Танцуй, взлетай и падай

Утро началось с крика. Маи приснился огонь, пожирающий всё на своём пути. Слёзы скопились в уголках глаз. Она утёрла их с волнением; сегодняшняя ночь навсегда отпечатается в памяти. Лёгкий салат суномоно уже ожидал на столе. Маи тупо смотрела на тарелку перед собой и не притрагивалась к еде. — Не хочется или не нравится? — встревоженная отсутствием аппетита у гостьи, Араи выглянула из-за её спины и перемешала салат ложкой. — Ни то, ни другое. Просто перед едой хочу немного позаниматься. Надеюсь, пару прыжков ваши соседи простят мне. — Жаль, мы их не спрашиваем, когда занимаемся сексом, — Араи игриво подмигнула, вытирая кружку. Она вечно держала что-то в руках, чистила, складывала или расставляла по местам. Постоянно занятая и трудолюбивая, Араи искренне любила то, что делала. Про неё нельзя сказать «обременена обязанностями». Скорее «окрылена счастьем домашнего уюта». — Намёк ясен. Маи вышла из-за стола со спокойной душой. Получив завуалированное согласие хозяйки, она сделала несколько приседаний и, остановившись передохнуть перед следующим упражнением, упёрла руки в бока, сверля пристальным взглядом соседку, которая уже уселась напротив с рукоделием на коленях. — Так и будешь смотреть? — Если тебе некомфортно, я уйду. — Да нет, оставайся. Я привыкла, что… на меня смотрят. И делают замечания. И отчитывают прилюдно. Для Маи действительно не в новинку, что каждое её движение в глазах мадам Жозель — один сплошной недочёт, однако в малость удачном па-де-труа она обязательно похвалит партнёров по танцу и никогда её саму. Огорчённая воспоминаниями о наставнице, Маи сделала махи ногой с особенной яростью и приступила к более спокойной растяжке позвоночника. Метнув беглый взгляд на Араи, она с восхищением подметила, с какой ловкостью подруга орудовала спицами. За спицами, палочками для еды, ослепляющая вспышка воспоминаний. — Вчера, когда ты готовила, я заметила у вас очень много ложек и вилок, но так мало палочек. Это прихоть Дэйчи? — Дэйчи любит все европейское, — с умиротворённой улыбкой, не спадающей с уст, ответила она. Похоже, пока Маи занималась, Араи успела дошить и принялась за вязание. Дэйчи повезло с такой труженицей и рукодельницей. Любопытно, осознаёт ли он своё счастье? Иудов шёпот над самым ухом говорил, что нет. Стал бы тогда Дэйчи задерживаться у матушки столь непростительно долго? В чём сложность увидеться со своей девушкой и составить её гостье компанию? Маи ни за что не призналась бы себе, что первоочередная причина недовольства — уязвленное самолюбие. По рассказам Араи у Маи уже сложился собственный портрет ее парня — и она жаждала либо подтверждения, либо опровержения своих предубеждений. Дэйчи же не спешил развеять миф, который окутал его личность. И пусть он ведать об этом не мог, раздражение Маи не унималось. — Не патриот. Гайдзин, что ли? — Ну, не говори так. Вовсе он не гайдзин. Просто не от мира сего. Дэйчи то, Дэйчи сё. Маи дёрнула щекой. Так или иначе она узнает, что это за гнусный тип, избегающий встречу с ней, чего бы ей это ни стоило. — Почему он не вернулся от матушки? — Не знаю, — очаровательная в своей беззаботности, Араи пожала плечами и подарила ей благосклонную улыбку, что краше солнца — наперстника дня, — мы не отчитываемся друг перед другом. Захочет — придёт, не захочет — не придёт. — У тебя всё так просто, да? — А к чему сложности? Дэйчи утверждает, что сложности для тех, у кого скучная жизнь. — А его, жизнь гопника, скучной не назовёшь. Так, что ли? — Маи иронично хмыкнула и приготовилась к совершению прыжка баллонне. — Ну чего ты так ехидничаешь! Жало проглотила, что ли… Араи не договорила: восхищённое аханье сорвалось с губ, когда Маи, встав на носочки, подпрыгнула, вытягивая одну ногу, а затем грациозно опустилась на пол на опорной ноге, полуприсев. — Ты танцуешь. Я думала, просто фитнес, а все куда серьезнее. Балерина? — Я делала несколько танцевальных движений, — Маи, с натугой улыбнувшись подруге, погладила внезапно заболевшую ногу. — Разве ты не видела? — Нет, я выходила за спицами. Надо же. Значит Маи была так погружена в свои думы, что не заметила отсутствия Араи в комнате. — Профессионально — нет. Занимаюсь ради себя, чтобы не терять форму. — Как ты пришла к жизни такой? — с беззлобным смешком полюбопытствовала Араи, наклонив голову. — Когда мне было восемь, я увидела по телевизору русский балет. Я была настолько впечатлена, что мне захотелось научиться танцевать так же, как они. Русский балет — лучший в мире. — Учила язык? — Нет. У моих родителей другие планы на меня. — А твои планы? — У меня их нет. В пятнадцать лет я бросила занятия, потому что… устала. Сдалась. — Строгая преподавательница? — В точку! — Маи радостно рассмеялась: она не подала виду, насколько важным для неё было то, чем она поделилась, чтобы Араи не додумала лишнего. Правда заключалась в том, что Маи ещё ни с кем не делилась моментом, когда родилась её мечта. Лишь проговорив вслух о своих терзаниях, Маи поняла, насколько заурядной и бесцельной сделалась жизнь с тех пор, как она бросила танцевальную школу. Образовавшаяся в груди пустота заставляла её, свернувшись клубком, рыдать ночами. Потому что человеческое сердце должно быть наполнено любовью, а не болью. Иначе не выдержит, слишком хрупкое оно, не вечное. «Какой я же была дурой… там, четыре недели назад, Риндо говорил: «Терпи». И теперь я вижу в этом слове смысла больше, чем раньше. Если бы я не послушала его наказа, то кто знает, что бы со мной случилось? Если бы я попыталась убежать, меня бы, вероятно, поймали и… если бы я осталась в школе мадам Жозель, я бы сейчас выступала, возможно, ездила по турам. Но это в прошлом. Мне следует отказаться от мечты. И я думала, что так сделала, но разговор с Араи показал: не всё забыто, не всё потеряно». Досадливые мысли кольцом сворачивалась у шеи, как удавка. Маи кашлянула, возвращаясь в чувство. Она сделала ещё один прыжок попроще, но, приземлившись, не удержала равновесие и упала, больно ударившись локтем о паркет. Араи тотчас подоспела на выручку. — Как ты? Сильно болит? Маи молча скатала ткань домашних штанов до колена, обнажая голень. Уныло ткнулась носом в ладонь и простонала: — Ожоги на щиколотки. Я вчера суп пролила. И палец воспалился из-за случайного прикосновения к горячей плите. Это ладно. Но нога… Она не болела вчера. — Вчера ты была в шоке, поэтому не заметила. Жди тут, я принесу аптечку. Араи вернулась, открыла коробку, разложила пластыри, бинты и перекись водорода по полу. Оперативно обработала рану под недовольное шипение. — Почему же ты не сказала, что больно, глупая Маи? Она устремила полный печали взгляд в потолок. Лишь позднее осознала, что вскинула подбородок, запрещая слезам пролиться на щеки. Араи оказывала несомненно благотворное влияние: впервые за долгое время хотелось делиться личными мыслями с другим человеком без страха быть осуждённой или осмеянной. — Кем я была, если бы беспокоила тебя по пустякам? Ты и так сделала для меня достаточно, не хватало ещё дергать тебя из-за каких-то ранок. — Какой же ты ребёнок… — Араи ласково погладила ее по скуле тёплыми – не такими, как у Рана – пальцами. — Ты, можно подумать, нет, — фыркнула она в сторону, почему-то не сомневающаяся в том, что они с Араи ровесницы. — Мне двадцать один. Гром посреди ясного неба удивил бы её меньше. — Ох… зачётный… возраст? Кости не болят? — Ага, с щёточкой и совочком хожу, песочек за собой подметаю. Имею право тебя воспитывать, кстати. Так что больше не жалуйся, — заметив, что Маи вновь уходит в себя, Араи чуть огладила берега её ожога на щиколотке. — Подуть? — Ну, хватит, — лицо Маи и вправду покрылось красными пятнами, она отодвинулась, ужаленная горячкой чувств. — Это жутко смущает. Араи лукаво прищурилась. — Милая Маи, что именно тебя смущает? Я не до конца понимаю твоих чувств. — Ты знаешь! Просто… мне нужно зайти к братьям Хайтани. Они говорили, что ждут меня утром. Сейчас что? Правильно! Утро. Я побежала. Маи вскочила, отряхнулась и, пригладив волосы потной ладошкой, потрусила к входной двери. — А как же завтрак? — Араи встала следом, обеспокоенная скоропостижным уходом подруги. А затем, посмеиваясь, покачала головой, вопрошая в пустоту: — Эх, где мои семнадцать?

///

Чтобы благополучно добраться до квартиры братьев Хайтани, Маи пришлось взбираться по ступенькам. Они жили на три этажа выше кузины, на восьмом. Она прошла совсем чуть-чуть, периодически останавливаясь, чтобы передохнуть. Ожоги болели — ступать левой ногой было непросто. Пока она, склонив голову и опираясь рукой о перила, подпрыгивала на одной ноге, мимо нее остановился спускающийся жилец. Ранее эхом по лестничному пролету пронесся звук отмыкающийся замочной скважины, шелест мусорного пакета и стремительные шаги. Теперь мыски мужских ботинок замерли перед ней. Она подняла ресницы, заторможенно протягивая руку в качестве приветствия. Ран пожал ее с преувеличенным энтузиазмом. — Паршиво. Хромаешь. Когда успела наебнуться? — Это ожоги после вчерашнего, — Маи сморщилась при ответе. Её раздражала манера речи старшего Хайтани, такая игривая и простая, словно они друзья. «Но мы союзники, — возразил голос здравого смысла, — нет ничего удивительного в том, чтобы доброжелательно относиться с тем, с кем у вас общее дело». Ран наигранно-удивлённо присвистнул. — Госпожа удача отвернулась от тебя. Я бы не советовал злоупотреблять риском. — Хочешь сказать, мне не следует приходить на следующую драку? Веришь предрассудкам? — Если бы верил, на порог дома тебя бы не пустил, — он задиристо показал язык, щёлкнув ее по родинке под глазом. Она закатила глаза, вкладывая в этот жест все отношение к приметам. — Обстоятельства сложились не в твою сторону. Если мы проиграем, то убежать ты не сможешь. — Так просто говоришь о вашем с братом проигрыше, — Маи с вызовом улыбнулась, понимая, что намеренная провокация навредит ей же, но не остановилась на пути к поддразниванию: — Разве вы стали королями Роппонги не потому, что доказали свою силу? — Ты думаешь, это унизительно — каждый раз демонстрировать свою власть, но ты забываешься: мир гопников не тот мир, который ты знаешь. — Если я приду с хромой ногой, думаешь, я таким образом продемонстрирую свою слабость и навлеку на себя беду? Твои переживания тронули меня, но я могу позаботиться сама о себе. — Поэтому не доглядела за плитой? Наэлектризованное молчание затянулось. Ран склонился над её лицом ближе, чем того требовали приличия, и Маи смогла рассмотреть мусор в пакете: презервативы, энергетики и контейнер из-под бенто. А ещё пустой пластмассовый горшок из-под цветка. Неудивительно, какой образ жизни ведут братья Хайтани, но в квартире у них всегда было убрано, а они одеты с иголочки. Ран, заметив взгляд, усмехнулся и поставил мусор прямо на ступеньку, раскрыв руки для объятий. Маи недоуменно вздёрнула бровь. — Иди сюда. — Нет, не пойду. — Тебя никто не спрашивал. Ран легко подхватил ее под руки, и ей не оставалось ничего другого, кроме как удобнее обхватить его шею и уткнуться в грудь. Учащённое сердцебиение она списала на его быструю походку. — Ран, ты уже все? — голос Риндо встретил их на пороге и показался далёким, но в то же время таким родным, что у Маи защемило сердце. — Отлично, тогда поможешь мне разделаться с курицей. — Я не один, — Ран поставил её на пол и скрылся за входной дверью, а Маи, не двигаясь, рассматривала обувницу. Что-то, а чувство стиля у братьев Хайтани было на высоте. Удивительно, учитывая род их деятельности. Риндо посмотрел на нее так, как никогда прежде: с оценивающим вниманием, словно решая, достойна ли она чего-то, что он мог ей дать. Она поёжилась, но выдержала этот напор. Когда Риндо раскрыл рот, Маи подумала, что он скажет нечто серьезное, но он лишь выдал: — К плите я тебя не подпущу, это точно. «Так об этом ты думал все время? Как бы меня использовать в таких целях?» — Маи то ли рассмеялась, то ли облегченно выдохнула, пока Риндо продолжал буравить испытующим взором. — Спасибо за оказанное доверие, весьма признательна. — Умеешь снимать кожу с курицы? — Всегда к твоим услугам. — Отлично. Вымой руки и приходи. Маи сделала, как он велел, и принялась за расправу над тушей некогда живой птицы. Тишину прерывало лишь кипение чайника, воды в кастрюле, пощёлкивание масла на сковородке и ее кряхтение при обращении с мясом. Из открытого окна доносились весёлые крики играющих детей. Маи озадаченно посмотрела на безмятежную спину Риндо. «Они живут в достаточно мирном квартале. Не знала бы подноготной Токио — подумала бы даже, что это спальный район». Вдруг Риндо обернулся, порывисто взял за руки, точно вспомнил нечто важное. Он выглядел встревоженным, крылья носа трепетали из-за частого, будто захлёбывающегося дыхания. Риндо хотел предупредить о чём-то, но вздрогнул и опустил её руки с хлопком двери. «Он хочет сказать мне это наедине, значит Рану содержание разговора неизвестно». Братья Хайтани очень близки. Какие у младшего могут быть секреты от старшего? Впрочем, не её ума дело. Риндо выбрал не говорить, значит так тому и быть. Маи смиренно возвращается к готовке и даже улыбается Рану, когда он входит на кухню и, в общем-то, больше мешает, чем помогает. Риндо, устав от его болтовни, включил радио — и тот, кажется, на время притих, погруженный в свои мысли под успокаивающий джаз. «Вот уж никогда бы не подумала, что ты любишь такую музыку», — усмехнулась Маи, сама не заметив, как стала пританцовывать в такт мелодии. Она больше сосредоточилась на движениях своего тела, чем на готовке. Ран, от взгляда которого не ускользала ни единая неточность, закатил глаза и грубо пихнул её локтем в бок. — Смотреть больно, как ты возишься. — Если самому больно, значит и другие страдать должны? — Маи обиженно потерла ушибленное место жирными руками, не сразу поняв, что испачкала одолженную Араи футболку. — Руки помыл? — Риндо подозрительно покосился на маринованную курицу и угрожающе нависшие над ней пальцы Рана. — Обижаешь. — Вот дьявол, — Маи осмотрела ткань и продолжала ругаться себе под нос, рассерженная. Риндо отвлекся от готовки и бесцеремонно задрал ее футболку до живота. — Что ты делаешь? — Разве не видно? Снимай и замочи. — Я у вас стирать ничего не буду. — Лучше грязной ходить, да? Ты, походу, не догоняешь. Я говорю — ты делаешь. Отказы не принимаются. Маи проворчала что-то невнятное и после недолгих уговоров покорилась судьбе. Тазик нашёлся под раковиной и, налив воды с порошком, она стянула футболку и погрузила в воду. Оставшись в бюстгальтере и спортивных штанах, поёжилась от холода. Неловко в квартире мужчин разгуливать в таком виде. Она решила тихо проскользнуть в комнату Риндо и одолжить у него футболку, но замерла в коридоре, услышав знакомое имя. — Дэйчи возвращается. — Из-за этого ты не хочешь, чтобы она там присутствовала? — Её участие — уже традиция. Если не приведем, все решат, что что-то не так. Или мы бережем её. Нужно уверить всех в обратном. «Речь обо мне», — отмерев, Маи спряталась за стенкой, внемля каждому слову, капающему с уст Хайтани. — Ты уверен, что без этой демонстрации не обойтись? — Тебе жаль её? Зря ты думаешь о ней как о жертве, Риндо. Она не слабая беззащитная девочка. Маи потерпит. Это для её же блага. Правда ведь, прелестница? — Ран с нажимом произнес последнюю фразу, из-за чего она поняла, что скрываться бессмысленно. Гордо приосанившись, Маи вышла к ним, нагло ухмыляясь. — Не знаю, о чем ты, но почему я опять должна что-то терпеть? Ран даже не взглянул на нее, а Риндо, кажется, онемел, явно смущенный провокационным внешним видом. «Стоило позаботиться о том, чтобы облачить меня в сухое», — Маи не могла не злорадствовать. — Потому что надо. Когда надо — не спорят. — Так говорить имеют право лишь родители. — Я втянул тебя в это, значит несу ответственность за твою целостность и сохранность. Идём, — Ран встал и, пройдя мимо, тронул за локоть, — я провожу тебя. — Ты снова увиливаешь от прямого ответа и не даешь мне конкретики, — обозлившись, Маи встала перед ним и ткнула его в грудь прямо как при первой встрече. — Для начала стань верхушкой Роппонги, чтобы требовать от меня пояснений, окей, милая? — Ран смерил её снисхождением и четырхнулся, когда у него зазвонил телефон. Хотел отключить вызов, но, прочитав имя контакта, передумал и окликнул брата. Этого хватило, чтобы тот понял поставленную перед ним задачу. Ран заперся в своей комнате, а Риндо позаботился о том, чтобы Маи, сытая и одетая, благополучно вернулась к Араи. На ней чёрная футболка с большим черепом, так похожая на футболку Линг. Маи снова разгуливает в вещах братьев Хайтани. Когда неправильное становится привычным — это пугает. Маи поднесла кулак, чтобы постучать, но Риндо мягко накрыл ее ладонь своей и опустил. Она резко обернулась, напоровшись на тот же безмолвный, напоенный невысказанным чувством взгляд, коим он смотрел прежде, когда они оставались наедине. — Почему ты не послушала меня ещё тогда, четыре недели назад? Тебе не следовало принимать приглашение Рана. — Ты не мог сказать мне об этом раньше? — Не мог. — Неужели ты так боишься своего брата? — Это страх не за себя. — А за кого? За меня, что ли? Погоди, ты серьёзно? С чего бы тебе обо мне переживать? — Помнишь борзого мальчишку, который ошивался возле вашей танцевальной школы? Маи не нужно было вспоминать, ведь она и не забывала, но не хотелось давать Риндо напрасную надежду, показывать, что те месяцы, проведенные рядом с ним, для неё что-то значили; она удивилась, что Рин-Рином, с которым она играла в детстве, был тот самый король Роппонги на голову выше, стоящий напротив, пугающий, но смотрящий с таким трогательным доверием, что все остальные сомнения сокрушённо отступали на второй план. Она выдернула вспотевшие ладони из его, предупреждающе схватилась за дверную ручку. — Мне было десять! С чего бы мне помнить о такой ерунде? Думаешь, мало мальчиков я после тебя знала? Оставь меня в покое и больше не возвращайся к этой теме. И она ворвалась в чужую квартиру, не дождавшись ответа. Но она навсегда запомнила те разочарованные, мрачные глаза Риндо. Маи опёрлась о стену и проглотила подступившую лавину рыданий, сотканных из сожалений о жестоких словах. «Кажется, я его обидела. Ну и пусть, ему полезно. Теперь лучше понимаю, что имела в виду Линг… причиняя боль, нам иногда хочется прикрыться заботой. Ведь зло ради высшей цели запросто оправдывают».

///

Араи посетовала, что Маи поела у Хайтани, но так и не отведала ее салат, однако быстро успокоилась. Когда проповедь о нравственном поведении закончилась, Маи, озабоченно раскачиваясь на стуле, спросила без ужимок: — Араи, что, если я скажу, что мы с Хайтани были знакомы в детстве? — Я не удивлюсь. Кузены были общительными детьми. Проще будет перечислить тех, с кем они не играли, чем наоборот. — Но среди множество этих людей Риндо запомнил меня. Интересно, почему так? — Ну, понравилось. Что тут гадать-то? Ты девчонка красивая. — Будто бы красоты достаточно, чтобы покорить людские сердца, — возразила Маи с брезгливым неудовлетворением, поставив кружку на блюдце. Неудивительно, что Араи хвалила её внешность — она вообще любила всё хорошенькое: обои, чайный сервиз, одежду и, разумеется, людей. Если Дэйчи окажется не красавчиком, то Маи удивится, но это в очередной раз докажет, что любовь сама по себе красива, а своих детей она награждает щедрыми дарами, затмевающими природные несовершенства. Маи же от своей красоты получила больше худа, чем добра: парни считали её лёгкой добычей, а девушки — соперницей. И до внутренних качеств ни единому, разумеется, не было дела. На её счёт уже сложилось два предубеждения: глупая подстилка или взбалмошная стерва. Ни то, ни другое не было правдой. Но никто не спешил усомниться в собственных стереотипах, а Маи не разбивала розовые очки. Пусть каждый считает так, как ему удобно. Так жить… проще. Безусловно проще. — Красота бывает разной. Кому-то она может настолько прийтись по вкусу, что ни твой ум, ни твой нрав, не будет для этого человека иметь ни малейшего значения. Как точно сказано! Маи кисло улыбнулась и обняла себя руками. — Это хорошо или плохо? — Да никак, наверное. Просто это есть и всё. — А ещё они говорили, что на следующей драке появится Дэйчи, — не слишком дипломатично перевела тему Маи. — Полагаю, твой? — Да, я что-то такое слышала. — А он знает, кто я? — Откуда? Я ему про тебя не рассказывала. Или ты думаешь, я шпион? — Кем бы я была, если бы усомнилась в тебе? — Дай угадаю: неблагодарной дрянью? Не парься по пустякам. «Ах, да! — вдруг вспомнила Маи. — Нужно позвонить дедушке Бэй!» Извинившись перед Араи, она уединилась в гостиной и, прихрамывая, доковыляла до балкона. Заперлась там и, собравшись с духом, позвонила владельцу квартиры. Пообещала, что сама выплатит компенсацию. — Как это ты заплатишь? Сумма вышла, знаешь ли, немалая! Откуда у тебя взяться таким деньгам? Или натурой платить удумала? Хозяин зачастую выкидывал подобные вольности — ей не привыкать. Но она привыкла думать о нем как об усталом человеке в почтенном возрасте, доживающим свой век, а потому не злилась. Он всегда буянил по телефону, но успокаивался при личной встрече, поэтому решение было найдено незамедлительно. — Дедушка Бэй, давайте я приеду, и мы обо всем спокойно поговорим. Где вы сейчас? — Ладно, — его не пришлось долго уговаривать: он продиктовал адрес, и Маи, одолжив у Араи велосипед ее парня, выехала на встречу.

///

На этот раз дедушка Бэй не проявил учтивость во время беседы лицом к лицу. Он волком смотрел на Маи, как на мельтешащую перед глазами добычу. Пожирающей и ненасытной тоской был напоен этот животный взгляд. Ей сделалось настолько дискомфортно, что в горле запершило. Немедленно хотелось встать и умчаться отсюда со всех ног, но она не могла себе этого позволить, пока не уговорила дедушку не сообщать родителям. Ах, ну почему люди старой закалки столь неподобающе, почти до наглости упрямы! Прервав очередной поток доводов взмахом руки, старик нахмурился и попросил последовать за ним вглубь комнаты. Он остановился посередине, встал вплотную. От него пахло зловонной старостью, и она с трудом сдержала мощный, как цунами, порыв презрительно отвернуться. Дедушка, все также продолжая смотреть Маи в глаза, положил руки на ее талию и спустился ниже, бесстыдно оглаживая бёдра и задирая шорты. Маи не сразу сообразила, что происходит. Тело превратилось в одну огромную запуганную мурашку, покрытую леденящим потом ужаса и горького ожидания. — Дедушка Бэй, что вы делает-те? — голос дрогнул. В нём отчетливо зазвенели слезы, и Маи возненавидела себя за это: старик, осмелев из-за ее уступчивой безвольности, задрал всю ту же треклятую футболку, одолженную Риндо, и расстегнул ее лифчик. Она не сопротивлялась, и он, гнусавя, прохрипел: — А то ты не видишь. Говоришь, что заплатишь? Я не верю ни единому твоему слову. Знаю я таких потаскух, как ты… по-любому ведь торгуешь телом. — Ч-что… Потом, как будто жуя что-то, зашевелил сморщенными губами: — Вам, молоденьким, нужно на что-то жить. Кто вас обеспечит, если не зажиточные холостяки? Тебе еще повезло. Я сохранил в себе мужественность. Если повезет, понесешь от меня. Слёзы неизбежными ручейками пролились на её щеки. Маи будто бы парализовало; всё, что она могла — молить: — Пожалуйста, не надо, н-не делайте этого… я не заслужила… — Дурёха! — разозлённый скулящими завываниями, он наотмашь ударил её по лицу. Голова мотнулась в сторону. На щеке загорелся след его ладони. — Не делай вид, что тебе не нравится. Пощечина отрезвила, и за это Маи была благодарна дедушке Бэй. Она вдруг вспомнила, кто она, кто он, и это придало ей недостающей уверенности. Вырвалась из тисков и бегло осмотрелась в поисках спасительного острого предмета. Ничего на глаза, как назло, не попадалось. — Мерзкая девчонка. Что ты удумала?! Дедушка до пугающе быстрого двинулся на Маи, и она решилась, подгоняемая страхом: взяла вазу и ударила бледнолицего, отчего-то заторможенного старика по голове. Ваза упала, разбилась на сотни осколков. Маи тотчас отскочила, рыдая навзрыд и трясясь от ужаса. Она не знала, сколько времени прошло с тех пор, как она осмелилась хоть что-то предпринять: то ли час, то ли два, но когда она встала, обходя осколки и склонясь над телом дедушки, за окном уже вечерело. Дедушка Бэй не дышал.