Как в сказке

— Хорошо, понял. Блять, можно было и раньше сказать, что поставка отменена, — Накахара не стеснялся в выражениях, несмотря на то, что на том конце провода его всё ещё слышали.       В эту секунду, вымещая на бедной кнопке телефона всё своё раздражение, Чуя сбрасывает вызов, пока ему не успели ответить что-то очевидно возмущённое. Хотя возмущаться должен был определённо он: его срочно вызвонили посреди ночи встречать какой-то «очень важный» контрабандный груз, заставили примерно с час принимать и просматривать все документы по его составляющим, держа на холоде портового ветра, затем сказали, что груз задерживается, а после вообще объявили, что сделка отменяется. В голове у Накахары, закономерно, кроме влажного ветра были только нецензурные выражения, желание поскорее вернуться в тёплое помещение и облегчить свои страдания бокалом глинтвейна.       А ему ещё и отчёт писать об этой незапланированной ночной прогулке.       Мори определённо будет недоволен, если Чуя напишет ему целую страницу брани, а он это сделает.       С другой стороны, может быть, всё не так уж и плохо. Если покинуть пустующую часть порта, которой негласно правит исключительно мафия, и прийти туда, где тут и там суетятся туристы, моряки и погрузчики, а небольшие круглосуточные ларьки с едой источают вкусные запахи, закурить сигарету и вдохнуть морской бриз, можно было подумать, что это одна из многих приятных ночных вылазок. Когда Чуя ещё был мальцом, который рассмеялся бы в лицо тому, кто скажет, что жизнь приведёт его в портовую мафию, он часто гулял по таким местам, не теряющим оживлённого ритма даже ночью. Было у них свое неуловимое очарование: приглушённый свет фонарей, мерцающий от насекомых, собравшихся вокруг лампочек, сонные с виду, но взбудораженные внутри люди — кто-то вернулся домой и предвкушает встречу с родственниками, кто-то, наоборот, отправляется в путешествие и уже летит на ветре перемен. Иногда Накахаре казалось, что он чувствует то же самое, приглушённо, через толстую плёнку, но всё же отдалённо ощущает это прекрасное волнение.       За границей он побывал примерно через полгода после того, как присоединился к портовой мафии. И не сказать, что он назвал бы это захватывающим опытом: в отличие от всех счастливых людей вокруг себя, которые ехали обогащаться, отдыхать и повидать мир, он ехал на заказанное Мори убийство. Работа, ставшая для него, как для исполнителя, рутинной. Командировка означала лишь то, что он увидит тёмные закоулки и трущобы не родной Йокогамы, а другой страны.       Чуя повертел в руках телефон, несколько раз подбросил его и снова убрал в карман. Сматерился, когда вспомнил, что, вообще-то, достал его для того, чтобы посмотреть время и написать боссу, что сделка сорвалась, и снова достал гаджет. После короткого отчета ему ответили почти сразу же: Мори, конечно же, не спал. Хотя даже Хироцу, проработавший с ним бок о бок не один десяток лет, не мог с уверенностью утверждать, спит ли он вообще.       Но вот Чуя точно спит, и, между прочим, очень даже любит это дело, поэтому, последний раз вдохнув свежий потеплевший воздух, быстрыми шагами направился туда, где стояла его машина. В ближайшее же время он планировал вернуться в свою нору, приготовить себе вкусный горячительный напиток и забыть об этой проклятой сделке ровно до того момента, когда ему придется предстать перед Мори и объяснить, что произошло. А перед этим это ещё надо было выяснить. Чуя искренне молился за тех, кто ответственен за этот просчёт, потому что когда он до них доберётся — боги уж точно не будут к ним милостивы.       Чёрная машина с поддельными номерами приветливо мигнула фарами, после чего почти бесшумно завелась от нажатия кнопки на брелоке. Пусть в порту было сегодня на удивление холодно для климата западной Азии, прогрев всё же не требовался, и Чуя смог отбыть из сырого, пахнувшего солью, сыростью и пряностями места максимально быстро. На дороге в такое время суток машины тоже почти не встречались, несмотря на то, что по календарю значились рабочие дни и многие жители могли всё ещё возвращаться с поздней смены.       Заехав в переулок, находящийся рядом с домом, Накахара заглушил двигатель автомобиля и неспешно из него вылез. Желание гулять у него не прибавилось, но безопасность была превыше всего: в его памяти все еще был свеж тот момент, когда его прошлый транспорт взлетел на воздух с легкой руки одного безумного бинтованного придурка, и допустить такого еще раз он не мог. Поэтому пройти несколько минут по улице — меньшая цена, которую он может заплатить.       По крайней мере, так он думал.       Его дом находился по всем заветам скрывающегося от внимания человека в спальном районе, в котором застрявшая на дереве кошка или приезд скорой помощи — уже событие большое, требующее внимания всех окрестных кварталов. Домики здесь были невысокими, но комфортными, так как в одном могло быть всего по восемь просторных квартир. Пристанище Чуи находилось на последнем, третьем этаже, окруженное снизу и по бокам молодыми семьями, а сверху — накрытое облачным темным небом. Конечно, все это не было мечтой кого-то, кто находился в самом расцвете сил и жил передрягами, в которые попадал, но Чую все очень даже устраивало.       Ловко надев на указательный палец кольцо от брелока с собакой и ключами, Чуя пружинистым шагом направился к лестнице, объединяющей этажи дома. В теле начала появляться приглушенная ломота усталости, которая будто уговаривала лечь на кровать после продолжительной работы и наконец дать всем мышцам расслабиться. Признаться честно, на Накахару уже накатывало то приятное чувство сонливости, предшествующее крепкому сну, и прогонять его он не собирался, наоборот, прикрыл глаза и довольно улыбнулся. — Прошу прощения! Не подскажете, какой сейчас час? — из-за спины Чуи послышался нервный мужской голос, а на плечо легла тяжелая рука — достаточно опасный жест для того, кто подкрался ночью со спины к исполнителю портовой мафии.       Ответить Накахара не успел.       Перед глазами все отвратительно поплыло, будто он проснулся после получасовой отключки пьяный, а тело сковало то ли судорогой, то ли невыносимой болью, такой, что даже губы отказались размыкаться, а голосовые связки парализовало — даже закричать казалось невозможным. Да даже если бы и удалось выдавить из себя хотя бы вскрик — вибрация голоса отозвалась бы во всем теле, заставив каждую клеточку тела послать мозгу еще больше сигналов о боли. Ощущение мира вокруг пропало настолько же стремительно: все вокруг то уменьшалось, то увеличивалось, шло темными пятнами и взрывалось разноцветными искрами. Воздух вдруг стал ощущаться почти всей кожей, он впивался холодными иголочками, кусался и истязал рецепторы.       Перед тем, как потерять сознание, Чуя лишь пожалел, что перед этой нелепой смертью не успел активировать порчу, чтобы унести с собой и того, кто это сделал.       Пробуждение было в лучшем случае неприятным. Хотя Накахара описал бы это «чуть лучше, чем проснуться после вечных мук ада по будильнику, чтобы пойти на работу». Все тело все еще вопило о том, что его поломали во всех возможных местах, раскатали в тонкий лист, а затем сложили в разноцветное — в основном, красное, оригами. Голова гудела, как церковный колокол в службу, а все чувства обострились втрое. Так холодно уже не было, наоборот, Чую будто обложили пуховым мягким одеялом, хотя находился он все еще точно на земле, где и упал, совсем недалеко от дома.       Только вот…       Зрение как-то странно поменялось. Оно стало блеклым, словно весь мир пропустили через фильтр, но в то же время вокруг больше не сгущалась темнота — она была весьма относительна. Не знай Накахара, что сейчас время перевалило за три часа ночи, он бы сказал, что сейчас очень странные сумерки. Было ли это влияние способности того мудака, который его отключил, или же это были специфические эффекты болевого шока — хотелось снова закрыть глаза и дать себе время полностью прийти в себя. Но осознание, что опасность все еще может быть рядом, не давала расслабиться: надо было добраться хотя бы до более менее безопасного места, а потом подумать, что делать.       Чуя встал. Он определенно выпрямился во весь рост.       Только вот мир вокруг не стал от этого выше.       С испугом Накахара понял, что что-то не так с его телом, и сейчас ему надо будет посмотреть на себя. В голове заметались все возможные способности, которые могли дать такой эффект: Чуя помнил, лично прикончил человека, который отнимал тело, оставляя только голову; Чуя помнил того, кто заточал людей в неодушевленные предметы. С мыслью, что у него сейчас даже не получится опустить голову (при условии ее наличия, конечно), он резко опустил взгляд.       Лапы. Мягкие, кошачьи, рыжие лапы.       Крик, а точнее визг чистого ужаса, застрял в горле. Наверное, Чую только больше напугало бы то, что вместо своего голоса он услышит кошачий вой.       Хуже и быть не могло. Мало того, что он теперь совершенно не человек — он застрял в тушке кота! Да еще и не простого дворняги, а, судя по длинной огненно-рыжей шерсти, породистого кошака с тучей предрасположенностей к болезням. Да и длинный мех доставит немало проблем: сейчас он был красивым, пушистым и ухоженным, но нескольких активных дней на улице хватило бы, чтобы он весь скатался, загрязнился и стал свисать сосульками. Нет, вылизываться Накахара не собирался даже под страхом смерти.       Хорошо. Он опытный исполнитель мафии, он должен уметь действовать в связи со сложившейся ситуацией, должен принять ее и выработать план действий. Надо было собрать мысли, мечущиеся в голове от абсурдности ситуации и не унявшейся до конца боли, и что-то делать.       Ошалело осмотрев вокруг себя пространство, он понял, что вся его одежда валяется вокруг него некрасивой кучей дорогих тряпок. На черном пиджаке уже были рыжие волоски, Чуя поморщился: если он быстро выпутается из всего этого дерьма, он тут же закинет все в химчистку — наверняка кроме шерсти останется еще и какой-нибудь запах.       Надо было кому-то рассказать обо всем этом. Конечно, морально Накахара все еще не был готов слышать собственное мяуканье, но он определенно должен кого-нибудь привести сюда, к его одежде, и желательно, чтобы это был кто-то, кто способен связать в голове его барахло с одурелым рыжим котом рядом.       Первой мыслью было ринуться к Коё-сан, она, как-никак, была наставницей Чуи и в его глазах считалась верхом мудрости и рассудительности. Да и остаться у нее на правах питомца, если все это затянется, парень тоже не боялся. Но она жила поразительно далеко, почти за городом, Накахара всегда использовал карты у себя на телефоне, чтобы добраться до нее, и точного маршрута в голове у него не отложилось. Поймать ее на работе и повести к себе домой было невозможно.       А кто вообще пойдет за каким-то странным котом, не имея никаких на это оснований?       Увидь Чуя какую-нибудь собаку на улице, которая призывно лаяла ему, он бы, конечно, скрывшись от всех коллег, подошел бы, но вот насчет упомянутых ранее он не был так уверен. Они же не дети или волонтеры какие, они — мафия.       Эта мысль незаметно подвела Накахару к отчаянию и безысходности. Как рассказать обо всем этом? Написать? Черт, да у него лапки, буквально!       И все же, надо было хотя бы попытаться. Выйти к ближайшему оживленному переулку, поискать взглядом кого-то знакомого, потому что Чуя мог поклясться, что еще немного он проведет в таком состоянии один — он свихнется и полностью смирится со смертью где-нибудь в канализации от холода и голода.       Свет огней, обычно отдающий приятной желтизной, был непривычно белесым и ярким, пришлось прикрыть глаза. Запахи торгового переулка тоже стали ярче, особенно запахи еды: вяленой рыбы, мяса, жаровень, пропитанных маслом и жиром. Маневрировать среди людских ног оказалось сложно, учитывая то, что Чуе приходилось только учиться справляться со своими четырьмя, еще и за хвостом следить, чтобы не подметать им все бумажки, пыль и листья. Он постоянно задирал голову, выискивал знакомые лица, путался в том, в какой очередности переставлять лапы и делал это до смешного нелепо для кота.       Внутри себя Чуя поклялся уже сто, нет, тысячу раз, что он найдет виновника его нынешнего положения и порубит его на фарш бездомным котам и собакам. Страх остаться котом до конца своей теперь уже короткой жизни наконец перекрыло возмущение и вспышка гнева: кто-то посмел поступить с ним так невежественно, так подло! Не вызвал на равный бой, не использовал оружие — сделал все скрытно, как… крыса.       В пушистом животе эта мысль отозвалась неприятной судорогой.       Нет, о еде он позаботится позже, сейчас ему нужно было найти помощь. В конце концов, он, почему-то, был уверен, что заимел достаточно миловидную моську, чтобы подойти к одному из многочисленных ларьков с едой и ему дали какое-нибудь лакомство. На худой конец, пожертвовав всей своей гордостью, он притрется к ногам миловидной старушки или доброго на вид ребенка.       Поиски продолжались, по личным ощущениям Накахары, уже минут двадцать, но не имели совершенно никакого результата, кроме того, что Чуя смертельно устал поднимать усатую голову к небу и разглядывать незнакомые лица над собой. Надежда постепенно увядала и таяла на глазах, хотелось лечь и завыть, как бездомный, потерявшийся, отчаянный зверек.       Но его желания часто расходились с действиями, к этому он привык. Он привык, что хочется уйти, сдаться, закрыть глаза и отключиться — вместо этого приходилось рваться на части, вгрызаться в асфальт, но делать, делать, делать. Что надо, что должен. По-другому не мог. Иногда, может быть, он и соглашался со своим нелестным прозвищем — он настоящий цепной пес, который до последней капли крови будет бороться и пытаться укусить, даже если и ног-то уже нет.       На самом деле было иронично думать об этом, будучи в теле кота.       Чуя продолжил вглядываться в лица. Женщина средних лет, чем-то похожая на Коё, почти пихнула его туфелькой в бок, ребенок с игрушкой на колесиках осторожно оббежал по дуге и мило улыбнулся, бородатый мужчина безразлично перешагнул через рыжую спину и слабо махнул портфелем. — Простите! Вы не видели этого человека здесь вчера вечером?       Спасение мелькнуло вспышкой белых волос и искрой желтых глаз.       Вот оно.       Вертигр.       Накахара подпрыгнул на месте от неожиданности, как остро его слух зафиксировал знакомый голос. Тот самый новичок агентства, который потрепал нервы всем в мафии в свое время, прямо сейчас в нескольких метрах с фотографией в руках опрашивал какого-то студента за стойкой с вяленой рыбой. Пока парень приглядывался к бумажке, которую ему учтиво подносили ближе к носу, у Чуи было немного времени подумать, как привлечь внимание вертигра к себе и не впасть в шок от своего же мяуканья. — Нет? Хорошо, простите за беспокойство… а? — Ацуши почувствовал, как за его штанину почти деликатно тянет кто-то, у кого рост ниже трехлетнего ребенка, и опустил взгляд на свою ногу.       Кот.       Рыжий, очень-очень пушистый ухоженный британец.       Который настойчиво, зацепив ткань двумя коготками, держал за штанину и призывно встревоженно тянул. — Малыш? Ты проголодался? — конечно, они же прямо перед ларьком с рыбой, как еще Накаджима мог интерпретировать этот знак. Он повернулся к студенту, который тоже перегнулся через стойку и наблюдал. — Можно, пожалуйста, вяленой трески.       Нет, нет, глупый тигр, не то! Чуя внутренне хлопнул себя рукой по лбу и провёл ею вниз по лицу. Это будет намного сложнее, чем казалось: видимо, несмотря на свой дар, Ацуши не обладает никаким внутренним чутьём и интуицией. Но пока он был единственным, а потому самым привлекательным вариантом, как не остаться шарахаться по всем возможным подворотням Йокогамы в таком виде до конца своих дней.       А потом ему протянули рыбу на палочке, и, кажется, Накахара забыл свое имя.       Клыкастый рот тут же наполнился слюной и — о боже — из груди вырвалось возбужденное мурлыканье. Он тут же выхватил предложенное лакомство из протянутой руки и, прижав его лапой к тротуару, оторвал плавник и захрустел.       Ацуши умиротворенно наблюдал за тем, как кот, лишившись любой кошачьей грациозности и изящества, разрывает рыбу на части и впихивает в себя с такой скоростью, будто и не ел никогда в своей жизни. Но, неожиданно спохватившись, встал с корточек: вспомнил, что он, между прочим, оказался тут по работе. — Ну, приятного аппетита, дружище, — Накаджима последний раз взглянул на яркий рыжий комок перед собой и развернулся, чтобы пойти дальше опрашивать продавцов, которые, возможно, могли видеть пропавшего мужчину с листовки.       По удлинившемуся позвоночнику Чуи, прямо от холки и до кончика хвоста, пробежала волна холодного страха. Нет, нет, он не должен был уйти! Не сейчас, не тогда, когда он в таком затруднительном положении, он обязан пойти с ним!       Приняв быстрое решение, он схватил остатки рыбы в зубы и совершил один неловкий прыжок, чтобы снова зацепиться за немного покоцанную им же самим штанину. Благо, это тут же остановило мальчишку и снова заставило посмотреть вниз, уже более озадаченно, чем в прошлый раз: его наконец настигло понимание, что это все не просто так. — Пушистик? — Накахара фыркнул на такое прозвище, но сейчас то, как его называют — меньшее, что его интересовало.       Он пошел в сторону своего дома, в тот переулок, из которого он и вышел, посекундно оглядываясь на Ацуши, проверяя, идет ли он следом. Сначала тот ничего не понял и смотрел отсутствующим взглядом на кота, вертящегося на месте и призывно смотрящего прямо ему в глаза. Но затем на его лице вспыхнуло озарение, и он сложил листовку в карман, чтобы поспешить туда, куда его, видимо, очень хотели отвести.       Найти дорогу обратно было довольно просто: мало того, что Чуя неплохо знал эти места, но и свой же запах, шлейфом растянувшийся по малолюдным закоулкам, вел его, как красная нить. Накаджима, к внутреннему удовлетворению Накахары, проявлял завидную проворность и ступал за ним быстро и неслышно, неотрывно следя жёлтыми глазами за своим рыжим спутником.       Вот он, заветный поворот, за которым откроется небольшая площадь, окружённая "П"-образным домом, где осталась лежать его одежда и остальные вещи. Сердцебиение Чуи усилилось, как и волнение — поймёт ли вертигр, чего от него хотят?       И вдруг всё замерло, как в дешёвой мелодраме, когда герой пришёл к важному осознанию.       Комка одежды на асфальте уже не было.       Разум Накахары заметался с новой силой, сменяя в панике одну мысль другой, не давая времени уловить суть подуманного. Кому она, к черту, могла понадобиться? Кто решил взять себе это барахло и зачем? Было ли так задумано, чтобы он остался без единого шанса что-то сказать или доказать кому-то? Вихрем все эти вопросы унесли Чую глубоко в себя, и он не заметил, как Ацуши рядом с ним прошёл чуть вперёд, чтобы осмотреться и взволнованно прислушаться, не нужна ли кому-нибудь помощь. Вдруг его брови высоко подпрыгнули и он тут же оказался на корточках рядом с котом. — Малыш, может, ты потерялся? — Накаджима осторожно погладил ушастую голову и снова взглянул на дом. — Выпрыгнул из окна и теперь не знаешь, как попасть домой?       Это было вполне разумное предположение, здесь бы Чуя, не будь он в таком затруднительном положении, поставил ему плюсик. Но сейчас он мог только на грани безумия от отчаяния смотреть на асфальт и панически перебирать дальнейшие возможные действия. Внезапно его подняли на руки и удобно устроили на предплечье. Накахара вяло попытался слезть, однако худые, но неожиданно сильные руки прижали его обратно, и он смирился.       Следующие полчаса они с Ацуши провели в заведомо бесплодном опросе всех жильцов дома, не теряли ли они рыжего пушистого кота. Конечно же, каждый, кто открывал дверь перед белобрысым пареньком, недоумённо смотрел на него, переводил взгляд на животное в его руках, отнекивался и закрывал дверь. Никто не мог потерять кота, которого не существовало ещё вчера.       Так Ацуши и остался с рыжим котом, отвергнутым всеми потенциальными хозяевами. Накаджима растерянно чесал затылок и смотрел на рыжую макушку, наверняка размышляя, как поступить с ним дальше. Чуя, к счастью, не выглядел оборванным и потрёпанным жизнью дворняжкой, но это значило, что у него есть дом, и кто-то, может быть, прямо сейчас ходит по улице и опрашивает прохожих, не видели ли они длинношёрстного британца. Оставлять его на улице было нельзя. — Знаешь, моя смена всё равно заканчивается через час, — Ацуши вытянул перед собой кота, по-человечески меланхолично смотрящего ему в глаза, — поэтому я мог бы отнести тебя к своим друзьям, и кто-нибудь приютил бы тебя на время, пока мы расклеиваем объявления.       Чуя ему даже не мяукнул. Но Накаджима, решив для себя, что это отличная идея, энергично кивнул и удобнее перехватил своего рыжего спутника, чтобы донести его в агентство.       Да уж. Не так планировал Накахара провести этот вечер и всю оставшуюся жизнь, если уж на то пошло. Теперь, когда не было ни единой надежды на то, что кто-то будет его спасать, он мрачно перебирал в голове все последствия. Думал о том, как Мори будет искать его, считая за предателя и заставляя отряды шерстить весь город и его окрестности, как разочаруется в нём Ане-сан и его люди и как будет рад Дазай, что он наконец сгинул со всех радаров. Интересно, узнай Дазай, что Чуя стал котом, убил бы он его на месте?       В агентстве было уже довольно темно. Неудивительно — все нормальные люди работали максимум до восьми часов, но, судя по двум горящим мониторам в глубине офиса, кто-то явно любил брать дополнительные часы отработки. Чуя лениво перевёл на них взгляд и почему-то ничуть не удивился, увидев две фигуры: блондина в очках, грозно нависающего над вторым человеком, который полусидел-полулежал на стуле и что-то тихо бормотал. — Ты должен был сдать эти отчёты две недели назад, Дазай! — Куникида ещё раз хлопнул по каштановой макушке папкой и ткнул ей в экран, пытаясь направить внимание коллеги на текстовый документ в нём. — Ты будешь сидеть здесь до тех пор, пока не напишешь всё до единой строчки! — Куникида-сан, — неловко прервал гневную тираду Ацуши, в защитном жесте прижимая кота ближе к груди.       Своим окликом он привлёк внимание всех присутствующих, и из-за монитора наконец выглянула пара карих глаз в озорном прищуре. Накахара с некоторым удивлением заметил, как этот взгляд блеснул весельем и Дазай уже полностью вытек из-за стола, каким-то чудесным образом обогнув своего надзирателя, который не сменил серьёзного взгляда и всё так же грозно смотрел на Накаджиму. — Твоя смена заканчивается через сорок пять минут, — Доппо поправил очки и плотнее сдвинул брови к переносице. — И вместо информации ты принёс с собой кота. — Да, я… — Ацуши запнулся, ещё сильнее сдавливая в руках закатившего глаза Чую. Такой уровень занудства ему не приходилось наблюдать до этого. — История с тем, как вы с Кёкой притащили к нам кошку, повторяется? — рядом материализовался Дазай и, нагнувшись ближе к рукам Накаджимы, почесал кота за ухом.       Ой.       А вот это было лишнее.       Чуя неловко двинулся и вывернулся из рук, на которых уже успел пригреться и удобно устроиться, и, прижав хвост, сел подальше от Дазая. Тот удивлённо моргал, застыв в одной позе, и смотрел в настороженные глаза.       Не то чтобы это было неприятно, просто… Дазай не знал того, что знал Чуя. Накахара упорно не воспринимал себя как животное, поэтому, автоматически перенеся этот безобидный жест на ситуацию, в которой он человек, смутился от неожиданности. Дазай никогда не прикасался к нему так нежно. При этой мысли Чуя настойчиво опустил ситуацию, произошедшую во время второй встречи с Шибусавой, смахивая всё на помутнение рассудка что у одного, что у второго. Парализующий яд вряд ли не оставляет никаких последствий, да и утомление от порчи тоже сказывается на ощущениях. Так что сейчас ему было… неловко. — Он потерялся, я думаю, — Ацуши прервал их молчаливые гляделки и снова взял Чую на руки. — По крайней мере он очень ухоженный и породистый, а ещё, когда я его нашёл, он позвал меня к какому-то дому. Только все жильцы отрицали, что он их, поэтому, я думаю, он потерялся в каком-то другом районе и не смог найтись на незнакомой местности. — Вот как, — Куникида тоже подошёл, чтобы рассмотреть кота поближе, и Чуе неожиданно захотелось зашипеть ему в лицо. — Тогда нам надо расклеить объявления о находке и приютить его на время. — Да, я тоже об этом подумал, — Ацуши радостно закивал, но тут же поник. — Только вот… нам с Кёкой притащить его в общежитие нельзя. — Верно. Ёсано, я думаю, не возьмёт его из практических соображений, а я не позволю ему нарушить мой порядок в доме, — Куникида категорично помотал головой. — Харуно уже имеет одного кота, остальные, я думаю, тоже не согласятся. Кроме директора. — Значит, отдадим его директору? Он ещё не ушёл? — Накаджима оглянулся на дверь, которая, как догадался Чуя, вела в кабинет заклятого врага его босса — Фукудзавы. — Нет, нельзя. Он привяжется к нему, — Доппо вздохнул и, поправив очки, неожиданно резко развернулся к притихшему Дазаю. — Ты его возьмёшь к себе! — Что?! — синхронно воскликнули Ацуши и Дазай, не обратив внимания на громкость заявления из-за его абсурдности. — Куникида-сан, вы думаете, это хорошая идея? — жёлтые глаза виновато посмотрели на Осаму, который был удивлён не меньше. Чуя бы даже усмехнулся — насколько же плохая у его бывшего напарника была репутация. — Я считаю, что это поможет Дазаю почувствовать на себе хоть капельку ответственности, — отчеканили в ответ, — и понять, что это слово вообще означает. А ещё, насколько я помню, Дазай как раз любит кошек, и если он не такое уж чудовище, он не даст коту умереть от голода.       Взгляд Чуи метнулся к лицу Осаму и да, там был именно этот стальной холодок, который появлялся всегда, когда собеседник говорил что-то, о чём он вскоре пожалеет. Наверняка этот очкастый тупица ничего не заметил, конечно, ведь, несмотря на это, на бледном лице до сих пор играла удивлённая улыбка, а брови были комично подняты вверх. И пусть теперь он был не в том положении, чтобы наказывать за слова, Дазай всё ещё не избавился от всех черт исполнителя портовой мафии. В такие моменты от него веяло опасностью, это заставляло — иронично — пригнуть уши и вести себя осторожнее.       Но коллеги, видимо, совсем не воспринимали его всерьёз, потому что продолжали пялиться на него без капли уважения, один с сомнением, что Осаму можно вверить в заботу хотя бы кактус, а второй — с вызовом и порицанием. Почему-то от этого по длинному позвоночнику прошлось липкое мокрое ощущение обиды за бывшего напарника. Конечно, Чуя и сам не мог похвастаться уважительным отношением к нему, но он всегда знал грань, за которую нельзя ступать. — Хорошо, — протянул Дазай, не отрывая колючего взгляда от грубого коллеги. — Раз это на время, думаю, я могу себе позволить появляться дома чуть чаще. — Вот и отлично, — в тон ему ответил Доппо и кивнул Ацуши, чтобы тот передал кота. — О, это значит, что я не могу доделать отчёты! — Дазай снова оживился и ослепительно улыбнулся. — Ведь у меня такая ва-ажная миссия, Куникида! Я не могу заставлять котика ждать, пока он попадёт в комфорт, верно? Поэтому, кажется, тебе придётся сделать работу за меня!       Чуя испытал настоящее удовольствие и гордость от того, как неописуемо вытянулось лицо коллеги Осаму, которого он успел серьёзно невзлюбить. Он даже пропустил момент, когда худые руки сменили не менее костлявые, но уже забинтованные, и аккуратно — наверное, если бы Накахара не был тем, кого так осторожно прижимают, он бы подумал, что это проявление брезгливости — взяли к себе.       Перспектива снова оказаться у Дазая, честно говоря, в восторг его не приводила, но им уже приходилось жить вместе на некоторых заданиях. В быту Осаму был не то чтобы хорош, не то чтобы ужасен — в общем, терпимо, если не подпускать его к плите. Это должно быть не так уж и плохо, тем более, что Дазай не догадывается, что приютил не совсем кота.       Только вот это может затянуться — хозяев-то у Чуи нет.       Что ж… может, это будет немного сложно.