Покажи мне любовь

Ноэль стоит, замерев с приоткрытым ртом, удивлённым и совсем немного опьянённым взглядом таращась на Хёнджина. Наблюдает, как тот без спроса выключает её телефон и кладёт в карман собственных брюк. Девушка хочет возразить, но решает не спорить — в конце концов, позвонить ей может только брат, с которым сейчас совершенно точно говорить не хочется, или Тэмин, который, наверное, уже строит сотню догадок о том, кто такой этот мистер «никогда не оставлю её одну» и присваивает Ноэль с десяток неблагопристойных званий по типу «шлюха», «стерва» и «подстилка», если не хуже. — Хочешь домой? — нарушает тишину Хван с чересчур читаемой заботой в голосе, которая оседает мелкой пылью на плечи стоящей у выхода из кухни парочки. Ноэль кажется, что Хёнджина передёрнуло в ту же секунду, как последний слог слетел с мужских губ, сомкнувшихся в тонкую, напряжённую полоску. Она не издаёт ни звука, не в силах подавить острую жалость к себе, крошащую сердце на миллиард осколков. Лишь вздрагивает, опуская и без того поникшую голову ещё ниже. — Тебе холодно? Почему ты молчишь? — новые нотки беспокойства режут молчание, застрявшее комом в горле девушки. Она приоткрывает рот, но все слова упираются в ноющую боль в лёгких, мешающую сделать хотя бы наполовину полный вдох. Сердце стучит в висках, не позволяя сосредоточиться. Взгляд девушки безвольно бегает по лицу Хвана в поисках ответа, который мог бы удовлетворить обоих, но… — Что… Что ты делаешь? Ноэль вдавливает Хёнджина в дверь кухни, хрупким телом прижимаясь к опешившему парню. Она не плачет — лишь безвольно всхлипывает, признаваясь самой себе, что попытки быть сильной в разговоре с Тэмином — ни что иное, как гнусная ложь самой себе. И всё, чего ей сейчас хочется — это спрятаться, исчезнуть, пропасть навсегда и больше не чувствовать себя настолько ничтожной. Она слабая. Не знает, как за себя постоять. Не умеет не прощать людей, десятки раз разбивших сердце, открытое ей же нараспашку сквозь надломленные кости грудной клетки. Не может забыть те счастливые моменты, когда-то связывающие её с человеком, так варварски смешивавшим её чувства с грязью и дерьмом под собственными ногами. Не сжигает мосты, когда это необходимо, а ищет сотни оправданий, но не себе и своей злости, а человеческому безразличию, оружейным дулом направленным ей прямо в грудь. Хёнджин старается не дышать, чтобы нечаянно не впустить в лёгкие слабый, но всё ещё чертовски пьянящий аромат сладковатого апельсина. Пытается не смотреть ей в глаза, избегая холодного взгляда из самого синего льда, но это до смертельной пытки сложно. Беспомощно поднимает левую руку, мягко кладёт её на затылок девушки, привлекая её чуть ближе — позволяя спрятать лицо, сверкающее девичьим плачем, и заглушить болезненный скулёж в вороте собственной рубашки, так сильно обжигающей кожу. Слишком мягкие, слегка завитые в небрежные волны короткие волосы нежным атласом расстилаются по длинным пальцам парня. Ноэль слегка наклоняет голову, сильнее утыкаясь в ямочку между левой ключицей и линией яремной вены, и Хван замечает одинокую кристальную слезу, медленно ползущую вниз по щеке, срывающуйся с острого подбородка ледяным осколком прямо ему в сердце. — Ноа… Но девушка не реагирует. Только сильнее прижимается, словно брошенный котёнок, внезапно обретший чувство безопасности. Маленькими пальчиками цепляется за лацканы пиджака так, что её отчаяние заползает прямо под кожу Хвана, поудобнее устраиваясь в самых потаённых уголках души. Он продолжает ласково гладить волосы Ноэль. Не знает точно, сколько времени прошло — тридцать секунд или пятнадцать минут, а может и вовсе целый час. Но это не имеет никакого значения, потому что дыхание девушки наконец-то приходит в норму, а взгляд, обращённый на него, проясняется, вновь обретая цвет тихой морской глади. — Давай уедем? — щекоча кожу слабым шёпотом, просит Ноэль. Хёнджин усмехается, словно не он задал такой же вопрос не то минуту, полчаса или вовсе целую вечность назад. В последний раз запускает длинные пальцы в спутавшиеся по его вине локоны, легонько сжимая непослушные пряди. И тут же отступает в сторону, либо не замечая, либо запретив себе обращать внимание на то, что девушка в его руках перестала дышать и пристально смотрит на него снизу-вверх, нервно покусывая щёку изнутри. «Что ты творишь, блять?»— думает Хван, подставляя локоть девчонке. «На что ты надеешься, дура?» — думает Ноэль, обвивая его предплечье тонкой рукой. Они вместе бредут по длинным коридорам резиденции. Стук каблуков эхом разносится по помещению, сопровождая их неторопливое движение, отскакивает от стен и рассыпается под ногами, точно так же, как сыпался барьер всего мгновение назад, так тщательно возносимый Хваном сразу после ухода Ноа с Кристофером у «Завтрака гребцов». Пальчики Ноэль вновь цепляются за ткань пиджака, на этот раз в районе локтя, но девушка молчит. Сосредоточенно думает о чём-то своём, вышагивая рядом, вздёрнув покрасневший от плача носик. Хочет быть сильной. Или хотя бы казаться таковой рядом с ним. Сквозь приоткрытую дверь они проскальзывают в общий зал, где в несколько рядов сидят богачи всех видов и мастей — от обеспеченных старичков до ничего не смыслящих в происходящем аукционе расфуфыренных девиц. Несколько вспышек фотокамер тут же ударяют в лицо. Ноэль замирает, опуская взгляд, прикрываясь уже совсем развалившейся причёской и волосами, спадающими на лицо. Дёргает руку Хвана, пока тот наконец не замечает растерянность в её взгляде и не наклоняется ближе. — Ноа? — Я… Я боюсь камер. Паническая атака… Она была из-за вспышек. Их слишком много здесь. Я… Нахмурившись, Хёнджин бегает взглядом по сцене, пока не упирается в Кристофера, внимательно следящего за ними с другого конца просторного зала, по периметру которого висят миллиарды долларов в художественной валюте. Хван многозначительно ведёт головой в сторону съёжившейся Ноэль, и парень, едва заметно кивнув, склоняясь к микрофонной стойке, вновь забирая внимание журналистов на себя. — Я думал, что сотрудничаю с профессионалами, — его голос резок, но по едва уловимым морщинкам в уголках глаз видно, что сама ситуация его немного забавляет. Конечно, не каждый день он помогает главному конкуренту незаметно ускользнуть с мероприятия с юной особой, на которую и сам положил глаз. Вот это ирония. — Неужели снимать сбегающую с моего аукциона парочку так занимательно? Если хотите, можем вообще всё отменить, пойдёте снимать своё второсортное дерьмецо, не имеющее никакого значения для публики. Правда, велик шанс, что вас уволят, но, кажется, вы не так уж сильно печётесь о своей работе. Кристофер замолкает, ожидая реакции, и та не заставляет себя ждать — несмотря на то, что вопрос риторический, несколько фотографов качают головой, разворачивая дорогущие объективы камер обратно к сцене. — Итак, следующий лот… Голос Бана растворяется с каждой секундой, пока Хёнджин и его спутница не оказываются на свежем воздухе по пути к оставленному в стороне Porsche. Опустившись на переднее сидение, Ноэль впервые за последние несколько часов больше не чувствует себя запертой в чёртовой клетке. — Оказалось не так весело? — Всегда невесело, когда твоими чувствами манипулирует бывший парень, — грустно улыбается девушка, непроизвольно обхватывая себя руками. — Мы можем… Где-нибудь погулять? Пожалуйста? Хван хочет отказать. Хочет наконец-то вернуться в свою квартиру, открыть бутылку виски и закрыться в собственной комнате — подальше от этого взгляда, полного наивной боли и осколков разбитого сердца. Надеть свои непозволительно дорогие наушники из ограниченной коллекции, чтобы подавить желание проверять каждые десять минут, не вздыхает ли с болью в лёгких Ноа, не всхлипывает ли она в соседней комнате, одиноко обнимая подушку в его гостевой спальне. — Конечно, — кивает Хёнджин, с ласкающим слух рёвом заводя автомобиль, и на лице Ноэль мгновенно расцветает хоть и слабая, но искренняя улыбка. Какого чёрта видеть её ползущие вверх уголки губ вдруг стало таким необходимым? Почему ямочка, появившаяся на левой щеке как раз со стороны Хвана (на правой её нет, Хёнджин с любопытством отметил это для себя ещё сидя в макдональдсе всего один вечер назад) заставляет сердце в груди трепыхаться так, словно ничего важнее в это мгновение нет во всём Сеуле? И если в первую их встречу спустя множество лет всё можно было списать на виски со льдом и банальный недотрах, то сейчас Хёнджин не находит себе никаких оправданий. Всё его естество отрицает, не понимает, хочет откреститься от бабочек, пляшущих в животе, но эмоции оказываются сильнее. Дело не в сексе, не в желании удовлетворить свои потребности. Дело в ней — в хрупкой, словно фарфор, девушке, вихрем ворвавшейся в его размеренную жизнь. Приходится полностью сконцентрироваться на дороге, чтобы хотя бы ненадолго освободить бушующий словно океан разум и просто довезти их до места назначения. Хёнджин знает, куда ехать. Место само ненавязчивой картинкой всплыло в мыслях, когда он только вошёл на кухню в поисках Ноэль и увидел ту дикую мешанину чувств, застывшую на её лице. Если бы он мог — отвёз бы её к океану. Показал бы, что не весь мир жесток и безразличен к её чувствам, но в реалиях сегодняшней ночи это было бы самым опрометчивым решением и закончилось бы катастрофой для обоих. Удивительно, насколько езда по ночному Сеулу всего за две ночи стала такой привычной и убаюкивающей. Формально Хван знает Ноэль почти двадцать лет, но фактически — всего пару суток. Тем не менее это нисколько не мешает ему чувствовать себя рядом с ней спокойно. Ничем и никому не обязанным. Живым. Такие новые, правильные и настолько чуждые ему чувства кажутся чем-то поистине волшебным. Хёнджин старается незаметно взглянуть вправо, но натыкается на пытливый взгляд девчонки. — Чего? — отворачивается обратно к дороге, поджимая губы, чтобы скрыть внезапную улыбку. Почему сам факт того, что она разглядывает его, так приятно щекочет где-то в области сердца? — Ничего, — медленно тянет девушка, но глаз с него не сводит, продолжает наблюдать. Едва заметно поёрзав на водительском сидении, Хван слегка покачивает головой, но решает промолчать — просто едет вперёд, преодолевая последние повороты, завершая маршрут. Сеул прекрасен в любое время суток, а ночью приобретает совершенно новые краски — выглядит ярко, сочно, сводит с ума миллионом огней и неоновых вывесок. Но каким-то образом всё равно сохраняет нотки тёплой, сказочной и даже немного интимной атмосферы, превращая бетонные джунгли города в оазис зелени и мягко журчащей воды в бегущем среди всего этого разноцветного хаоса ручья. Идеальное место для залечивания душевных ран. — Что это? — вложив руку в ладонь парня, Ноэль выходит из машины, увлечённо разглядывая всё, что окружает её с каждой стороны. — Ручей Чхонгечхон, — с тоном всезнайки произносит Хёнджин, на что в ответ видит, как девушка закатывает глаза. — Я умею читать, Джи-и-нни-и, — Ноэль переводит взгляд на дорожный знак с названием достопримечательности прямо у припаркованного автомобиля. — Но почему мы здесь? Спросила бы она что-то полегче. Откуда Хвану знать, почему разум вытолкнул в сознание именно это место? — Если будешь задавать лишние вопросы — уедем, — пожав плечами, Хёнджин изучает стоящие поблизости фургончики с фаст-фудом, к его удивлению работающие круглосуточно. — Пойдём, — не спрашивая спутницу, берёт её за запястье и направляется к тому из них, на котором ярче всего горит вывеска «24/7», и сдержанно стучит в прикрытое окошко. — Доброй ночи, — очаровательно улыбается выглянувшему и явно очень сонному продавцу. — Две порции токпокки, пожалуйста. С острым соусом, — после чего вдруг оборачивается, вопросительно глядя на девушку, стоящую чуть позади. — Тебе же острый? — Вау, ты решил узнать моё мнение? — с театральным удивлением иронизирует Ноэль, тут же улавливая недовольство на лице Хвана, и тише добавляет: — Пусть будут острые. Он всё равно уже начал готовить, — соглашается, пожимая плечами. Хёнджин хочет остановить мужчину, пыхтящего над раскалённой сковородой, но осекается, когда Ноэль в очередной раз тыкает его локтем в бок. — Да сколько можно? Я тебе что, мальчик для битья? — А бить тоже можно? — губы девушки растягиваются в широкой улыбке. — Ноа, — сурово тянет Хёнджин, — только попробуй, — глаза Хвана сужаются, и он с вызовом вздёргивает бровь, внимательно отслеживая каждое движение Ноэль. — Ладно-ладно, ты слишком страшный, когда ждёшь подвоха, — девушка вскидывает руки вверх, сдаваясь без боя, и обходит его, чтобы рассмотреть вывеску с меню по правую сторону от окошка фургона. — Так-то лучше... Ноа! Хван невольно вздрагивает, когда ладонь девушки со звонким шлепком опускается на его задницу. Ноэль, не дожидаясь ответной реакции, отбегает в сторону каменной лестницы, ведущей прямо к ручью, и через плечо бросает: — Жду тебя внизу, Джинниииии.

The Haunt — Cigarettes & Feelings

Спускаясь вниз с наполненными до краёв порциями токпокки в руках и зажатой бутылкой кока-колы подмышкой, Хёнджин взглядом находит сидящую у самой кромки воды девушку. Изящные босоножки из чёрного бархата небрежно валяются сбоку от неё, а босые ноги по щиколотку опущены в воду. Хван не уверен, что это разрешено, но решает ничего не говорить — если мягкое прикосновение бегущего ручья подарит ей хотя бы каплю спокойствия, он заплатит любому блюстителю порядка, чтобы тот закрыл глаза на эту невинную шалость. Молча присев рядом и поставив еду и напиток на холодную ступеньку, ведущую к воде, Хван, на мгновение задумавшись, следует примеру Ноэль и расшнуровывает идеально налакированные оксфорды от TOM FORD, снимает их вместе с носками и отставляет в сторону. Как попало подкатывает ткань классических брюк чуть выше и постепенно погружает ступни в воду. Замечает победную улыбку на девичьих губах и не может не улыбнуться в ответ, когда та поворачивается, медленно переводя взгляд на его лицо. — Не думала, что ты решишься, — ставит локоть на обнажённое колено, а острым подбородком упирается в ладонь. Её пальцы застывают у приоткрытого рта, длинные ноготки невинно поглаживают нижнюю губу, вынуждая Хёнджина смотреть строго туда. Мир вновь дарует ему смысл, но что с ним делать — Хван не понимает. — Тут вроде не водится никакая кусачая зараза, чего мне бояться? — протягивает девушке еду, лишь бы та убрала руки от лица и перестала провоцировать. Но та лишь игриво склоняет голову набок, облизывая потрескавшиеся губы и мягко изучая его лисьим взглядом, спрятанным под длинными ресницами, тихо спрашивает: — Ты уверен? Но тот молчит — он очарован, растерян, смущён и совсем не понимает, кто сейчас рядом с ним. Ноэль, пользуясь смятением Хёнджина, наклоняется вперёд и тянется к воде, словно хочет коснуться ладонью поверхности, но вдруг резко дёргается в сторону, имитируя совершенно неубедительный тигриный рык, срывая с губ Хвана невольный смешок, а после — сквозь тонкую ткань брюк неслабо впивается ногтями и зубами в его ногу. — Ты с ума сошла? — Хёнджин вздрагивает, хватая девушку за запястье и дёргая на себя, вынуждая её всем телом развернуться ему навстречу, но та лишь заливается громким хохотом, который сладкой мелодией разносится по ночному Сеулу, полностью завладевая самообладанием Хвана. — Ноа… — тянет парень, всматриваясь в потемневшие глаза, сверкающие накатывающими от смеха слезами. Ноэль продолжает звонко смеяться, свободной рукой утирая уже бегущие дорожки слёз, но её взгляд вдруг фокусируется на пальцах Хёнджина, сомкнутых вокруг её второй руки. Смех растворяется на выходе из горла, и она замолкает — концентрируется на длинных, изящных пальцах, обжигающих кожу, и не сдерживает рвущихся наружу воспоминаний. — Помнишь, ты приходил на день рождения Хо, когда наши родители уехали в Сеул по делам, пытаясь открыть аптеку в столице? Последний день рождения в нашем прошлом доме, перед тем как… Перед тем как у семьи Ли всё пошло по пизде и они чуть не остались на улице. Хёнджин помнит. Тяжело сглатывает и кивает. Ослабляет хватку, отпуская запястье Ноэль, и всё-таки вручает ей порцию уже остывших токпокки, которые выглядят как несъедобное слипшееся месиво. Девушка, даже не пытаясь спрятать ядовитое разочарование, открывает палочки и откусывает небольшой кусочек, тщательно пережёвывая. Хван присоединяется к трапезе, хотя в груди начинает покалывать от нарастающего предчувствия, не предвещающего ничего хорошего. — Тогда ты случайно ворвался в мою комнату, пока Минхо в тысячный раз пытался дозвониться своей подружке, кинувшей его прямо перед вечеринкой. Помнишь, что ты сказал? Задумывается, пытаясь воссоздать тот вечер в памяти, но всё тщетно. Мотает головой, встречаясь со взглядом, кричащим «Я так и думала». — Если ты когда-нибудь влюбишься, Ноооааааэээль, — девушка передразнивает пьяного Хвана семилетней давности, — будь готова к боли, — уже не так весело заканчивает предложение Ноэль, рассеяно царапая ноготком кожу ноги. — Что ты имел ввиду? — Мне было двадцать два, я был пьян, а перед глазами всё время маячил ноющий по своей безответной любви Хо. Вывод сам напрашивался, глядя на его страдания. Да ты и сама всё видела, — усмехается Хёнджин, выуживая из памяти короткое воспоминание. — Он так достал всех, что ты пообещала избавиться от его коллекции биониклов, если он не перестанет ныть, после чего вручила ему бутылку соджу и, угрожая расправой, запретила до конца жизни произносить имя той, кого нельзя называть. Ноэль хмыкает, но на губах растягивается самодовольная улыбка. Хван же задумывается, опираясь ладонями в ступени за спиной и всматриваясь в тёмное небо, чьи звёзды скрыты навязчивым неоном ночного города. — Вообще, кажется, я больше никогда и не слышал о ней от Минхо. — Я могу быть убедительной, Джинни, — Ноэль повторяет позу сидящего рядом парня и устраивается поудобнее, плечом упираясь в руку Хёнджина. — Кстати, — она поворачивается вбок, на мгновение взгляд спотыкается о приоткрытые в немом вопросе губы. — Не болит? — кивает в сторону ноги парня, где на брюках остался едва заметный след от полупрозрачного блеска для губ. Не болит. Во всяком случае, не там. Эхом фантомной боли отдаёт где-то под рёбрами, покалыванием на кончиках пальцев, жжением на губах, хаотичным танцем в висках и ураганом противоречивых чувств где-то у самого темечка. А ещё фамилией Ли, высеченной на подкорке мозга. Но точно не в ноге. Хвану хочется соврать и не хочется врать одновременно. Тем не менее, что бы он в итоге не сказал, ответ всё равно окажется ложью. И он выбирает ту, что будет слаще. И болезненнее. — Болит. И точку ставит причудливо виноватой улыбкой, расцветающей на наигранно спокойном лице. Точку, ставшей для Ноэль началом конца всех её многолетних попыток забыть трепет первой детской влюблённости.