Blink First

Жизнь — это игра «Кто первый струсит», и Минхо играет в неё с Богом. Это одна из тех игр, от которой невозможно оторваться. Как плохая игра на телефоне или как слишком увлекательная ММО; как кликбейтная страничка, обещающая больше фоточек котиков на экране, если нажать на стрелочку ещё раз. Жизнь-игра просто всегда и везде, и большую часть времени она зависит от того, кто моргнёт первым. Минхо хорош в гляделках. Можно подумать, что у него не так уж и много опыта в этой игре на смелость. Мало ли что может связывать студента политологии и студента хореографического, верно? Теоретически, его жизнь должна быть скучной. Такой, которая сможет усыпить тебя в бессонную ночь, которая заставит твою бабушку плакать — такой скучной. Больше всего его должны волновать команда по дебатам, оценки и вечно маячащийся юридический вуз. Но вот в чем загвоздка, Бог всегда сдаётся первым. Именно по этой причине Минхо пережил то падение с горы, когда ему было пять, и у него не осталось ничего, кроме шрама на правом плече и парализующего страха высоты. Именно по этой причине он прогуливал половину из своих школьных занятий и все равно поступил в приличный вуз из-за дерьмового эссе, которое было одним из шагов в подаче заявления на поступление. Именно по этой причине он просыпается в незнакомых местах без каких-либо воспоминаний о том, как он туда попал, уже столько раз, что до сих пор удивительно, как он не заработал венерическое заболевание, о котором все ещё можно говорить вслух. В конце концов, что-то все равно пойдет не так, и он уверен в этом, но до сих пор все шло нормально. Вот почему он пускает свою сдержанность на ветер, ведь она ему не нужна. Вот почему он принимает плохие решения, даже не задумываясь о последствиях, ведь ни одно из них не становится явью. Вот почему он сам создает себе такие проблемы, ведь все это сходит ему с рук. Вот почему он здесь, в разгар очередной вечеринки в каком-то заброшенном доме, в стельку пьяный и не заботящийся о том, что финал уже не за горами. Когда дело доходит до игры «Кто первый струсит», Бог, на самом деле, тот еще трусишка. Минхо осознал это еще где-то в средней школе и с тех пор не оглядывается назад. Это не совсем уверенность и не юношеская вера в то, что он неуязвим. Он знает, что это не так, и он ждет того дня, когда кто-то докажет это. Но до тех пор Минхо собирается делать все еще хуже. Потому что кто на самом деле будет обвинять его во всем этом дерьме? Как оказалось, ответ на этот вопрос — не жизнь, не Бог, и даже не карма. Нет, ответ — Ким Сынмин. Ладно, возможно, потребуется немного времени, чтобы все объяснить. На самом деле, он вообще не собирался идти на эту вечеринку. Не то чтобы он часто принимает это решение, но в этот раз он действительно намеревался быть хорошим. Не потому, что он думал, что должен, а потому, что у него был действительно тяжелый день в студии и все его тело болело. В такой ситуации изучение одного из этих скучнейших учебных пособий выглядело заманчиво по сравнению с другими неправильными решениями, которые он мог бы принять. Если и была вещь, в которой Минхо хорош, то это знание того, чего он хочет. Он не собирался делать ничего интересного до конца выходных, разве что полистать фотографии своих кошек и сделать растяжку. А потом появился Джисон. Джисон, студент факультета экологии, который должен быть настолько далек от привычного студенческого образа жизни Минхо, что просто не должен был сюда приходить. Джисон, чьи занятия проходят чуть ли не в каждом корпусе; кто не танцует и пропускает день ног, будто это чума, и нервничает, когда кто-то слишком долго смотрит на него. Джисон, который во всех отношениях является противоположностью Минхо. За исключением того, что они всегда сталкиваются друг с другом, с самого первого дня. Когда Джисон появился на его пути, он так с него и не ушел. Минхо и не против, хотя он никогда бы не признался в этом другу. Просто вот есть такой тип людей, которые всегда остаются рядом. Одно за другим, и теперь они друзья. Практически неразлучные. И в этот момент карма возвращается, чтобы укусить его за задницу. Ведь перед ним Джисон, стоит в этих своих рваных джинсах, выцветшей футболке с принтом какой-то группы и джинсовке, с таким блеском в глазах, который появляется только тогда, когда у него зарождается действительно ужасная идея. А в такие моменты ему нужна смелость Минхо, чтобы как-то поддержать собственную импульсивность. И он начинает говорить еще до того, как зайдет в его комнату, что никогда не бывает хорошим знаком. А особенно, когда даже одного фирменного взгляда Минхо не хватает, чтобы заставить его замолчать. — … И я знаю, что мы не особо общаемся с парнями из гуманитарного, но Джун славится своими офигенными вечеринками, и туда может прийти каждый, и Феликс… — Он будет там, — догадывается Минхо, опережая слова Джисона, и, о да, в ответ старший получает этот щенячий взгляд, который у Хана отработан до совершенства. Конечно, дело в Феликсе. Джисон бегает за ним уже больше года. Феликс со своими веснушками и волосами, покрашенными в тысячу разных цветов. Феликс со своим голосом, не соответствующим его внешности, и высоким рейтингом во всех любимых играх Джисона. Феликс, в которого Джисон абсолютно беспомощно влюблен. Минхо обожает Джисона, но бывают такие моменты, когда последнему стоит заткнуться. — Зачем тебе я на этой вечеринке? — Обычно ты за такой движ, — дуется Джисон. Обычно ты учишься, когда на носу экзамены. Каким бы безрассудным Джисон не стремился казаться, он недостаточно в этом преуспел, чтобы поспевать за Минхо. Это нормально, у него еще есть время, чтобы наверстать упущенное, хотя дойти до уровня Минхо — настоящее испытание. — Если бы я сказал тебе, что на тренировке чуть не вывихнул бедро, ты бы пожалел меня и отстал? — голос Минхо настолько ровный и равнодушный. Судя по тому, как заметно опустились плечи Джисона, а глаза расширились, ответ — нет. — Я имею в виду… Если ты действительно не хочешь… Я не могу поверить, что говорю это о Ли Минхо… Если ты действительно не хочешь идти на вечеринку, думаю, я мог бы позвать Хенджина, — если это какая-то уловка, чтобы заставить старшего сдаться, то Джисон полностью проебывается, побежденно опуская голову, что говорит о том, что он действительно это имел в виду. — Это просто вечеринка. Мы придем ненадолго и уйдем до того, как все закончится. Закатив глаза, Минхо громко ухмыляется, недовольный тем, что эта незапланированная тактика Джисона действует. — Зачем тебе вообще нужна помощь с Феликсом? Просто скажи ему прямо, что он тебе нравится и ты хочешь… — сопротивляться желанию сказать «хочешь трахнуть его» — это сложно, но он сдерживается только потому, что знает, что Джисон — безнадежный романтик. — Хочешь держаться с ним за руки. Будь милым и просто покончи уже с этим. — Это не так уж и просто, — ноет Джисон, словно капризный ребенок. И, возможно, для нормального человека все так и есть. Минхо уже давно достиг того уровня, когда он может быть на сто процентов уверен в своих намерениях, и всегда добивается того, чего хочет. Так что ему требуется время, чтобы увидеть искренние эмоции на лице друга и понять, что ему действительно нужна помощь. А розовые очки Хенджина тут только хуже сделают. Нет, Джисону нужна реальная помощь, помощь Минхо. Ему нужен твердый пинок под его зад, одетый в такие тесные джинсы, что начинаешь сомневаться, законно ли это. — Кто еще там будет? — Минхо задает вопрос так, будто ответ на него изменит уже принятое им решение. — Феликс сказал, что возьмет с собой своего друга-геймера, так что, вероятно, с ним будет Чонин, — Джисон нервно почесывает ногтями руку. Минхо не удивляется, увидев на них черный цвет. — И я также слышал, что они затащили нескольких студентов музыкального на роль диджеев. Ладно, это значит, что Минхо знает хотя бы еще одного человека, на случай, если Джисон с Феликсом внезапно исчезнут в декабрьской ночи ловить снежинки языком и делать прочее милое дерьмо. И, вероятно, еще не поздно написать Хенджину, который является еще одним потенциальным собутыльником. Джисон знал каждого студента музыкального, будто это была его миссия, поэтому это было плюсом — может, кто-нибудь из них окажется действительно горячим. Его бедра правда очень болят, но ведь сильнее болеть не смогут? Пофиг. — Ладно, — издавая долгий измученный стон, Минхо тянет шею и поворачивается. Глаза Джисона загораются. — Дай мне пятнадцать минут. Вот так он и оказался здесь. Сборы заняли у него всего десять минут, а затем он еле залез в машину с взволнованным Джисоном и хныкающим Хенджином, который мог слышать музыку еще на полпути к дому. Но причем здесь Сынмин? Потерпите, доберемся и до него. Джисон почти запихивает Минхо в дверь. Старший узнает Джухёна среди массы смеющихся, кричащих, движущихся тел. Вероятно, были приглашены студенты из факультета урбанистики. А это значит, что остальная часть этих ребят забралась в тихую комнату, где теперь сидит и думает о том, как они вообще здесь оказались. Может быть, позже он найдет их и извинится за ситуацию на дебатах на прошлой неделе. Не то чтобы Минхо не заслужил свою победу, но у него хватало совести чувствовать некую долю вины за то, что он разнес своих одногруппников в пух и прах. Не моя вина, что препод плохо подобрал команды. Музыка играет хорошая. Он чувствует, как биты вибрацией проходят сквозь подошву куда-то в грудь. Он уверенно напоминает своему телу, что ему лучше не поддаваться на это и не двигаться, чтобы не сделать еще хуже. Это, конечно, так заманчиво, но Минхо намерен поберечь себя, ведь его бедрам действительно нужно время, чтобы восстановиться. — Кто, он сказал, диджеи? — кричит старший на ухо Хенджину, хватая его за рубашку и опуская его голову к своему лицу. Покачав головой, младший просто пожимает плечами. — Его друзья? Закатив глаза, Минхо отпускает друга. Здесь все — друзья Джисона. Это может быть кто угодно. Последний же все еще ведет их сквозь толпу, вертя головой в стороны и выискивая рыже-вишневую макушку. Он поворачивается, чтобы крикнуть что-то Минхо, но тот слишком занят, чтобы услышать его, наклоняясь к столу с напитками и выбирая один. — Что? — спрашивает Минхо, когда его друг практически дышит в затылок. — Думаешь, мы его пропустили? — Джисон внезапно становится слишком громким, поэтому Минхо решает справится с этой проблемой и сует ему в руки немного теплую банку пива. — Не знаю, мы только приехали, — кричит в ответ старший, внимательнее подбирая интонацию. Заметив на себе многозначительный взгляд друга, Хенджин ловко поворачивается, прежде чем покачать головой и указать в глубь толпы. Минхо не совсем уверен, что означают эти жесты руками, но самое замечательное в том, что ты ничего не слышишь, это то, что многое можно оставить на свое усмотрение. Щелкнув пальцами, когда внезапная идея зарождается в голове, он кричит, прежде чем снова повернуться к Джисону и притянуть его к себе за плечи: — Ты прав. Спасибо, Хенджин. Феликс здесь кого-нибудь знает? Джисон на мгновение задумывается над этим, а Минхо тем временем находит себе выпить. Кое-что намного крепче того, что он втюхал Джисону мгновением ранее. Хенджин тоже уже успел найти стакан, а на его лице появилось выражение «я пью алкоголь, и это противно». Это легко прочитать, потому что Хенджин — открытая книга, даже если сам того не хочет. Неожиданно рука Джисона оказывается на плече Минхо и тянет его в сторону. — Он знает Чана. Отлично. Это имя кажется смутно знакомым, а выражение лица младшего говорит о том, что он знает этого Чана достаточно хорошо, и это уже начало. — А Чан… где именно? — Он один из диджеев, — кричит в ответ Джисон с таким тоном, будто это самое очевидное, что может быть. Это, разумеется, не так, но уже хоть какое-то направление, лучше того, что он им уже дал. И так уж получилось, что это совпало с тем, что Хенджин указал в толпу, так что, возможно, танцор первый что-то понял. Выбрав лидирующую роль в их маленькой группе, Минхо берет под руки Хенджина и Джисона и тянет их вглубь толпы. Это такой тест — смогут ли они среди всего этого не проебаться. В итоге, Хенджин оказывается забрызган чем-то, а Джисон наступает на что-то подозрительное, но в конце концов они выходят из толпы относительно целыми и невредимыми. Ну, Минхо точно. Когда вообще он не был? С расширенными от волнения глазами Джисон поднимает свободную руку и отчаянно машет ей в сторону небольшой компьютерной установки, которую разместили около двери, ведущей в подвальное помещение. Несмотря на то, что его приветственный крик просто невозможно расслышать сквозь глухой бас, сероволосый парень за пультом все равно поднимает голову, и его лицо светлеет, почти скрывая тот факт, что его мешки под глазами будто заставляют своего хозяина хорошенько отдохнуть. Подталкивая Минхо, который, в свою очередь, подталкивает ноющего Хенджина, Джисон кричит: — Это он! — и да, Минхо как бы понял. Передав управление парню рядом, немного ниже и с такими же бицепсами, Чан ловко обходит пластмассовый стол и подходит к ним. Он смеется, когда они с Джисоном стукаются кулаками, а затем поворачивается к Минхо и Хенджину с легкой улыбкой на губах. — Погодите! Я, кажется, видел вас двоих раньше. Вы же оба танцуете, да? Озорная кошачья улыбка появляется на лице Минхо. Он привык, что его узнают. — Типа того… — Не говори! Ты… — Чан на мгновение задумывается, прежде чем щелкнуть пальцами. — Минхо! — Так точно. — А ты… — лицо Чана светится, когда его осеняет. — Как я мог забыть, что ты Хенджин. Я видел, как ты тренировался на прошлой неделе. Когда Хенджин ничего в ответ не говорит, Минхо поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. На лице того широко раскрыты глаза и рот, и он смотрит на Чана… Ага, Минхо его потерял. Ну, окей. У Хенджина есть некий список слабостей, и красивая улыбка находится в самом верху этого списка. Ну, пока ему весело… -Ты Феликса не видел? — Джисон дважды тыкает Чана локтем, чтобы вернуть его внимание к себе. — Думал, что ты будешь тем самым, кого он здесь знает. Глаза Чана загораются, и он улыбается. Минхо понимает, что они сорвали джекпот. — Да! Он в подвале. Здесь есть несколько человек, которые предпочитают там отдыхать. — Это только для VIP? — спрашивает Минхо, дразняще склонив голову набок. Потому что, даже если ответ был бы «да», у них все равно уже есть несколько причин, по которым Чан позволит им туда пройти. — Мы должны пройти мимо вышибалы? Откинув голову назад и звонко смеясь, Чан кладет руку на плечо Джисона и тянет его к импровизированному месту диджея. — Вы? Ваши имена уже в списке гостей. Конечно, они там. Как будто могло быть иначе в ситуации с Минхо. Когда они пробираются мимо столика, Чан наклоняется и кричит: — Я пошлю его, чтобы он ненадолго тебя подменил. Низкий парень с мрачным и серьезным видом в ответ на это просто поднимает большой палец вверх и возвращает внимание компьютеру, где листает музыку, а затем переключает на другой трек-бит. Он реально качает. В этот момент Минхо действительно сожалеет о растянутых мышцах на бедрах, ведь сразу после того, как он посадит Джисона на колени Феликса (или же наоборот), то не прочь бы вернуться сюда и дать волю своему телу. Как бы то ни было, он, вероятно, будет слишком пьян. Но это не самая важная на данный момент проблема. Он следует за парнями в подвал. Внутри наполовину заколочены стены, разбросаны коробки и ящики, а также стоят несколько мусорных баков. Кто-то, видимо, в какой-то момент подумал, что неплохо было бы поставить сюда диван и соединить несколько ящиков, чтобы получился столик. И это выглядит настолько хорошо, насколько возможно. За исключением того момента, что приглянувшееся Минхо кресло-мешок уже было занято другим. И старший сразу узнает этого человека. — Кансон, как приятно видеть здесь твою задницу! — радостно восклицает Минхо, когда пульсирующая громкость басов приглушается настолько, что можно было бы что-то расслышать. — Погоди, ты его знаешь? — спрашивает Джисон, на мгновение отвлекшись от своего разговора с Чаном. — Да, студент урбанистики, — Минхо улыбается парню. — Партнер по дебатам. — Не партнер, — поправляет парень, проводя рукой по ярко-оранжевым волосам. — Противник. — Разбитый в пух и прах противник, — понимая, как самодовольно это звучит, Минхо выдавливает огорченную улыбку. — Мне жаль, кстати. — Нет, тебе определенно не жаль, — говорит парень, фыркая и убирая телефон. — Хей, ты можешь заменить Чанбина ненадолго? — кричит Чан, стоя у последних ступенек лестницы. — Мы оба там уже долго торчим. Поднявшись на ноги, парень разминает долговязые конечности, прежде чем кивнуть Чану. — Ага, понял. Но лучше бы вам мне помочь, через час или типа того. — Пока не ушел… Откуда вы все знаете друг друга? — поднимает бровь Минхо, глядя на троих парней. — Ходим на сольфеджио вместе, — с ухмылкой отвечает Кансон. — Заставляю его ходить, нравится ему или нет, — шутит Чан, прежде чем повернуться и прокричать. — Ой, Феликс! Тут твои друзья тебя ищут. — Еще друзья! О, вы практически можете видеть, как глаза Джисона загораются и счастливо распахиваются, когда Феликс появляется из-за двери в задней части подвала с напитком в одной руке и с телефоном в другой. — Феликс! — восклицает Джисон так, будто встретить здесь Феликса является чем-то невероятным, а не единственной причиной, по которой они вообще сюда пришли. — Джисони! — Феликс радостно чирикает и подбегает к другу, чтобы оказаться в его объятиях. — Я не думал, что ты придешь! Я так рад, что ты здесь, надеюсь, ты легко меня нашел. Я просто тусовался с друзьями. — Я один из них, — выйдя из той же двери, Чонин дьявольски ухмыляется и машет рукой. — Добро пожаловать на настоящую вечеринку. У нас тут запрятано много хорошего алкоголя. — Разве ты не маленький для этого? — спрашивает Хенджин, кладя руку на талию и хмуро смотря на парня. Тот лишь закатывает глаза. — Разве танцорам спать не пора? Да ладно тебе, что может случиться… Все еще обнимая Джисона за шею, Феликс хихикает. — Это правда. Мы принесли хорошие напитки. Хочешь чего-нибудь? Минхо мог бы услышать ответ Джисона. Возможно, даже уловить шутку Хенджина по этому поводу, но именно в этот момент еще один друг Феликса появляется из-за двери, и ночь Минхо мгновенно превращается из более-менее сносной в абсолютно ужасную. Потому что здесь он, во плоти. Ким Сынмин. Хорошо, теперь мы в курсе того, как им удалось оказаться в одном и том же месте в одно и то же время, но это все еще не дает нам полного объяснения сути происходящего. Потому что, чтобы понять, что происходит в голове Минхо в этот конкретный момент, вы должны знать их историю. А она довольно объемная. Если быть точнее, их связывает целых два года. Все началось с того, что в команду по дебатам пришел зеленый первокурсник с милым лицом. Минхо тогда думал, что он выглядит совсем безобидно с этими его большими очками в пластмассовой оправе и брекетами на зубах, а также с громким, неловким смехом, который вырывался из него в самые неподходящие моменты. Если бы все так и оставалось, Минхо, вероятно, даже не вспомнил бы его имя. Но нет, потому что сразу после этого Ким Сынмин принял сознательное решение превратиться в угрозу для Минхо. Очки он заменил контактными линзами. Брекеты исчезли через год, а что насчет смеха? Он превратился в дьявольский смешок, который застревает у вас между лопатками, прежде чем мурашками пройтись по позвоночнику. Внезапно статус Минхо как лучшего среди участников команды оказался под вопросом. Внезапно его стали сравнивать с кем-то другим, а не наоборот, как всегда было. Внезапно у него появился конкурент, которого никогда раньше не было. Внезапно, Минхо стал встречать Сынмина повсюду. Во время дебатов, когда они боролись с другими командами за первое место, и теперь Минхо проигрывал так же часто, как и выигрывал. Во время пар, которые были также и у Сынмина, студента юридического, и на которых баллы Минхо и его доклады уходили на второй план. Во время практики судебного процесса, когда он имел великое несчастье находиться рядом с Кимом и приходил туда с полным чувством уверенности, что знает, что делает, пока его задницу без каких-либо особых усилий не надирал один конкретный человек. И каждый раз, когда это происходило, на лице Сынмина появлялась самодовольная улыбка, будто он точно знал, как сильно его действия задевают Минхо. И пока мы говорим про это, давайте остановимся на этих улыбках. Минхо не проникался улыбками, как Хенджин, и его не очаровывали мягкие волосы и глубокие голоса, как Джисона, но он смотрелся в зеркало достаточное количество раз, чтобы с легкостью понять, кто представляет для него угрозу, и именно это делал Ким Сынмин. Абсолютный ужас с этими обезоруживающими, разрушительными улыбками, не важно, с брекетами или без. С этими мягкими каштановыми волосами, которые всегда идеально обрамляют его лицо, вне зависимости от времени суток. С этими сверкающими глазами, полными озорства и обещания скорой смерти. С этой уверенностью того, кто точно знает, насколько он великолепен. И Минхо ненавидит все это, ведь при любых других обстоятельствах он бы уже давно сделал свой ход. Но это Сынмин, и он не может находиться с ним в одном помещении больше двух минут, ведь иначе они вцепятся друг другу в глотки. Может, его ненависть не такая открытая и агрессивная, как была раньше, но почему-то все становится хуже, ведь в большей части случаев Минхо думает, что Сынмин нарочно дразнит его, и это никогда не оборачивается в пользу старшего. Он никогда не сдается, но все равно постоянно чувствует себя не в своей тарелке, словно они играют в игру, в которую он проигрывает. А он не любит проигрывать. То, как Сынмин прямо сейчас дарит ему одну из своих очередных улыбок, заставляет Минхо чувствовать, будто он потерялся. — Минхо! — кричит младший через всю комнату, поднимая свой стакан, будто говорит тост, и дарит ему короткую ухмылку, достаточную для того, чтобы понять, что сегодняшняя ночь будет непостижимо трудной. — Забавно видеть тебя здесь. — Хотел сказать тебе то же самое, Сынмин, — он улыбается, но это вовсе не дружелюбная улыбка. — Вы знакомы? — радостно спрашивает Феликс, яркие волосы падают ему на лицо из-за того, что Джисон минутой ранее их взъерошил. — Идеально! И вот почему он оказался слишком пьяным, ведь иначе он бы не смог оставаться в закрытом помещении вместе с Сынмином. Он оказывается рядом с ним, зажатый на диване между ним и Чонином, который вообще не замечает страдания знакомого. Все ребята собрались около импровизированного столика из ящиков, образовав круг. Напитки стоят на столе. Они играют в классическую алкогольную игру, предложенную другим диджеем, который спустился к ним. Чанбин оказывается не таким серьезным и хмурым, когда что-то рассказывает, и он хочет повеселиться на вечеринке, на которой, по идее, он должен лишь сидеть и наблюдать. — Я не ожидал, что ты будешь здесь, — хмыкает Сынмин слишком близко к уху Минхо, когда Чан вытягивает карту. Это восьмерка. Он шевелит бровями, глядя на Хенджина, прежде чем выбрать его в качестве собутыльника. Оу, ты думал о том, где я могу быть, не так ли? — Я пришел с Джисоном, — бормочет он в ответ, когда Феликс вытягивает шестерку. Девушек за столом нет, и все делают глоток. Старший чувствует, как бедро Сынмина прижимается к его, поэтому он делает еще один глоток. — Итак, твои бедра чувствуют себя лучше? — Сынмин спрашивает его с таким невинным беспокойством, но Минхо почти что подпрыгивает на месте, ощущая, как близко находится младший. — Ты не переставал жаловаться на это во время собрания. Мне не хочется думать, что я победил тебя лишь потому, что ты плохо себя чувствовал. — Ты победил лишь по этой причине. Джисон, на коленях которого, как и предполагалось, сидит Феликс, вытягивает девятку. Глядя на Хенджина, что сидел слева от него, он ухмыляется. — Апельсин. — Не существует рифмы для апельсина! — ударив Джисона по плечу, Хенджин сердится и подносит стакан к губам, пока его не осеняет и глаза не округляются. — Погоди! Напарник! — Черт, мне это аукнется, — весело мычит Чан, делая глоток из своего стакана. Сынмин, словно их разговор не прерывали, снова поворачивается к Минхо, и да, его бедро все еще прижимается к бедру старшего. — Не знаю. Думаю, мне неплохо удается справляться с тобой без помощи… — он поджимает губы, и Минхо бросает на него свой взгляд, побуждая его попробовать как-то пошутить. Сынмин лишь невинно хлопает ресницами. Даже в дерьмово-тусклом свете одинокой лампы его глаза блестят. — Что? Я собирался сказать о твоем подбитом физическом состоянии. Усмехаясь, Минхо отворачивается и смотрит, как Хенджин берет карту. — Я слишком активно танцевал. Плохо размялся, поэтому мышцу потянул. Это двойка. Оглядывая сидящих в кругу парней, Хенджин указывает на Чанбина, который лишь закатывает глаза, но все равно пьет. — А я слышал, что ты танцуешь, как Бог, — Сынмин дразнит его? Очень смело для того, кто сидит на таком малом расстоянии. — Так и есть, — заявляет Минхо без капли сомнения. — Я буду в порядке уже через пару дней. Чонин вытягивает карту. Пятерка. Как один, все парни одновременно отпивают из своих стаканов. Сынмин все еще улыбается, когда ставит свой напиток на столик. Она такая невинная, но Минхо может видеть эти искры озорства, сверкающие в глубине его глаз. — Пока ты готов к предстоящему матчу, ты имеешь полное право тянуть столько мышц, сколько захочешь. — И что именно я должен делать, чтобы их потянуть? — это опрометчивый вопрос, и сразу после того, как он срывается с губ Минхо, он сразу же жалеет об этом. Сынмин просто смеется, а старший хочет пересесть, ему здесь не нравится. Он хочет уйти из этого подвала. — Я не знаю, Минхо, что хоч… — Ладно, перестань флиртовать и вытягивай уже карту, — со смехом требует Джисон, шепотом прерывая их разговор. С раздражением Минхо берет карту. — Семь, — его рука поднимается вверх, за ней следуют руки остальных, пока не выясняется, что Феликс был слишком поглощен разглядыванием серьги Джисона, чтобы вообще как-то отреагировать. Весь ярко-красный он делает глоток. Наклонившись вперед, Сынмин вытягивает карту. Снова восьмерка. Минхо уже знает, что будет, еще до того, как младший успел что-то сказать. Ресницы Сынмина подрагивают, и он толкает Минхо в плечо. — Надеюсь, еще немного алкоголя поможет тебе заглушить боль. Это ад. Но правила есть правила. Тем более, что может сделать еще одна маленькая порция напитка? Игра продолжается. Чанбин установил правило, согласно которому каждый должен касаться чужого носа каждый раз, когда они пьют. Это все превращается в запутанный клубок из конечностей, когда человек рядом с тобой тыкает в нос того, кого хочет достать. Джисон вытягивает валета, и, усложняя жизнь Минхо еще больше, случайно выясняет, что у Хенджина, Чана и Феликса когда-то был секс в публичном месте. Реакция Джисона на это настолько веселит Чанбина и Чонина, что они катаются по полу от смеха. Минхо, по воле карт, каждый раз пьет с Феликсом, и к тому моменту, как колода заканчивается, он уже в дрова. И Минхо думает, что так ему лучше, чем было. Сынмин все еще прижимается к нему, даже ближе, чем раньше. Старший чувствует как чужая рука прикасается к его плечу и талии, но каждый раз, когда он смотрит на парня рядом, все, что он получает в ответ, это невинное выражение лица и легкое движение плечами. Наверное, в этом нет ничего страшного — они все теснятся на диване, но каждый раз, когда он чувствует прикосновение, по его спине бегут мурашки. И он думает, что во всем мире не хватит алкоголя, чтобы притупить такую реакцию. В какой-то момент времени кто-то схватил пустую бутылку алкоголя из их постоянно растущего количества, и теперь они играют в правду или действие. Это такая детская игра, но она никогда не заканчивается хорошо. Минхо привык быть тем, кто доставляет окружающим дискомфорт и, может, даже страдания, он печально известен своими по-настоящему оригинальными загаданными действиями, но сегодня он играет с Сынмином, и именно поэтому все начинает идти наперекосяк. Потому что именно тогда его затуманенный алкоголем разум решает, что все это — соревнование. Учитывая все обстоятельства, Сынмин не был таким уж невыносимым, каким мог бы быть. Хоть Минхо и терпеть не может эти слегка приподнятые брови, милые улыбки и случайные касания, в этом тоже нет ничего такого. Сынмин дразнит всех, тут дело не в Минхо. Ему просто нравится подкалывать и наблюдать за тем, как далеко все это зайдет. Ему нравится, когда другие сдаются первыми. По сути, это просто безобидная привычка. Но Минхо решает, что сегодня все это прекратится. Он настроен доказать Сынмину, раз и навсегда, кто из них первым скажет «курица». И это будет не он. Как он собирается это сделать? Что ж, правда или действие имеет такой прекрасный эффект, с помощью которого можно отделить трусов от бесстыдников. Через два раунда горлышко бутылки указывает на Хенджина, и Джисон берет на себя ответственность намешать самую ядрёную смесь, которую только можно получить из всех напитков, находящихся здесь. В дело идут большое количество алкоголя, синий энергетик и майонез, которого Джисон не жалеет от слова совсем, превращая коктейль в напиток смерти и вручая стакан Хенджину в руки с улыбкой на лице. В тот момент, когда стакан оказывается у старшего, тот кривится и делает вид, будто его сейчас стошнит. — Я не могу, — хнычет он, и алкоголь делает его еще более драматичным, чем обычно. — Я серьезно умру. — Давай, один глоточек, — уговаривает Джисон. На его коленях уместился Феликс, и они оба с одинаковыми выражениями лиц наблюдают за другом. — Ты же потом сможешь выбрать кого-то еще. Отыграйся на них. Поднеся стакан к губам, Хенджин замирает, зажмуривает глаза, но затем ставит смесь обратно и быстро-быстро мотает головой. Добродушно посмеиваясь над страданиями нового знакомого, Чан протягивает руку через столик и подзывает Хенджина. — Пошли со мной наверх, будешь диджеем, — предлагает он, на что младший неуверенно смотрит на него блестящими от скопившихся слезок глазами. — Кансон, вероятно, хочет тусить со своим парнем, а ты, вместо того, чтобы пить это, сможешь потанцевать. Протянутая рука Чана — это все, что нужно Хенджину. Быстро поднимаясь на ноги, они бросаются к лестнице. — Трусишка! — кричит ему вслед Чонин, улыбаясь от уха до уха. — Извини, мне еще нужен желудок, — отвечает Хенджин, показывая остальным язык. Смеясь, следующий за ним Чан подталкивает парня к лестнице. Минхо не может не заметить руку старшего, которая нежно держит Хенджина за талию. Очень хорошо, Минхо уже начинает придумывать, что бы такое сказать Хенджину на этот счет. Что-то, что можно использовать, как защиту или отмазку от какого-то действия. Хотя, честно говоря, мало что может вывести его из игры. Когда Хенджин и Чан выбывают из игры, Джисон снова поворачивается к столику. — Ну, кто-то же должен это выпить, если мы хотим продолжать. Это абсолютно не соответствует правилам, но у Минхо хорошее настроение, и он готов принять вызов, просто чтобы доказать, чего он стоит. Глядя Сынмину в глаза, старший хватает стакан с отвратительной жидкостью и делает два глотка. Это отвратительно. Ему кажется, что его желудок сейчас откажет и отправит все это обратно, вверх по пищеводу, но его злоба и чувство собственной важности заставляют его сдержать рвотные позывы. Он не проиграет, он будет последним, кто останется в игре, даже если ему придется использовать грязные уловки. Для его опьяненного, работающего только утром мозга это все имеет смысл. И если раньше Сынмин не подозревал о том, что это соревнование, то теперь точно это знает. Он улыбается и мычит, завидев выражение лица Минхо. — Впечатляет. Но тебе следует промыть рот, если ты в дальнейшем хочешь его использовать. — Неа, — решает Минхо, нагло влезая в личное пространство Сынмина. — Тебе придется это нюхать. — Ты будешь крутить бутылку или нет? — кричит Джисон, когда Чонин пинает Минхо в голень. Он крутит. Но когда бутылка указывает на одно из пустых мест, Чанбин начинает негодовать. — Еще раз. Крутани еще раз. Минхо и Сынмин слезают с дивана, оказываясь рядом с Чанбином, а Джисон и Феликс по крайней мере продолжают делать вид, что между их телами есть какое-то свободное пространство. — Давай по новой, — настаивает Чонин. Закатив глаза, Минхо делает то, о чем его просят, вроде как надеясь где-то в глубине души, что бутылка укажет на Сынмина, просто чтобы тот выпил этот ужаснейший коктейль, все еще покоившийся на краю столика. Но выпадает Феликс, который распахивает глаза и с ужасом смотрит на стакан. — Погоди. Минхо, подумай об этом, — начинает мягко лепетать парень, его яркие волосы падают ему на лицо, пока он изо всех сил старается не начать умолять. — Не у всех такой стальной желудок, как у тебя. — Тогда выбери правду, — говорит Минхо, выгибая одну бровь. Покраснев, как подросток в период пубертата, Феликс нервно теребит пальцы на руках, пытаясь понять, что для него страшнее. — Действие! — пищит он. О, слишком просто. — Поцелуй Джисона. Минхо надоело их хождение вокруг да около. Он сам покончит со всем этим, или оно его убьет. После слов Минхо, и Джисон, и Феликс чуть не полетели с визгом с дивана. Ухмыляясь, Минхо наклоняется вперед, упиваясь краснеющими лицами двух парней напротив. — Что? Не хочешь? Ты же не собираешься отказаться из-за всего лишь поцелуя? — Ну, я… Разве нет правил, запрещающих это? — Феликс защищается, безуспешно пытаясь спрятать румянец на щеках своими крошечными ручками. — Абсолютно точно нет, — чирикает Чонин, его глаза превращаются в маленькие полумесяцы из-за ухмылки. — Давай, Феликс. Мы ведь не в старшей школе, просто поцелуй его. — Ты же не хочешь вылететь из игры? — добивает его Чанбин, плечи которого немного трясутся из-за сдерживаемого смеха. — Это чистое давление! — вскрикивает Джисон, будто он сам не красный, как помидор. — Ты прав, это давление, — Минхо кладет руку на импровизированный стол. — Сделай это, Феликс. Поцелуй его. — Ладно! — внезапно сдается младший и, хватая Джисона за щеки, целует его в одну из них. Это так банально, что Минхо хочется рассмеяться от вида того, как звезды в глазах его друга вспыхивают. Они оба такие нелепые. И с этим мне приходится иметь дело. Он на мгновение бросает сочувствующий взгляд на Сынмина, но затем резко его отводит, вспоминая, что никогда не делает подобного в отношении его врага. Слишком поздно. Сынмин встречает этот взгляд, выглядя при этом таким отрешенным, словно он потерял ход мыслей. Но, кажется, он возвращается к нему, стоит только глазам Минхо встретиться с его. Он выдавливает ответную ухмылку, а старший лишь фыркает и закатывает глаза. — Ты выглядишь пьяным. — А от тебя несет, как от пьяного, — парирует Сынмин. — Берегись, я буду дышать прямо на тебя, — предупреждает Минхо с убийственно серьезным выражением лица. — Я слышал, коктейль из подержанного майонеза отвратителен. Феликс хватает бутылку. — Моя очередь! Когда он так быстро справился с гей-паникой? Впрочем, сейчас это уже неважно. Минхо видит яркую искру азарта в чужих глазах. Окей, теперь он играет не только против Сынмина, но еще и против Феликса. Легкотня. Бутылка делает несколько оборотов и останавливается на Сынмине, но Феликс дарит хищную улыбку не ему, а Минхо. «Выбери правду» — молится про себя Минхо, прекрасно осознавая, что сейчас в голове Феликса нет ничего хорошего. Но, конечно же, это соревнование, и Сынмин не собирается идти по легкому пути. — Действие. Ухмылка Феликса в тусклом свете кажется почти что дьявольской. — Ты должен… — Поцеловать Минхо! — продолжает Джисон за Феликса, который лишь начинает смеяться и легонько толкает его локтем. — Пусть он сам придумывает действие, — возмущается Минхо, по глупости не обращая внимание на реакцию Сынмина. — Не повторяй за мной! — Я все равно хотел сказать то же самое, — скрестив руки на груди, Феликс вздернул подбородок. — Считай это местью. — Это ход Сынмина! — все, что успевает сказать Минхо, прежде чем его колени седлают. Всю свою жизнь Минхо играл в эту игру на смелость с Богом. Его все устраивало. Он знает правила, знает ставки. Он уверен, что сможет справиться с проигрышем. Черт, в этот момент часть его даже желает проиграть, потому что так и должно быть. Но, как оказывается, Минхо не готов играть в нее с Сынмином. Спустя секунду, его мозг взрывается. Минхо был бы в состоянии вытерпеть поцелуй в щеку, как тот, что Феликс подарил Джисону. Он справился бы даже с поцелуем в губы, ведь он не трус. Но он пьян, а на его коленях устроился Сынмин, который смотрит на него с одной их тех чарующих улыбок на приоткрытых губах, которые просто уничтожают его. Минхо понимает, что все, на что он способен сейчас, — это смотреть. Но он собирается с силами и говорит: — Что ты, по-твоему, делаешь? — рычит он сквозь громкий смех Чанбина и Джисона и тихое кряхтение Чонина. — Выполняю действие, — просто отвечает Сынмин. Его язык проходится по губам, и Минхо ловит себя на мысли, что сейчас не время замечать, как они блестят в свете лампы. — А что? Курица? Нет, абсолютно точно нет. И он доказывает это, протягивая руку и хватаясь за материал свитера Сынмина. Когда он тянет его на себя, рычит сквозь зубы: — Я думал, тебе не нравится мое дыхание. Пожимая плечами, парень лишь ухмыляется, и, хотя его брекеты уже давно покинули хозяина, Минхо все еще может представить его с ними, и черт возьми… — Правила есть правила, — мычит младший, наклоняясь ниже. Он пользуется парфюмом, и даже сильный запах алкоголя не способен полностью это скрыть. — Поцелуй его! — кричит с дивана Феликс. — Сделай это! — Ты хочешь сдаться? — спрашивает Сынмин. — Отвали. Ни за что. Помните эту игру, в которую Минхо раньше никогда не проигрывал? Да, теперь мы поняли. Губы Сынмина врезаются в его. И это ужасно. Они оба не настолько трезвые, чтобы нормально поцеловаться. Они слишком агрессивные, чтобы это выглядело красиво и легко. Их зубы стукаются друг об друга, нос Минхо упирается в щеку Сынмина, а его дыхание действительно отдает запахом майонеза, ну, теперь как и дыхание младшего. И, блять, он не может дышать, потому что этого слишком много. И, может, если он немного наклонит голову, потянет Сынмина за свитер и сдвинет его руку… Язык Сынмина оказывается у него во рту. Одну руку он запускает ему в волосы, пока рука Минхо обхватывает тонкую талию парня. Они целуются. Мозг старшего постепенно отказывает, но все еще улавливает громкие аплодисменты и смех остальных ребят. Он целует Сынмина, и вдруг в этой комнате становится чертовски жарко. Когда они немного отстраняются друг от друга, Минхо может заметить, как ухмылка медленно расцветает на влажных губах Сынмина. Старшему требуется огромное усилие, чтобы вновь не прильнуть к ним, но следующие слова парня напоминают о том, в какой ситуации они находятся. — Вот так, Феликс. Я его поцеловал. Мудак. Пытаясь отдышаться, Феликс не сдерживает еще одного хриплого смешка. — Боже мой, Сынмин, какой же ты пьяный. Это было потрясающе. Голова Минхо все еще кружится, но не достаточно для того, чтобы слова Феликса не взбесили его. — Нихрена подобного, — рявкает старший, хотя получается больше похоже на изнеможенный стон. — Слезь с меня. Сынмин в ответ лишь тихо мычит и меняет их положение, в котором Минхо оказывается в ловушке чужих ног. В обычной ситуации старший бы просто перевернул их, силы его бедер бы для этого хватило. Но с его нынешним состоянием единственное, что он может делать, это слабо извиваться. Через мгновение он резко прекращает двигаться, потому что нет, нет, это только доставит ему больше проблем. Ухмыляясь, Сынмин лениво изворачивается и крутит бутылку. Он всегда был таким пластичным? — Чонин… — его голос настолько ровный и спокойный, будто он сейчас не сидит на Минхо и вообще не в курсе, что происходит. — Правда или действие? — Действие, — восхищенно говорит Чонин. — Закажи нам пиццу. — Ч-чего… Это не действие вообще! Сынмин закатывает глаза и смотрит на Минхо. — Это действие. Я загадал тебе заказать пиццу. Мы здесь с семи, и я хочу есть, — у младшего хватает наглости двигать задницей на чужих коленях, что чуть не сбивает Минхо с толку. Он действительно должен это делать? Уже держа свой телефон в руках, раздраженный Чонин ворчит. — Хорошо, хорошо, скоро привезут. Но тебе придется есть ту, что выберу я. — Погоди, это нечестно, — говорит Джисон, выглядывая из-за Феликса. — Это действие Сынмина, он должен выбирать. — Просто закажи сырную и забудь уже об этом, — предлагает Чанбин. — Давай, Чонин, твоя очередь крутить. Внезапно оживший Феликс вскакивает. — Я принесу еще выпить, подожди! — махая младшему рукой, он спотыкается. — Просто, если выпадет на меня, загадай действие Минхо. — Это не так работает! — кричит ему вслед старший. — Да все с тобой нормально будет, — говорит ему Сынмин, и для Минхо это малое расстояние между ними уже не кажется таким уж невыносимым. — Мои бедра уже болят, — шипит Минхо, сужая глаза. Эти слова заставили Сынмина снова начать двигаться. — Я делаю тебе больно? Ну, нет, не совсем. Единственное, что у него болит, это его подбитое эго. — Я… Нет, я в порядке. Просто это принципиально. Сынмин в ответ лишь приподнимает бровь, но Минхо все же ощущает, как мышцы на ногах младшего напрягаются, как он немного приподнимается, перемещая свой вес с коленей Минхо на свои ноги. — Ну, если не больно, то не беспокойся об этом. Чонин крутит бутылку. Ее горлышко указывает на пустующее место Феликса. — Извини, — говорит самый младший, хотя, по мнению Минхо, он слишком уж слабо крутанул бутылку. — Правила есть правила. — Этого нет в правилах! — Правда или действие? — спрашивает у него Чанбин вместо Чонина, который слишком занят тем, что смеется над реакцией Минхо. — Действие, — хмыкает он, изо всех сил пытаясь усесться поудобнее. По крайней мере, у него появилась возможность убрать Сынмина с его коленей. Минхо не может ни на чем сосредоточиться, когда парень так нависает над ним с этими его большими красивыми глазами. — И напиток мне! Только что пришедший Феликс вручает в руки Минхо стакан, пока Чонин восстанавливает дыхание. Старший опустошает стакан на половину еще до того, как Чонин собирается что-то загадать. — Ты должен… — он позволяет фразе повиснуть в воздухе. Минхо прищуривается, глядя на друга через плечо Сынмина, тем самым лишь подталкивая его загадать что-то неправильное. — Держать Сынмина у себя на коленях до конца игры. Если бы у Минхо во рту остался алкоголь, он бы тут же его выплюнул. Как бы то ни было, старший подавляет свое разочарование и хватает Сынмина за бедра, полностью сажая парня на свои колени и не отрывая взгляда от Чонина. Из Сынмина вырывается звук удивления, и это единственное, что удерживает Минхо от того, чтобы уйти домой. — Эта игра чертовски тупая. — И все же ты продолжаешь в нее играть, — замечает Чанбин, медленно переводя взгляд с глаз Минхо на его руки, что крепкой хваткой держат бедра Сынмина. — Хочешь, я крутану бутылку за тебя? — Да, — старший ядовито сужает глаза и смотрит на него. Мягкие волосы щекочут его шею, и он изо всех сил борется с мурашками, что бегают по всему телу. — Ты какой-то напряженный, — напевает Сынмин почти шепотом, как раз достаточно тихо, чтобы его услышал только Минхо сквозь музыку и болтовню друзей. — Будет лучше, если ты немного расслабишься. Оу. Мда, он догадывается. Не задумываясь, Минхо немного ослабляет хватку и проводит руками по бедрам Сынмина, стянутым плотной тканью джинсов. Он, на самом деле, не хотел этого делать, но теперь, когда он все же это сделал, он чувствует некое приятное удивление. В отличие от Джисона, Сынмин явно не пропускает день ног. Возможно, они не такие накаченные, как у Минхо или Хенджина, или даже Феликса. Это не бедра танцора, которыми можно проломить чей-то череп, но у Сынмина они явно подтянутые и красивые. И если Минхо это заметил, то ему действительно нужно прекращать пить. Сынмин вновь начинает двигаться, и в этот раз, Минхо уверен, он делает это специально. Конечно, как иначе. Все, что делает младший, он делает намеренно. Бутылка останавливается и указывает на Джисона. Минхо более чем счастлив избавить себя от ситуации, обращенной на него, и перевести ее на своего ничего не подозревающего друга. — Правда или действие? Слова вылетают из Джисона быстрее, чем он успевает подумать. — Действие! — кричит он, прежде чем его глаза широко распахиваются, и он в ужасе смотрит на Минхо. Это все так заманчиво. Он может придумать столько забавных для него действий, которые должен выполнить его друг. Огромная часть Минхо продолжает твердить, что если он так и сделает, то сможет вывести Джисона из игры и поскорее покончить со всем этим. Но когда он смотрит на трясущиеся от волнения колени друга, его запал куда-то уходит. — Держи Феликса за руку и не отпускай, — бормочет он. Минхо замечает, как Джисон и Феликс заметно расслабляются. Вместо того, чтобы паниковать, ярковолосый застенчиво протягивает Джисону ладошку, которую тот берет в свою и краснеет. Внезапно Минхо ощущает, будто смотрит два разных фильма. С одной стороны — небольшая история любви Джисона, которая никак не может дойти до ее счастливого конца, а с другой — фильм о Минхо, чье нынешнее положение подразумевает, что он смотрит порно. Свободной рукой Джисон тянется до бутылки и раскручивает ее. И, конечно же, попадает на Сынмина. А последний еще и имеет наглость выглядеть взволнованным. Его бедра заметно напрягаются под ладонями Минхо. — Действие. — Выбери хоть один раз правду, это тебя не убьет, — требует Минхо и закатывает глаза, когда слышит смех остальных парней. Его особенно расстраивает то, что он все это начал, но сейчас он чувствует, что проигрывает. — Не хочу, — говорит Сынмин, словно маленький ребенок. — Может быть, у меня есть секреты, которые я хочу оставить в тайне. — Господи, ни у кого из нас таких уже не осталось. Минхо не может поверить, что сейчас находится в этой ситуации. Было бы проще оттолкнуть Сынмина, сдаться и сказать, что игра окончена. Но он просто не может. Не после того, как зашел так далеко. Это просто говорит его гордость, ну, или то, что от нее осталось. Минхо был в ситуациях и похуже, когда много чего было не на своем месте. Он отказывается быть уничтоженным чем-то настолько простым, как игра в правду или действие. Заметив ухмылку на лице Джисона, которую он дарит и ему, и Сынмину, Минхо издает стон и отводит взгляд. — Сынмин, — начинает Джисон, пока его пальцы все еще уверенно сжимают пальцы Феликса. — Ты должен… простонать имя Минхо так громко, как только можешь. — И все? — Сынмин запрокидывает голову и снова двигает задницей, что, очевидно, никак не помогает Минхо. — Ты уверен, что не хочешь придумать что-нибудь поинтереснее? — Нет, в следующий раз, — обещает Джисон, сверкая глазами. Минхо надеется, что не придумает. Но все же не так все плохо, да? Это обычное действие. Его может выполнить даже несовершеннолетний, безобидный ребенок. Конечно, наблюдать за этим куда интереснее без орущей музыки, когда родители спят на втором этаже, но кто он такой, чтобы жаловаться. — Начинай, — Минхо улыбается Сынмину, смотря на него в ожидании чрезмерно фальшивых стонов. — Не позволяй мне остановить тебя, — его руки скользят по бедрам младшего выше. В любой другой ситуации с кем-либо еще Минхо бы признал, что это горячо. Но перед ним сидит Сынмин, поэтому он ничего не собирается признавать. Сынмин наклоняется ближе, обвивая руками его шею, и издает невинный смешок. — Ты уверен? Это может тебя сломать. — О, брось. Уверяю тебя, слышал и получше, — парирует Минхо, сверкая зубами. — Уверен? — младший начинает медленно двигаться туда-сюда на бедрах Минхо, будто специально напрашивается. — У меня довольно неплохой голос. Решив, что ему надоело быть в тени, Минхо еле касается губами уха Сынмина. — Ты не достанешь меня одними лишь стонами, но, во что бы то ни стало, можешь попытаться. — Ты собираешься это делать или нет? — кричит Чанбин, собираясь ударить Сынмина по ноге, но попадает по Минхо. — Тут есть и другие люди, которые играют. Старший замечает короткую ухмылку Сынмина, которая будто говорит «сами напросились». Затем он наклоняется к шее Минхо, чуть ли не утыкаясь носом в его ухо, и стонет. Этот звук громкий и такой развратный. Он вместе с горячим дыханием скользит по коже Минхо, и, черт возьми, его имя так хорошо звучит из уст младшего. Все тело старшего напрягается, а пальцы рук сильнее впиваются в бедра Сынмина, пока мозг пытается осознать происходящее. Он дрожит и сухо сглатывает. Сынмин ухмыляется, но все, о чем может думать Минхо, это о том, что целоваться с ним, на самом деле, было не так уж плохо, и… И Сынмин снова шевелится. Старшему приходится прикусить губу, чтобы сдержать собственный тихий стон. Потому что он стал твердым. Блять. Через секунду это чувствует и Сынмин, и его взгляд опускается вниз, туда, где их ноги соприкасаются. Он еще раз на пробу слегка покачивается на чужих бедрах, а Минхо чуть не отшвыривает парня через всю комнату. Щечки Сынмина покрываются легким румянцем, а на губах появляется одна из тех легких улыбок. Будто такой поворот событий — это именно то, чего он добивался. Только попробуй использовать это против меня — хочет зарычать Минхо, но они все еще в комнате, полной людей, а он хочет сохранить эту маленькую проблему в секрете. По крайней мере до того момента, как Сынмин слезет с его коленей. — Этого достаточно? — Минхо требуется немного времени, чтобы понять, что этот вопрос был адресован Джисону, а не ему. В ответ Хан неловко усмехается. — Черт, чувак, ты, должно быть, практиковался или типа того. Это было… Вау. Господи. — Просто выполнял требования закона, — Сынмин слегка ухмыляется, и до Минхо доходит, что эта фраза является отсылкой к их специальности. Он не понимает, испытывает отвращение или же восхищение. — Моя очередь! Наконец, бутылка останавливается на Чанбине. — Ну наконец-то! Я уж думал, мне придется вечно смотреть на то, как Минхо и Сынмин трахают друг друга глазами, — выкрикивает он, вкидывая руки над головой. — Ничего подобного! — пытается также громко возразить Минхо, но это больше походит на шипение, потому что его голос готов в любую секунду его предать. — Мы могли бы потрахаться, — беспечно предлагает Сынмин. — Ты бы этого хотел? Кстати, правда или действие? — Нет, я… Я предпочту никогда этого не увидеть, — твердо решает Чанбин. — Действие. Следую вайбу ночи. — Тогда поднимись наверх и возьми номер у какой-нибудь девушки, — мычит Сынмин, сверкая глазами. — И забери пиццу, пока ты там. У тебя пять минут. — Чего?! — вскочив на ноги, Чанбин скрещивает руки на груди. — Это ужасное действие. — Следующее будет лучше, — сладко обещает Сынмин. — Я пойду с ним, — говорит Чонин, поднимаясь с дивана. — Чтобы убедиться, что он все сделает. Когда Чанбин измученно стонет и хватает Чонина за плечи, они подходят к лестнице и поднимаются наверх, а внимание Минхо снова обращается на Сынмина, точнее, на проблемку, которая упирается в его зад. — Может, подвинешься? — рваным голосом спрашивает он, неотрывно глядя младшему в глаза. Он не будет умолять, но расслабится, если парень подвинется, тогда это можно будет назвать ничьей. — Не могу, игра еще не закончена, — отвечает Сынмин. — А что? У тебя начинают болеть бедра? — он ослабляет хватку на шее Минхо, а затем слабо толкает его, чтобы тот приземлился на ковер. — Почему бы тебе не расслабиться, пока мы их ждем? — Ребята, давно вы так дружите? — чирикает Феликс с дивана. — Клянусь, до этого вечера и я не замечал, что вы двое знакомы. Хоть Минхо больше и не может видеть их лица, но он может четко себе представить, как они все еще держатся за руки и ведут себя непростительно мило. Нахуй их. — Мы не дружим, — ворчит Минхо, а Сынмин покачивается на его коленях. Боже, как приятно. Даже сквозь слои одежды это заставляет Минхо поджать пальцы на ногах и зажмуриться. Но через какое-то время, когда старший думает, что взял себя в руки, Сынмин делает это снова. К черту его, к черту все это. Все, что Минхо может делать в данный момент, это задержать дыхание, пока по его телу проносится волна жара. Они прямо на глазах у их друзей, Сынмин должен иметь хоть какое-то чувство морали или стыда. Но, судя по всему, у него нет ни того, ни другого. Это нифига не горячо, ничуть. Минхо не может даже подумать, почему это вообще должно быть горячо. Джисон смеется, будто и не слышал слов друга. — Я рад, что вы так хорошо поладили. Судя по тому, что я слышал, ты даже не… — Джисон, если ты выберешь действие в следующий раз, я клянусь, что превращу твою жизнь в ад, — перебивает друга старший, не желая, чтобы кто-то знал, как часто он говорит о парне, сидящем у него на коленях. Сынмин проводит задницей точно по выпуклости на джинсах Минхо, будто он точно знает, что хотел сказать Джисон, и, черт, у старшего перехватывает дыхание. — Ты рассказываешь обо мне? — спрашивает он, наклоняясь ниже и шепча эти слова куда-то в воротник рубашки Минхо. Последний же даже не пытается скрыть дрожь в теле. Он клянется, что его зрение становится нечетким. — Я ничего подобного не делаю, — также тихо выплевывает он в ответ. Но ему кажется, что его уже спалили с потрохами. Между тем, Джисон, который старается не обращать внимание на всю эту ситуацию, нервно дергает ногами и смотрит в сторону Минхо. — Да ладно тебе, Минхо. Ты же ничего такого не имел в виду, — его голос звучит более чем нервно, из-за чего старший чувствует себя гораздо лучше. Не намного, конечно, но это тоже хорошо. — Просто выбери правду, — утешающе предлагает Сынмин, все еще склоняясь над Минхо. Его губы немного приоткрыты, а на лице выражение полного наслаждения всей ситуацией. Наверное, так и есть. Конечно, он наслаждается! Как и всегда. Всегда дразнит, ничего под этим не подразумевая, а его невозможно поймать, невозможно победить, и… Одна из рук Сынмина ловит его. Он специально убирает ее от своего бедра, а затем прижимает чужую ладонь к своим джинсам. Это настолько незаметное движение, что Джисон с Феликсом, вероятно, даже ничего не увидели. Но мозг Минхо отказывает, когда до него доходит. Он не единственный, у кого встал. Оу. Не задумываясь, Минхо сжимает чужой член сквозь джинсы. Он не столько видит, сколько чувствует, как Сынмин начинает дрожать, и слышит, как его дыхание сбивается. — Как думаете, Чанбин и Чонин скоро вернутся? — спрашивает Феликс, и Минхо надеется, что нескоро, потому что он чувствует чужое возбуждение через ткань и, не обращая внимание на то, что они, вообще-то, все еще находятся в общественном месте, ведет большим пальцем по всей длине. Каким-то образом осознание того, что он не один страдает, делает его намного более активным. — Давайте поиграем без них, — решает Джисон и тянется к бутылке. — Чья очередь? Быстро приняв сидячее положение, Минхо собирается предложить подождать остальных, и Сынмин хватается за его плечи. — Моя, — говорит Сынмин. — Я должен был крутить бутылку до Чанбина. Я должен сделать еще один ход. — Это несправедливо! — в унисон взрываются Феликс и Джисон, очевидно, их связывает не только сцепленные в замок руки. — Несправедливо начинать без остальных, — подмечает Минхо. Несправедливо, что я до сих пор должен оставаться сосредоточенным на игре. — Пофиг, — сдается Джисон. — Крути. И Сынмин крутит. Бутылка лениво вращается, пока не останавливается и не указывает на старшего. Его взгляд медленно поднимается к глазам парня на нем. Младший вновь двигает задницей, и на этот раз Минхо ощущает, как его возбуждение упирается ему в бедро. — Правда или действие? Минхо сжимает губы. — Правда. — Кто на самом деле всегда побеждает на дебатах? — Сынмин ухмыляется. О, Минхо прям чувствует, как ненавидит его в этот момент, как и ненавидит все остальные чувства, что одолевают его. Он крепко сжимает челюсти, желваки перекатываются под кожей. — Ты, — выплевывает он сквозь плотно сжатые зубы. Сынмин усмехается. — Я знал, что ты ведешь счет. Если бы только они были в ином положении и ситуации, все было бы совсем по-другому. Вытащив руку из-под свитера Сынмина — как его пальцы вообще там оказались? — Минхо хватает бутылку и раскручивает. Вероятно, он сделал это слишком агрессивно, потому что она чуть не слетела со столика. Но когда она останавливается… Прекрасно. Глаза Минхо встречаются с глазами Джисона. — Правда, — испуганно пищит Хан, притягивая Феликса ближе к себе, видимо, пытаясь спрятаться за ним. Это твоя чертова любовь привела тебя сюда. И ты разберешься со своим дерьмом, если только я сделаю это. — Скажи Феликсу, что ты чувствуешь. Джисон задыхается. — Типа, как он сейчас себя чувствует? — спрашивает Феликс, протягивая свободную руку, чтобы легонько похлопать Джисона на щеке, плечу и груди, будто это как-то сможет ему помочь. — Это не… — Он точно знает, что я имею в виду, — перебивает Феликса Минхо, прожигая дыру в Джисоне своим взглядом. — Скажи ему о своих чувствах, или, прости Господи, это сделаю я. — Погоди-ка, — снова пытается ярковолосый, а его глаза распахиваются. — Это не то, как работает правда или… — Ты мне нравишься, — голос Джисона совсем тихий, но к счастью Минхо, он не такой уж и трусишка, каким кажется. Взгляд Феликса устремляется к глазам Хана, а он замирает, полностью пораженный. — Типа… Типа в романтическом смысле, Феликс. Уже какое-то время. — О, — выдыхает младший. Джисон зажмуривает глаза, будто готовясь к удару. — Я ничего не говорил, потому что мы же друзья, и… — его голос становится еще тише. — И ты никогда не проявлял какой-то другой заинтересованности, но… — Ты мне тоже нравишься. В глазах Хана, кажется, загораются звезды, отблескивая удивлением и безграничной надеждой. И это так романтично, что Минхо кажется, будто его сейчас стошнит. Вот только у него уже есть одна проблемка, которая никак не связана с тем, что происходит между этими двумя. — Спасибо. Наконец-то, черт возьми, — говорит старший, скрывая дрожащий голос за рычанием. — Он был невыносим чертову вечность. — Вечность? — нервно спрашивает Феликс, начав внезапно двигаться на чужих коленях. — Ну, я бы сказал иначе… — говорит Джисон, почесывая затылок. — Но да. Прошло довольно много времени, — последовало минутное молчание. — Может, ты хочешь, не знаю, выйти на улицу или что-то в этом роде? Может, погуляем под снегом? Я уверен, где-то здесь поблизости есть круглосуточный. Глаза Феликса загораются. — Я бы с радостью. А затем они просто уходят, держась за руки, напрочь забывая об игре и оставляя Сынмина наедине с Минхо. Как только они выходят, старший втягивает воздух и толкает Сынмина. — Окей, игра окончена. Можешь слезать. Он все еще твердый, и ему становится с каждой секундой все тяжелее, поэтому он проклинает себя за выбор столь узких джинс. Но игра прекратилась, а это значит, что развлечение тоже. Но Сынмин не двигается с места, словно приклеился к бедрам Минхо, а его губы снова окрашивает эта чертова улыбка. — Давай же, все закончилось, — еще раз напирает старший, на этот раз толкая чуть сильнее. — А не должно, — Сынмин невинно хлопает ресницами. — Наконец-то мы остались здесь одни, — а затем, чтобы подтвердить собственные слова, младший, уже не скрываясь, двигает бедрами, и Минхо просто физически не может сдержать стона. — Раньше тебя это не волновало, — это должно было звучать дерзко и уверенно, но его голос срывает, становясь похожим на неровный выдох. Блять. — Я был милым, — отвечает Сынмин, приближаясь к шее Минхо и позволяя горячему тяжелому дыханию скользить по его коже. — Я не пытался отвлечь тебя от игры. Не устраивал сцен. — Ты — угроза, — Минхо шипит, когда Сынмин снова двигается на нем, и позволяет снова прижать себя к ковру. — Абсолютн… О, боже… — Ну, близко, конечно, — дразнит младший, проводя рукой по выпуклости на джинсах Минхо, его глаза мерцают в тусклом свете. — Но, если ты хочешь, можешь называть меня богом, я не собираюсь говорить тебе «нет». Как он смеет? Как он смеет оставаться таким собранным, после всего? Когда он такой же твердый, как и Минхо, и также долго играет в эту игру. К черту боль в мышцах. Обхватив Сынмина ногами, он пользуется его небольшим замешательством, чтобы перевернуть его и прижать к полу. — Я не собираюсь называть тебя как-то иначе, кроме занозы в заднице, — рычит старший, вдоволь упиваясь удивленным выражением лица Сынмина. — Ты уверен, что не сделаешь хуже своим бедрам? — спрашивает младший с ангельской невинностью на лице. Минхо лишь наклоняется ниже. — Мне жаль, но тебе придется принять тот факт, что трахать я тебя буду в следующий раз. Я не собираюсь причинять себе еще больший вред. Он ухмыляется, а глаза напротив широко распахиваются. Но это не значит, что мы не можем повеселиться. Вкус Сынмина на этот раз еще лучше. Это все еще соревнование — как они кусают губы друг друга, как Минхо скользит руками под тонкую ткань чужого свитера, но это уже не похоже на то, что было раньше. Сейчас они оба в одинаковом положении, что очень хорошо для Минхо, потому что он не уверен, что выдержал бы и минуту поддразниваний. Его язык оказывается во рту Сынмина, и старший наслаждается слишком сильной дрожью чужого тела. От него несет алкоголем, но почему это так горячо? Почему в комнате так жарко? Почему он не может насытиться? Удивительно, что они все еще в сознании, после всего того количества алкоголя, которое они в себя влили. Сынмин так же извивается, как тогда, когда сидел у Минхо на коленях, выгибаясь в пояснице и соприкасаясь своим возбуждением с его. По комнате разносится громкий стон Сынмина, такой же, как во время игры. Только теперь его слышат лишь они, и от этого Минхо становится еще жарче. — Ты думал, если залезешь ко мне на колени, выйдет что-то другое? — бормочет старший в шею Сынмина, в то время как руки последнего хватаются за края чужих джинс. — Ты думал, что из этого получится что-то хорошее? — А ты считаешь, что это плохое? — наконец, расстегнув ширинку на джинсах, Сынмин, не теряя времени, засовывает руку внутрь. — Я хорошо провожу время. Трудно не согласиться с ним прямо сейчас, когда так чертовски приятно ощущать его прикосновения, но Минхо все же попытается. — Обычно ты не такой напористый. — Я всегда такой, — спорит Сынмин, прежде чем вновь соединить их губы в очередном поцелуе. Спустив джинсы Сынмина, Минхо рукой ведет вниз, к его нижнему белью, и гладит его член. Он приятной толщины и достаточно длинный, не то чтобы он не замечал этого раньше, когда касался через одежду, но это другое. Теперь он в своей стихии. — Нас застукают, — фыркает он, двигая своими больными бедрами, чтобы снять с себя эту чертову ткань. Обычно, они — хороший выбор, но ему всегда требуется время, чтобы стянуть с себя узкие джинсы. Но сейчас у них его не так много. Сынмин ухмыляется, словно такая перспектива его очень даже привлекает. — Ну, судя по тому, что было раньше, я думаю, тебя это возбуждает. — Иди нахуй, — рычит Минхо, сильнее сжимая руку вокруг члена Сынмина. Господи, если бы не его бедра… Но даже все это — безумно горячо. Эти звуки, которые срываются с губ младшего, пока рука Минхо двигается по всей длине, сначала медленно, а затем ускоряясь. У обоих не осталось ни капли точности в движениях. Но это нормально, ведь для всего происходящего не требуется какое-то изящество и утонченность. Просто быстрые, рваные движения, пока Минхо прижимает Сынмина к полу своим телом. Страдая от сухого трения руки Сынмина, Минхо убирает ее от себя и сплевывает себе на ладонь. Младший начинает хихикать, но это быстро превращается в дрожащий выдох, когда Минхо рукой обхватывает оба их члена. Ладошка не такая большая, чтобы сделать это, как нужно, но все же, это именно то, что заставляет дыхание сбиваться. Их члены скользят друг против друга, смоченные лишь естественной смазкой. Старший думает, что от этого может умереть. Это была бы более благородная смерть, чем от потери сознания посередине игры в правду или действие. — Тебе было весело делать это перед остальными, не так ли? — спрашивает он хриплым голосом. — Ты понял это, как только оказался на моих коленях. — Это намного интереснее, чем смотреть, как Феликс весь вечер флиртует с Джисоном. Как во всей этой ситуации Сынмин умудряется связывать слова в предложения? Он продолжает извиваться под Минхо, касаясь головкой члена о его живот. Каждый раз, когда он рвано выдыхает и стонет, старший пытается проглотить все эти звуки, потому что ему кажется, что он начинает зависеть от них. — Ты был… — еще один измученный стон. — Ты был тем, кто выглядел так, будто ему необходимо отвлечься. — Не таким способом. Говорит так, будто не он сейчас быстро двигает рукой по их членам. Будто не он растворяется в этих запыхавшихся стонах и звуках, которые срываются с губ младшего. Ладно, может и таким способом. Он бы хотел отвлекаться именно так тысячу раз, пока у него есть возможность хоть на мгновение увидеть, как Сынмин полностью теряет самообладание. Видит Бог, он никогда не увидит подобного на дебатах. Просунув руку между телами, Сынмин заменяет руку Минхо, давая ему немного отдохнуть. Но старший кладет свою ладонь сверху, будто ему это жизненно необходимо. Волны жара и удовольствия проносятся по его телу, полностью нарушая ход мыслей или то, что от них осталось. И это настолько прекрасно, он бы не променял это ни на что. Сынмин до сих пор пахнет этим дурацким парфюмом, и если Минхо учует его во время пар, то непременно возникнет проблемка. Зубы старшего задевают горячую кожу на шее Сынмина, и рука, которая сжимает волосы на его затылке, усиливает хватку. Младший проводит большим пальцем по головке, и Минхо клянется, что не может дышать. Он не понимает, что уже близок к оргазму, пока не наваливается всем телом на Сынмина и беспорядочно не ругается ему в волосы. Он быстрым движением обхватывает свой член, упираясь коленями в ковер и закрывая глаза. Он дрочит, и ему наплевать, если последствия этого окажутся у Сынмина на одежде. Все, о чем он может сейчас думать, это о том, как это приятно. А затем губы младшего нуждающе накрывают его собственные. Через мгновение парень под ним весь напрягается, а затем что-то теплое брызгает Минхо на живот, и он слышит стон Сынмина даже не ушами, а всем телом. Он навсегда запомнит этот звук. Минхо уверен, он еще долго будет преследовать его. — Блять, — выдыхает старший, когда может, наконец, связывать слова. — Нахуй тебя. У Сынмина хватает наглости смеяться над ним, но это намного очаровательнее и приятнее, чем его дьявольские усмешки. — Как насчет следующего раза? — Никогда больше не делай так перед моими друзьями, — рычит Минхо. Он больше не может держаться на руках, поэтому падает всем телом на Сынмина. — Мне все равно, как я на тебя смотрю, но никогда… Сынмин руками обнимает Минхо за шею. — Значит ты хочешь, чтобы я сделал это, пока их нет рядом. Понятно, — шепчет младший, и его голос после оргазма просто прекрасен. Минхо хочет еще раз повторить, как ненавидит его, но он должен признать, что это больше не так. Он просто ненавидит тот факт, что, играя в «Кто первый струсит» с Сынмином, он проиграл. — Да, когда мы одни, — устало ворчит он. Он расслабляется на груди Сынмина, и последнего это приятно удивляет, из-за чего он выдавливает нежную улыбку. — Думаю, нам следует привести себя в порядок до того, как здесь появятся ребята, — со смехом предлагает Сынмин. — Посмотрите-ка кого теперь это заботит, — язвит Минхо, но все равно поднимается на ноги. Его бедра болят сильнее, и он уж никак не ожидал такого исхода, когда шел сюда. Но он справится. Когда он, наконец, застегивает джинсы и пытается стереть сперму со своей рубашки, Минхо поднимает глаза и видит, как Сынмин наблюдает за ним с этой легкой, милой улыбкой на лице. — Что? — спрашивает он мягче, чем хотел. Младший лишь фыркает. — На что хочешь поспорить, что они слышали нас? — Я… — ему требуется секунда, чтобы догнать. — Чего? — Я имею в виду, что они оставили нас здесь одних, — Сынмина начинает играться со своими пальцами. — В смысле, я понимаю, почему Джисон и Феликс ушли, но Чан так и не пришел нас проверить. Про Хенджина вообще молчу, а Чанбин и Чонин так и не вернулись… Когда до старшего все же доходит, он пищит так, что слышно даже сквозь громкую музыку. — Да пошел ты! Что ж, когда дело касается этой игры на смелость, в конце концов тебе следует проиграть. Хотя бы один раз. Просто чтобы осознать, что ты все еще обычный человек. И, похоже, Минхо, наконец, встретил достойного соперника.