лето

Юнги любит лето. Оно теплое, зеленое, пахнет солнцем, скошенной травой и одуванчиками. Юнги любит ездить летом к бабуле - бегать по подсолнуховому полю; плести венки; играть с местными ребятами в прятки и войнушку водяными пистолетами; лазать по деревьям; гонять куриц забавы ради и пить на ужин парное молоко. Купаться в речке до синих губ, а потом устраивать забеги по песку; по вечерам пить бабушкин чай из листьев смородины, заедая печеньем, которое они приготовили вместе, и слушать смешные истории о дедушке (который, кстати, мудак редкостный), о маме с тетей, когда те были маленькими, о бабушкиной молодости, о соседке тете Соён, о неурожае в этом году и еще много-много о чем. Сам Юнги тоже не прочь поболтать: рассказывает о глупых одноклассниках и злых учителях, о старшем брате, который уже давно к бабушке не ездит, и о своем лучшем друге Намджуне. По пятницам они готовят кимбап, а по выходным ходят в центр на ярмарку и бабушка всегда покупает маленькому Мину мороженое - традиция. Юнги любит лето. Он знает наизусть названия всех полевых цветов и даже их полезные свойства, умеет доить корову и может управляться со злыми кусачими гусями. Он любит по вечерам бежать в поле и смотреть как солнце растворяется в верхушках пшеничных колосков, или как засыпают, опуская свои головки, подсолнухи. Любит вставать с петухами и, облокотившись о деревянный белый облезший подоконник, через мутное стекло наблюдать как просыпается двор. Любит с разбега нырнуть в прохладную речку после того, как целый день помогал бабушке полоть грядки. Играть с огромной овчаркой по кличке Арбуз и рыже-черными котятами - Цыпленком и Снежинкой. Юнги любит деревню, любит природу, любит лето. Хосок совсем не такой. Для него лето - это толпы мух, страшных огромных пауков и других тварей, потный зной да вонючая полынь. И в деревне ничего интересного - трава да коровы (которые вдобавок ко всему еще и лягаются). Но родители Хосока так не считают и в очередной раз заставляют сына обязательно поехать и навестить дедушку, а то “забудет скоро, как ты выглядишь! Поехали, порадуешь хоть старика”. Хосок печально вздыхает, набирает с собой книжек да целый рюкзак разноцветных футболок, и, все-таки, едет. Это было не первое его лето в деревне, но все, что он помнил с предыдущих раз - безжалостную жару, невиданных доселе насекомых и противный привкус парного молока.

***

Юнги часто заходил к дедушке Чону (он радушный старичок из соседнего дома, мастер на все руки, тоже живет один и постоянно рассказывает о своем внуке, причитая, что “Хосок вот наш совсем не такой. Ни на улице не бегает, ни в речку не ныряет, ни по огороду не помогает - только и знает, что визжит да бегает ото всяких букашек. Даже топор поднять не может, не то что дрова колоть, представляешь?! Это где ж видано?”. Юнги на это лишь смеется и подает гаечный ключ на десять, наблюдая, как мужчина чинит свою “ласточку”. Чон научил его многим вещам: кататься на велосипеде; надевать цепочку, когда слетит, и подкачивать колеса; колоть дрова, а еще разбираться во всяких инструментах и даже гвозди забивать). Сегодняшний день исключением не стал: Мин забежал в соседний дом, чтобы попросить у дедушки (да, он прям разрешил пареньку называть себя дедушкой) насос. - Здрасте, дедушка Ёнсок, а можно насос? Мячик сдулся, - он хмыкает, потирая тыльной стороной ладони нос, испачканный то ли в саже, то ли в мазуте. - О, Юнги! - дедушка Чон сегодня радостный как никогда. - А ну иди сюда, - он подзывает парня нехитрым жестом и, когда тот подходит, приобнимает его за плечо. - Хосо-о-ока-а-а! - басит, кажется, на всю улицу, заставляя Юнги чуть поморщиться. Слышится недовольное бурчание, хлопок двери, скрип ступенек и перед ними оказывается парень: худощавый, в огромной неоново-зеленой майке, с теплыми миндалевидными глазами, чуть прикрытыми спадающей челкой, и милым вздернутым носом. Мин мнется. - Хосок, это - Юнги, наш сосед. Юнги, это - Хосок, мой внук. Вы, ребята, почти одного возраста, так что, я уверен, должны подружиться, - он смотрит на Юнги и заговорщицки подмигивает. Юнги улыбается самой обворожительной из своего арсенала улыбок, пуская в ход розовые десны, и делает шаг вперед, протягивая руку. - Мин Юнги. Мне, кстати, двенадцать. Не хочешь пойти погулять?

***

Хосок не уверен, куда делась его ненависть к деревне. Тут все так же безбожно жарко, но теперь у него есть Юнги, который ведет его к речке по короткому пути через лесок с густо разросшимися кустарниками и свисающими до самой земли ветками. Хосок, вообще-то, такие места терпеть не может и до жути боится поцарапаться или запутаться в траве и упасть, но Юнги говорит представлять себя Индианой Джонсом в том фильме и дает палку вместо мачете - и вот уже не так страшно. Юнги плавает совсем как дельфин и громко смеется, когда Хосок говорит это вслух. Он и Чона учит плавать, только вот это каждый раз заканчивается брызгательной войнушкой. Хосоку нравится. Тут все еще полно насекомых, будто сбежавших из хосокова кошмара, но теперь у него есть Юнги, который бесстрашно закрывает младшего своей тонкой спиной, хватает адских созданий голыми руками и машет ими возле чонова лица, откровенно смеясь с чужих истеричных визгов. Хосоку это не то чтобы прям нравится, но все лучше, чем сражаться с насекомыми в одиночку. С Юнги эта деревенская жизнь приобретает совсем новые, невиданные доселе краски. Старший показывает Хосоку, что лето в деревне состоит не только из духоты и насекомых. Оно состоит из пикников с бабушкиными бутербродами посреди кукурузного поля. Из тени лесной чащи, где время замирает и нет ничего, кроме живительного запаха леса и шума крон. Из рассветов, что переливаются всеми оттенками красного, желтого и лилового, когда в воздухе пахнет росой и слышно, как просыпается природа. Из ледяной родниковой воды и спелой дедушкиной клубники. Из разбитых коленок с неаккуратно, но с любовью, наклеенным детскими руками пластырем. Из совместных ночевок, когда бабушка Мин готовит свой волшебный чай из смородиновых листьев с шоколадным печеньем и разрешает не спать до двенадцати, когда вы тайком от нее выбираетесь на улицу через окно и, дрожа от ночного холода, смотрите на звезды, а Юнги рассказывает тебе о созвездиях, как ходячая энциклопедия. Когда вы выпрашиваете у взрослых денег и бежите в магазин за клубничным льдом, боясь, чтоб не узнала мама - а то наругает и заставит пить горячий чай, чтобы горло не болело. Когда вы гуляете по протоптанной в поле тропинке, разговаривая ни о чем и Юнги учит тебя различать полевые цветы и рассказывает, где и когда можно увидеть зайцев. Хосоку кажется, что это лучшее лето в его жизни. Возможно, это вообще лучшие три месяца в его жизни. Возможно, Хосок ревел абсолютно по-детски когда ему пришлось уезжать. По крайней мере он точно дарил Юнги самодельную радужную фенечку с низко опущенной головой. А Юнги после этого точно убежал домой и выбежал с крупным металлическим браслетом из цепочки - единственное, что нашел. И точно обнял его крепко-крепко и пообещал, что они обязательно-обязательно встретятся следующим летом. Хосок точно плакал первый час дороги домой, до тех пор, пока не заснул и точно весь следующий год не слезал с родителей с вопросом когда "к дедушке?".

***

Юнги ненавидит слово ≪вечность≫. Потому что в мире и тем более в человеческой жизни нет ничего вечного. Он верит, что самая длинная дружба может в одночасье оборваться а самые пылкие чувства могут сойти на нет. Обязательно сойдут. Потому что вечность бывает только в детских сказках, а Юнги уже семнадцать и сказки он перестал читать лет шесть назад. Юнги не из тех, кто начиная отношения думает, что это навсегда. Когда он подружился с Хосоком он тоже знал: Хосок уедет. Рано или поздно. Может быть, его дедушка продаст этот захудалый домик, как сделал когда-то дедушка Минсока - паренька, что жил на соседней улице и несколько лет был лучшим другом Мина; может быть, Хосок просто повзрослеет и больше не захочет ездить в деревню, совсем как юнгиев старший брат. А даже если этого не случиться, рано или поздно они окончат школу и разъедутся по разным городам, или вообще странам и хорошо, если будут вспоминать друг о друге хоть раз в год. Юнги понимает, как это бывает. Так он думал сперва. Первое лето, второе, третье и даже четвертое. Он был готов однажды забежать к дедушке Чону и узнать, что Хосок сюда больше ездить не будет. Но на пятое лето Юнги заметил: с каждым годом мысль о том, что Хосок больше не приедет, пугала его все больше и больше. И все больше и больше становилось это странное чувство - похожее на облегчение, но с примесью чего-то еще, - когда он наконец видел возле соседнего дома знакомую вишневого цвета машину. На шестое лето Юнги лишь больше в этом убедился. И мысль о том, что седьмое лето станет их последним, сделала ему поразительно больно. Раз за разом, обнимая большую матерчатую подушку в тщетных попытках заснуть, Юнги твердил себе, что “навсегда” не бывает, но все его верования и убеждения звонко рассыпались битым стеклом, стоило ему вспомнить улыбку в форме сердечка. Хосок… он настолько светлый, настолько милый, яркий и теплый, что от одной мысли о нем дыхание перехватывает. Настолько волшебный, что с ним хочется навсегда и Юнги давится своими принципами и чувствами до рвотного рефлекса и слез в краешках глазах. Но Хосоку об этом знать совсем не обязательно. Юнги стыдно за свои мысли. Стыдно за то, что он так радуется каждый раз видя какое-нибудь насекомое, потому что в такие моменты Хосок всегда прыгает ему за спину и хватается за его плечи руками. Стыдно от осознания того, что ему нравится ходить с Хосоком на речку не только из-за любви к плаванию. Стыдно за мысли, что посещают его когда они с Хосоком ночуют в юнгиевой кровати. Хосок пахнет ванилью, травяным чаем и скошенным сеном и что-то в этом запахе заставляет Юнги залиться краской и повернуться к младшему спиной, с головой укрываясь одеялом. Хосок, он ведь воплощение всего самого чистого и непорочного. Юнги даже пришлось рассказывать двенадцатилетнему Чону, что такое секс, а то он думал, что это когда люди просто голыми в постели целуются. С тех пор, конечно, прошло порядком времени, но Хосок совсем не изменился. Он ведь наверняка не такой, как Юнги. Он вырастет, найдет себе красиву милую жену, с которой заведет детей, а остаток жизни проведет как его дедушка - вдали от городской суеты, вместе с любимой, каждый год встречая внуков. И Юнги не смеет ему в этом мешать.

***

Седьмое лето становиться худшим в жизни Юнги. Он настолько поглощен мыслями о будущем, что у него совсем не получается думать о настоящем. Но Хосок рядом: приобнимает за плечо; говорит, что понимает, как трудно в выпускном классе, когда на тебя со всех сторон давят предстоящими экзаменами и выбором профессии, а ты хочешь просто лежать на кроватке целыми днями и смотреть сериальчики; заливисто смеется, потому что Юнги не раз говорил, что от одного хосокова смеха становится весело, и младший бесстыдно этим пользуется. Слава богу, о еще одной миновской проблеме он, кажется, не догадывается. Юнги лишь тяжело вздыхает, улыбается почти искренне и старается сконцентрировать на фильме, что они вдвоем смотрят. “Хосоку незачем знать” - думается Юнги. Возможно, если бы он не был так погружен в свои мысли, то заметил бы, что этот самый Хосок вместо того, чтобы смотреть фильм, почему-то смотрит на своего хёна.

***

- Помнишь, как мы впервые так прощались? - Юнги совсем безрадостно усмехается. - Ага. Я тогда ревел как девчонка. Кстати… тот браслет… он до сих пор у меня лежит! - А у меня твой. Только я его почти не ношу… - Мин стыдливо чешет затылок и теперь смеется Хосок. - Было бы странно, если бы ты носил эту радужную фенечку. Сказать хочется слишком многое. Наверное, именно поэтому повисает неловкое молчание. Юнги смешно с того, как от тех плачущих и обнимающихся мальчиков осталось лишь два браслета. Или все же больше? Они сейчас видятся, возможно, последний раз в жизни, а он и слова из себя выдавить не может. Потому что слов слишком много, и если он сейчас начнет, наверное, уже не остановится и потом сильно пожалеет. - Я… - Хосок начинает первым. - Я хотел сказать… Спасибо тебе, Юнги-хён. Если бы не ты… не знаю, что бы я тут делал. Умер бы - либо от страха, либо от скуки. - Да не за что… это тебе спасибо. (Спасибо, что заставил меня почувствовать себя живым. Спасибо, что стал моим самым близким и верным другом. Спасибо, что все это время дарил мне свои свет и тепло. Спасибо, что стал моим личным солнцем.) - Правда, мне без тебя тоже тут скучно было, так что… эм… ты очень хороший друг, Хосок. Удачи тебе. - Хён, я… - но его прерывает громкое “Хосоки-и-и, быстрее - мы уже уезжаем!”. Хосок запинается, пару раз крутится на месте, то желая побежать к родителям, то решая все-такие договорить, но в итоге тяжело вздыхает и крепко, но коротко, обняв Юнги, отстраняется и смотрит прямо в глаза: - Мы еще встретимся, хён. Обязательно-обязательно. Юнги не понимает, как его угораздило влюбиться в такого ребенка и не соврал ли Хосок, когда сказал, что младше всего на год. Очевидно ведь, что они не встретятся: Юнги окончит школу, переедет в Сеул а оттуда мечтает переехать куда-нибудь в Штаты и делать там музыку. Вероятность того, что они по счастливой случайности встретятся где-нибудь на улицах Сеула - ничтожна. Вероятность того, что они не забудут друг друга уже через год - еще меньше. По крайней мере, Юнги хочется так думать, потому что ему лично совсем не хочется всю оставшуюся жизнь в мельчайших подробностях помнить эту улыбку и звонкий заразительный смех ее хозяина. Но Юнги не может не улыбнуться тепло во все тридцать два и не ответить: - Обязательно. Он наблюдает как длинная худощавая фигура в неоново-желтой майке и красных шортах быстро добегает до машины а потом высовывает из окна голову в зеленой кепке и машет Юнги рукой до тех пор, пока не уезжает слишком далеко. Юнги машет в ответ. Вишневый джип поворачивает за угол и Юнги чувствует, что Хосок, кажется, случайно прихватил с собой его сердце. Юнги не против. Разве что жить без сердца может оказаться проблематично.

***

Последний год в школе, выпускной, вступительный экзамен - все проходит как в тумане. Хосок был прав - Юнги не стоило волноваться о поступлении. Наверное, он и вправду талантлив. Учеба идет хорошо: его хвалят преподаватели, ему респектуют одногруппники, первокурсницы с дизайнерского зовут его на свидания, а новоиспеченные друзья - на вечеринки. Он, кажется, получил все, о чем когда-то мечтал, но все это кажется до смешного неправильным. Юнги не может отделаться от навязчивого чувства, будто чего-то нехватает. Чего-то очень важного. Может быть, сердца. Но Юнги не собирается отчаиваться из-за отсутствия одной лишь детали. Он с головой уходит учебу, отдавая всего себя музыке. Только вот текста всех его песен выходят слишком грустными, но преподаватель говорит, что так даже лучше - сильнее цепляет. Два года пролетают совсем незаметно. Казалось, только недавно он прощался с Хосоком, а сегодня уже на втором курсе. Юнги идет по переполненному шумному коридору, с легкой улыбкой наблюдая за ничего не понимающими первокурсниками - он когда-то был таким же. Слух цепляется за смех, доносящийся из шумной компании, что собралась возле входа в аудиторию. Он кажется знакомым и заставляет все внутри сжаться, когда до Юнги доходит, где он мог его слышать. Толпа редеет и Мин понимает, что в ее центре стоит высокий стройный парень в надетой задом-наперед зеленой кепке, большой зеленой футболке, заправленной в голубые джинсы, и пестрых кроссовках; на его тонких пальцах несколько разноцветных колец, а на смуглом запястье висит браслет из массивной цепочки. Сердце Юнги пропускает удар. И еще один. И еще. Дышать становится неимоверно трудно, голова идет кругом, перед глазами плывет, в груди нестерпимо щемит и ноги вот-вот подкосятся. Подняв глаза Юнги натыкается на взгляд тепло-карих глаз, что смотрят прямо на него. Хосок не ждет: со звонким “Юнги-хён!” бросается к старшему и крепко-крепко обнимает. Хосок стал выше Юнги. И сменил парфюм. Он уже совсем не похож на того долговязого мальчишку - думает Юнги, но вот младший отстраняется, смотря в его глаза и Юнги улыбается, потому что все-таки похож. Тот же по-детски искрящийся взгляд и родная улыбка сердечком. - Это твой хён? - Кто это, Хоби? - Вы знакомы? Хосок поворачивается к новоиспеченным друзьям и жмет плечами: - Это мой… друг детства. - Я Мин Юнги, музфак, второй курс. - О, так ты второкурсник? Юнги-сонбэ, а где здесь триста девятнадцатая аудитория, не знаешь? Они с Хосоком, как договорились, встречаются после пар и идут в ближайшее кафе, уже по пути начиная разговоры о том, кто как провел эти два года. Хосок все также любит холодный американо и мятно-шоколадное мороженое и у Юнги от одной мысли об этом все внутри цветет буйным, невиданным доселе цветом. Хочется смеяться абсолютно без причины и совсем немного танцевать. Хосок ухмыляется, заметив на юнгиевом запястье радужную фенечку, что совсем не сочетается с его темно-серой висящей футболкой, черными джинсами и грязно-синим конверсами. - Я… - он хочет сказать что-то в свое оправдание, но не находит слов. Да и самого оправдания - это действительно то, о чем подумал Хосок. Юнги носит эту старую радужную совсем-не-в-его-стиле фенечку просто потому, что от одного взгляда на нее становится теплее. Хосок улыбается понимающе и чуть мотает рукой, будто напоминая, что он делает то же самое - носит этот пресловутый браслет просто потому что. Юнги делает глубокий вдох и думает, что либо сейчас, либо никогда: - Ты… знаешь, я… ты… э-э-э… Он понимает, что не знает, что именно хочет сказать. Слишком много чувств, которые слишком долго в нем копились. Он был уверен, что никогда больше Хосока не увидит, так что даже не представлял, что скажет при встрече. - Я скучал, - все, на что его хватает. Хосок широко улыбается. Уж он-то не раз себе представлял себе этот момент, и хоть все не так красиво и романтично, как в его снах, и ладошки потеют гораздо сильнее, он все таки находит в себе силы сказать: - Я тоже. Очень сильно. Юнги-хён, ты... может это совсем не взаимно, но мне кажется, что ты самый лучший человек на свете. Юнги давится воздухом. - Ты… такой смелый… и умный… и талантливый… и… и… ты очень-очень крутой. Знаю, ты наверное смотришь на меня как на ребенка, что бегал от каждого таракана, и если по правде, то я до сих пор это делаю, но, я… ты… ты мне… - смелость Хосока иссякает, он судорожно сжимает в руках чашку и очень пристально смотрит в нее, будто там находится нечто гораздо интереснее его собеседника. Юнги не верит своим ушам, но слова Хосока звучат в голове непрерывным эхом. - Нет, - его голос от чего-то становится хриплым. - Я никогда… нет, я… я тоже… тоже тебя… Хосок вскидывает голову. На глазах его еле заметно блестят слезы и Юнги еле сдерживается, чтобы не кинуться обнимать его прямо здесь и сейчас. Осознание того, что это слезы радости, окрыляет, так что Юнги, набрав в легкие побольше воздуха, аккуратно берет хосокову руку в свою и говорит глядя в глаза: - Я люблю тебя. Никогда в жизни он не видел Хосока настолько сияющим. - Й-я тоже! Я… я тоже тебя люблю. Очень. На лице Хосока пляшет солнце. В груди Юнги разливается тепло. Хосок похож на лето. Очень сильно. Он такой же светлый, теплый и яркий. Также полон радости и счастливых воспоминаний. Также пахнем солнцем и свежескошеной травой. Юнги любит лето. И Хосока. Но Хосока, пожалуй, больше.