Возвращение

      Андуина не было в Штормграде.       Гневион узнал об этом, когда лежал под одним из механизмов Титанов и пытался понять, стоило ли ударить по шестерёнке или всё-таки придумать куда более нежный способ разрешения проблемы. В Ульдуме стояла жара, но здесь, глубоко под землёй, было так холодно, что Гневион изредка встряхивал руками: чешуйки на запястьях топорщились, и из-под них вырывался скрытый под кожей огонь. Ноги затекли, металлические обручи серёжек холодили скулы, и Гневион потянулся когтями к застрявшим меж тонких пластин песчинкам... а потом ожил алый камень переговорника. Наследник Аспекта Земли ударился головой о перекрытие и зашипел.       Его Когти знали, что отвлекать его от важных дел — себе дороже. Но также его Когти знали, что новость о похищении штормградского короля стоило сообщать сразу же и напрямую.       Гневион начал превращаться ещё до того, как вылез из-под механизма: он задел что-то хвостом, ударился крылом о полупрозрачную стену с расколотыми рунами, но даже не оглянулся.       Андуина не было не только в Штормграде. Андуина не было на всей планете.       Хриплый голос одной из штормградских Когтей рассказал о тёмных крыльях и черепах, о том, что её собственные когти прошли сквозь их плоть, как сквозь дым. (Она также подвернулась под лапу разъярённому Седогриву, и Гневион пообещал ей дополнительную плату, от которой она отказалась. Некоторые Когти Чёрного Принца тоже испытывали к штормградской знати странный набор эмоций).       Путь из слухов привёл Гневиона далеко на север, под самую крышу неба, расколотую, обнажившую небеса другого мира.       Порывы ледяного ветра не давали ему подняться достаточно высоко для того, чтобы проверить расколотое небо на прочность. Дотянуться до перевёрнутого неба он так и не смог.       Его нашли драконы из Храма: занесённого снегом, который медленно плавился от тлеющего под кожей пламени.       Гневион никогда не был в Храме Драконьего Покоя. Он забредал в святилище своей стаи, пытался заново понять семью, которую не успел узнать, искал корни, искал... хоть что-нибудь, что помогло бы ему обрести равновесие. Но Храм он обходил стороной: знал, что там с ним вряд ли будут говорить по душам.       Он ошибался. Гневион так часто в своей жизни ошибался, что ему не стоило удивляться, когда это произошло снова.       Ему нужны было остановиться. Ему нужно было подумать.       Вход в тёмные земли был закрыт. Их небеса висели над ледяными пустошами, полными смерти, словно их кривое отражение, но дорога туда обрывалась.       Близ механизмов Титанов здесь, в землях вечной мерзлоты, было жарко: от шестерёнок шёл пар, и Гневион чувствовал, что под его ногами текут реки огненной крови Азерот. Чёрные драконы чувствовали и не такое.       Он остался здесь, под звёздами и северным сиянием, среди сугробов, древних костей и заброшенных машин Созидания. От некоторых из них пахло безумием — по чешуйкам пробегала привычная дрожь, и Гневион вспоминал Чёрного Императора и бегущую по его жилам лаву. Было ли у него достаточно сил для того, чтобы открыть путь в смерть, вслед за тёмными крыльями и путеводным светом?..       Это были опасные мысли, но более того — это были глупые мысли, потому что сила Древних заставила бы его забыть о самом важном.       В пустых залах Ульдуара ему виделись тени от щупальцев, а в голову продолжали стучаться навязчивые мысли, но он добирался до консерватории и искал путь среди звёзд. Путь, освещённый ими. Искал хоть что-нибудь.       Андуин вернулся, и Гневион узнал об этом от рыцаря смерти, нёсшего вахту на подступах к Цитадели Ледяной Короны, которая всё ещё высилась угрожающе над замороженными равнинами, — пустующий замок, символ скорби.       Он узнал об этом, когда вычерчивал когтями очередную звёздную карту: в обсерватории можно было открывать самые разные пути, и кто знает, может, один из них привёл бы его достаточно близко... Алый камень запульсировал в тусклом бирюзовом свете титановых машин, и когти Гневиона промазали по цели, и эту карту можно было выкидывать.       Рыцарь торопливо сообщил о вспышке света и о вернувшихся героях. Всех до единого, — и кул-тирасской магессе, и старом орочьем вожде, и даже короле-личе... если его ещё можно было так называть. Гневион был знаком с его дочерью (которая вернулась тоже, и он жалел, что не вручил красный камень переговорника и ей), и ему казалось, что это они могли с ней разделить: отцов, которые стали чем-то иным. Чем-то большим, и далёким, и тёмным... Но, может, это было вовсе не так. Гневион привык ошибаться. Ошибки были его новыми друзьями.       Андуин вернулся, и Гневион расправил крылья над Грозовой Грядой и ухнул вниз, не обращая внимания на ветер, к которому успел привыкнуть. Снег таял ещё на подлёте, шипел и стекал по чешуе ручейками. Гневион торопился. Гневион не успел.       Джайна Праудмур могла телепортировать целое войско и не стала ждать.       Андуин вернулся в Штормград.       Гневиону сообщили об этом, когда он падал с неба, подобно хищной птице, взрывал когтями лёд и рычал в пустые замковые террасы. Ему казалось, что он смог бы добраться до Штормграда на своих крыльях, — так ревело в его жилах пламя.       Он ошибся.       Почти.       Он упал в штормградскую бухту, задев крылом мачту одного из парусных эльфийских кораблей и едва избежав столкновения с выпущенными по нему снарядами. У этого города была долгая и жуткая история с чёрными драконами, и встречали их здесь соответствующе.       Гневион выбрался из воды с помощью своих вездесущих Когтей, и по нему перестали стрелять: наездник одного из белых боевых грифонов, громкий дворф с рыжей бородой, даже умудрился принести вполне искренние извинения. После того, как один из капитанов узнал в Гневионе... Гневиона.       Он знал, какие слухи ходят о нём в столице Альянса: его Когти не зря сидели на зарплате. Чёрным драконам не доверяли, но слухи о битве с Н’Зотом разбегались куда резвее, чем можно было от них ожидать. Чёрные драконы всё ещё были предвестниками беды, но стражники из крепости быстро разнесли по городу историю о том, как их молодой король влепил сыну Смертокрыла по лицу, а тот принял этот удар, как должное. Чёрные драконы были тьмой, и пламенем, и катастрофой, но в торговых рядах шептались о том, что кафтан у этого дракона был очень даже ничего, а его Когти подливали масло в костёр благодатных сплетен. Кое-кто, похоже, считал Гневиона одним из тех, кого стоит сопроводить к королевскому трону — и ему уже было не так важно, проделывали ли это для его собственной безопасности или для безопасности местных жителей. Здешние дворфы относились к нему куда теплее всех остальных: может, в этом стоило винить Магни. Нужно было обязательно с ним об этом поговорить. А пока...       Пока Гневион никак не мог отдышаться. Никак не мог поймать нужный ритм для уверенного шага.       Он жалел о том, что за его спиной сейчас не было Левой и Правой — даже самые преданные его Когти не могли их заменить.       — Может, не знаю, водички? Или приляжешь? — обеспокоенно прошептал тот самый искренний дворф, отряд которого и вызвался довести его до крепости.       Гневион попытался фыркнуть в ответ — это частенько выглядело эффектно с учётом того, что его дыхание полнилось пеплом, дымом и искрами. Но на этот раз у него получилось только закашляться — так сильно, что наездник пару раз хлопнул его меж лопаток. И это, на удивление, помогло.       Андуина не было в тронном зале. И это не должно было удивлять, в самом деле: королевский трон грел наместник, Штормграду к такому не привыкать. Но сейчас, когда солнце утонуло в бухте, в тронном зале не осталось никого — только застывшие статуями стражники. И теперь сам Гневион, которого попросили подождать здесь, у огромного гобелена, изображающего какую-то старую битву. Он не был уверен, которую: цвета выгорели от времени и стихий, и полотно представляло собой лишь отдалённое эхо древней войны. Впрочем, какая разница? Все они в конечном итоге были одинаковы. Все выцветали до цвета высохшей крови.       Он не удивился бы, и если бы Андуин сразу же вернулся к делам — в их первую встречу Ринн с завидным усердием продлевал период собственного восстановления. Его не останавливала хромота, Гневион до сих пор до конца не понимал, как он вообще остался в таверне среди туманов. Может, всё же понимал, что иногда стоит притормозить — он ведь и сам был целителем.       Но Андуина не было и там, где он должен был быть — судя по выбежавшей в коридор Джайне, которая одной рукой рисовала руну поиска, а второй тяжело опиралась на собственный посох. Волосы её были в полнейшем беспорядке — магесса выглядела так, словно только что проснулась. Или словно вообще не спала.       Она сделала несколько торопливых шагов в сторону замершего в ожидании Гневиона, — и выхода их крепости — а потом подняла глаза.       Под ними залегли такие тёмные тени, каких Гневион давно не видывал. Он и сам наверняка выглядел ужасно усталым, но Джайна Праудмур, казалось, вернулась с того света. И в каком-то смысле ведь так оно и было.       — Гневион? — прохрипела она, приподняв брови, а потом стрельнула глазами в сторону руны — та вдруг замигала и погасла.       Они никогда не оставались наедине. Никогда не перебрасывались даже парой слов: у Гневиона были дела поважнее, а у Джайны — конечно, война. Но Андуин говорил о ней так часто, что Гневион знал о ней чуть больше, чем хотел. Он знал о Тераморе. Знал о её непростых отношениях с орками. И об отношениях с бывшим Аспектом Магии тоже, хотя сам Калесгос, конечно, никогда об этом не упоминал. В Драконьем Храме он предпочитал говорить об Окулусе, о аркане и о том, что, может, судьбу мира не стоило перекладывать на хрупкие смертные плечи. Аспекты — те из них, кто сталкивался с Гневионом, — провожали его чуть удивлёнными взглядами, ведь в его взоре всё ещё горела сила Нельтариона. Он всё ещё бы наследником Хранителя Земли и воспринимал этот титул куда серьёзнее, чем должен был. Если бы кто-нибудь сказал ему об этом тогда, под небесами Пандарии, когда весь его гениальный план состоял в насильственном объединении смертных рас, он бы рассмеялся. Тогда семья не значила для него ничего, кроме смерти и страха. Теперь...       Джайна не стала обмениваться с ним любезностями: стряхнула с пальцев остатки поисковой руны, схватила Гневиона за края пояса и потянула за собой, в сторону террасы. Прочь из крепости.       — Дж... Леди... Леди Праудмур... — растерянно пробормотал Гневион, но та не отпустила его, а лишь прибавила шаг.       — Говорят, твои Когти дотянулись до каждого укромного уголка земли, — проговорила Джайна, а потом обернулась и выгнула бровь, словно ожидая подтверждения.       Гневион кивнул — что ему оставалось делать? С магами он связываться не любил. Да и наживать врага в виде Аспекта Магии, пусть даже и бывшего, ему не хотелось.       Джайна снова повернула голову.       — Значит, поможешь его найти.       Он не стал переспрашивать, кого — провёл золотистыми когтями перчаток над алым камнем, оповещая о поиске своих агентов.       — Что... — начал было Гневион, а потом замолчал.       Какие вопросы здесь вообще были уместны? Что можно было спросить у Джайны, было ли у неё право рассказывать хоть о чём-то?       Джайна резко разжала пальцы и остановилась. Махнула рукой, прося, очевидно, о тишине.       Штормградские ночи ныне были прохладные: ветер с моря ловил порывы с горных вершин на севере, и вместе они прокатывались по улицам, застревая в складках одежды и пробирая до костей. Джайна поплотнее запахнула шаль — и Гневион с удивлением понял, что на ней только нижнее платье, тонкое и белое. Она выбежала из комнаты, не удосужившись толком одеться. Разве маги позволяли себе такое? Впрочем, может, те, которых король называл «тётей»...       Джайна вновь начертала руну — та погасла, не успев толком засветиться, будто её стёрла невидимая рука. Магесса нахмурилась. И поёжилась.       Гневион, не придумав ничего лучше, услужливо зажёг над перчаткой пламя — оно отозвалось с неохотой, всё ещё помня о километрах неустанного полёта. Джайна вздрогнула и обернулась. Пламя отразилось в её огромных синих глазах, и Гневион чуть сжал когти, чтобы оно подуспокоилось.       — Он... — начала было Джайна, но, как и Гневион до того, не смогла договорить.       Может, он не имел на это права. Может, об этом стоило говорить только самому Андуину: он с радостью выслушивал других, но сам редко делился своими страхами. Особенно теперь, после того, как Гневион исчез, не попрощавшись, хотя обещал стоять с ним спина к спине. Особенно теперь, после шёпота Древних — Гневион старался не вспоминать о Штормграде в видениях, где он так и не смог заставить себя подняться по ступеням в крепость. Особенно теперь. После.       — Я рада, что ты здесь, — наконец, проговорила Джайна.       Это было неожиданно. И, судя по выражению её лица, не только для Гневиона, но и для неё самой тоже.       Они прошли по всей террасе и спустились в сад, где ветра было меньше. Гневион стряхнул с когтей пламя. Джайна провела рукой над посохом, который тут же засиял тусклым светом — достаточным для того, чтобы не сойти с тропы.       — Надеюсь, эти твои Когти достаточно незаметны. Потому что мы могли бы поднять всю стражу, но...       Ей не нужно договаривать. Гневион уже понял, что Андуин вернулся, но какая-то его часть — ещё нет. Может, она осталась там, по ту сторону смерти, навсегда. Гневион старался не вспоминать о том кошмаре, в котором он всё-таки поднимался по ступеням захваченной Древними крепости, и там его встречали пустые королевские доспехи, заполненные тьмой. И шёпот. Но уже не в его голове.       Рука Джайна вцепилась в ткань его кафтана чуть повыше резного наручника — удивительно сильная хватка для той, кто привыкла полагаться на магию.       Гневион кинул на неё недоумённый взгляд, а потом понял, что они почти вышли к озеру. К озеру, близ которого когда-то висела часть брони его деда, — теперь на том месте высилась трава. И в ней темнела человеческая фигурка.       Джайна сделала шаг вперёд, а потом покачнулась и остановилась. Сделала глубокий вдох и перевела взгляд на Гневиона. Разжала пальцы и слегка подтолкнула его в плечо.       — Когда-то... когда-то я не смогла спасти того, кто прошёл через то же. Через тот же холод и ту же... — она покачала головой. — Андуин спас себя сам. Но сейчас не мне стоит с ним говорить.       В голове зашумело: Гневион знал достаточно для того, чтобы предположить, кого Джайна имела в виду, говоря о холоде и спасении. Огонь внутри него зарычал, и ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов, — и пепельных выдохов — чтобы не вспоминать о высящейся над Ледяной Короной цитадели и её пустых холлах. Там, на вершине мира, он узнал о том, что пришлось пережить той земле. Он узнал о Врагах Гнева, и о шрамах, которые оставила на земле Плеть. Он узнал о короле-личе.       Гневион не стал отзывать своих Когтей: если они не заметят его место положение, то он зря им платит. Джайна осталась у кромки сада: бледное приведение с далёких островов, вестница туманов. Но не смерти.       Андуин не изменился.       Он вернулся из страны смерти таким же, каким и уходил: в тёмном золоте его волос путался свет, густые брови хмурились, синие глаза были всё так же внимательны. И всё же. Всё же...       Андуин встретил Гневиона едва уловимой улыбкой и обеспокоенной складкой меж бровей.       Гневион наверняка выглядел паршиво. И теперь, стоя перед вполне невредимым на вид королём Штормграда, он чувствовал себя дураком, который пролетел над несколькими континентами, ни разу не остановился, чтобы отдохнуть, и теперь пожинает плоды собственной глупости. Что ж, не в первый раз.       Андуин Ринн, вернувшийся из Тёмных земель, похоже, заслужил выходной. Или что там бывало у штормградских королей... Гневиону не было до семантики никакого дела: он в несколько широких шагов преодолел разделявшее их расстояние, почти не думая, чтобы... чтобы что?       Он замер.       Андуин успел только нахмуриться и приоткрыть рот, но вопроса задать так и не успел.       Пальцы Гневиона зарылись в светлые волосы — на ощупь они были совсем не такими, как прежде. Или он успел всё позабыть?       Пламя внутри него гневно полыхнуло: даже сквозь слои кафтана он чувствовал чужой холод. Как долго он сидел здесь, в вечерней прохладе? Что пригнало его сюда? Кто вообще следит за порядком в этом замке?       Джайна всё ещё была где-то рядом, и Гневион ждал, что Андуин выскользнет из его объятий. Вместо этого он на них ответил.       Закрыл глаза, прижался ко лбу лбом — Гневион шумно вдохнул, а потом Андуин выкрал его дыхание.       Поцелуй был ледяным — даже для внука Аспекта Земли, дышащего пламенем почти буквально. Он отпрянул инстинктивно, не особо понимая, что делает.       Андуин моргнул, и Гневиону показалось, что синева его глаз на секунду превратилась в знакомые льды северного океана.       Андуин выдохнул едва различимые слова извинения и разжал пальцы.       В глазах его — снова синих, как летнее небо — плескался страх. Гневион не позволил ему уйти, не убрал пальцы — подался вперёд и нырнул обратно в холод.       Он достаточно времени провёл на краю мира и больше не боялся стужи. ***       Андуин не изменился. На первый взгляд.       Порой он склонял голову к плечу, и взгляд его туманился и терял цвет: он словно прислушивался к чему-то, доступному только ему одному. Гневион узнал о магии Господства позже, от Джайны, которая в первые недели после всегда была где-то рядом. Он бы выжег остатки этой магии, если бы с этим не справился сам Андуин. Гневион кипел и дымился, когда Джайна объясняла, что Ринн разорвал оковы сам. (Она не рассказала ему о том, как они возвращали осколки короны короля-лича. О том, какую цену им пришлось заплатить. Джайна убеждала себя, что не боялась внука Нельтариона — разве что боялась за него).       В нём не осталось ни капли могильного холода, но иногда Гневион находил в его шевелюре седые волосы. Андуин шутил про стресс. Андуин всё ещё шутил, и это было почти как раньше.       Но иногда он часами сидел у озера в темноте, и никто не мог его найти. Генн не требовал от него извинений, но Андуин всё равно извинялся и говорил, что прогулки должны помогать от бессонницы. Иногда у него дрожали пальцы, и Гневион ловил их своими — он взял за привычку не носить перчаток, не скрывать одни когти за другими, не прятать горячую чешую. Иногда глаза Андуина блестели нездешним, ярким и острым, и он бормотал о пустоте и бесконечности, и Гневион понимал, что ошибся снова. Ошибся, когда подумал, что Андуин оставил что-то там, по ту сторону завесы — на самом деле он принёс кое-что с собой. И это нельзя было изгнать, нельзя было выжечь, от этого нельзя было избавиться, потому что теперь оно стало такой же частью младшего Ринна, как и его тьма, почти незаметная в свете, и его бесконечная вера в людей; как его сомнения, и его сострадание, его чувство юмора, и желание утаить то, чего лучше никогда не скрывать.       И однажды Андуин Ринн признался в этом самому себе и оставил столицу позади, — на время, потому что короли, даже бывшие, всегда возвращаются.