До самого конца

Ночь была холодная, воздух покалывал кожу. Ноги бешено стучали по бетонному полу, унося мужчину прочь от теней, быстро поглощавших самый воздух вокруг. Он не слышал звуков ничьих шагов, кроме собственных, ни следа преследования, ни единого доказательства того, что за ним гналось что-то, помимо демонов в его собственной голове. Но он знал. Знал, что они идут. Товарный склад, рассудил он, был укрытием не хуже любого другого: здание было таким огромным, а эхо таким громким, что он легко мог скрыться от своих преследователей в темных углах и среди рядов ящиков. Если его услышат, то могут решить, что он бежал в другом направлении. На складе имелся черный ход, путь к спасению, о котором знал только он, любой другой заблудился бы в лабиринте коробок, ждущих своего отправления. Он мог с легкостью сбить с курса любого на свете, даже в темноте. Или так он считал. Ему ни разу не пришло на ум, что в таком ужасе и суматохе он мог заблудиться точно так же, как и те, кто его преследовал. Завернув за один и тот же угол в третий раз, он наконец остановился. Бесцельное бегство не привело бы ни к чему хорошему. Нужно было выждать время, найти место, где спрятаться, пока угроза не минует. Он поднял голову, прислушиваясь к любому признаку движения вокруг, но услышал только собственное грубое дыхание. Лунный свет просачивался сквозь разбитые окна, отбрасывая на все зловещую, тусклую тень. Справа от себя мужчина нащупал брезент, который, как он знал, накрывал открытый ящик, давно опустошенный такими же, как он, бродягами. Он отдернул один край и, не тратя времени, забрался в тесное пространство. Как только брезент накрыл его с головой, сокрыв последние остатки света, мужчина обхватил себя руками и стал ждать. Он ждал, пока волосы на затылке перестанут стоять дыбом. Ждал, пока в ушах не утихнет гул сердца. Ждал, пока его инстинкты не скажут, что опасность отступила. Он ждал. И ждал. А разум по-прежнему кричал от страха. Убирайтесь, кричали ему голоса. Жизни, которые он отнял, были заперты в этом ящике, внутри его самом. Убирайтесь, убирайтесь, уходите! Помилуйте, помилуйте! Чудовищность совершенных им грехов обрушилась на него с оглушительной силой, выбивая из легких весь воздух. Хотя он и страшился того, что ждало его за пределами укрытия, первобытное желание спасаться бегством было непреодолимо. Он откинул брезент раньше, чем успел остановить себя; вспотевшее лицо обдало порывом холодного воздуха. Он шумно выскочил из ящика и огляделся в поисках нужного направления — налево, направо и снова направо. Он бросился бежать с маниакальной энергией. Голоса в голове цеплялись за него как кандалы и кусали за пятки точно бешеные псы. Убирайтесь, убирайтесь, уходите! Помилуйте, помилуйте! Дверь была уже близко, за следующим поворотом, он почти различал плеск реки у причала; звук спасения соревновался с криками его жертв. Он обогнул последний ряд ящиков, уверенный, что его преследователи отстали… Они поджидали его. Он споткнулся и едва не упал ничком у ног двух призрачных фигур, которые гнались за ним. Он заглянул им в глаза; зловещий свет луны заливал самодовольством их бледные лица. Мужчина чувствовал, как при одном их виде от ужаса начинает перехватывать дыхание. На утонченном лице хозяина отражалось презрение — его добыча была ему омерзительна. Он скрестил руки на груди с видом такой неотвратимости и власти, что мужчине оставалось лишь дрожать. Он не мог отвести взгляда, чтобы посмотреть на еще более внушительную фигуру рядом с хозяином, — тот требовал к себе такого внимания, что, казалось, обладал способностью контролировать чужую волю. — Вы обвиняетесь в следующих гнусных преступлениях: похищении, убийстве и поедании шести детей, все из которых были невинны и бессильны против ваших злых прихотей. Ее Величество не терпит, когда ее граждан подвергают опасности и причиняют им вред, особенно тем, кто не в силах защитить себя сам. Каждое слово хозяина источало злобу и ни с чем не сравнимую ярость. — По закону, принятому Ее Величеством, за ваши преступления вас заключат в тюрьму и позволят влачить остаток жизни в грязной камере. Возможно, даже разрешат быструю смерть в петле. Но я не проявлю такой милости. Они кричали о милости. Дети кричали о ней, когда он выхватывал их из кроваток. Когда он чувствовал, как жизнь покидает их драгоценные тельца. Убирайтесь, убирайтесь, уходите! Помилуйте, помилуйте! — Себастьян, — произнес хозяин, вынося приговор одним-единственным словом и легким взмахом руки. Только тогда мужчина посмотрел на темную фигуру, стерегущую хозяина. Его глаза широко распахнулись, и он издал истошный крик, когда кровавый острый взгляд вонзился ему в душу. Существо двинулось к нему, и в тот же миг остаток света на складе погас, словно его кто-то выкачал; все, что можно было разглядеть, это яркие глаза, мерцающие, наполненные темным удовольствием и всеми ужасами ада. Мужчина наблюдал, как вокруг существа расползаются тени, чернее черноты вокруг. На миг послышался взмах крыльев, за ним — вой ветра, и острые как бритва перья начали рвать на мужчине одежду. Он закричал, пытаясь отогнать угрозу, но только ранил руки. Как и его жертвы, он взывал к милости. И так же, как они, не избежал ужаса смерти. Последнее, что он видел, прежде чем лишиться зрения, был ад. Он разверзся перед ним неугасимым и безжалостным огнем. Мужчина с воплем полетел вниз головой, но его голос уже не доносился до мира живых.

***

— Нет. Решительно нет. Ручка нависла над бумагой. Сиэль написал уже половину письма королеве; оно задумывалось как отчет о продвижении дела об убийствах детей, которое он расследовал последнюю неделю. Не хотелось говорить, но дело до сих пор стояло на месте. Мало того, что он был вынужден сообщить об этом Ее Величеству, так еще и Себастьян докучал ему глупостями по поводу «бала в честь окончания светского сезона». Ему было уже девятнадцать — слишком взрослый, чтобы выполнять указания собственной прислуги. — Сэр, как глава дворянского рода, вы обязаны посещать определенные мероприятия; вам это известно. Светский сезон подходит к концу через три недели. Последний бал проводится в доме маркиза Скотни, родственника вашей невесты. Ваше отсутствие будет грубым оскорблением в адрес мисс Элизабет, как и темным пятном на имени Фантомхайвов. Черт бы его побрал, подумал Сиэль. И как он вечно знает, что сказать, чтобы заставить меня сдаться? — Кто здесь главный? Насколько мне помнится, хозяин здесь я, а ты — верный слуга. Мне решать, что делать, а что нет. — Гордость Сиэля не позволяла ему сдаться так просто, хотя он и понимал, что не может отрицать ничего из сказанного Себастьяном. — Вы правы. Я действительно ваш верный слуга, и я сделаю все, что в интересах моего хозяина. Осознает он эти интересы или нет — вопрос совершенно иной. — Себастьян коротко поклонился, и если бы Сиэль не знал его лучше, то решил бы, что над ним потешаются. Дворецкий улыбнулся, когда граф встретил его взгляд. — И в данную минуту в интересах моего хозяина, чтобы ему напомнили о его обязанностях перед своим именем и своей невестой. — Так и быть, я пойду, — проворчал Сиэль. — Превосходно. Теперь, с вашего позволения, мне пора заняться приготовлениями к обеду. — Себастьян широко улыбнулся, явно довольный собой, и, поклонившись, изящно удалился из комнаты. — Нахальный демон, — возмущенно фыркнул Сиэль, возвращаясь к письму. Он писал королеве (так правдиво, как мог), что тщательно расследовал несколько зацепок и надеялся закрыть дело к концу недели. В действительности же все, что у него имелось, это море бесполезных улик. Когда тела сбрасывали в реку, они были завернуты в мешки безо всяких опознавательных знаков и завязаны самой обычной веревкой и самым обычным узлом. Между местом и временем похищений не было ничего общего — некоторых жертв находили уже спустя несколько часов, других искали днями. Сами жертвы также отличались: разные социальные классы, внешние черты, пол. Единственное, что связывало эти преступления, это леденящий кровь способ убийства — сердца детей были вырезаны из груди. Но то обстоятельство, что убийца не выбирал своих жертв по определенному признаку, делало его практически непредсказуемым и только затрудняло поимку. Сиэль начинал сходить с ума от бессилия. Он свернул лист бумаги и засунул в конверт. Запечатав его, он почувствовал резкий укол на кончике пальца и скривился при виде яркого пятнышка крови, расцветшего на бледной коже. Себастьян очутился рядом в ту же секунду, беря его руку в свою и цокая, как будто Сиэль порезался по собственной глупости. Он возник из ниоткуда, что не должно было удивить Сиэля, но все же удивило. Разумеется, демон почувствовал боль хозяина, даже на другом конце дома. Такова была природа их контракта, хотя Сиэль не помнил, чтобы Себастьян был так внимателен к подобным мелочам. — Право, сэр, вас и на секунду нельзя оставить, чтобы вы не угодили хоть в какую-то беду, — подначил Себастьян. Однако голос его не был слишком весел. — Говоришь так, словно меня похитили и избили. — Сиэль попытался усмехнуться, но не вышло. Было сложно сосредоточиться на чем-то, кроме того, как Себастьян пристально разглядывал порез. — Ваша кровь — слишком ценная вещь, милорд, и я не позволю ей проливаться так просто. Себастьян достал из кармана платок и прижал его к ранке. В его руках рука Сиэля казалась крошечной. Юноша поймал себя на мысли, что не может встретить прикованный к нему взгляд демона. На секунду он забыл, что был зол на Себастьяна за его правоту по поводу бала. Забыл зловещего детоубийцу и что не мог его поймать. На секунду для него существовали только сильные, но нежные руки Себастьяна. Внезапное чувство было странным и незнакомым, оно пришло из ниоткуда, без предупреждения. Сиэль не понимал его, и это пугало. Но стоило демону остановить кровь и отпустить руку, как чувство исчезло. — С вами все в порядке, господин? — спросил Себастьян. — Все хорошо, — коротко кивнул Сиэль. Себастьян странно посмотрел на него, но промолчал. В дверь кабинета постучали. Себастьян пошел открывать, и Сиэль с глубоким вздохом опустился в кресле. — Сэр, кое-кто хочет вас видеть, — известил Танака, войдя в кабинет. — Детектив. Абберлайн. Он говорит, дело крайней важности. — Пригласите его, — велел Сиэль. — Еще один, — сказал он дворецкому, как только Танака ушел. — Похоже на то, — согласился Себастьян. Между ними проскочил знакомый взгляд. Они часто делили его, знающий и решительный взгляд, передававший мысли и слова, которые не нуждались в том, чтобы озвучить из вслух. Сиэль представлял их как два гармонично звучащих инструмента. И все же несколько секунд назад на лице Себастьяна было выражение ему непонятное. Не прошло и минуты, как Танака вернулся, приглашая детектива в кабинет. Вид у мужчины был подавленный, плечи тяжело свисали, глаза были уставшие. Он даже не огляделся, чтобы оценить размеры и обстановку комнаты. Смотрел только на графа и на пол. — Где? — спросил Сиэль до того, как Абберлайн успел раскрыть рот. — Постоялый двор, сэр, недалеко от верфи. Снова девочка, семь лет. Похищена прямо из постели. Мать говорит, что вышла только на несколько минут, а когда вернулась… — не было нужды завершать предложение. — Как давно пропала девочка? — Чуть больше четырех часов назад, сэр. — Одну из жертв нашли спустя шесть часов после похищения. У нас мало времени, если мы хотим найти ее живой, — заключил Сиэль. — Себастьян, идем. — Он повернулся к Абберлайну, который вдруг показался лишним в компании этих двоих. — Мы последуем за вами к месту преступления. — Да, сэр. — Абберлайн кивнул и поспешил выйти. Себастьян подготовил трость и пальто Сиэля и быстро помог ему одеться по пути вниз. — Я не позволю этому ребенку умереть, Себастьян. На этот раз мы остановим его. Это приказ. — Да, милорд.

***

В постоялом дворе отчетливо пахло тухлой рыбой и застоялым дымом, а еще чуялась общая вонь загрязнения, от которой Сиэля мутило. Как можно довести свои владения до такого запустения было выше его понимания. Серая краска на фасаде выцвела и облупилась, на окнах виднелись трещины, по крайней мере, там, где все еще стояли стекла. На входной двери не хватало петли. Вывеска настолько обветшала, что ее невозможно было прочесть, хоть и Абберлайн сказал, что двор назывался «Пристанище моряка». Сиэль сухо усмехнулся. Вот уж и впрямь пристанище. Он представлял, что место будет заполнено моряками и проститутками, но к моменту их прибытия люди Абберлайна очистили здание, оттеснив владельца двора и его постояльцев на сторону улицы. Каждый из них, разумеется, был подозреваемым. Однако, как только Сиэль ступил из кареты и оглядел встревоженную, возмущенную толпу, он без сомнений мог сказать, что ни один из них не был виновен. Похититель давно ушел, вместе с жертвой. Четырех часов было достаточно, чтобы скрыться где угодно. Абберлайн провел их в главный зал, мимо столов с недоеденной едой и стульев, оставленных под необычными углами, когда сидевших за ними людей выводили на улицу. Сиэль осторожно дышал через рот, избегая омерзительного запаха как мог, и надеялся, что тот не пристанет к одежде и не последует за ним домой. Шаткие половицы скрипели под ногами, и он побаивался провалиться, особенно когда его ботинок чуть не угодил в дыру на месте одной из дощечек. — Это наверху, милорд, — сказал Абберлайн, жестом указывая на короткий коридор, в конце которого располагалась особенно отвесная лестница. Сиэль без колебания начал подъем — обещание спасти девочку было свежо в его памяти, и он уж точно не собирался позволить остановить себя старым, гниющим ступенькам. Пока они поднимались, сверху до них эхом доносился ужасающий плач. Сиэль собрался с духом. Плачущие матери не были его специальностью, да и особенно полезными в том, что касалось дачи информации, он их не находил. В основном они бессвязно лепетали о своем дитя, а когда к ним возвращалось достаточно спокойствия, чтобы говорить внятно, они смотрели на него с недоверием и даже презрением. Сиэль понимал это, в определенной степени, ведь как они могли довериться ему, когда он был так далек от их тяжелой доли? Однако это затрудняло почти каждое следствие, и потому сострадание его давно иссякло. Лучше было предоставить это Себастьяну. — Себастьян, поговори с матерью. Выясни, что она видела. Каждую деталь. Хотя сомневаюсь, что она много нам расскажет. Если бы она знала что-нибудь действительно полезное, мы бы уже преследовали этого ублюдка. — Конечно, — ответил Себастьян, направляясь на звуки рыданий, разносившиеся по коридору. — Покажите, где это произошло, — сказал Сиэль Абберлайну. Детектив кивнул и провел его в первую дверь, прямо напротив лестницы, откуда в комнату было легко попасть. — Ее похитили отсюда. — Абберлайн указал на кровать в дальнем углу тесного чердака. — Он поднялся через нижний зал, насколько мы понимаем; в то время в здании находилось множество мужчин, так что выглядел он, должно быть, как моряк. — Абберлайн опустил голову в знак сочувствия произошедшему. — Мы не знаем, как он покинул здание. Все постояльцы утверждают, что ничего не видели. Они наверняка бы заметили, как он выносит девочку: она бы не сдалась без боя. — Только если не была уже мертва, — тихо поправил Сиэль. — Хотя не думаю, что он убил ее здесь. Граф бесцельно пересек комнату, не замечая ничего интересного, что могло бы послужить зацепкой, кроме разве что отсутствия простыни. Увидев открытое окно, он двинулся прямиком к нему и, выглянув, обвел взглядом соседние крыши; одна располагалась прямо под окном. Воздух снаружи был свежее, чем внутри, но, по мнению Сиэля, все еще слишком теплым. Он высунулся дальше, пытаясь вывести из легких запах постоялого двора. В этот момент послышалось, как Абберлайн обращается к Себастьяну, который только что вошел в комнату. — Что сказала мать? — спросил Сиэль не оборачиваясь. — Ранее утром она спустилась за едой; дочь еще спала, так что она оставила ее. Женщина отсутствовала не более пяти минут, а когда вернулась, ребенка уже не было. — Она заперла дверь, прежде чем спуститься? — спросил Сиэль. Шестеренки в его голове начали крутиться, разгоняя дымку неразберихи, которую до сих пор представляло собой это дело. — Думаю, да, — ответил Себастьян. По его голосу было ясно, что он разделяет ход мыслей хозяина. — А скажи-ка мне, было ли окно открыто или закрыто, когда она выходила? — Закрыто. — Себастьян довольно улыбался, когда Сиэль повернулся к нему лицом. — Что это значит? — Абберлайн снова оказался в стороне. — Это значит, что вот как он вошел и вышел, — Сиэль указал на открытое окно. — Он не мог войти в закрытую дверь, поэтому забрался на крышу соседнего дома пониже и поднялся сюда. — Сиэль снова посмотрел на детектива. — Вероятно, он схватил девочку, пока она еще спала, завернул в простыню и выбрался наружу. У него не было времени закрыть за собой окно, поэтому оно осталось открыто. — Хорошо. И что же это значит? — Он знал, что она была здесь, в этой комнате. Значит, он должен был наблюдать за ней какое-то время. Мы полагали, что он выбирает своих жертв случайно, но теперь мне очевидно, что он делает это по принципу. Как только мы разгадаем этот принцип, мы поймем, как поймать его. От Сиэля не ускользнул азарт в глазах Себастьяна, за которым скрывалась гордость, несколько странное чувство для демона, подумал Сиэль. Он гордится мной. Как сентиментально. — Скольких детей уже убил этот человек? — Шестерых. — Отвечая на вопрос, Абберлайн выглядел более чем озадаченно. — Эта девочка была бы седьмой. — Вы когда-нибудь задумывались, каково было бы жить вечно, Абберлайн? — спросил Сиэль, украдкой взглянув на Себастьяна. — Согласно Библии, мир был сотворен за семь дней. Число семь всегда ассоциируется с Богом, а значит, с вечной жизнью. Сиэль увидел вопрос на лице детектива раньше, чем тот задал его. — Сердца. Он поглощает сердца своих жертв, чтобы обрести вечную жизнь. Чем моложе, тем лучше. Поэтому он охотится за детьми. Их легко похитить, и их сердца чище любых других из человеческих. — Сиэль представил собственное сердце, разбитое и черное, клейменое созданием прямиком из ада. Он знал, что за его сердцем не станут охотиться, его уже поймали. В багровых глазах Себастьяна он видел отражение той же мысли. Абберлайн выглядел обеспокоенным глубокими познаниями Сиэля в такой темной мифологии. Ничего не ответив, он молча наблюдал за графом и его загадочным слугой. Их взгляды встретились, и, казалось, эти двое ведут разговор. Между ними пролегала связь, которая, как полагал детектив, приходит лишь с годами службы. Нечасто он видел дворянина, настолько привязанного к своему слуге, и нечасто видел такую внимательность и беззаветное послушание со стороны последнего. Он считал, что деньги для Себастьяна не имели большого значения, — такую связь не купить ни за какие богатства. — Я знаю, где искать девочку, — неожиданно сказал Сиэль, не сводя глаз с Себастьяна. — Где же, сэр? — удивился Абберлайн. — Вы думаете, она еще жива? — Я знаю это. — Сиэль снова подошел к окну, окидывая Лондон задумчивым взглядом. — Она все еще в этом здании; возможно, в подвале или в одной из комнат. Убийца хочет, чтобы мы искали в любом другом месте, у реки, в доках; ему нужно время уйти. — Но, лорд Фантомхайв, вы сказали, мир был сотворен за семь дней… Сиэль поднял руку, прерывая. — Себастьян, найди девочку, — приказал он. — На седьмой день Господь отдыхал.

***

Сиэль вздохнул, наблюдая, как в холодном ночном воздухе его дыхание клубится и рассеивается во мраке вокруг уличного фонаря, под которым он стоял. Себастьян расположился в двух шагах от него, идеально сокрывшись в тени. Ни один человек не заподозрил бы его присутствие, если бы не свечение хищного взора. Сиэль, однако, видел его достаточно ясно, даже в кромешной темноте. Он полагал, что причиной тому был контракт: где-то на задворках разума он практически всегда ощущал присутствие демона; даже когда их разделяло расстояние, некая нить продолжала их соединять. Они были привязаны один к другому — господин и слуга, добыча и хищник. Себастьян наблюдал за ним со своего места, где его не достигал свет фонаря, и в очередной раз поражался красоте своей добычи, душе, настолько сломленной и в то же время так упорно отказывавшейся сдаваться, душе, готовой погибнуть в вечном пламени, только чтобы осуществить желаемое. Себастьян никогда еще не слышал о демоне, который бы поймал такую душу. Человек, готовый продать душу, нечасто до конца готов подписать договор. Большинство, даже те, что отдаются добровольно, боятся и сопротивляются своей неизбежной судьбе. Сиэль же шагнул в его протянутые руки с широко раскрытыми глазами. Ни разу он не ставил под сомнение свой выбор. Ни разу не пытался спастись. Будь Себастьян хоть чуточку менее демоном, он бы подумал, что обидно поглощать что-то столь редкое, столь ценное. Пока что он довольствовался тем, что просто обладал душой Сиэля Фантомхайва. Наступит день, когда он наконец вкусит ее. — Нам стоит идти, — сказал Сиэль, и его голос эхом возвратился к нему, отразившись от окружавших их крыш. Они ждали снаружи постоялого двора с самого утра. Сиэль знал, что убийца вернется. Девочка оказалась жива, как он и предполагал. Себастьян нашел ее в подвале, связанную и с кляпом во рту. Убийца, говорила она, был уродливым мужчиной, который сказал, что не причинит ей вреда, если она будет вести себя тихо. В страхе за жизнь она послушалась. Ничто из этого не интересовало Сиэля. Что ему было интересно, так это последнее, что убийца сказал девочке, прежде чем запереть ее. Он сказал, что вернется за ней. — Это не сработает, Себастьян, — заявил Сиэль, когда девочка воссоединилась с матерью. — Человек не может обрести вечную жизнь. — Уж точно не пожирая детские сердца, — усмехнулся демон, явно оскорбленный пренебрежением убийцы истинами оккультизма. — Возможно, если бы ему удалось найти способ, как собрать их души… — Как бы то ни было, он должен убить снова. Но он не хочет быть пойманным. Для него нет ничего хуже. — Сиэль наблюдал, как люди Абберлайна покидают место преступления. — Он не хочет быть пойманным, но и ни перед чем не остановится, чтобы достичь своей цели; навязчивость идеи слишком велика. Он вернется за девочкой, скорее всего, этой ночью, когда решит, что власти ушли. И когда он придет, здесь никого не будет. Никого, кроме нас. Теперь, прождав почти восемь часов, Сиэль не был уверен, что его логика совпадала с логикой убийцы. Иначе говоря, убийца логикой не обладал. Он был монстром, а монстры не мыслят как люди. Сиэль взглянул в темноту позади, прямо в глаза Себастьяна. — Он здесь, сэр. — Себастьян указал на переулок по другую сторону улицы. Некий мужчина только что выступил из него, переходя дорогу к постоялому двору, но как только Сиэль заметил его, он заметил Сиэля. Он замер в страхе, а затем ринулся бежать, туда, откуда пришел. Его шаги тяжело ударяли о землю, отдаваясь эхом и выдавая его направление. — Себастьян, останови его. — Не успел Сиэль договорить приказ, как его подхватили с места и понесли в сторону доков. Он закатил глаза: пусть он и не был больше малым ребенком, — ростом почти с Себастьяна, к слову сказать, — он все еще легко умещался у него на руках. Холодный ветер быстро обдувал лицо, заставляя Сиэля щуриться, в уголках глаз выступили слезы. Себастьян мчался по крышам на всех парах, преследуя убийцу с одной улицы на другую, до самых складов у берега реки. Они нагоняли его, подумал Сиэль, как вдруг их бег замедлился. — Себастьян, почему мы останавливаемся? — возмутился он, когда демон опустился на конек крыши старого здания, согнувшись, как гаргулья. Темные волосы резко контрастировали с бледной кожей и молочным сиянием луны, но Сиэль не позволил такому зрелищу отвлечь себя. — Он забежал на тот склад, милорд. Сиэль проследил за взглядом демона до стоявшего неподалеку запустелого здания; плоская крыша прохудилась в одном углу, верхние окна были разбиты и заколочены. Он подумал, что это подходяще место для завершения жизни убийцы. — Когда найдем его, не стесняйся, Себастьян, — Сиэль сдернул глазную повязку, — отправь чудовище прямиком в ад. — Да, милорд, — ответил дворецкий. — Вам стоит держаться крепче, следующий прыжок будет рискованным. Сиэль крепко обхватил Себастьяна, почти прижавшись головой к его плечу. Он без удивления обнаружил, что такая близость к демону заставляла его чувствовать себя в безопасности. Но, так же неудивительно, по-прежнему считал такое положение глупым. К счастью, у него не было времени рассуждать об этом — Себастьян взмахнул в воздух, и Сиэль закрыл глаза. На секунду он почувствовал себя невесомым, привязанным только к Себастьяну. Они обогнули ночное небо, сокращая расстояние до своей добычей. Сиэлю вдруг стало любопытно, какой была жизнь демона до того, как они заключили сделку. Приходилось ли ему перепрыгивать с крыши на крышу с хозяином на руках? Такое казалось маловероятным. И отчего-то ему нравилось быть первым. Себастьян бросился бежать, как только его ноги коснулись поверхности крыши. Сиэль крепко обвивал его за шею, не решаясь разомкнуть рук, пока их бег не завершится на твердой земле. Достигнув противоположной стороны склада, Себастьян совершил еще один прыжок, на сей раз с края крыши на дорогу. Они остановились перед дверью, которую, очевидно, взламывали не один раз. Сиэль подозревал, что именно сюда бродяги и негодяи речного района приходили в поисках укрытия от коварных лондонских ночей. Он не сомневался, что здесь они и найдут свою добычу.

***

— Вы обвиняетесь в следующих гнусных преступлениях: похищении, убийстве и поедании шести детей, все из которых были невинны и бессильны против ваших злых прихотей. Ее Величество не терпит, когда ее граждан подвергают опасности и причиняют им вред, особенно тем, кто не в силах защитить себя сам. Каждое слово хозяина источало злобу и ни с чем не сравнимую ярость. — По закону, принятому Ее Величеством, за ваши преступления вас заключат в тюрьму и позволят влачить остаток жизни в грязной камере. Возможно, даже разрешат быструю смерть в петле. Но я не проявлю такой милости. — Себастьян, — произнес хозяин, вынося приговор одним-единственным словом и легким взмахом руки. Только тогда темная фигура, стерегущая юношу, пришла в движение. В глазах ее сверкнуло устрашающие удовольствие, когда из горла ее жертвы вырвался истошный крик. Существо двинулось к мужчине, и в тот же миг остаток света на складе погас, словно его кто-то выкачал; все, что можно было разглядеть, это яркие глаза, мерцающие ровным светом, наполненные темным удовольствием и всеми ужасами ада. Хозяин наблюдал, как вокруг существа расползаются тени, чернее черноты вокруг. На мгновение послышался взмах крыльев, за ним — вой ветра, и острые как бритва перья начали рвать на мужчине одежду. Он довольно улыбнулся величию и дьявольской красоте своего демона, чувство власти над ним нарастало в груди, пока мужчина, как и его жертвы, взывал к милости. И так же, как они, не избежал ужаса смерти.

***

— Нет. Решительно нет. Руки нависли над конвертом, лежавшем на рабочем столе. Сиэль только что закончил отчет для королевы, подробно описав погоню за преступником и досадное, но совершенно случайное падение в Темзу, которое и обернулось его смертью. Наконец с делом было покончено, и Сиэлю просто хотелось дня тишины и покоя, но Себастьян настаивал на уроках танцев перед балом, до которого оставалось меньше трех недель. Сказать по правде, его пугали не сами уроки, а тот факт, что учить его будет Себастьян. Ему вспомнился разговор, который произошел несколько дней назад, в этой самой комнате, его порез и необычная забота демона. Сиэль был двоякого мнения о том, что он испытывал в тот момент: часть его хотела испытать это снова, понять, что это было; большая же часть его страшилась этого. И пусть в его собственных глазах страх был презренной слабостью, преодолеть его он был не в силах. — Еще полно времени, чтобы найти кого-нибудь другого, тебе не обязательно утруждаться и учить меня. Или мучить, — мысленно заключил Сиэль. — Да, но мне кажется, вы будете прилагать к занятиям меньше усилий, если вас будет учить кто-то другой. По крайней мере, со мной вы будете стараться, хотя бы ради завершения урока. — Себастьян ухмыльнулся. — Я считаю своим долгом предотвратить ваш позор перед знатью. — Слишком смелые слова, Себастьян. — Сиэль нахмурился, но знал, что в этой битве ему не победить. — Так и быть. Но только один урок. — Три, — возразил Себастьян. — Два. Не больше. Это приказ. — Сиэль сверкнул глазами, меча в Себастьяна столько воображаемых ножей, сколько мог. — Как пожелаете, — согласился Себастьян, хотя в его глазах виднелось самодовольство, когда он двинулся в сторону фонографа. — Неужели нужно делать это сейчас? — Сиэль закатил глаза, кажется, в тысячный раз за неделю. Себастьян оставил этот жест без внимания, поставил музыку и повернулся с выражением нескрываемого удовольствия на лице. Нарастание и затихание скрипок напоминали графу не столько вальс, сколько похоронный марш. — Не окажете ли вы мне честь? — Себастьян протянул ему руку. Сиэль медленно поднялся с кресла. Хоть он и чувствовал себя невероятно нелепо, он не мог отрицать то завораживающее действие, которое оказывал на него Себастьян, то притяжение, которое он ощутил, приблизившись, и то, как странно, но идеально его рука лежала в руке демона. Чувство, которое его страшило, вновь нарастало внутри, но он не увернулся от него — не мог увернуться, — оно окружило их облаком, и он гадал, осознавал ли это чувство сам Себастьян. На секунду он нашел в себе смелость встретить его взгляд, но не обнаружил в нем прошлой нежности, только лукавую забаву. Это вернуло ему хмурый вид, и он опустил глаза в пол, когда Себастьян начал двигаться в такт музыке. Начало было ужасным, как Сиэль и предполагал. Он путался в шагах, наступал Себастьяну на туфли и ударял по ногам. Себастьян же, нужно отдать ему должное, оставался весьма тактичным, не проронил ни единой колкости и пытался направлять его в удобный ритм. — Ты слишком высокий, — проворчал Сиэль, не отрывая взгляд от пола. Это уже давно перестало быть достойным оправданием: ему стоило всего немного поднять голову, чтобы посмотреть Себастьяну в глаза. Что последний и заставил его сделать, приподняв его лицо за подбородок. — Смотрите на меня. Не думайте о том, что делают ваши ноги, господин. Смотрите только на меня. Завороженный, Сиэль на удивление делал, как ему сказали. Глаза Себастьяна чуть мерцали в неясном послеполуденном свете, вливавшемся в окно; музыка убаюкивала, словно волны на берегу, и юноша вдруг понял, что больше не делает ошибок, нужно было лишь смотреть Себастьяну в глаза. — Отличная работа, милорд. — Себастьян улыбнулся. Искренняя улыбка была необычайной редкостью на его лице, и Сиэль еще не знал, как сильно станет ценить ее в будущем. — Я тут ни при чем, это ты кружишь меня по комнате. — Сиэль выражал похвалу, когда похвала полагалась. Себастьян задумался, и они остановились. — Ведите меня, — сказал он. — Ведите меня, как и положено. — Он перевел руку с талии Сиэля на плечо, а Сиэль перевел свою с плеча Себастьяна на талию. Не отрывая друг от друга глаз, они продолжили вальсировать под нарастающую музыку. Сиэля поразила разница между ролью ведомого и ролью ведущего, он вдруг осознал свою силу и уже не чувствовал, будто его качает на ветру, он был твердо привязан к земле, а рукам приходилось крепче держаться за Себастьяна, контролируя каждый их шаг. Ведя в танце, ему казалось, что они действительно едины — два тела, движущиеся как одно, два разума, работающих точно в лад друг другу. Эта мысль прокрутилась в голове, опустилась в груди и там закрепилась; только он еще не знал, какой сильной окажется ее хватка и что взрастет из ее семени. Музыка стала затихать, пока не осталась одна-единственная нота, скорбно повисшая над их головами. Фонограф умолк с глухим щелчком и вырвал Сиэля из приятного оцепенения. Он не заметил, что они перестали двигаться, пока Себастьян не отступил назад, и почти что ожидал ощутить укол боли, когда их руки разомкнулись. Но ничего не почувствовал и был почти разочарован. — Это был отличный урок, Себастьян, — сказал Сиэль, держа себя так стойко, как только мог. Дворецкий согласно кивнул. Его глаза едва скрывали улыбку Чеширского Кота. — Вы танцевали превосходно, господин. Признаться, я несколько поражен. — Сволочь. — Сиэль стиснул зубы. Иллюзия полностью рассеялась. Он прошел обратно к столу, ожидая, что Себастьян сделает какое-нибудь остроумное замечание по поводу его обращения с английским языком. — Думаю, с практикой ваше умение только возрастет. — Себастьян решил проигнорировать высказывание господина и вежливо поклонился. — Если простите, сэр, мне нужно проследить, чтобы все было готово к ужину. — Хорошо. — Сиэль отпустил его взмахом руки. Вполне обычный жест, хотя и казался слишком пренебрежительным, учитывая их недавний танец. С громким щелчком дверь захлопнулась, и мысли Сиэля в очередной раз прервались. Он был рад этому — ему не было нужды до глупых капризов. Стоя в тускло освещенном коридоре и невидящим взглядом глядя на стену перед собой, Себастьян чувствовал, как на лице медленно расползается улыбка, и, задержавшись еще на секунду, позволил себе погрузиться в незнакомые, хотя и не смущающие мысли, которые прорастали в его голове. Это будет весьма занимательно, подумал он и зашагал.