Я рассмотрел лилии, я рассмотрел, как они растут.

      Дабл Трабл хотел бы, что бы он мог сказать, что солнце проникало через комнату, освещая мягкие простыни и сияя на его коже. Проклиная свои инстинкты ящерицы за то, что они хотели этого до такой степени. Было холодно, простыни едва облегали тело, но тепло в груди было приятным. Она на мгновение повернулась в его объятиях, едва касаясь губами ложбинки на шее. Он держал ее за талию и смотрел в металлический потолок, внимательно прислушиваясь к дыханию и надеясь, что, возможно, это убаюкает его снова, но это было невозможно, он полностью проснулся, его сердце медленно билось в груди, казалось, ударяясь о узкие ребра, когда свежий воздух из вентиляционных отверстий наполнял легкие. Это потрясло его вены и кости, он решил, что это был один из тех дней, когда мысли давили тяжелым грузом. Из того, что он знает, она, вероятно, никогда не видела, чтобы количество одежды превышало пятидесяти комплектов, и у нее никогда не было спальни с окном, и она никогда не жила в месте, которое не воняло сточными водами и, технически, не было свалкой металлолома. Он видел ее на солнце, она великолепно выглядит в нем. Мех приобретает золотистый оттенок, и Дабл Трабл знает, что она, скорее всего, потеет, но от нее исходит влажное сияние. Будь проклята она и ее дерьмовый характер, он думает, что она прекрасна. Даже когда рычит на него, почти делит солдат надвое, когда они не выполняют команды, и почти режет любого, кто пытается быть дружелюбным. С тех пор, как он услышал, этот вздох, который, как она думала, никто не услышит после того, как она собрала свою эскадрилью, и этот пронзительный, скрипучий смех, который раздался после сотни попыток заставить ее улыбнуться. Он назовет это тем, что у него есть с Катрой — обучением, обучением тому, как стать кем-то вроде нее. Кем-то, кто унаследовал добро, которое быстро превратилось во зло ради независимости. Все шансы против нее, он это видит, она держится с этим. И все же, тем не менее, Дабл не определил бы Катру как зло, возможно, не без еще нескольких сотен ударов. Она продвинулась настолько далеко, насколько смогла, впечатляюще, прикусив язык и тщательно продумав стратегию, какие шаги она может предпринять, действуя только ради мести и выживания. Она просто немного растеряна, но все равно, не нужно быть мудаком. Даже сейчас она великолепно смотрится в жестяной темноте комнаты. Ее пушистое тело прижалось к его, и ничто не удерживало от того, чтобы провести по спине. Змеевидная рука великолепно смотрелась на фоне рыжевато-коричневого меха, потемневшего по бокам и вниз по позвоночнику ее спины. Чем ниже он опускался, тем мягче она становилась, тем меньше шансов, что она станет хрупкой и спутанной от войны. Дабл Трабл мысленно записал звуки, которые она издавала ночью, и воспроизводил их для себя в ранние утренние часы, даже сейчас они играют в глубине его сознания, царапают и повторяют, когда он наматывает ее мех на пальцы. Дабл помнит каждую деталь ее лица с того момента, как она пришла. Он отразил ее внутренне, чтобы однажды тоже сыграть на ней. Видел, как она распалась на части, когда он обводил языком ее клитор, изучая, наблюдая, как та бьется в конвульсиях. Такие грязные мысли для столь раннего утра, он все равно решил что ненавидит отслеживать военное время. Он пробирался в ее комнату после отбоя, предпочитая остаться с ней вместо потных, мрачных казарм. Сначала она кричала на него, все еще напряженная и настороженная, все еще пытаясь понять его. В конце концов он «бросил ей кость» и целовал до тех пор, пока она не перестала его расспрашивать. Это идет рука об руку, если Дабл Трабл не собирается возвращаться в Брайтмун, чтобы трахаться с какими-нибудь феями, они с ней «проводят мозговой штурм». И он действительно не возражает. Вообще. Она никогда не выглядела лучше, чем сейчас, свернувшись калачиком, тихая, неподвижная и почти умиротворенная, если не считать случайной судороги на ее спящем лице или подергивания уха. Ее лицо прижато к его груди, прижато к шее, тепло исходит от нее; это было приятное, незнакомое тепло для них обоих. Конечно, они делали это раньше — Катра никогда бы не назвала это тем, чем оно является: комфортом, хотя они никогда не принимали это близко к сердцу и вообще не пытались. После ночей, когда он расчетливо разбирал ее на части и собирал по кусочкам, позволяя ей делать то же самое с собой, было немного трудно не принимать отсутствие ярлыка близко к сердцу, но они понимали. Трудно было описать ярлыки в Орде, было легко раскопать, что Катра была сиротой, как и остальная часть ее эскадрильи. Все до единого из них даже не знали, кто такие родители. «Хорошо для них» — подумал он, все знали, что происходит с семьями, когда солдаты не возвращаются — «лучше, чтобы им некуда было идти после войны.» Тихое ворчание Катры отвлекает его от хода мыслей, он не может не сосредоточиться на ней, желая, чтобы она проснулась или оставалась в глубоком сне. Он не смог решить, что было бы лучше. С одной стороны, Катра разозлилась бы за то, что позволил ей поспать (хотя они не могли сказать, который час, со всеми этими ненужными цифрами), но, возможно, сон был бы настолько полезным, что она не пыталась бы выцарапать ему глаза. Плюс, он замерзал, с полным успехом мог бы использовать ее спящее тело в качестве грелки, пока мог, верно? Дабл Трабл сильнее прижимается к ней, слегка наклоняясь набок, чтобы его хвост мог смешаться с хвостом Катры. Это вызвало мурашки по спине, легкую эйфорию в глазах. Его хвост был не таким ловким, как у нее, и не таким гибким, и, как он полагал, нужен был больше для равновесия и ради биологической моды. Он всегда восхищался ее хвостом, тем, как тот взаимодействовал с миром так, как она хотела, оставляя отпечаток на всем, что она проходила. Он хотел бы, чтобы Катра просто перешла к делу и была самой собой, с тем пронзительным смехом, который Дабл мог бы время от времени из нее вырывать. Он придерживался твердой веры в то, что Катра была бы намного ярче, если бы не была Командиром репрессивного режима, все, что нужно, — это небольшой толчок. Всему свое время, а пока он мог просто любоваться удивительными объятиями за хвост — ее мех казался раем на фоне его чешуи. Но это были не отношения. Это было исследование. План оплаты. Крыша над головой. Ему нет необходимости совать нос в святая святых ее разума, помимо изучения, что бы он сейчас ни делал — наблюдал за ней во сне и читал постоянно растущие мешки под глазами, как книгу, — строго запрещено. Хотя ему действительно нравилось нарушать правила, на лице появляется улыбка, когда он чувствует, как кончик хвоста Катры обвивается вокруг его хвоста. Дыхание становится поверхностным, когда она начинает просыпаться, ее лицо напрягается, когда она шевелится, Дабл Трабл опускает руку к ее пояснице, когда ему приходит в голову идея. С таким же успехом можно было бы сделать так, чтобы сон того стоил. Он полностью обхватывает рукой тонкий ствол ее хвоста. Должно быть, она почувствовала, что это приближается, потому что он услышал, как у нее перехватило дыхание, но она ничего не сделала, кроме как оставалась напряженной, слегка дрожа. Он почти не ожидал, что она отреагирует так же, как отреагировал бы он, если бы кто-то вот так прикоснулся к его хвосту, потому что они разные виды и все такое, но того, как она дрожит, для него более чем достаточно. Дабл ослабляет хватку и продолжает чесать чуть выше основания ее хвоста, слыша, как она слегка стонет, когда он дразнит немного сильнее. «Доброе утро, котенок», — игриво бормочет метаморф, и все, что из нее выходит, — это тихое мммрррр, мурлыканье, нарастающее в ее груди. Он не знает, совсем ли она проснулась, может быть, в промежутке между состояниями, он ждёт еще мгновение, прежде чем слегка дернуть за хвост. На этот раз она мяукает. О, радостный день. Лицо Катры напрягается, когда он продолжает свои манипуляции, рука скользит по ее меху, вверх и вниз, медленно, вытягивая из нее как можно больше. На данный момент она дрожит, ее хвост сжимается вокруг него, уши подергиваются каждые несколько секунд. — «Ты уже встала, котенок?» — он вдыхает в ее волосах. Чувствует, как Катра слегка наклоняет голову, ее губы прижимаются к его чешуе: — «Хороший способ проснуться». Дабл Трабл почти задыхается от мягкости ее голоса, губы легко растягиваются в дерьмовой ухмылке после того, как он ее слышит. «Заткнись», — бормочет она, двигая бедрами в его руках, — «не останавливайся». Для Катры не было ничего необычного в том, что она лежала под ним, стонала и извивалась от прикосновений, но для нее было редкостью открыто просить о том, чего она хочет, и делать это так красиво, что эта часть была абсолютно неизвестна. — «Могу я получить «пожалуйста»?» — он снова начинает чесать, впиваясь костяшками пальцев в основание ее хвоста, знает, что теперь, когда она проснулась, она сдерживает мяуканье. — «Пожалуйста», — он чуть не взрывается. Для нее неслыханно быть такой, даже со Скорпией, которая в конце концов сдалась и таинственно ушла. Дабл не знает, произносила ли она когда-нибудь это слово, оно звучит так пронзительно и тихо, что, возможно, она впервые просит о подобном. Дабл Трабл не должен чувствовать себя таким счастливым, услышав это; он снова дергает ее за хвост, недостаточно сильно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы вызвать у нее более громкую реакцию. Он хочет сказать, что это дополнительная переменная к уравнению, которое он составляет против нее, но такое чувство, что в этот момент он отвернулся от самого себя. Наконец она отрывает голову от его шеи, выжидая долю секунды, прежде чем прижаться губами к чужим губам, заглушая еще один вздыхающий стон. Он прерывисто дышит ей в спину, когда она опускает голову обратно к шее. Ее рука скользит по его бедрам, проходит мимо них и движется вдоль его хвоста. Он чувствует, как ее ногти прижимаются к чешуе, он медленно шипит: «вниз». — «Извини, — бормочет Катра, ее рука на мгновение замирает, явно на приближающемся стволе его хвоста, она осторожно проводит рукой вниз — скользя вниз по мере роста чешуи. Теперь его очередь заглушить стоны. — «Я не знала, что ты действительно можешь чувствовать что-то там, внизу». — «Конечно, я наполовину ящерица, а не сделан из камня», — звучит хрипло, более пронзительно, когда Катра начинает подниматься к основанию его хвоста. — «Ты прав, я думаю, что Рохелио действительно нравилось это, когда он был моложе», — продолжает, вздыхая, когда он тянет ее за хвост. — «Это тот симпатичный парень-ящерица, который неравнодушен к Кайлу?» — спрашивает он. — «Рохелио? Ты думаешь, он неравнодушен к Кайлу?» — недоверчиво отвечает кошка. — «И ты сказала, что выросла с ними — они смотрят друг на друга с полным сердцем всякий раз, когда ты начинаешь одну из своих разглагольствований «Уничтожь восстание» — «Вероятно, это выглядит странно — честно говоря, я больше не верю половине того дерьма, которое я говорю», — как только это выходит, Катра пытается проглотить это обратно — глаза Дабл расширяются, когда он смотрит, как она проглатывает ту правду, которая должна была последовать за заявлением, собирая все это вместе, когда она это делает. О. Ладно. Она знает, может быть, она не так глупа, как он думал. И все же, если она знает, что не верит в это, зачем беспокоиться о том, чтобы остаться? Вкладывать столько энергии, а не любви, во то, что ты ненавидишь? — «Здесь чертовски холодно», — бормочет она, отстраняясь, — «Они действительно не могут беспокоиться об отоплении, ха». — «Вероятно, это противоречит правилам безопасности», — лукаво говорит Дабл Трабл, действуя так же, как и она, как будто того, что она сказала, никогда не было. — «Здесь нет правил безопасности!» — она встает, восклицая, натягивая эти крошечные байкерские шорты, которые она носит, с этими глупо вырезанными высокими бедрами, ее груди все еще открыты, соски выставлены на воздух. — «Ты знаешь, сколько раз я порезала палец ноги об металлическую панель?» — «Тогда, может быть, тебе стоит надеть обувь», — и, может быть, что-то менее откровенное, честно говоря, его немного отвлекает то, как подпрыгивает ее грудь, когда она пытается достаточно быстро одеться. — «Перестань так на меня смотреть», — останавливается Катра. — «Как?» — «Вот так… вот так, — румянец покрывает ее веснушки, — иначе я не закончу свою работу». — «Ты влюбилась в меня, котенок?» — Дабл поднимает брови. — «Нет!» — Ее взгляд устремляется в пол — «Заткнись!» — «О, Кошечка влюблена в своего сотрудника?» — он дурачится с ней, на губах явно играет ухмылка, Катра не утруждает себя ответом — притворяется, что занята застегиванием топа. — «Ну, может быть, сотрудник тоже влюблен в своего работодателя». Катра замолкает, тихий смех вырывается из ее груди, когда она качает головой, решив больше ничего не говорить. Она подходит к своему столу, чтобы надеть этот проклятый головной убор, который не был любимым аксессуаром Дабл Трабл, но он хорошо ей подходит, как тиара для очень нетрадиционной принцессы. Честно говоря, он бы не удивился, если бы Катра была такой в другой жизни — она была сногсшибательной, слишком сногсшибательной, чтобы быть здесь. «Ты такой засранец», — беззаботно хихикает она, уже у двери, в то время как Дабл все еще обнажен, — «Я ожидаю отчета о принцессах к закату, тебе следует скоро отправиться». Она не дает ему ответить, целомудренно уходя. Он наблюдает, как ее хвост обвивается вокруг двери, прежде чем кошка, наконец, выскальзывает, чтобы последовать за своим хозяином. Он медленно выдыхает, не сводя глаз с двери, прежде чем поднять взгляд к потолку, ему действительно нужно было как можно скорее составить план для Катры, иначе он привязался бы к ней еще больше, чем сейчас.