ОАЗИС. АКТ II. СИМФОНИЯ ПЕЧАЛЬНЫХ ПЕСЕН

ДО ПОТЕРИ ПАМЯТИ

— Пришли Ваши результаты, мистер Бакланд. Я в кабинете кардиолога. Во время секса с Лейлой мне стало плохо. Через час мы закончили начатое. Мой первый реальный секс с Лейлой. Я ничего не почувствовал. Мне нравилось целовать губы, шею, грудь. Мне нравилось её тело. Я не испытывал тех эмоций от Лейлы, что дарила Она. Прелюдии возбуждали. Сам секс — механика. Почти самоудовлетворение: настраиваешься на получение удовлетворения, но по сути тратишь время впустую. Мне было приятно, когда я вошёл в Лейлу, но дальше ничего, кроме трения. Разве секс такой? Я помнил его совсем другим. Я переехал к Лейле. Мир человека без памяти удивителен. Она всё записывала и постоянно клеила заметки. Когда я представлялся снова и снова, Лейла удивлялась, как полюбила меня. В реальности секс происходил постоянно, но я ничего не чувствовал. Занимался им, потому что это нормально — заниматься сексом с любимой женщиной. Лейла чувствовала меня. Есть страшная догадка, которую пока рано произносить вслух. Я посмотрел в зеркало сбоку от себя и удивился, почему Лейла считала меня непривлекательным. Она приняла мою внешность, Она считала меня красивым. Я же не страшный. В прошлом лицо уродовали дыры и шрамы, но без них я гораздо привлекательней Удо. Я не полысел в тридцать лет и нос не на пол-лица. Удо до смерти преследовали женщины. Он привлекал статусом и статью, пользовался и бросал. — Слушаю, доктор. — Для начала: у Вас когда-то были проблемы с сердцем или сердечные заболевания? Возможно, передалось по наследству? — Нет, родители ничем хроническим не болели, — первые два вопроса я намеренно пропустил. — У Вас шрамы на груди. Откуда? Нет, не отвертеться от допроса. — Мне делали операцию. — Какую? — Это было очень давно, я уже не помню. — Мистер Бакланд, по результатам Ваше сердце перенесло два довольно обширных инфаркта. Два инфаркта. Дважды сердце разорвалось. — Как это? — я косил под дурачка. — Вас оперировали. На сердце скобы. Как Вы проходите через металлодетектор? — Я и без того звеню из-за осколка в голове. Не подумал бы на сердце. — Вы говорили, что воевали. — Верно. — Вас оперировали там? — В лазарете. Мне стало нехорошо, я попал к врачу. Пролежал без сознания несколько месяцев, очнулся с бинтами на груди. Мне не сказали, что произошло. Врач провёл операцию на быструю руку. — Хотелось бы похвалить его. Ваше сердце отлично подлатали, но всему приходит срок годности. Я поблагодарил доктора? Нáдель отлично справился. Лишняя секунда — и меня не было бы в живых. Доктор, который делал самые безболезненные уколы. — Моё сердце скоро остановится? — Тогда Вы испытывали сильнейший стресс? Вероятно, он спровоцировал инфаркты. Два стресса. Два инфаркта. — Да, было пару моментов, когда я очень нервничал. — Мистер Бакланд, перед обращением ко мне Вы снова нервничали? — Совсем немного. — Инфаркт удалось избежать. Вы были не один? — С девушкой. Она помогла. — Боюсь, Вы не переживёте третий инфаркт. — Тогда я умру? Доктор Льюис отвёл взгляд. Тяжело говорить пациентам, что они умирают. — Операция в таком случае не поможет, не спасёт. — А что поможет? — Избежать инфаркт. Вам категорически запрещено нервничать. Вы — эмоциональный человек? — Я привык сдерживаться. — Это тоже влияет на состояние здоровья. Избегайте эмоциональных скачков. Пообещаете? Ваша девушка поможет? — Она не способна ни за кем ухаживать, однако она спасла меня. Доктор Льюис, есть другая альтернатива? — Пересадка сердца. — Я не первый в очереди. — Вы не в очереди, мистер Бакланд. — Логично, — я кивнул. — Новое сердце больше требуется ребёнку, чем пятидесятидвухлетнему старику, не контролирующему эмоциональное состояние. — Я выписал лекарства. Пейте для успокоения, — он протянул рецепт таблеток. Я взял, но принимать лекарства отказываюсь. — Зовите меня Эмилем. Льюис, если мне станет плохо, и я почувствую, что умираю, можно Вам позвонить? — Конечно, Эмиль. Я сделаю всё, что в моих силах.

***

2010 год

Я приклеивала в ежедневник квитанцию об оплате, как услышала стук кружки. В моей квартире кто-то был. Я тихо вышла из спальни и увидела мужчину на кухне. Он пил чай и ел моё печенье. — Кто ты, мать твою, такой?! — Привет. Я — Эмиль, твой парень. — Какой, на хрен, парень? У меня нет парня! — Пятнадцать минут назад мы пришли домой. Ходили платить за квартиру. Ты в спальне вклеивала в ежедневник квитанцию, чтобы не забыть, что за этот месяц заплатила. Фотография со мной висит с остальными над столом. Лейла, мы вместе два года. — Я ни с кем не встречаюсь… — Ты встречаешься со мной. Я разбила кружку о стену, часть осколков попала Эмилю в лицо, один рассёк бровь. — Пошёл вон отсюда! Эмиль вытер рот от печенья. Кровь текла из правой брови. В глазах сдержанность и спокойствие. Он надвигался. — Не приближайся! Не трогай! Я гораздо ниже и меньше его, он неповоротливый, но это не помешало ему забросить меня на плечо. — Успокойся. Пожалуйста. Эмиль положил меня на кровать. Придавил тяжёлым телом и сжал запястья. — Отвали, придурок! — я ударила по яйцам. Эмиль проглотил стон боли, но не ослабил хватку. — Грязный, вонючий мужлан! Залез в квартиру, захотел трахнуть меня? Я не дамся! — Я не причиню боль и вред, я не насильник. Ты любишь меня, Лейла, а я люблю тебя. — Да кто полюбит тебя? Я укусила до крови сперва за щёку, а потом за нос. Эмиль терпел. Морщился от боли и уворачивался от зубов. Он повернулся в профиль, и я потянулась, чтобы укусить, но Эмиль дёрнулся, и мои губы накрыли его. — Ты полюбишь меня снова. Я поверила ему. Эмиль отпустил запястья и зарылся пальцами в волосы. Целовал жадно и пылко. Я вытащила футболку из джинс. Проведя по животу, нащупала дыры. На плечах синяки и следы зубов. Эмиль расстегнул на мне ремень и опустился с поцелуями к животу. Целуя бёдра, освобождал от джинс. — У меня нет груди. — Есть. — Очень маленький размер. Грудь не выпирала под кофтой или футболкой, из-за чего меня часто путали с кудрявым парнем. — Кто это сказал? — Я видела себя голой в зеркале. — Я гораздо чаще вижу тебя голой и мне всё нравится. Пальцы впились в широкую спину. Неизвестно, сколько мужчин было в моей кровати до Эмиля и были ли вообще, но, кроме него, мне никто не нужен. — Прости, — я вытерла кровь с щёк и брови. — Это не впервые? — До этого ты кидалась с кулаками, наставила синяков. — И не только, — я провела по плечу со следом зубов. — Я привык. — Часто бью тебя ниже пояса? — Нет, но потом извиняешься. Я перевернула Эмиля на спину и села ему на ноги. — Подожди. Лэй, я позвоню Марку, лечащему врачу. — Сейчас? — Нет, после. Таблетки, которые ты принимаешь, плохо на тебя влияют. — О чём ты? — Ты стала агрессивной. Изменились отношение ко мне и речь. Мат. Я большой, на мне много места для синяков и ссадин, но это начало. Что будет, когда ты схватишься за нож при виде меня? — Сколько сейчас длится память? — Два часа. — А было? — Полтора. Марк поменял лечение из-за осложнений на печень. Не спорю, новые лекарства увеличили продолжительность, но они делают из тебя монстра. — Немного страсти в отношениях. — Это другое. Я не против страсти в сексе в пределах разумного, но жизнь — не секс. В следующий раз кружка разобьёт в лоб. Два года назад мне стало плохо, и ты не ослабила объятия, когда память стёрлась, но сейчас, если мне снова станет нехорошо, ты даже не посмотришь на меня. Пожалуйста, давай поменяем лекарства? — Хочешь сделать из меня послушную девочку? — Ты всегда была непослушной. Не меняйся. Я буду любить тебя любой, потому что должен любить.

***

2013 год

Марк поменял лечение. В который раз? Я сбился. Продолжительность памяти Лейлы — тридцать минут. Каждые полчаса Лейла забывала всё. Забывала меня. Это очень тяжело. Правда. Любой мужчина на моём месте ушёл бы через неделю, но я не мог. Не мог оставить. Я знал, что Лейла не выздоровеет, чего же ждал? — Почему не спишь? Я смотрел телевизор на кухне в три часа ночи. — Не спится. А ты? — Телевизор разбудил. — Ой, прости, — я убавил звук. — У меня на руке написано «Муж». Мы женаты? — Неофициально. Живём вместе много лет. — Тогда почему мой муж не спит со мной ночью? — Я ушёл, чтобы не разбудить тебя. Я громко ворочаюсь во сне. — Ты давно здесь сидишь. Свет на кухне давно горит. Пойдём спать. — Первый пожар в городе, — по телевизору показывали Ад. — Начало огненного кошмара. Ему ещё не дали прозвище. — Кому? — Моему греху. Я выключил телевизор и пошёл в кровать. Лейла лежала спиной ко мне, накрыв мои руки на животе. Через пару минут она заснула, я — нет. Я пролежал с открытыми глазами до утра. Лейла проснулась и не вспомнила меня. Такова наша участь.

***

1 ноября 2016 год

Продолжительность памяти Лейлы — сорок минут. Идеально, по мнению Марка. — Куда собрался? — Побегаю, — я заправил футболку в шорты. — Тучи идут, скоро дождь пойдёт. На воздух. Промокнуть. — Люблю дождь. Одна минута до потери памяти. — Тебе очень идёт тёмно-синий. Шорты и футболка одного цвета. Мне всегда нравился тёмно-синий. — А я считал, что самый красивый цвет — чёрный. — Он тебе не пойдёт, слишком тёмный и похоронный. Лейла запустила пальцы в волнистые волосы, пока я завязывал кеды. — Тёмный? — Да. Ты не такой. Тридцать секунд до потери памяти. — Если ты не вытащишь пальцы, я никуда не пойду, — я встал в полный рост и поправил шорты. — Останься со мной. Пятнадцать секунд до потери памяти. Лейла поцеловала меня. Пять секунд до потери памяти. — Я люблю тебя, — сказала она. Я открыл дверь, и Лейла успела спросить: — Мы знакомы? — Нет, — моргнул синим глазом. На улице пошёл ливень. Сегодня я не вернусь к Лейле. Наушники в ушах. Громкая музыка забивала шум дождя. Капли смывали слёзы. Я бежал вдаль, просто вдаль от мира. Она забыла меня. Снова. И так происходило восемь лет, каждый день. Сердце билось как мотор. Нельзя нервничать, иначе рухну замертво. В жизни так бывает. Живёшь, а потом понимаешь, что больше не можешь. В этот раз я не сжимал пистолет, чтобы застрелиться. Сердце замедлилось. Лейла — не Она. Я ошибся. Оболочка: хрупкое тело, низкий голос, сбритые в Шлангенхёле волосы, тонкие губы, потрескавшиеся на морозе. Я запомнил это навсегда, Лейла никогда меня не вспомнит. Она — пустой сосуд. Реинкарнация не существует, я не верну Её. Я запомнил каждое слово из последнего письма, обнаруженного в кармане полосатой робы. «Я прошу тебя живи дальше и, пожалуйста, помни меня». Я всегда буду тебя помнить, Коротышка. Найду тебя в этом или другом мире. Упаду на колени и буду молить о прощении.