Закончилось искусство

Хватаясь за огромное количество дел одновременно, порой, начинаешь забывать свою обычную жизнь. Желание получить все и сразу затмевает привычный ритм жизни, заставляя день и ночь делать то, что по твоему мнению приносит небывалую радость. Правда, такой режим изнуряет ничуть не хуже каждодневной работы на заводе, а, как оказывается позже, и удовольствия особого не приносит. Сидишь, убеждаешь себя, что это оно, то самое предназначение, а через несколько месяцев бегаешь по психологам и пьешь антидепрессанты пачками вместо коньяка. Торопятся. Люди постоянно торопятся, уверяя не только себя, но и окружающих, что времени осталось мало и ты должен все успеть. Время создало человечество, не значит ли это, что оно не поддается понятиям «мало» или «много»? Мало или много картин в галереях, мало или много апельсинов в супермаркетах, мало или много денег на карточках, но точно не времени. Арсений до последнего не верил, что может ненавидеть то, за что отчаянно боролся несколько лет, чего добивался огромными трудами. Но сейчас, видя хотя бы на мгновение кусочек глины или мрамора, желание сбросится с ближайшего моста возрастает в геометрической прогрессии. Он даже отключил все соцсети, лишь бы не видеть восхищение ценителей искусства у себя в сообщениях и комментариях, лишь бы не видеть, что делом всей его жизни кто-то всерьез восхищается. Еще в детстве, когда родители водили его по музею за руку, рассказывая про того или иного скульптора, Арсений понял, что и глаз оторвать не может от проработанных до мельчайших деталей частей тела статуи «Венеры Милосской». Тогда даже это захватывало до невозможности, а когда в будущем, став более знаменитым среди современных скульпторов, Арсению дали возможность реставрировать ту самую статую, мужчина и вовсе готов был на стены лезть, но сделать все идеально. Кажется, с того момента все и покатилось по дорожке вниз. В том числе и Арсений, захватив с собой пакет с перфекционизмом.

***

Из квартиры на верхних этажах громко играла какая-то рокерская песня. Какая именно, Арсению разбираться не очень хотелось – орало знатно, а это самое главное. В такие моменты мужчина задумывался о том, что возможно он потихоньку начинает превращаться в тех бабок, которые сидят возле подъездов и сплетничают обо всем, что видят. Иначе он не может никак объяснить, почему новый сосед напротив так сильно не нравился Попову – молодой, энергичный, в пятницу вечером уходит из дома и возвращается только в понедельник утром, чтобы пойти на учебу. А еще любит громко послушать какой-нибудь рок. Антон Арсения раздражал до красных пятен на лице, хотя, по закону, ничего не нарушал – вечером и ночью был тише воды, ниже травы. Антон умудрялся светится перед Арсом даже на балконе, тихо курил, иногда листая что-то в телефоне, а иногда поглядывая на угрюмо сидящего Арсения, который смотрел куда-то свозь этот мир, не желая идти на контакт. Антон даже пытался заговорить с мужчиной, но, видя нескрываемую незаинтересованность и раздражение, попытки прекратил. Так Арсений и жил – днем один из самых известных скульпторов современности, который загадочно бродил по улицам, в поисках той самой музы, а вечером тихо грустил на балконе дорогой квартиры, запивая таблетки успокоительного виски со льдом. Каждая ступенька была маленьким адом для Арса, а стучавшая по ушам музыка выводило все больше и больше. Словно, в такой ужасный день все сговорились и старались довести Попова до собственного выхода в панорамное окно. Сегодня Арсению сделали выговор – или он вновь берется за скульптуры, или забывает об этом деле уже навсегда. Конечно, и тот и другой вариант имели свои плюсы, но Арс не хотел бросать то, что для него стало всей жизнью. Расстаться с искусством не позволяла ни совесть, ни сердце, жалобно напоминая, что когда-то мужчина горел этим делом, занимался им дни и ночи.

***

Казалось, вечера, проведенные на балконе, откуда открывался вид на стеклянные высотки Москвы, слишком быстро вошли в традицию. Арсений любил это место – здесь он впервые поймал вдохновение и начал свой творческий путь. Здесь он его и закончит, возможно сам, возможно, ему в этом помогут. Всего две недели на то, чтобы вновь начать творить. Или сейчас, или никогда больше. Музыка, доносящаяся из соседней квартиры, стала громче, что мужчина сразу уловил, хотя, обычно, Арсений не замечал ничего, погруженный в свой собственный мир, а возможно, целую вселенную. Он, если честно, сам не знал. Двери соседнего балкона отворились и впустили своего молодого хозяина, от которого буквально за километр несло запахом мятной жвачки и взбудораженной энергетики. Антон, кажется, Арсения не замечал и, пребывая в хорошем настроении, двигался в такт музыке, пытаясь зажечь сигарету. С ментолом, кстати. Уже собираясь уйти с любимого место, чтобы не разделять свое унылое одиночество с кем-то еще, Арсений остановил взгляд на парне. Он был ярким до невозможности, начиная от одежды и заканчивая эмоциями – рассказывая что-то своему приятелю по телефону, Антон то и дело, что взмахивал руками или повышал голос, срываясь на чистый мат, а уже через секунду начал вести повествование истории, будто сам Пушкин, используя такие метафоры, что крыша поедет даже у людей, перечитывавших «Войну и мир». Ну, то есть, у Арсения. На фоне живой, современной Москвы Антон выглядел гармонично – Арсений о себе такого сказать явно не мог. Живая Москва и живой Антон дополняли друг друга, создавая образ идеальной жизни. Москва никогда не спала, Антон, судя по ночным прогулкам по выходным, так же спать не рвался, то и дело зависая в каких-нибудь барах и клубах. Арсению Москва не нравилась – уж слишком живой она была. На фоне города Арсений казался слишком серым, унылым и таинственным. Несколько месяцев назад мужчина по работе ездил в Санкт-Петербург, северную столицу России, и только сейчас понял, что это именно он – Питерская погода, когда солнце выходило из-за облаков раз в год, Питерская атмосфера унынья, спокойствия и душевного равновесия. Питер прекрасно дополнял Арсения, являясь его точной копией, когда как Антон в Питере выглядел бы слишком ярким и странноватым. Так и получилось, что на одном этаже, в соседним квартирах жили спокойный Санкт-Петербург и энергичная Москва. – Да, Дим, целую! – Арсений словно вынырнул из тумана своей головы, смотря прямо перед собой – на Антона, который докуривал сигарету и нервно что-то печатал с смартфоне. Словно почувствовав чужой, пристальный взгляд, парень оторвался от гаджета и повернулся в сторону чужого балкона. Сколько раз Арсений подумает о том, что Шастун был слишком ярким? Даже зеленые глаза парня в темноте вечера словно издавали невидимое свечение. Чертова гирлянда, а не человек. – Мы не всегда так прощаемся! – Антон начал серьезно оправдываться, подумав, что мужчина все поймет не так. Арсения это позабавило – парень выглядел, словно маленьких мальчик, которого застали на месте «преступления», – А вообще, почему вы подслушиваете? – Не понимаю, о чем ты говоришь, – обращение на «вы» Арсений не одобрил, тем более, разница в их с Антоном возрасте была не так велика, – Я только сюда пришел. – Лжете, я вас видел, – Антон победно ухмыльнулся, оставляя скуренную сигарету в пепельнице. Пожалуй, это был их первый, более-менее адекватный диалог после того, как Шастун заехал в эту квартиру. Антон тогда понятия не имел, как жить в таком большом городе, так еще и одному. Смотря восхищенными глазами на огромные трассы, здания и новомодное метро, парень не сразу заметил странности соседа. Арсений всегда был один, даже животное себе никакое не завел. Постоянно в своих мыслях, будто жил в отдельной вселенной, путь к которой знал только он. А еще, как потом выяснилось, был очень известным скульптором Москвы. – Не волнуйся, я все равно не слушал твои изречения, – Арсений, противореча сам себе, продолжал этот довольно бессмысленный диалог, медленно потягивая мартини и бокала. Арсений Антона не понимал – тот так упорно пытался что-то доказать чужому ему человеку, будто и вправду что-то скрывал. Арсений Антона понимать не хотел – они были слишком разные для взаимопонимания. – Перестал волноваться, – парень впрямь стал менее нервозным и зажатым, каким казался ранее. Основательно подошел к делу и перестал волноваться, – Я слышал, у вас с работой сейчас неладно? Наверное, Антон не специально так резко перескочил на тему работы, а просто хотел продолжить диалог, но мысленно Арсений уже представлял, как летит с этого самого балкона через 15 этажей, только слыша это слово – работа. С работой, как выразился Антон, все непросто было неладно – там был край. Огромная пропасть, щель, а может и впадина. Вдохновения и желания творить не было, а срок дан очень маленький. Арсению даже думать не хотелось, как по истечению этих 14 дней он будет тревожиться и корить себя за потраченное зря время, а позже, если повезет, будет сводить концы с концами где-то в коммуналке за МКАДом. Не жизнь, а мечта его детства. – Творческий кризис, все стабильно, – Антон успел пожалеть о заданном вопросе, в миг увидев изменение в настроении и состоянии Арсения. Тот, словно погрузился в себя – к сожалению, опять. Гребанная точка невозврата, не меняющая своего курса. Тишина въедалась в мозг, заставляя постоянно напрягаться от каждого мимолетного шороха. Антон корил себя за несдержанность в словах, а Арсений всецело решил отдаться себе и своему внутреннему миру. Он нисколько не винил Антона, но парень заставил его изрядно задуматься о своем бытие. Шастун не был похож на всех тех людей, которые были и есть в жизни Арсения – ему не нужна была выгода, он не возвышал и не идеализировал скульптора, как делали многие фанатки, за все время парень не разу не настаивал на разговоре, принимая некую странность и отстраненность своего мрачного соседа, как должное. – Я, кажется, потерялся, – будто сквозь пелену услышал Антон, оборачиваясь на вышедшего из своего мирка Арсения, – И в жизни, и в себе. Чувствую себя сломанной вещью, которой попользовались и бросили одну, никому ненужную. Вдохновения нет, а найти никак не могу. Арсений ненавидел себя за эти слова. Готов был раскаяться во всех своих ужасах жизни, проблемах, абсолютно незнакомому человеку, который просто жил по соседству. Арсений слишком долго не общался с людьми просто так и уже успел забыть, какого это, сидеть и говорить о собственной ничтожности. Мужчина, не став ждать ответа, вскочил и направился к выходу с балкона, поняв, насколько сильно открылся. Накосячил, не совладал с собой, проебался. – Может, и искать не стоит? – Арсений думал, что не остановится, но после первой же фразы Антона позорно встал на месте, не дойдя до стеклянной двери каких-то двух шагов. Где-то за стенкой были слышны приглушенные крики, кажется, соседи опять ругались. Люди то и дело пытались поддержать (если, это, конечно, можно было назвать поддержкой) Арсения в такие моменты, на что получали лишь отстраненность мужчины и его нежелание продолжать разговор. Антон не утешал, не поддерживал – именно это для мужчины было удивительным. Парень пытался предложить что-то, а не бессмысленно жалеть, – Как вы думаете, оно может вас само найти? Антон яркий до ряби в глазах. Яркий во всем, во всех красках, словно фейерверк. Внутри Арсения что-то яростно трещало по швам, а в голове крутилась ровно одна мысль: Антон вдохновлял Он знал этого парня ничтожно мало, но что-то внутри яростно орало, что это именно оно. Только Антон смог вызвать у Арсения так много чувств одновременно. Так давно ничто не вызывало такой бури, но один яркий, как ночная Москва, парень смог, даже не приложил огромных усилий. Он был случайностью в жизни Арсения, не самым примечательным персонажем его сценария, но смог сотворить целую историю. Антон был до ужаса необычен, возможно, даже непривычен Арсению. Он был абсолютно другим, сошедшим с другой планеты, думающий и рассуждающий не хуже самого Попова. Будучи младше мужчины на несколько лет, с Арсением Шастун не обходился, как с авторитетом. Они были на равных, поэтому Антону не составляло труда поддержать диалог и чем-то помочь. Ему явно не нравилось сладкая наигранность в словах, какую делают люди в разговорах, чтобы получить себе выгоду. Он был одновременно таким простым, но и таким сложным для понимания, чем вызывал безудержный интерес к своей личности. – Если сможешь, приходи завтра ко мне в мастерскую, в 6 вечера, – Арсений, кажется, выговорил это предложение скороговоркой и молился, чтобы Антон его понял. Арсению это было необходимо, как глоток воздуха – Антон был рядом всегда, стоило Арсению только руку протянуть. Все, что ему было нужно – было рядом. До невозможности рядом. Арсений часто гулял по ночам, надеясь, что небесная муза поможет Попову творить и работать, пока, на самом деле, та самая муза спала у себя в кровати за стенкой. – Обязательно. Антон был красивым – таких красивых и привлекательных людей Арсений не видел давно. Да и дело было не особо во внешности – Антон был прекрасным душевно, даже когда матерился через каждое слово. Любитель мятных жвачек, громкой музыки и тусовок стал спасительным маяком для потерявшегося Арсения. Холодный и грустный Питер. Яркая и запоминающаяся Москва. Возможно, в будущем, Арсений будет просыпаться утром и видеть рядом с собой вернувшегося ночью Антона, который, даже во сне светил яркими красками. Возможно, в будущем, Антон перестанет так громко слушать музыку, потому что Арсений не выдержит такого хаоса в их общем доме. Возможно, Арсений даже полюбит ненавистные ему ранее мятные жвачки. А ведь Москва слезам не верит.