Покажи мне любовь

Утро воскресенья бьёт сокрушительным похмельем. Голова гудит, всё тело ноет, отказываясь принимать вертикальное положение, а в груди свежей раной зияет сквозная дыра. Во рту пересохло, губы потрескались, и рядом, как назло, нет ничего питьевого, кроме валяющейся у подножья кровати почти опустевшей бутылки виски. Хёнджин лежит, свернувшись в клубок под огромным одеялом. Чувствует себя разбитым, разрушенным, убитым. А в сознании бесконечным эхом женский голос пропевает слова, сорвавшиеся с губ Ноэль: «Не твоя, не твоя, не твоя…». Не его. Удивительно, насколько важным стало желание обладать хрупким девичьим сердцем. Хёнджин всю ночь пытался убедить себя, что это просто нелепая прихоть, страсть, что его чувства — ничего более, чем банальное любопытство и влечение к симпатичной девчонке с бойким характером. Но мозг всё время подкидывал в противовес его попыткам дурацкое «А если нет?». А если не всё так просто, и ты, Хван Хёнджин, незаметно для себя влюбился в крошку Ли? В младшую сестру своего лучшего друга, который совершенно точно раскрошит каждую косточку на твоём уже совсем не мальчишеском лице, как только узнает, что ты сделал. Хёнджин не сомневается, что так оно и будет. Как только Минхо что-то заподозрит или Ноэль сама ему расскажет о случившемся, Хвану крышка. Потому что врать лучшему другу он не умеет. И оправдывать себя ему нечем — лишь принять поражение, признать вину и положить шею на гильотину сломанной дружбы. На этих мыслях сердце каждый раз начинало сходить с ума, а в горло заливалась новая порция обжигающего алкоголя — чтобы утопить и заглушить то, от чего он так неумело бежит. Чтобы не думать о последствиях, которые совершенно точно нагонят его в ближайшем будущем. Хван даже допустить не мог, что у него всё ещё есть шанс поступить правильно. Поговорить по-взрослому с Ноэль, чтобы понять, что она чувствует и чего хочет. Обсудить всё с Минхо — хотя бы попробовать объяснить природу своих чувств и ему, и себе. Но вместо этого Хёнджин только и делает, что рушит всё, до чего может дотянуться. Какой же идиот. Всё так же лёжа в постели, он бесцельно листает страницы новостных порталов и социальных сетей. Убеждается, что о его вчерашних похождениях в СМИ почти нет никакой информации. Только то, что он был замечен в одном из ресторанов Сеула с очередной незнакомкой, а после в одиночестве сел в собственный автомобиль и скрылся в неизвестном направлении. Некоторые журналисты обратили внимание на то, как неуверенно тот стоял на ногах, но Хвану плевать — главное, что его грязный секрет надёжно спрятан в стенах тёмного коридора у запасного выхода. Возможно, и ему удастся похоронить в воспоминаниях этот позорный эпизод, навеки скрыв его от посторонних глаз. Вперемешку со статьями о себе Хёнджин то и дело нарывается на фотографии, которые предпочёл бы никогда не видеть. Но всё равно открывает их на весь экран, всматриваясь в детали, пытаясь рассмотреть хоть что-то, хоть какой-то намёк на то, что всё это фотошоп, нереально и просто игра воображения. Но он отчётливо видит на них хрупкую Ноэль и массивные руки Кристофера, удерживающие девушку за тонкую талию. Видит её лёгкую, счастливую улыбку и практически слышит из динамиков телефона звонкий девичий смех. И ему больно. Больно видеть чужие руки на красивом теле, больно видеть улыбку, адресованную не ему. Больно даже представить, что Ноэль так быстро и легко нашла ему замену в лице заклятого врага. Что это, если не ядовитая насмешка, брошенная прямо в лицо? Хёнджин знает, что не имеет никакого права ревновать. Но совладать с этим чувством никак не может. Он физически ощущает, как грудная клетка наливается раскалённым свинцом. Тот давит, вырисовывает на рёбрах паутину мелких трещин, пока Хван не начинает задыхаться. В нос из ниоткуда ударяет фантомный запах древесного парфюма, исходивший ночью от Ноэль, и он больше не может сделать и крошечный вдох. Воспоминания стальным молотом сносят голову, проигрывая в сознании его собственный голос: «Ты пахнешь как его очередная шлюха». Хочется взвыть. Хван утыкается лицом в подушку, что пропахла крепким алкоголем, плотно прижимает ту и утробно рычит, до побелевших костяшек сжимая кулаки. Каким мудаком нужно быть, чтобы сказать такое? Чем он думал, когда позволил себе подобное оскорбление в сторону девушки, чьё имя так сладко разливается по организму, стоит только кончику языка коснуться нёба? Ноэль. Ноа. Его Ноа. Он обязан всё исправить. И исправит, чего бы ему это не стоило. Воодушевление накрывает свежей волной сил, и Хёнджин рывком принимает сидячее положение. Всё ещё чувствуя лёгкое головокружение, он босыми ногами касается холодного пола, и по телу бежит отрезвляющая дрожь. На часах время всего лишь немного за полдень, и Хван облегчённого выдыхает — Ноэль наверняка в это время дома. Доковыляв до ванной комнаты, Хёнджин умывается холодной водой и внимательно всматривается в своё отражение — оттуда на него смотрит нечто, с чем он предпочёл бы никогда не встречаться. Таким Хван давно себя не видел — весь помятый, припухший, волосы спутаны и слиплись, вероятно, от в пьяном бреду разлитого на подушку алкоголя. Он бегло осматривает своё обнажённое тело и с облегчением замечает, что никаких видимых следов на теле после очередной интрижки не осталось — только до рвоты отравляющая ненависть к себе. Но с этим он разберётся позже. Почистив зубы, он решает забить на условности и сразу отправиться в комнату Ноэль, но здравый смысл умоляет его хотя бы принять душ — потому что несмотря на свежее дыхание, сам он пахнет совершенно иначе — алкогольный перегар впитался в кожу, и теперь зловонным смрадом травит всё живое вокруг. Душ помогает прийти в себя. Брызги воды приводят в чувства по щелчку пальцев, расслабляя зажатые мышцы в теле. Дышать становится немного легче, когда Хёнджин подставляет лицо под горячую струю, чувствуя, как приятно обжигает кожу. Он массирует кожу головы, вспенивая дорогущий шампунь, и наслаждается ароматом свежести, что теперь наполняет ванную комнату. Уже через пять минут в зеркале возникает совершенно другой Хван — как минимум чистый, приятно пахнущий миндальным гелем для душа, способный контролировать эмоции и мыслить здраво. Ноэль. Ему нужно найти Ноэль. Надев привычные домашние штаны и серую футболку, Хёнджин пальцами зачёсывает длинные мокрые волосы назад и выходит из комнаты. Быстро фиксирует взглядом отсутствие видимых изменений в квартире, пока не доходит до гостевой спальни, дверь которой открыта нараспашку, а внутри — никого нет. Она ушла. Хёнджин застывает на месте, до скрипа сжимая челюсти. Надеется, что Ноэль оставила где-нибудь записку, как делала это раньше, пока пользовалась его картой, но не находит ничего ни на кухонной столешнице, ни на обеденном столе, ни на комоде у выхода. Чувствует, как вновь сдавливает грудную клетку, когда переступает порог её спальни. Хвану кажется, что он вот-вот задохнётся от гнили умирающих бабочек в лёгких, когда видит идеально застеленную кровать и безупречный порядок на рабочем столе. Комната выглядит пустой. Словно здесь никто не живёт. Ей не хватает звонкого девичьего смеха, не хватает его пиджака, украденного из гардероба и оставленного на спинке кресла, не хватает полотенца, брошенного на край постели. Не хватает апельсиновых ноток, щекочущих нос. Не хватает нежной красоты юной Ноэль. Наконец, взгляд падает на брошенный у кровати рюкзак, набитый вещами. Тиски, сжимающие горло, понемногу слабеют, но вдохнуть всё равно не получается. Если Ноэль не здесь, не с Хваном… То где тогда? А главное — с кем?

*****

Noelle: Крис, я не смогу избегать Хёнджина бесконечно. Мне нужно объяснить ему всё… Ему больно, понимаешь? Сидя воскресным утром в кафе неподалёку от Чхондама, Ноэль металлической трубочкой стучит по стенкам высокого стакана с айс латте, через оконное стекло разглядывая идущих мимо прохожих, не обращающих на неё совершенно никакого внимания. Утром воскресенья заведение на удивление пустует — помимо неё в кафе находятся двое школьниц, громко щебечущих о парнях и уроках, и одинокий мужчина, сидящий в дальнем углу помещения. Фоном играет спокойная, расслабляющая музыка, идущая вразрез с отчаянным криком в голове девушки. Ноэль кладёт руки на стол и опускает на них голову. После ночи, проведённой в попытках убедить себя, что всё произошедшее не более чем нелепое недоразумение, глаза слипаются сами по себе, но пульсирующее в висках сердце не позволяет расслабиться. Взгляд устремлён на телефон в ожидании ответа, но Кристофер, видимо, спит или не заметил входящего сообщения. Писать снова нет никакого смысла, хоть и до обжигающей боли на подушечках пальцев хочется до него достучаться. Всё, что случилось вчера, больше не кажется такой уж хорошей идеей. Ноэль пытается оправдать себя тем, что Хван сам толкнул её в руки Бана, но на самом деле это всё задетая гордость и трепещущее перед Хёнджином сердце. Это девичье разочарование и хлёсткая обида, с которой неопытной девчонке было просто не совладать. После того, как ночью хлопнула дверь комнаты Хёнджина, Ноэль много раз прогоняла в голове фантазию, в которой субботним вечером она послушно остаётся дома, смиренно ожидая его возвращения. И в каждом из разыгранных мозгом сценариев она всё равно оставалась с разбитым сердцем. Ровно так же, как это было с Тэмином, которого она слушалась вопреки собственным желаниям. Который винил её за обиды, называя их детскими и беспочвенными. Который твердил ей, что она эмоционально нестабильна всякий раз, когда сам же доводил до слёз и истерик, оставляя плакать перед включённой камерой на ноутбуке. Он постоянно уходил играть с друзьями в онлайн-игры, пока в крошечной квартирке в другом городе Ноэль вжималась в угол потёртого дивана, разбивая крохотный кулачок о стену собственной спальни. «Поговорим, когда успокоишься». «Не звони мне, я занят». «Ты сама всё придумала, не надо винить меня». Ноэль не знает, как это — не ощущать вину за собственные чувства. Даже когда сердце перестаёт биться, замирая в отчаянии. Даже когда ночью вместе каждой клеточкой, каждым миллиметром разгорячённых тел, а утром — расходитесь по разным комнатам, словно ничего не случилось. Даже когда сначала тихим стоном «Джинни», а после в ответ «Я должен уехать». Должен уехать на свидание. На one-night-stand. Одним словом — потрахаться. Провести субботний вечер так, как делал это всегда — в компании очередной дурнушки, с наслаждением раздвигающей перед ним ноги. Слова старшего брата, обронённые скорее всего в шутку в затихшей гостиной, умело вытравливали юношескую наивность. Он знал Хёнджина дольше и куда лучше, чем когда-либо узнает Ноэль, и этого было достаточно, чтобы слепо верить ему. И поступки Хвана лишь усиливали веру в то, что для него Ноэль так и не стала ничем большим, нежели просто очередной интрижкой. Телефон дребезжит на столешнице, вырывая Ноэль из размышлений. Она пробегается взглядом по загоревшемуся экрану и поджимает губы. Chris: Дай мне одну неделю. И мы всё ему расскажем. Вместе. Я не оставлю тебя с этим одну. Noelle: Значит, в субботу? Chris: Да, сразу после приёма у моих родителей. Ноэль сама себе кивает, не отвечая на сообщение. Откладывает телефон в сторону и холодными от нервов и ледяного воздуха из кондиционера пальцами трёт уставшие глаза. Целая неделя бесконечных пряток от человека, к которому она прикована на несколько месяцев вперёд. Может, стоит съехать? Попросить Кристофера помочь, пока всё не успокоится — у него ведь огромный особняк, наверняка где-то там есть хотя бы одна свободная комната. Потому что возвращаться в апартаменты теперь страшно. Смотреть в глаза администратору, что встревоженно изучал девушку утром, пока та передавала ему аптечку. Страшно вновь очутиться в хаосе чувств, страшно ощутить кожей осколки, рассыпанные по полу. Но больше всего Ноэль боится увидеть Хёнджина таким, как вчера. Не брошенных в лицо оскорблений, не разившего от него перегара, не подгибающихся ног и даже не безумия, которое овладело им вчера. Ей страшно вновь увидеть в его глазах пронзительную боль и знать, что её причиной стала она сама. Ноэль пытается отбросить сочувствие, пытается убедить себя, что в праве злиться, что после трусливого побега Хёнджин не заслуживает её волнения, но всё равно сердце трепещет в груди, желая убедиться, что Хван в порядке. Что он не разгромил квартиру, не пил до самого утра, не решил снова пьяным прокатиться по улицам Сеула, подвергая риску не только себя, но и случайных людей. И больше всего ей хочется вновь почувствовать на нём аромат свежесорванной, колючей розы, так быстро превратившийся для маленькой Ноэль в настоящий наркотик. И нотку апельсина, теряющуюся в его сладости.

*****

С каждым днём терпение Хёнджина тает на глазах. Выловить Ноэль для разговора оказывается практически невозможным — она возвращается домой далеко за полночь и сразу закрывается в комнате, и не выходит оттуда до тех пор, пока Хван не уходит на работу. Все его нелепые попытки хоть как-то загладить вину упорно игнорируются. Приготовленные несколько дней подряд завтраки и свежевыжатый апельсиновый сок остаются нетронутыми стоять на столе. Возвращаясь вечером пятницы домой после очередного рабочего дня, он уже и не надеется увидеть ничего другого и не ошибается — Ноэль вновь саботировала потенциальное примирение. К ужину девушка тоже снова не возвращается, чем доводит нервную систему Хвана до приближающегося взрыва. Социальные сети продолжают кормить всё новыми снимками, статьями о Кристофере и его новой пассии. Заголовки пестрят перед глазами громкими заявлениями: «На этот раз всё серьёзно?», «Сердце Кристофера Бана наконец занято?», «Кристофер не устоял перед красотой юной студентки?». К тексту прилагается множество фотографий из дорогих ресторанов, с прогулок на яхте, в парке, с кинопремьер. Казалось, Бан таскает Ноэль повсюду как свой очередной трофей. Вот только на этот раз его игра заходит слишком далеко. Рядом с Кристофером Ноэль выглядит спокойной и умиротворённой. Почти такой же, какой казалась Хёнджину в чёртово утро дня, когда всё пошло под откос. Тогда очаровательный румянец нежно гладил фарфоровую кожу спящей девушки, лёгкая улыбка украшала чувственные губы, а её реснички едва уловимо трепетали в такт его сердцебиению. Если бы только можно было отмотать время назад и вернуться в то самое утро… Замок входной двери щёлкает, и Хван вздрагивает, закрывает в браузере телефона очередную статью и поднимает взгляд. Он впервые с субботнего вечера видит Ноэль, но та продолжает его не замечать. Присев на корточки, расшнуровывает кеды, забирает свой клатч с комода и, опустив голову, мышкой проскальзывает в гостевую спальню. Хёнджин отчётливо слышит, как в дверном механизме щёлкает чёртов замок, но делать с этим ничего не планирует. В конце концов, он делал хотя бы крошечные шаги навстречу, пока Ноэль лишь отдалялась. Не хочет — не надо. Игнорируя слабое чувство облегчения от того, что девушка всё же вернулась домой, Хёнджин подходит к кухонному гарнитуру, вынимает один из стаканов рокс с тонким ромбовидным тиснением и закидывает в него несколько кубиков льда. Те со звоном бьются о стекло, и Хван вяло улыбается, предвкушая горьковатый вкус крепкого виски на языке. Налив янтарный напиток, он возвращается к столу, смакуя слегка пряный аромат, исходящий от него, отодвигает в сторону телефон и открывает крышку ноутбука. На мониторе — 3D-проект их общей с Ким Хисон арт-выставки. Осталось поработать над последними штрихами и добавить всего несколько деталей, чем Хёнджин и собирается заняться, пока не замечает мигающее уведомление о входящем электронном письме на рабочую почту.

Kim Hee-sun@sac.kr:

"Господин Хван, добрый вечер!

Я ознакомилась с черновым вариантом проекта выставки и вынуждена внести некоторые коррективы в общий концепт мероприятия. Я хочу посвятить большую часть проекта ценностям и традициям Кореи, которых придерживается нынешняя молодёжь. Знаю, что ваш опыт не самый подходящий, поэтому, возможно, вам стоит привлечь к проекту Кристофера Бана и разделить с ним обязанности. Во вложении будут его контакты. Не забывайте, я полностью доверяю вашему видению современных тенденций в искусстве — вы не раз доказали свою экспертизу.


Надеюсь, мы сможем усовершенствовать и реализовать полезный для общества проект.

До встречи на следующей неделе!"

— Ды вы, блять, издеваетесь? — крик летит в пустоту, отталкиваясь от стен и ударяя в голову приступом ярости. Хёнджин снова и снова перечитывает письмо, каждый раз спотыкаясь на одном и том же месте. Кровь в жилах вскипает до запредельного уровня и он хлопает крышкой ноутбука, двумя глотками выпивает содержимое стакана и с громким звоном ставит его на холодную поверхность стола, едва сдержавшись, чтобы не швырнуть его куда-то в сторону, разбивая на сотню осколков. На шум, доносящийся из гостиной, реагирует Ноэль. Она тихонько поворачивает замок двери своей спальни и, едва слышно опустив ручку, выглядывает наружу. Все чувства Хёнджина обострены, поэтому он мгновенно устремляет взгляд на неё и загорается ещё сильнее. — Пришла позлорадствовать? — голос холоден и спокоен, хотя сердце бьётся где-то в глотке, перекрывая кислород. Ноэль открывает дверь шире и замирает в дверном проёме. Скрещивает руки на груди, защищаясь от внезапного нападения. — О чём ты, Хёнджин? — О, а ты не знаешь? — Хёнджин вновь наполняет стакан, ядовитым, змеиным взглядом наблюдая за девушкой. — Твой прекрасный принц украл мой проект. Опять. — Хёнджин, я не понимаю… — идеально гладкий лоб девушки пестрит тонкими морщинками недоумения. Хван медленно делает глоток виски, слушая привычный перезвон кубиков льда. Хочет выдать Ноэль всю длинную и тернистую историю их с Кристофером взаимоотношений, но в конечном итоге решает, что смысла в этом никакого нет. Ему не нужна её жалость и сочувствие. Не нужны оправдательные речи и попытки обелить своего дружка. Что бы он ни сказал сейчас — это ничего не изменит. — Иди к себе, Ноа. Мне нужно работать, — вернувшись к рабочему месту и сев перед ноутбуком, Хёнджин внимательно наблюдает за девушкой. Та мнётся на месте, но в конечном итоге молча кивает и отворачивается от него, чтобы вновь скрыться в спальне. Как и ожидалось.

Bruno Mars — Talking to the Moon

Тяжело выдохнув, Хёнджин достаёт из стоящей у стола сумки наброски с чертежами арт-центра, где отмечены разные зоны выставки. Смотрит на план, внимательно раздумывая над каждым пунктом — думает, какой и на что можно заменить, что необходимо добавить и какие к чёртовой матери ценности имела ввиду госпожа Ким. В голове — перекати поле, но Хвану всё равно удаётся из ничего придумать совершенно новый концепт. Сосредоточившись на работе и несколько часов не вылезая из записей, Хёнджин не сразу замечает копошение вокруг себя. Поэтому, когда позднюю ночь пятницы режет звук кофемашины, он удивлённо оборачивается, замечая Ноэль, стоящую у невысокой барной перегородки. На ней домашняя пижама — треугольный вырез нежно-розовой майки подчёркивает изящность ключиц и тонкой шеи, а смятые шорты открывают вид на длинные, подтянутые ножки, от которых Хван едва находит силы оторвать взгляд. На стойке рядом лежит серая толстовка, а сама девушка тихонько постукивает ноготком указательного пальца по столешнице, задумчиво качая головой. Хёнджин тихонько ухмыляется хаосу из вьющихся прядей на её голове, но стоит ей обернуться — тут же прячет обранённую улыбку. — Не спится? — Не-а, — небрежно бросает Ноэль и возвращает внимание кофе-машине, словно Хёнджина тут и в помине нет. Никакого диалога за этим не следует, и Хёнджин закономерно делает вывод, что середина ночи — не самое лучшее время для разговора, особенно после всего, что случилось. Буквы перед глазами понемногу плывут, и Хван трёт веки в попытке прогнать обволакивающую его дрёму. Он бездумно переключает вкладки в браузере ноутбука, пытаясь отыскать вдохновение для других залов арт-центра, но всё, что видит, кажется ему совершенно безвкусным и неинтересным. Внезапно рядом тихонько скрипнул стул. Ноэль ставит две кружки свежесваренного кофе, поправляет наброшенную на голые плечи толстовку и придвигается поближе, чтобы разглядеть наброски, составленные Хваном за последние пару часов. — Что ты делаешь? — недоверчиво тянет Хёнджин, а сам в душе умирает — от апельсина и молочной кожи, от синих глаз и искусанных губ, что впервые за неделю находятся так близко к нему. — Помогаю, — Ноэль заправляет волосы с обеих сторон за уши, неуверенно улыбается уголками губ и сверкает изящной ямочкой на левой щеке. — Просто скажи, что нужно делать. Спорить сил никаких нет, да и Хёнджин понимает, что любая помощь сейчас будет полезной. Чёрта с два он позовёт в проект, которого добивался несколько месяцев, блядского Кристофера. Он быстро выкладывает первоначальную концепцию выставки и оговаривает коррективы, которые потребовала внести Ким Хисон. Ноэль внимательно слушает, разглядывая схему одного из самых крупных залов, нарисованную Хваном в рабочем блокноте, после чего, вопросительно вскинув бровь и получив молчаливый кивок, подхватывает лежащую рядом ручку и прямо поверх прошлых записей оставляет свои комментарии. Обоим ошибочно кажется, что ночь разрешила все недомолвки — им комфортно и спокойно в компании друг друга. Они много разговаривают, спорят, аргументируют собственные предложения и критикуют идеи друг друга, чтобы проверить их на состоятельность. Ноэль смеётся, когда Хёнджин отпускает очередную шутку, и он тает, впитывая её смех словно музыку. Ноэль часто бросает на Хвана скрытные взгляды — пытается поймать каждую едва заметную улыбку на пухлых губах, хотя знает, что правильнее было бы просто не смотреть. Но не может. Потому что сейчас Хёнджин кажется нормальным. Живым. Он улыбается, ведет себя расслаблено и непринуждённо, он в своей стихии, в которой чувствует себя повелителем мира. И он совершенно очарователен в том, что по-настоящему прислушивается ко всему, что говорит Ноэль, несмотря на то, что порой идеи её наивны и глупы. Он не критикует, как это сделал бы Тэмин — Хёнджин аккуратно направляет, подсказывает, помогает самостоятельно доработать предложение, и искренне хвалит, когда после совместно проделанной работы идея Ноэль обретает чёткие формы. Когда обсуждение концепции ещё одного из залов закончена, на изрисованном листе красуется новое название — «История Ханбока: путешествие сквозь века». Ноэль обещает на выходных помочь с поиском винтажных магазинов и современных дизайнеров, которые трансформируют традиционную одежду в современных реалиях, а Хван берёт на себя исторический аспект, договорённости с другими музеями и поиск подрядчиков, для оформления декораций. Хёнджин расслабленно откидывается на спинку стула — виски стоит нетронутым, а вот кружка с кофе опустела ещё в первые двадцать минут совместной работы. Впервые за всю эту бесконечную неделю он не чувствует тревоги. — Ноа, — немного подумав, зовёт Хёнджин. — Ммм? — девушка упирается локтем о стол, а ладошкой подпирает подбородок, устремляя сонный взгляд на сидящего рядом парня. Хёнджин хочет предложить ей продолжить работать вместе до начала её учёбы в Сеульском университете. Знает, что она не откажется — потому что это релевантный выбранной профессии опыт, который станет отличной отправной точкой её карьеры в сфере искусства. Но неожиданно понимает, что боится. И решает подождать с этим предложением ещё несколько дней, чтобы за это время тщательнее прощупать почву и вновь наладить отношения. — У тебя чернила на щеке. Слегка склонив голову набок, Хёнджин непроизвольно тянется рукой к лицу девушки, но вовремя останавливает себя, так и не коснувшись. Ничтожное расстояние отделяет его пальцы от нежной кожи, но Ноэль кажется, что эти жалкие сантиметры пропитаны напряжением. Кожу начинает покалывать, она практически слышит, как трещат искры между ними, словно магнитом пытаясь притянуть их ещё ближе. Воображение само толкает девушку податься вперёд. Оно рисует на сетчатке глаз отчаянные объятия, в которых так хочется утонуть. Пробуждает воспоминания о нежных прикосновениях, о длинных пальцах, сжимающих упругие бёдра, о чувственных губах на её теле. Каждая клеточка пылает желанием уступить, сдаться в плен и наконец признать — Ноэль зависима. Она хочет Хёнджина даже после всего, что он ей наговорил. Но нельзя. Будет больно, и Ноэль это понимает даже сквозь призму противоречивых чувств, жестоко давящих её самообладание. Со звонким скрипом отодвинув стул и отступив на несколько шагов в сторону спальни, Ноэль грустно смотрит на Хёнджина сквозь полуопущенные подрагивающие ресницы. Хван растеряно кладёт руку обратно на стол — в груди предательски ноет, но он упорно не позволяет боли стать видимой. Он закрывает распахнутый блокнот и опускает крышку ноутбука, всё ещё чувствуя на себе пронизывающий, тоскливый взгляд. Боится посмотреть в ответ, но удержаться не может. Ему хочется видеть, как лёд в её глазах тает, но вместо этого Хван видит лишь непроницаемую стену. И сердце надламывается. — Ноа, — Хёнджин медленно встаёт, приближаясь к девушке. Не спешит, даёт ей возможность уйти, но та стоит на месте и, кажется, даже дышать перестала. — Прости меня. Тёплая ладонь касается щеки, подхватывая одинокую слезу, бегущую к подбородку. Ноэль изо всех сил сдерживает эмоции — опускает взгляд, пряча бушующий океан эмоций, сжимает губы в тонкую полоску и отводит голову немного в сторону, разрывая трепетное касание. — За что именно, Хёнджин? За шлюху? За безразличие? За убогие шутки с Хо? За что именно ты просишь прощения? — Ноэль отталкивает его руку и смотрит в пол, выстреливая в Хвана один вопрос за другим. Её толстовка спадает с плеч ему в ноги. — Это ведь не твои проблемы, так ты сказал? Так почему бы тебе просто не оставить меня в покое, а? Брошенные на эмоциях слова пощёчинами хлещут Хёнджина по лицу. Они проникают под кожу, впитываются в кровь и разлетаются по организму многочисленными ядовитыми осколками, заставляя внутренности трепыхать от боли. — Я хотел, Ноа, ладно? Я пытался отвлечься, убеждал себя, что это всё ничего не значило. Но у меня ни черта не получается, — кричит он разбитым полушёпотом. Приподнимает дрожащий девичий подбородок и обхватывает заплаканное лицо двумя руками, вынуждая Ноэль посмотреть на него. — Я не могу выбросить тебя из головы, Ноа, слышишь? Хёнджин боязливо, невесомо гладит заострённые скулы, утопая в синеве распахнутых глаз. Успевает ухватиться за призрачные чувства, мелькнувшие в неожиданно мягком женском взгляде, после чего всё рушится, осыпаясь болью разбитого сердца на холодный пол. — Старайся лучше, Хёнджин, — отстраняясь, Ноэль загнанно смотрит снизу вверх. — Мне нужно поспать — завтра приём у родителей Кристофера. Девушка скрывается за дверью спальни, а недопитый стакан янтарного виски стремительно летит в стену, разлетаясь на сотни осколков — точно так же, как прежде мёртвое сердце Хвана.