Свои чужие люди

Олег представлял себе квартиру Августы чем-то типа типичного девичьего обиталища — чтобы взгляд отдыхал от рабочей жести, а дочери приучались к женственности с малых лет. Но понял, что ошибся, едва увидев имитирующие каменную кладку обои в прихожей. — Юрка шутил, что это стены рыцарского замка, а он в нем — принцесса, — зачем-то прокомментировала хозяйка, выдавая им тапочки. И сразу же посерьёзнела. — Гром, ляжешь со мной в спальне. Волков, тебе постелю на кухне. Мы обычно тусим там, потому что гостиную пришлось переделать, когда мы узнали о Малявке. Там хороший диван. Стоит как три моих зарплаты, так что… Олег молча кивнул, чувствуя себя немного разочарованным — он хотел, чтобы она легла рядом с ним, потому что они теперь вроде как… Ну, вместе. Он даже перевез в детдомовскую квартиру свои немногочисленные пожитки, а потом потратил кучу времени на уборку. К тому же, у них только что случился серьезный рабочий успех, пусть даже цель была уничтожена, а не захвачена. По мнению Олега такой исход был куда удачнее, особенно на фоне побега с зоны несколько лет назад. А мотивы… А не чхать ли на них, на эти мотивы? Мертвые не оживут, а справедливость в любом случае восстановлена. Разве это не повод провести наконец-то друг с другом немного времени? Впрочем, во всей этой ситуации был и плюс: шанс удовлетворить любопытство, в той или иной степени присущее каждому детдомовцу, попадавшему в обиталище детей «нормальных». Выждав некоторое время, чтобы дамы заснули как можно крепче, наемник поднялся на ноги, и, стараясь производить как можно меньше звуков, двинулся по направлению к двум дверям, которые Августа проигнорировала во время «мини-экскурсии» по квартире. Детские. Маленькие пространства, полностью подстроенные под личность конкретного ребенка. — Эй, ребята, давайте покажем мусору где тут помойка! — Почему мой сын должен учиться с этим отребьем? — Деньги ещё на вас государственные тратить, я бы всех вас спалила в газовой камере, до единого. — Где твоя мамочка? Где твоя мамочка, Волков? Она тебя бросила! Олег зажмурился и непроизвольно сжал кулаки, чувствуя как где-то внутри пережимает дыхание. Стиснул зубы и решительно отогнал прошлое как можно дальше. Это всё больше не играло никакой роли. Прошлое должно оставаться в прошлом. На стене между двумя дверьми висела большая фотография в рамке: Августа Июнь сидела на покрывале поверх травы, похожая и непохожая на себя в летящем розовом сарафане, без единого грамма косметики и с рассыпавшимися по плечам рыжеватыми локонами. Она весело хохотала, а маленькие девочки с такими же смешливыми улыбками обнимали ее за плечи. На голове у всех троих красовались пышные венки из цветов. Олег фыркнул и, отведя взгляд, потянулся к дверной ручке. В первой комнате обнаружился беспорядок, обои с нежно-радужными разводами и огромная коллекция игрушечных динозавров на стеллаже возле дальней стены. На постельном белье пышным цветом цвели белоснежные лилии, а на потолке фосфорицировали наклеенные звёзды. Во второй царил ещё больший бардак чем в первой. Взгляд наемника выцепил кучу книг, игрушечный микроскоп, расползшуюся по полу игрушечную железную дорогу и щедро размалеванные обои. На шторах — египетские мотивы. На мебели — сплошные наклейки с котиками. На кровати — громадная плюшевая пантера. На внешней стороне двери красовался исписанный корявым почерком листок бумаги. «Без разрешения и стука входить нельзя».

Я

Олег не удержался от улыбки и, за каким-то непрошеным чёртом, пожалел, что никогда не спрашивал брата о том, как выглядела его комната в квартире родителей. Там наверняка было много книг и розовые обои, иначе откуда такая любовь к девчачьим расцветкам? Когда Серый извинится перед ним за кидание трубки, он обязательно спросит… Настроение поползло вниз. Олег усмехнулся внезапному приступу сентиментальности и вернулся на отведенный ему диван. Но легче от этого не стало: в голову лезли навязчивые картинки солнечной комнатки с мятно-зелеными обоями и игрушечными машинками на подоконнике. Особенно выделялась одна, красная. У нее недоставало колеса, но это было неважно, потому что она все равно была самая лучшая и любимая, а ещё… — Олеженька! Голос был теплый, ласковый, певучий. По крайней мере чем-то походил на песню, когда она вот так вот звала его… Олег резко принял сидячее положение, с тихим шипением сжав виски. Из глубины мозга внезапно проявилось воспоминание: мама, сидящая на диване и читающая ему «Волшебник изумрудного города». — Как ты думаешь, сынок, что не так сделал Железный Дровосек при знакомстве со своими друзьями? — Был невежливым со Страшилой. — Сегодня был один из тех редких дней, когда мама не находилась в суде. От нее пахло цветочным мылом и ландышевыми духами, и Олег был готов до самого вечера вести эти дурацкие беседы вместо продвижения по сюжету, лишь бы она была рядом и никуда не уходила. — Да не мучай ты парня, — смеялся сидящий в кресле папа, вписывая в кроссворд очередное слово. — Лучше подскажи мне: правовой институт, представляющий собой совокупность процессуально-правовых норм, определяющих относимость подведомственных судам гражданских дел к ведению того или иного суда судебной системы для рассмотрения по первой инстанции. — Подсудность. Олег не мог быть уверен в подлинности воспоминания. То есть, он помнил, что мама ему читала (как-то раз он рассказал об этом Серому, а тот загорелся идеей дать воспоминанию вторую жизнь. Олегу это даже нравилось поначалу, но потом они стали старше и привычка начала выглядеть нездоровой. Кажется, они тогда даже поссорились, потому что до Разумовского никак не желало доходить…), в том числе и серию книг Александра Волкова (В чем был неправ Тим, когда сказал, что женщина должна хранить очаг? Как думаешь, только ли зло по итогам принес марранам Урфин? Что же все-таки важнее — сердце, смелость или мозги?), но не помнил, был ли именно этот вечер. Эти взгляды. Веселый смех. Улыбки. Ландышевые духи… Олег вздохнул и протянул руку к выключателю напольной лампы, сосредоточив внимание на фотографиях, висящих напротив дивана. Августа рядом со шкафоподобным длинноволосым парнем и пожилой женщиной — степенной, ухоженной, крайне похожей на аристократку из двадцатого века. Августа рядом с этим же парнем. Она — в полицейской форме с погонами лейтенанта, непривычно хрупкая и маленькая по сравнению со своим спутником. Он — в косухе и чехлом от гитары за спиной. Они оба громко хохочут над какой-то очень веселой шуткой, цепляясь друг за друга, чтобы не упасть. Августа рядом с этими же парнем и женщиной, но на этот раз — в компании дочерей. Парень в компании дочерей Августы. Женщина в компании дочерей Августы. Просто дочери… — О, не спишь. Августа Июнь появилась в кухне совершенно бесшумно, сжимая в руках подушку и отчаянно зевая. Олег помотал головой, неожиданно почувствовав себя неловко, словно его поймали за рассматриванием чего-то невероятно личного. — Это мама и Юлий, — она проследила за его взглядом и улыбнулась. — Мой брат. Вот тут, — ее указательный палец ткнул на фотку в полицейской форме, — это после моего выпуска из Академии МВД. — И ни одной фотографии бывшего. — А зачем? — она недоуменно посмотрела на него. — Я никогда не любила его настолько, чтобы вешать на стену. Фоток в альбоме более чем достаточно. Волков нахмурился. От того, с каким хладнокровием и цинизмом она отзывалась об отце собственных дочерей его покоробило. — Вы плохо жили? — Нет, — Августа зевнула и пожала плечами. — Просто он сделал всё, чтобы я его разлюбила. Ну знаешь, все эти «традиционные» роли и патриархальные ценности. Как будто мне на работе мозговыноса недостаточно. Я кстати потом ещё повешу… Погоди. Олег потер глаза и присел на диван. — Вот, смотри, — Августа вернулась из коридора, радостно сунув очередную фотографию в рамке ему под нос. На фотографии была она. И тот тип, убийцу которого они ловили. И Гром. Троица сидела в офисе С. О. Н., на диване прямо под логотипом спецслужбы, расположившись на максимально далекое расстояние друг от друга. Убитый смотрел в камеру с непроницаемым похерфейсом. Августа закатила глаза. Гром походила на угрюмого нахохлившегося воробья. — Это первый совместный рабочий день. — В женском голосе отчётливо считывалась затаенная нежность. — Мы не хотели, Игорь Владиславович заставил. Сказал, что потом будем его благодарить. Словно чувствовал. Знаешь, я потом все хотела предложить им сфотографироваться по нормальному. А теперь… Олег кивнул, прекрасно улавливая недосказанность. Теперь этого никогда не случится, потому что тройки в прежнем составе не существует. Пока он думал над тем, нужно ли всё-таки что-нибудь говорить, Августа зевнула и, отнеся фотографию обратно, плюхнулась на диван, заявив, что сейчас самое время успеть поспать, потому что она пришла сюда именно с этой целью. — …Ингрид жутко ворочается, то и дело просыпается и постоянно бормочет, — женщина вздохнула и потерла закрывающиеся глаза. — Если у Серёжи нет отдельной спальни, то мне его очень жаль. Это просто кошмар какой-то. Олег пожал плечами и промолчал, позволяя ей подвинуться ближе к диванной спинке, после чего улёгся рядом, прикрыл глаза и некоторое время просто лежал, слушая размеренное дыхание. От понимания, что она здесь, под его защитой, в груди растекалась медовая теплота. Сентиментальность конечно, но… Ведомый спонтанным порывом, мужчина наклонился к ней поближе, чтобы поцеловать в лоб… И почти мгновенно зашипел от боли, почувствовав точный и очень болезненный удар в нос этим самым лбом. — Отвали, я сплю, — пробормотала сквозь сон Августа и, полностью перетащив одеяло на себя, с головой закуталась в него. И отвернулась. Олег тяжело вздохнул и перевернулся на спину. Он не мог отделаться от дурацкого ощущения, что она просто его использовала. *** Выспаться нормально Олегу так и не удалось: выяснилось, что Августа не только имеет привычку забирать себе одеяло, но и способна без зазрения совести прихватизировать абсолютно всё спальное пространство путем спихивания лежащего рядом человека прямо на пол. Отвоевать обратно хотя бы малую часть, не говоря уже о подушке, не получилось, поэтому пришлось смириться и улечься на пол. В принципе, не самые паршивые условия. Бывало гораздо хуже. Но в сочетании со снами, где царила беспросветная тишина, изредка нарушаемая невидимой, зовущей его матерью и всполохами алых волос, отсутствие гражданского комфорта ощущалось неожиданно отвратительно. После подъема легче не стало: Августа категорически отказалась подпускать его к своей плите, заявив, что в ее квартире может быть только одна хозяйка. Но и готовить сама не стала — только залезла в холодильник, где лежали лотки с уже готовой едой из какой-то службы доставки (женщина с гордым видом презентовала это как «мое неизменно коронное блюдо: жричодали»), заявив, что готовить она не любит. Да и когда, если все основное время сжирает работа? Выползшая из спальни Ингрид Гром тоже не добавила этому утру позитива: она выглядела по меньшей мере обдолбанной, проторчала в душе кучу времени и пялилась на фотки брата Августы с таким видом, словно ей засадили хороший удар под дых. Олег даже заподозрил, что эти двое связаны чем-то очень личным, но вовремя вспомнил, что Августа упомянула про геройскую смерть. …В спецслужбу они, тем не менее, приезжают даже раньше обычного. Гром порывается написать отчёт о проведенной операции, но вышедшая из своего кабинета полковник (ночевала она здесь что-ли) сообщила, что отчёт уже предоставили и приказала ему зайти. Олег подчинился и выслушал не очень долгое, и скорее формальное распекание за несанкционированное оружие. Но не испытал ни единого укола совести или раскаяния: он плевать хотел на этот устав, собираясь и дальше поступать так, как было привычнее, раз уж его взяли сюда на особых условиях. — …покажи мне. Олег ненавидел, когда к его оружию притрагивается кто угодно кроме него, но выбора не было. Пришлось придать лицу как можно более непроницаемое выражение и положить боевого друга на стол начальнице. Яшина молча смотрела на лежащий перед ней ствол с совершенно нечитаемым выражением лица, а потом поднялась на ноги, и, крепко сжав стоящую на столе чашку, направилась к кофемашине. — Забирай и иди отсюда. И постарайся не светить его лишний раз, потому что мне и без того проблем хватает. И, Олег… — Да? — Волков, почти вышедший из кабинета, притормозил и обернулся. — Спасибо. *** Оперативка в этот раз проходит немного скомкано — мысли собравшихся забиты неизбежно грядущими похоронами, ведь теперь, когда дело официально закрыто, не было никакого смысла занимать телом бывшего опера холодильную ячейку морга. К тому же, часть сотрудников не оклемалась полностью от вчерашнего. А может быть, — Олег не знал этого про других и мог говорить только за себя, — только начинала полноценно обдумывать происходящее. Не с точки зрения деталей или экстренных ситуаций — это все было впитано и усвоено ещё на этапе разработки и подготовки. Но вот с точки зрения личных впечатлений… Всё это, разумеется, было куда лайтовее чем в условиях горячей точки. Даже слегка забавно: все эти коллективные бдения в соседней квартире и на улице, ощущение командной работы и даже какого-то внутреннего единства; спектакль, разыгранный Гром и ее же ворчание о том, что она все контролировала… Интересно, она сообщила своему любовнику, точнее, уже жениху, где и чем она занимается? Наверное да. Олег бы и сам ему позвонил, если бы не ссора. Хотя какая это ссора, так, недопонимание. Но извиниться Разумовский все равно должен. В конце концов, именно он начал всю эту хрень. Мудак рыжий. … Августа пинает его в голень, возвращая к реальности. Олег моргает, обнаружив, что оперативка закончилась и в кабинете не осталось никого кроме них двоих и Яшиной. — Спасибо. — Не за что, — она пожала плечами. — Пошли, хлопнем кофе. Может проснешься полностью наконец-то. — Я не спал. — Да ладно, со всеми бывает. Кстати, а где Ингрид? — Понятия не име… Громкий крик из лаборатории ответил на вопрос Августы раньше, чем он успел закончить фразу. И интуиция подсказывала: что-то пошло не так. Что-то случилось. Июнь, кажется, подумала о том же самом, сорвавшись с места не хуже профессиональной спортсменки и буквально впечатавшись в вылетевшую из лаборатории Аллу Вишневу. — Врача, срочно! Прежде, чем Олег успел хоть как-то сориентироваться, Августа поднялась на ноги и рванула в глубины спецслужбы, прямиком к внутреннему лифту. — Она просто зашла и упала! — лаборантку колотило в истерике. — На ровном месте! — Показывай. — Олег очень надеялся, что никто не заметит, как у него внутри все заледенело. Если с Гром сейчас случится что-нибудь, Серый его убьёт. Блядствоблядствоблядство …К его огромному облегчению у Гром оказывается обычный обморок на почве нервного напряжения и недосыпа. Она приходит в себя от запаха нашатыря и даже пытается настоять на том, что вполне способна работать дальше, но безуспешно: бледная как смерть Яшина отправила ее домой, приказав не появляться в пределах офиса раньше завтрашнего утра. — … Только смертей на рабочем месте мне ещё не хватало. Степанов тебя отвезёт. — Но я ее… — Майор Июнь, — полковник говорила тихо, спокойно, но в ее голосе звучали все льды Антарктики, разом охладившие пыл вскинувшейся было Августы. — Отставить. Возьмите Волкова и займитесь Весельчаком. И вообще, разошлись все по своим местам. Живо. — Так точно, товарищ полковник. — Августа кинула последний взгляд на горе-напарницу и, схватив наемника за рукав, потянула его из кабинета. Олег тяжело вздохнул, думая о том, что это он должен доставить Гром домой, но возвращаться и перечить Лидии Валентиновне не решился. Меньше всего на свете ему хотелось, прочувствовать айсберг ее недовольства на себе. Потрясающая женщина. Просто огонь огненный. Если бы в составе начальства в Сирии была бы хоть одна такая Яшина, вся эта военная кампания протекала бы совершенно иначе и закончилась бы быстрее. …Он позволяет Августе дотянуть себя до буфета, где решительно усаживает ее на стул и принимается готовить кофе, тихо досадуя, что у оперативников нет своих кабинетов из-за разъездного типа работы. Будь у них кабинет, они смогли бы немного побыть наедине, а сюда в любой момент может вломиться кто угодно… — Ты действительно думаешь, что теория Ингрид насчёт грехов имеет смысл? — Августа благодарно кивнула, принимая продвинутую к ней чашку. — А почему нет? — Не знаю. Не могу отделаться от мысли, что дело не в этом. Хотя, как говорится, на безрыбье… — И что будем делать? — Поедем к Настасье Дмитриевне. Это наш криминальный психолог. Яшина права, нужно было с самого начала это сделать. Просто… — Просто что? — поинтересовался Олег, когда стало понятно, что продолжать она не планирует. — Нет, ничего, — Августа небрежно махнула рукой и залпом допила кофе. — Собирайся. *** Дорога до детективного агентства, которое держала таинственная Настасья Дмитриевна, чье мнение якобы было им жизненно необходимо, заняла полтора часа. Но ровно в тот момент, когда Августа потянулась к ручке входной двери под фиолетовой вывеской «Лунный свет», его телефон внезапно подал признаки жизни. Разумовский. Олег тяжело вздохнул и сбросил звонок, но названный (нареченный, Олег, у тебя что, проблемы с памятью?) братец не успокаивался: Олег выключил телефон, но этот рыжий мудак начал названивать Августе, которая не выдержала уже на втором звонке. — Перезвони, это явно что-то важное. Олег в этом сомневался, но послушно кивнул и выскользнул из залитого солнцем кабинета интеллигентого вида женщины лет сорока пяти или пятидесяти. Обречённо вздохнул, включил мобильник обратно и набрал один из четырех номеров в своем телефонном справочнике. Трубку взяли после первого же гудка. — Чего тебе? — Ты никогда не думал, что я могу волноваться? Это было что-то новенькое. — Почти неделю никаких известий. — Голос рыжего буквально дрожал от злости. — Телефоны выключены. Твоих вещей в квартире нет. В квартире ее родителей никого. Меня никто не ставит в известность и приходится звонить Яшиной, чтобы выяснить хотя бы что-то. Не говоря уже о том, что зная, что Ингрид себя загнала, что она не в порядке, ты не только не отвозишь ее домой, но и ничего не говоришь мне. И более того — скидываешь звонки и выключаешь телефон. Какого черта, Олег? Ну разумеется. По какому ещё поводу этот придурок мог донимать его кроме как «драгоценная Ингрид куда-то делась а потом влипла в неприятности». Это было обидно. Черт возьми, в конце концов у них двоих за плечами было гораздо больше. И он тоже участвовал в операции по захвату. Он, блять, эту операцию завершил. Фактически спас Гром жизнь, кто бы что там не говорил. Но нет же. Олег не то чтобы нуждался в вопросах такого рода, но интерес друга детства к его жизни и беспокойство за нее были бы приятны. Не говоря уже о том, что Разумовский сам отказался разговаривать. — Насколько я помню, при последней нашей беседе ты кинул трубку. — Ты мог бы написать сообщение. Не говоря уже о том, что некоторые вещи… — кажется, его голос дрогнул. — Некоторые вещи должны быть выше ссор, черт бы тебя побрал. А ты просто… Как Юля. Имя Юли вызвало внутри непроизвольное чувство вины, следом за которым подняла голову злость. В конце концов, какого черта все это высказывается ему? Как насчёт того, чтобы хоть раз в жизни вылить свое недовольство на кого-нибудь другого? Например на Гром, особенно если она — единственная, на кого этому долбоебу не все равно. — Хватит истерить. Я на работе и больше не могу тратить на тебя время. Поговорим позже. — Я так не думаю, — сообщил Разумовский спокойным тоном и кинул трубку. Олег тяжело вздохнул, закатил глаза, и, выждав пару минут, перенабрал, ведомый внезапно проснувшимся желанием высказать все, что он думает на этот счёт… Холодный и полный равнодушия голос оператора сообщил, что он не может позвонить этому абоненту. Восхитительно. Олег закатил глаза и, отключив звук, направился обратно в кабинет криминального психолога. У него есть занятия поважнее чем бегать за закусившим удила (в очередной раз) рыжим придурком. Разумовский никуда от него не денется. Вернётся, как возвращался всегда, даже когда ссора казалась катастрофической. Придет, поздоровается и начнет общаться как ни в чем не бывало. Ну может извинится в самом начале, если ругань действительно была серьёзной. Сейчас Олега волновало только одно: выкроить наконец время и пригласить Августу в кино. Или на ужин. Да, они вроде как вместе, но так и не провели наедине ни одного вечера, а в компании коллег она держалась исключительно по дружески, что, нужно сказать, здорово раздражало. Зачем соглашаться быть вместе, а потом тратить все время на работу? Хорошо, ладно, спецоперация. Ладно, один из вечеров он потратил на уборку и переезд. Но ведь даже сегодня ночью она вела себя так, словно это «быть вместе» ничего для неё не значит. Может, конечно, из-за Ингрид Гром в соседней комнате, но ведь можно было хотя бы намекнуть… …От Августы Июнь пахнет миндальными духами, а в рыжеватых, стянутых в хвост прядях играет солнце. Она ловит его взгляд, улыбается самыми кончиками губ и от этой улыбки у Олега дыхание перехватывает. Теперь он уверен: она просто дразнится. Подогревает интерес. И, черт возьми, делает это мастерски. Настолько мастерски, что ему в голову отказывается лезть что угодно кроме неё. Разве только Юля с ее жасминовыми духами, да мамин (мамин ли?) голос, но это он вполне способен проигнорировать, как и робко скребущееся где-то внутри чувство вины перед другом своего детства. — Олеженька! Олег хмурится и вжимает ногти в ладони, запихивая прошлое обратно во тьму забвения, ну или по крайней мере в игнор. Совсем скоро они с Августой выйдут из детективного агентства и он обязательно позовет ее провести вечер вместе. Об остальном вполне успеется подумать после.