ОАЗИС. АКТ II. СИМФОНИЯ ПЕЧАЛЬНЫХ ПЕСЕН

НА КОСТЫЛЯХ

Апрель 1991 год

Футбольный мяч подкатился ко мне. — Натали, пни, — попросил Джоуи. — Она не пнёт, у неё ног нет! — сказал Шон, и мальчики засмеялись. Питер забрал укатившийся мяч: — Костылём бы пнула. Он ударил по костылю, и тот упал. Трое мальчишек ушли на игровую площадку, смеясь. Они на два года старше меня, сильнее и глупее. Я осталась одна на скамейке в кленовом саду. Я так прозвала его, потому что жёлтый клён запомнился. Другие деревья зелёные и скучные. Я любила яркие цвета. — Мальчишки. Глупые мальчишки, — голос злого дядьки за спиной. — Только и умеют гонять мяч. Лучше бы научились читать. Не стыдно в семь лет не знать алфавит? Я обернулась через плечо и увидела дядьку в клетчатой рубашке. Он сидел на бетоне спиной ко мне через забор, но повернулся лицом, чтобы я его разглядела. Волосы на лице, седые короткие волосы на голове и чёрные круглые очки на носу. — Сейчас придёт воспитатель и попросит Вас уйти. Чужим нельзя разговаривать с детьми. — Я не чужой. — А кто? — Твой друг. — У меня нет друзей. — Теперь есть. Я потянулась за костылём и заметила, что дядька исчез.

***

Май 1991 год

Я ела шоколадку в саду. Услышала шорох за спиной и снова увидела того дядьку в очках. — Как дела? — спросил он. Я отвернулась и не ответила. Нельзя разговаривать с незнакомцами. — Молодец. Ты слушаешься воспитателей, но со мной можно разговаривать. Тебя не отругают, а я не украду. Я его слушала и молчала. — Вкусная шоколадка? Много не ешь, а то кожа покроется красными пятнами. Тебя отругают и навсегда отберут шоколадки. Со мной как-то такое произошло. — Ты обманываешь. — Нет. Я тоже очень люблю сладкое. Однажды я съел четыре плитки за раз. — Ты обманываешь! Это много. Так много за раз нельзя съесть. — Ну мне очень хотелось сладкого и я не смог остановиться. У тебя ведь тоже такое бывает? Иногда я правда очень хотела сладкого. — В этом мы с тобой похожи, — продолжил дядька. Я завернула шоколадку в обёртку. Перехотелось есть. — Ты любишь сказки? — спросил дядька. — Да. — В каждом человеке идёт борьба, очень похожая на борьбу двух волков. Один волк представляет собой зло — зависть, ревность, сожаление, ложь. Другой волк представляет добро — мир, любовь, надежду, истину, верность. — А какой волк в конце концов побеждает? — Фенрир.

***

Июнь 1991 года

— Твоя комната? Я открыла глаза на его голос. Ночь. Девочки в комнате спали. — Как ты сюда попал? — я вылезла из-под одеяла и села на кровати. Луна подсветила лицо дядьки. Он без очков, у него рисунки на шее и руке. — Я просто зашёл к тебе в комнату. Мне стало интересно, где ты живёшь. — Тебе сюда нельзя. Ты разбудишь девочек. — Они не проснутся. Крепко спят, — он сел на стул у кровати. — Как тебя зовут? — Называй другом. У меня нет имени. — У всех есть имена. Я, например, Натали. — Красивое имя для красивой девочки. Почему ты тут живёшь? Где твои родители? — У меня нет родителей. — У всех есть родители. Я подтянула больные ноги. Мне было страшно рядом с дядькой. — Не бойся. Я не причиню тебе вред. Я не такой страшный, каким ты меня считаешь. — Что тебе нужно? — Хочу подружиться с тобой. Мы будем играть, учиться, смеяться, гулять. Тебя здесь не понимают, а я хочу понять. — Я не разговариваю со взрослыми, только с воспитателями. Ты не похож на воспитателя. Ты здесь не живёшь. — Я не появлялся раньше, поэтому ты меня не видела. Эндрю рассказывал про Дрю? Ребята обзывают Эндрю дурачком, потому что его друга Дрю не существует. — Я не видела Дрю, его видит Эндрю. — Вот и я такой же. Меня видишь ты. Я — твой воображаемый друг. — Ребята будут обзывать меня. Я им не нравлюсь. — Не будут, — дядька поправил подушку, — не позволю. Я накрылась одеялом, и он поцеловал меня. — Спокойной ночи, подружка.

***

Август 1991 год

— Ха-ха! Натали, решила, что можешь ходить без костылей? Забыла снять железки с ног! — подшучивал Джоуи. — Странная девчонка, — сказал Питер. — У неё не получится. Она мелкая. Упадёт и заплачет. Я подошла к баскетбольному кольцу и забросила в кольцо. — Да! Получилось! — от радости хотелось запрыгать, но из-за тяжёлых железок я еле передвигала ногами. Мальчишки загудели за спиной. — Случайность. Ей повезло, — махнул Питер. — Так не должно быть. Ей не должно вести! — злился Джоуи. Джоуи надвигался, когда я поднимала мяч с асфальта. Когда я выпрямилась в полный рост, Джоуи ударил по лицу веткой. — Неудачница! У тебя никогда ничего не получится! — Джоуи! — закричал Питер. — Пошли быстрее, она пожалуется воспитателям! — Не пожалуется. Воспитатели считают, что она бьёт себя и царапает. Мальчишки убежали на обед. Я осталась на улице, чтобы в столовой на меня не тыкали пальцами. — Всё хорошо. Я здесь, — воображаемый друг сел рядом на корточки. — Кто это сделал? — Никто. Я упала. — На ветку? — Да, я её не заметила. — У тебя кровь на щеке. Если попадёт грязь, будет щипать. Пойдём, я промою рану, — он протянул руки, чтобы поднять с асфальта. — Я сама. У меня не получалось подняться из-за тугих железок на ногах. Воображаемый друг обхватил одной рукой за спину, второй взял под коленками. Так высоко над землёй я не была! Воображаемый друг очень высокий и большой. — Держись за шею. — Там змея. — Она не укусит. Это рисунок. Я послушалась и схватилась за шею. Змея не укусила. — Тётя доктор на первом этаже. — Обойдёмся без доктора. Он посадил меня на скамейку в кленовом саду. — Почему ты без костылей? — Потому что мне стало лучше. — Но без них тебе тяжело ходить. Он вфтащил из кармана баночку и платок, вылил воду и приложил к щеке мокрый платок. — Немного пощиплет, — у него глаза разного цвета и цифры под правым. — Ты добрый? — Тебя не будут окружать плохие люди, — он подул на рану и открыл тюбик мази. — Помажем? Она высохнет, и всё пройдёт, — дотронулся до щеки рукой со змеёй. — Кто тебе их нарисовал? — Я сам. — А как ты моешься с ними? Каждый раз рисуешь их? Он засмеялся: — Они не смываются. — А такое бывает? — Конечно. Подрастёшь — поймёшь. — А когда я вырасту? — Не скоро. — Разве мальчики носят серёжки? — у него кольцо в левом ухе. — А почему нет? — Серёжки носят девочки. — Почему ты не носишь? — Мне не разрешают. — А мне разрешают, — он убрал мазь в карман и сел передо мной на траву. — Испачкаешься. Я уже так села, и меня отругали. — Ты меня отругаешь? — он заулыбался. — Нет. Ты взрослый. На взрослых не ругаются. — Почему не говоришь воспитателям, что тебя обижают мальчики? — Я не ябеда. — Но если ты о них не расскажешь, они продолжат над тобой издеваться. — Они не первый раз кинули в меня ветку. До этого бросались камнями, а на уроках — ручками и карандашами. — Не обидно? Почему за тебя не заступаются? Я пожала плечами: — Воспитатели говорят, что детство — лучшие годы моей жизни. Правда? У меня нет друзей. Мне никто не помогает. — Я займусь этим. Я стану твоим щитом. — Как это? — В тебя перестанут кидаться, но у меня есть просьба. — Какая? — Не позволяй мальчишкам тебя обзывать. — Тогда они будут кидаться ручками и толкаться. — А ты поднимайся. Они поймут, что бессмысленно тебя задирать. Они увидят тебя сильной. — Я думала, ты что-то с ними сделаешь, строго поговоришь. — Ты сама с ними разберёшься, а я немного помогу. Совсем чуть-чуть. — Ты всегда будешь со мной? Воображаемый друг встал с травы и отряхнул джинсы: — Если ты меня не видишь, это не значит, что меня нет рядом. Я всегда буду рядом, ты сможешь меня ощутить. Я обещаю защищать тебя, но воображаемые друзья не вечны, и когда-нибудь нам придётся попрощаться. — Но я не хочу, чтобы ты уходил! — глаза намокли от слёз. — На смену мне придёт другой, намного лучше меня. Я схватила его за руку со змеёй: — Нет! Мне не нужен другой. Мне нужен ты! — Натали, я буду с тобой столько, сколько ты пожелаешь.

***

Октябрь 1991 год

Он приходил по вечерам, читал сказки перед сном. Когда я засыпала на нём, он целовал меня и уходил. В тихий час я не спала. Мы рисовали в зимнем саду приюта, играли в куклы и собирали башенки. Он сидел со мной за одним столом в столовой и заставлял есть кашу. Мы ели кашу из одной тарелки. Рядом с ним я всегда улыбалась. — Что мы здесь делаем? — Это будет наше тайное место. В летнюю заброшенную веранду нельзя приходить. Она старая и пыльная, с пианино и неизвестной штукой. — Что это? — Проигрыватель. Ставишь пластинку, играет музыка. Воображаемый друг в шортах и рубашке с коротким рукавом, круглых очках и панамке, как у маленького мальчика. Правая нога в чёрной краске. — Из этой штуки заиграет музыка? — Да. — Что такое пластинки? — Плоские чёрные круги с музыкой, — друг открыл крышку проигрывателя и показал пластинку. Я нажала клавишу на пианино: — Не умею играть. — Я умею. Тебя научить? — Тут педалька. Я не смогу. — Я нажму на педаль, а ты — на клавиши. — Можно ты будешь играть, а я тебя послушаю? Он засмеялся: — Можно. Пыль с пианино исчезла. Под пальцами зазвучала музыка. — Кто тебя научил играть? — Никто. Я сам научился в детстве. У нас в доме стояло пианино. — Ты хорошо играешь. Мне нравится. Я задвигалась под музыку. Воображаемый друг вытянул руку и закружил меня, играя второй на чёрно-белых клавишах. — Спина затекла. Пора размяться. Он опустил иголку на пластинку, заиграла музыка: совсем другая, не такая, как от пианино. — Это проигрыватель играет? — Да, — он поднял меня, посадил на согнутую руку и взял за ладонь. — Потанцуем? Воображаемый друг кружился под быструю музыку. Мои ноги болтались высоко над полом. Я просунула палец в трясущуюся серёжку. Мы громко смеялись, но наш смех никто не слышал. — Я люблю музыку и хочу, чтобы ты тоже её полюбила.

***

Январь 1992 год

Я стала рисовать его. Прятала рисунки в тумбочке у кровати. Я рисовала себя цветными карандашами, а его — чёрными линиями. Воспитатели спрашивали, кто он, а я отвечала, что его не существует. Им заинтересовалась женщина в длинном платье и очках. Она работала в приюте, у неё привычка подсаживаться к детям и задавать вопросы. — Натали, кто рядом с тобой? — Никто. — Зачем ты его рисуешь? — Чтобы он был рядом. — Он злой? — Нет. — А почему он чёрного цвета? — У него один глаз чёрного цвета. — Он здесь появляется? — Да. Он носит клетчатую рубашку и джинсы. — Как его зовут? — Друг. Просто друг. Воспитатели и доктор настаивали, чтобы я больше ходила. Медленно. Для пользы ног. Один круг вокруг приюта днём, один — вечером. Я начала второй круг, когда на улицу вышли Джоуи, Питер и Шон. — О, чудачка! — прокричал Джоуи с листком в руках. — Натали, подружилась с Эндрю? Твоего воображаемого друга тоже зовут Дрю? — Шон грыз леденец. — Нет, — вмешался Питер, — Дрю перешёл к Натали, ему надоел Эндрю, захотел девочку! Шон вытащил из кармана два моих рисунка: — Он взрослый, Натали? Знаешь, что взрослые друзья делают с детьми? — Отдайте рисунки! Кто вам их дал? Мальчикам запрещено заходить к девочкам в комнаты! — Потому что девочки выдумывают взрослых друзей? — Шон проглотил леденец. Они могли говорить что угодно про меня, но не оскорблять воображаемого друга. — Мои рисунки вас не касаются. Вам делать нечего? Никто не знает, как вы втроём подглядываете в женскую раздевалку, когда девочки постарше переодеваются на физкультуру? Я шагнула к Шону, чтобы отобрать рисунки, но Джоуи подставил подножку, и я упала на Питера. От пинка я грохнулась на асфальт. Мальчики подняли костыли. — Умная, Натали? Считаешь себя лучше всех? — надо мной навис Джоуи. — Язык прорезался? — он отобрал у Шона рисунки. — Будешь так разговаривать с воображаемым другом! Ах, да! Он же существует только на рисунках, — кидался в голову кусочками. — Упс, его больше нет. Мальчики засмеялись, я заплакала. — Ты настолько никчёмная, что не можешь встать! — Эй, Джоуи, сломаем костыли? Джоуи и Питер били костылями по асфальту. Щепки отскакивали мне в лицо. — Ты останешься лежать, пока не позовёшь на помощь. Ах, да, ты же никогда и никого не просишь о помощи! — Нет, Шон, она позовёт воображаемого друга. — Ха-ха! Пит, теперь и он не придёт. Она никому не нужна! Самое время становиться сильной. Я упёрлась стопами в асфальт и начала подниматься. Упругие железки не сдерживали хруст костей. — У меня нет родителей, потому что я никчёмная. Почему же у вас, здоровых мальчиков, нет родителей? Потому что вы не нужны родителям. Может быть, я — уродина, может, я стерплю любую боль, может, я навсегда сяду в инвалидную коляску, но я не буду одна, — я встала на прямые ноги, кости продолжили хрустеть. — Вы не стерпите мою боль. Плохими людьми не становятся, ими рождаются. Мальчики отходили, задрав высоко головы. Они боялись. Очень боялись. — Натали, — сказал испуганный Джоуи, — успокойся, мы же пошутили. — Да, — подхватил Питер, — мы не со зла. Это просто… детская шалость. — Мы больше н-н-е обидим тебя, — заикался от ужаса Питер. — А я не шутила. Джоуи, Шон и Питер убежали, не обернувшись на меня. Я вытерла слёзы и почувствовала себя сильной. Чужие руки легли на плечи.

***

Февраль 1992 год

— Я покажу тебе одно место. — Какое? — Оденься потеплее. Мы пойдём на улицу. Не забудь варежки. Я надела штаны и куртку. Воображаемый друг помог с шапкой и варежками. — Нас не отругают? — Мы не скажем, что уходим. Я потянулась за костылями. — Они тебе не понадобятся. Мы оказались на снежном поле, на котором я раньше не бывала. Солнце отражалось от снега и блестело в глазах. — Как мы здесь оказались? — Я захотел. Вокруг было ярко и тепло. Не по-настоящему. Снежок прилетел в плечо. — Ой! — Не стой на месте! Победи меня! Следующий снежок прилетел в ухо и сбил с ног. Лёжа на снегу, я слышала громкий смех воображаемого друга. «Ну держись», — подумала про себя. Он не убежал. Я закидала его снежками. — Умница! — Ты меня не победишь! — я попал ему в синий глаз. Мы засмеялись. Воображаемый друг в вязаной шапке с помпоном замахнулся, но передумал и съел снежок: — Да, это лучшие годы твоей жизни! — он поднял руки. Мы слепили снеговика. Воображаемый друг надел на него шапку с помпоном. — Понравилось? — Очень! Давай приходить сюда почаще? — Как пожелаешь.

***

Лето 1993 год

— Ты — мой папа? — Нет. Мы раскрашивали за столом в комнате. — У тебя есть дети? — Сын. — Как его зовут? — Филипп. — Почему ты не с ним, а со мной? — Он вырос. — А ты знаешь моих родителей? — Видел. — Они живы? — Да. — Почему я не с ними? — Твоя мама так решила. — А папа? — Папа о тебе не знает. — Почему? — Мама не рассказала ему. — А ты расскажешь моему папе обо мне? — Зачем? — Чтобы он знал.

***

Декабрь 1994 год

— Я принёс новую игрушку, — он держал плюшевого мишку. — Здорово! — У тебя нет игрушки, с которой ты бы засыпала, и я подумал подарить такого друга. — Я засыпаю с тобой. — Не всегда. Мишка будет с тобой, когда меня нет рядом. Нравится? — Да. Спасибо. — А теперь ложись спать. Я залезла под одеяло с мишкой: — И для тебя местечко есть. — Твоя кровать очень маленькая, а я очень большой. — Мы подвинемся. Я отодвинулась на край, воображаемый друг лёг рядом. Я положила голову ему на плечо. — Девочки говорят, им снятся кошмары, а мне никогда не снились. Я вижу хорошие сны. — Я не позволю, чтобы тебе снились кошмары. — Ты сказал папе? — О тебе? — Да. — Ещё рано. Воображаемый друг обвёл рукой в воздухе, и звёздное небо появилось на потолке.

***

Март 1995 год

— Почему у меня волосы меняют цвет? Мы в столовой ели суп из одной тарелки. — Разве? — Да. Они то светлые, то тёмные, то рыжие. У других детей не меняются. — Игра света: солнца и лампочек. Когда вырастешь, цвет перестанет меняться. У твоего папы в детстве тоже была такая особенность. — Ты видел его маленьким? — Люди подозревали, что он красит волосы, но в то время мужчины такого не делали. Когда он вырос, цвет волос остался русым. — Значит, у меня волосы, как у папы? — И глаза.

***

Лето 1996 год

— Сфотографирую? — У меня ноги сильно болят. — Стесняешься их? — Они страшные. — В тебе нет ничего страшного. Я на скамейке в кленовом саду, костыли рядом. Воображаемый друг меня сфотографировал. — Зачем тебе? — На память. — Покажешь? — Это для твоего папы. — Когда он придёт? — Когда-нибудь. Воображаемый друг убрал фотоаппарат, поправил солнцезащитные очки и сел на траву напротив меня. — Ты — призрак? — С чего ты взяла? — Только я тебя вижу. Ты переносишь меня на цветочное поле. Твою игру на пианино слышу только я. Ты спугнул мальчишек. — Это сделала ты. — Ты немного помог. Совсем чуть-чуть. Белые шрамы возле рта дёрнулись от улыбки. — Да, я — призрак. — Ты давно умер? — Пятьдесят один год назад. — Как? — Забрал у себя жизнь. — Почему? — Она потеряла смысл. — Почему ты не в раю? — Меня туда не пригласили. — Ты делал плохие вещи? — Бывало. — Почему ты остался тут? Белого света после смерти нет? — Я его не видел. Я решил остаться среди живых. — Из-за тебя мне не снятся кошмары? — Тебе они нужны? — У каждого свои кошмары. — И чего ты боишься больше всего? — Что ты меня покинешь.

***

Июнь 1997 год

Люди приходили и забирали маленьких детей. С жалостью смотрели на меня и проходили мимо, качая головой. — Ты сказал, папа придёт! — Да. — Но он не пришёл! — Натали, успокойся. Я кинула в него костыль: — Ты меня обманываешь! Папа не придёт! Не заберёт! — Тебе здесь не нравится? Тебе не нравится со мной? — Я жду папу, но он не приходит! — Я должен был солгать тогда насчёт родителей? — Я им не нужна! Я никому не нужна! — слёзы полились. — Папа не придёт, никогда не придёт! Ну и чёрт с ним! Он мне не нужен! Не прощу его! Лучше бы он умер, а не ты! — Натали, не надо. Не говори так. — Ты же можешь всё? — Почти. — Хочу увидеть море. И я увидела. Услышала шум моря. Я стояла высоко над морем без костылей и штырей в ногах. Я стояла над морем на здоровых ногах. Расправила руки, как птица, и дышала морским воздухом. Воображаемый друг оставил меня одну. Самый яркий и солёной от моря сон был моим кошмаром.