки. Уэнсдей опускает руку с губ девушки и ведёт её под подбородок, чтобы почесать там своими ногтями теплую кожу. — Хороший волчонок, — хвалит, получая в ответ довольное мычание. — А теперь давай собираться. Энид, как верный оборотень, встаёт на пол и бежит к своей стороне, к стулу, где лежала ее сумка. Уэнсдей усмехается такому покорному исполнению ее просьбы, и сама начинает собирать нужные материалы. Когда они полностью собрались, напоследок обнимаются, прежде чем выйти за пределы их комнаты, и как всегда стать двумя противоположностями.