Whisper In Her Ear

— С вас 40000 вон.       Юра уставилась на стойкого фармацевта, ее брови нахмурились в отчаянии, потому что указанная сумма денег была слишком велика для ее тонкого кошелька, и в то же время она была не совсем уверена.       Она набрала лекарств, в которых ничего не понимала, в свою сумку, нахмурившись и молясь, чтобы, какими бы они ни были, они были достаточно сильными, чтобы спасти Дженни от страданий. — Вы уверены, что этого будет достаточно, чтобы вылечить человека с симптомами, о которых я вам сказала?       Фармацевт просто взяла ее деньги и бросила равнодушный взгляд. — Это лучшее, что вы можете получить без рецепта врача. Если вам нужны более сильные лекарства – вам придется получить рецепт. — Но я не могу. Я же говорила вам, что этот человек не хочет обращаться к врачу. Не могли бы вы просто дать мне хорошие лекарства без всей этой юридической хренотени? Я обещаю, что заплачу. Она так больна, что действительно может умереть... — она замолчала, потому что теперь пожилая женщина смотрела на нее с раздражением. — Я не могу, юная леди. Это противозаконно. Я не могу продавать сильные лекарства, не зная, каков диагноз. Вам нужно привести свою подругу к врачу. Судя по тому, что вы сказали, похоже, у нее серьезная легочная инфекция и, возможно, сепсис. Если вы не продезинфицируете ее раны должным образом и не наложите швы, и если она как можно скорее не получит адекватные антибиотики, она может умереть от инфекции.       Женщина протянула ей сдачу и хмыкнула. — Тащи ее упрямое «я» на своей спине, если придется. Она сейчас практически на грани самоубийства. Ох уж эта молодежь.       Юра помрачнела, взяла сдачу и, кивнув, вышла из маленькой аптеки медленными, неуверенными шагами.       Оказавшись снаружи, она некоторое время размышляла о том, что делать, и в конце концов выбрала средний путь.       Она не потащила бы Дженни в больницу против ее воли, но и не позволила бы ей умереть в своей бедной, неухоженной квартире без всякой борьбы.       Она сама поедет в больницу и посмотрит, не сможет ли кто-нибудь оказать какую-нибудь помощь несчастной девочке.       В конце концов, она знала, каково это – быть насильно доставленной в место, в которое она не хотела идти, где все обращались с ней так, как будто у нее не было собственного мнения.       Она сменила маршрут и направилась в Сеульскую больницу.

***

— Передай Лалисе Манобан, что она исключена.       Старый невролог вынес вердикт менее чем дружелюбно, из-за чего Джису не смогла сделать ничего, кроме как низко опустить голову и уставиться на свои туфли. — Что она думает? Что это какие-то шутки? Интерн, будущий врач с нулевым чувством ответственности, полезен примерно так же, как грязь на моих ботинках! Медицине не нужны такие самоуверенные, безответственные люди, как она. Скажите ей, что она провалила этот семестр. С меня хватит ее отлучек.       Джису просто слабо кивнула и вышла из кабинета после поклона, не найдя слов, чтобы бороться за свою подругу, потому что это действительно был невосполнимый ущерб.       Оказавшись снаружи, она глубоко вздохнула и пошла по коридору, а ее мысли витали где-то в другом месте, пока она не добралась до стойки медсестры-невролога и не заметила фигуру, которая показалась странно знакомой.       Яркие, огненно-рыжие волосы и чрезвычайно блестящие, большие фальшивые украшения напомнили ей об инциденте в психиатрическом отделении несколько месяцев назад.       Это... Юра?.. Ким Юра, истеричная пациентка?.. — Юра?.. — она медленно произнесла одними губами, не уверенная, что даже правильно запомнила имя. — Юра из психиатрической больницы?       Девушка в обтягивающей розовой майке резко обернулась, ее глаза расширились от чистой, яркой дикости, Джису на мгновение испугалась.       Если она сейчас бросится на нее… — О боже мой! Слава богу! Это ты! Ты стажер, который дружит с Лисой, верно?! Лиса Манобан?!       Взбалмошная девушка подлетела к ней, схватила за плечи и энергично встряхнула, что заставило ее почувствовать себя еще более встревоженной. — Эм... пожалуйста – о боже, пожалуйста, отпусти меня, – я сказала, отпусти меня! Господи, спасибо. Никому бы не понравилось, если тебя вот так схватили, — она оторвала от себя хватку Юры и нахмурилась. — Что ты здесь делаешь? Тебе нужна помощь? Это неврология. Психиатрическое отделение в другом… — Я здесь не потому, что у меня рецидив безумия! — Юра драматично вскинула руки вверх. — Я здесь, потому что мне нужно сказать кое-что важное! Это срочно. Мне нужно немедленно встретиться с Лисой. Где она? Я пошла в психиатрию, но там сказали, что она перешла сюда.       Джису вопросительно подняла бровь, глядя на нее. — Ты... преследуешь ее? Типа, она тебе все еще нравится?       Брови Юры исчезли в челке, и Джису восприняла удивленное выражение лица как шок от того, что ее поймали, а не как шок от неверия. Она глубоко вздохнула и тут же равнодушно развернулась. — У меня нет на это времени. У Лисы нет на это времени. Мы все пострадали из-за одного события. А теперь, не могла бы ты, пожалуйста, покинуть это место, прежде чем я... — О боже мой, выслушай меня! — закричала Юра, что заставило всех остальных медсестер, пациентов и членов их семей с удивлением посмотреть в их сторону.       Лицо Джису покраснело, и она, наконец, схватила обезумевшую девушку за запястье, чтобы вывести ее из вестибюля.       Как только они оказались снаружи, вдали от нежелательного внимания, она отпустила ее запястье и зашипела на нее. — В чем, черт возьми, твоя проблема?       Рыжая рявкнула в ответ. — Ну, моя проблема в том, что я была совершенно счастлива, попивая свои коктейли и флиртуя с барменшей в клубе несколько дней назад, пока почти умирающий голос не позвонил мне на мой телефон из ниоткуда и не заговорил со мной, задыхаясь от неприятного кашля, который не оставил мне иного выбора, кроме как забрать ее, потому что она звучала так, будто сейчас сдохнет!       Она выплюнула поток слов на одном дыхании и тяжело выдохнула, лицо Джису превратилось из раздраженного в совершенно – чрезвычайно, – чертовски растерянное. — Это Дженни! — наконец прошипела Юра, терпение которой было на исходе. Она огляделась вокруг, чтобы убедиться, что ее никто не услышал, и снова заговорила, понизив голос. — Это Дженни! Я дала ей свой номер перед отъездом несколько месяцев назад, но я никогда, честное слово, не думала, что она действительно позвонит мне. Я также вообще не ожидала, что она сделает это после того, как устроит серьезную автомобильную аварию и убьет людей!       Выражение лица Джису стало диким, когда на нее нахлынуло понимание, ее глаза распахнулись так широко, что стали в два раза больше. Она зажала рот рукой. — Мать твою, это... — она замолчала и обеспокоенно огляделась, оттаскивая Юру еще дальше от любого возможного прохожего. — Дженни звонила тебе? Она сейчас с тобой? С ней все в порядке? Она жива? Где она... — Успокойся, она жива и дышит в моей квартире прямо сейчас! — отрезала Юра, стараясь не повышать голос. — Ну, я имею в виду, что она кошмарно больна и, скорее всего, умирает со смертельной скоростью, но все еще жива. Тебе нужно как можно скорее найти Лису и сказать ей, чтобы она что-нибудь сделала. Дженни отказывается, чтобы ее вели в какую-либо больницу, и я, честно говоря, понятия не имею, что делать. Я не хочу, чтобы в моей квартире был мертвый человек, но у меня при этом не хватает смелости отвести ее в больницу. Ты знаешь, что прямо сейчас они ведут поиски, и средства массовой информации сходят с ума. Ей так не нужна эта шумиха прямо сейчас.       Джису выглядела ошеломленной, пытаясь переварить всю неожиданную информацию, и, наконец, прочистила горло, как только ей удалось успокоиться. — Ладно. Но она в порядке? В смысле, насколько серьезны ее травмы?       Выражение лица Юры немного смягчилось, и это вызвало беспокойство. — Плохо. На самом деле очень плохо. Я думаю, у нее пневмония. Я пыталась сделать все, что могла, чтобы промыть и перевязать ее рану, но я не профессионал. Ее раны все еще кровоточат, и я боюсь, что инфекция распространится, если с ними что-то не сделать. У нее также куча серьезных ушибов.       Лицо Джису помрачнело, и ее брови сошлись вместе. — Хорошо. Спасибо, что пришла сюда и рассказала мне. Я доберусь до Лисы как можно скорее. Оставь мне адрес твоей квартиры и, о, — она сделала паузу, прикусив губу от беспокойства, — пожалуйста, возвращайся туда так быстро, как только сможешь. У меня плохое предчувствие из-за того, что Дженни одна. Она не в том психическом состоянии, чтобы оставлять ее без присмотра.       Юра кивнула и вытащила из сумки листок бумаги, чтобы записать свой адрес. — Я сейчас же вернусь. Пожалуйста, расскажи Лисе как можно скорее.       Она попрощалась и бросилась прочь, молясь, чтобы Дженни не наделала глупостей, пока ее нет.       Слова Джису звучали у нее в ушах всю дорогу до дома.

***

      Конечно, Дженни решила наделать глупостей.       Юра распахнула дверь своей квартиры, увидела разбитое стекло на полу, и упомянутую девушку, наполовину повисшую с кровати, которая пыталась дотянуться до осколка, чтобы порезать запястье.       Она уронила сумку на пол и сразу же подбежала к кровати, схватив Дженни за руки так сильно, что могла бы снова заставить кровоточить раны. — Какого хрена ты делаешь?!       Она толкнула больную девочку обратно на кровать и потрясла ее за плечи, широко раскрыв глаза и запаниковав, когда поняла, что именно могло произойти, если бы она пришла на минуту позже. — Ты с ума сошла? Ты не можешь вот так просто покончить с собой!       Дженни смотрела на нее полуприкрытыми глазами, слабыми, расфокусированными и наполовину бредящими. — Дай мне умереть… пожалуйста, просто дай мне умереть. Я больше не хочу продолжать. Я хочу, чтобы это прекратилось.       Она еще раз попыталась двинуться к осколкам стекла, и у Юры не было другого выбора, кроме как оттащить ее назад за руки с такой силой, что затащила ее обратно на кровать. — Нет. Ты не можешь этого сделать. Ты не мыслишь здраво. Поверь мне, Дженни, ты не хочешь этого делать.       При этих словах затуманенный взгляд Дженни, казалось, сфокусировался на ней, и беспомощная мольба в ее глазах наконец превратилась в красный, сдерживаемый гнев. — Ты ничего не знаешь. Ты ничего обо мне не знаешь. Ты, черт возьми, понятия не имеешь о том, чего я хочу или не хочу!       Она попыталась оторвать от себя хватку Юры, но, так как она была ослаблена и больна, это было невыполнимой задачей. — Отпусти меня! — разочарованный, безнадежный крик – это все, к чему она могла прибегнуть, плача и изо всех сил пытаясь вырваться из объятий более высокой девушки, но безрезультатно. — Я хочу умереть! Просто позволь мне покончить с этой болью навсегда! Дай мне умереть! Пожалуйста!       Она толкала, била и рыдала, борясь безрезультатно, пока последние силы совсем не покинули ее. — Пожалуйста... — умоляла она, плача в плечо рыжей и хватаясь за ее рубашку. — Пожалуйста... позволь мне покончить с собой. Я больше этого не хочу. Я устала… Пожалуйста...       Юра крепко обнимала ее и позволяла ей плакать сколько угодно, не находя слов, чтобы утешить ее, потому что она знала, что в жизни бывают моменты, когда никакое доброе слово или уговоры не заставят тебя чувствовать себя лучше.       Потому что иногда все может быть так дерьмово, что ты просто не можешь заставить себя думать, что это не так.       Они оставались в таком положении некоторое время, пока Дженни не выплакала все свое сердце. Юра ждала, пока ее дыхание успокоится и тело перестанет трястись.       Когда шум маленькой девочки, наконец, превратился в медленное, ровное дыхание, Юра поняла, что она, должно быть, заснула, потому что у нее больше не осталось сил.       Она медленно положила голову Дженни обратно на подушку и натянула на нее одеяло, хмуро глядя на девушку, которая так сильно напоминала ей саму себя когда-то давным-давно.       Она тяжело вздохнула, встала, подошла к своей сумке и подняла ее с пола.       Некоторые люди действительно рождаются несчастными.

***

      Лиса бросила раскрытую сумку на кровать и тремя большими шагами пересекла спальню.       Она схватила все предметы одежды, на которые бросила взгляд, и без слов отнесла их на кровать, беспорядочно запихивая в маленькую сумку, прежде чем застегнуть ее и перекинуть через плечо.       Рядом с ней Чеён, наконец, сделала глубокий, облегченный вдох, который она не могла сделать почти неделю. — Значит, она жива. С ней все в порядке, и сейчас она живет у твоего друга, верно?       Лиса кивнула и бросилась в другой конец своей комнаты за кошельком, конечности двигались быстрыми размытыми движениями, поскольку единственное, что сейчас было у нее в голове – это как можно скорее увидеть Дженни. Секунды казались ей слишком долгими. — Джису сказала, что она ужасно пострадала, — не останавливая свои движения ответила она, лицо потемнело от видимого беспокойства. — Но она жива, и это все, что имеет значение. Мне нужно добраться до нее как можно быстрее. — Я иду с тобой, — Чеён последовала за ней, когда она распахнула дверь своей спальни, и они обе бросились к входной двери, но отец Лисы позвал их с кухни. — Лиса!       Лиса перестала двигаться и развернулась так резко, что чуть не заставила Чеён упасть. — Что? — ее ответ прозвучал так же нервно, какой она была сама, и в другое время ей было бы неловко из-за того, как грубо она разговаривает с отцом, но сегодня было просто не то время.       Ей нужно было увидеть Дженни как можно скорее, и любая секунда, потраченная впустую по какой-либо причине, убивала ее. — Куда ты идешь? — в замешательстве спросил ее отец, медленно приближаясь к ним. — Ты была... странной в эти несколько дней. Что происходит?       У Лисы действительно не было времени объяснять ему все прямо сейчас, потому что даже в обычные дни ей было бы трудно сказать ему, что она полюбила девушку, которая раньше жила в больнице, а потом устроила серьезную автомобильную аварию и пропала.       Она прочистила горло и крепко сжала ремешок сумки, стараясь, чтобы ее голос и взгляд были как можно более нейтральными. — Я собираюсь кое с кем встретиться. Я объясню тебе все позже.       Однако ее отец отказался отпустить ее без всяких объяснений, в замешательстве подойдя к ней еще ближе и посмотрев на ее сумку. — Ты ночуешь не дома? В последнее время ты не ходила в больницу. Есть что-то, о чем ты мне не рассказываешь?       Лиса нетерпеливо прикусила нижнюю губу, желая, чтобы отец перестал уже задавать ей вопросы. — Папа, все в порядке. С больницей все нормально. Я просто собираюсь пожить у друга несколько дней. А теперь, извини… — Лиса, не думай, что я не знаю, что ты каждый день уходишь из дома ни свет ни заря и возвращаешься только поздно ночью, занимаясь чем-то, не связанным с больницей. Скажи мне, что ты делаешь? — он подчеркнул последнее предложение, не оставив Лисе возможности сбежать. — Лиса… — Я встречаюсь с кем-то важным для меня, хорошо? Сейчас она в ужасном состоянии, и я должна быть рядом с ней. Не мог бы ты, пожалуйста, отпустить меня сейчас?       Брови ее отца нахмурились при упоминании слова «она», подозревая об ориентации своей дочери и не в силах удержаться от вопроса. — Подруга?       Лиса одарила его медленным, горящим взглядом, рука уже была почти на дверной ручке. — Может быть, и нет, но дело не в этом, папа. Я говорю тебе, что она очень важна для меня и что я нужна ей прямо сейчас. Это все, что имеет значение, — тогда она посмотрела ему прямо в глаза и решила просто вывалить все. — Как друг или что-то большее.       Один шаг вперед, и она оказалась за порогом своего дома, а Чеён отчаянно откланялась ее отцу, прежде чем погнаться за ней.       Но как раз в тот момент, когда она подумала, что наконец-то сможет уйти, вид черного микроавтобуса, припаркованного недалеко от ее дома, заставил ее замереть на месте, и она не смогла удержаться от ругательства. — Черт! — она обернулась и разочарованно провела рукой по волосам, призывая Чеён отступить назад. — Люди твоей матери снова здесь. Скорее, возвращайся внутрь.       Чеён посмотрела в ту сторону, и ее лицо заметно вытянулось. — Иди, Чеён. Я поговорю с ними. Быстро. Мне нужно поторопиться и покончить с этим.       Чеён некоторое время выглядела растерянной и неуверенной, пока, наконец, чувство вины не проникло в ее сердце, и она не приняла решение. — Иди. Я сама поговорю с ними, — решила она, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной, когда развернула Лису и повела ее прочь. — Я думаю, мне тоже пора возвращаться. Мне нужно кое о чем поговорить с мамой.       Лиса коротко взглянула на нее, не уверенная, действительно ли она имела в виду то, что сказала. — Ты уверена? С тобой все будет в порядке? — Да, и да. Не беспокойся обо мне. Мне не грозит опасность, — легкая улыбка скользнула по ее губам, и ее глаза немного остекленели, когда она провожала девушку. — Скажи Дженни, чтобы она оставалась сильной, хорошо? Не оставляй ее одну несмотря ни на что, и по-настоящему хорошо заботься о ней. Я знаю, что ты это сделаешь.       Лиса смотрела на нее на мгновение дольше, прежде чем кивнуть и притянуть Чеён в свои объятия. — Спасибо тебе, Рози. Ты тоже береги себя. Скоро увидимся.       Чеён сжала ее в ответ, а затем совсем отпустила, улыбаясь и втягивая воздух. — Да. И ты береги себя. Пока, Лиса. Скоро увидимся. — Увидимся.       Лиса помахала ей в последний раз, прежде чем побежать по улице, исчезая за поворотом в одно мгновение.       Стоя в одиночестве, Чеён посмотрела вниз на свои туфли и тяжело вздохнула от мысли, что ей нужно вернуться в дом, который больше не казался ей домом.       Она открыла ворота и вышла наружу, убеждая себя, что это было правильно, потому что только она могла остановить свою маму от всего этого бесконечного безумия.       Она должна была заставить ее остановиться.

***

      Вокруг нее не было слышно ни звука.       Дженни медленно моргнула, открывая глаза, когда ее сознание, казалось, постепенно возвращалось к ней.       Она уставилась на яркий свет над собой и на секунду задумалась, не умерла ли она. Наконец, не была ли это загробная жизнь, потому что в тот момент все казалось ей таким тихим, что казалось, будто она лежит в вакууме.       Она попыталась поднять руку, и ее сразу же встретила вспышка боли, пронзившая ее от пальцев до плеча, ответив ей, что на самом деле она все еще, к сожалению, жива.       Ее эмоции сменились в течение одной секунды, она чувствовала себя совершенно расстроенной и жалкой из-за того, что она даже не смогла покончить с собой.       Она просто хотела, чтоб боль прекратилась. — Ты проснулась, — произнес голос из дальнего конца комнаты, голос, который Дженни немедленно обвинила в своих все еще существующих страданиях, которые должны были закончиться некоторое время назад.       Юра подошла к ней и наклонилась, чтобы положить влажное полотенце ей на лоб, рукой измерив температуру, прежде чем кивнуть с небольшой довольной улыбкой. — Отлично. Твоя температура немного снизилась, все еще высокая, но уже лучше. Я думаю, что лекарства, которые я купила, все-таки помогли.       Дженни сглотнула, чтобы смочить ужасно пересохшее горло, и попыталась заговорить, но даже это действие причинило ей сильную боль, как будто ее слизистые были навсегда разорваны ее сильным кашлем.       Все казалось болезненным, сухим и горячим. — Ты должна была позволить мне умереть, — выдавила она из себя свой хриплый голос, глядя Юре прямо в глаза. — Ты должна была позволить мне умереть, черт возьми.       Грустная улыбка промелькнула на лице Юры, и она просто опустила мокрое полотенце в таз с водой, прежде чем приступить к растиранию нескольких таблеток в ступке, ответив нехарактерно тихо. — Я не могла позволить тебе сделать это. Это было бы неправильно с моей стороны. — Почему, блять, тебя это волнует?       Юра перестала давить таблетки и перевела взгляд на нее. — Почему ты позвонила мне той ночью? — Дженни замерла, и Юра воспользовалась минутным молчанием, чтобы уточнить. — Когда ты сбежала после автокатастрофы, полумертвая, почему ты позвонила мне? Почему ты пыталась остаться в живых?       Другая девушка хранила молчание, ее пальцы сжались в кулак, а мышцы шеи заметно напряглись. — Возможно, ты этого не осознаешь, потому что в то время ты была в бреду и только попала в аварию, но в ту ночь, когда ты была в самом низком, близком к смерти состоянии, часть тебя все еще думала о том, чтобы выжить, хотя она была очень маленькой, и ты, вероятно, даже не заметила этого.       Она одарила ее понимающей улыбкой и вернулась к своей работе. — На самом деле ты не хочешь самой смерти, Дженни. Ты просто хочешь, чтобы боль прекратилась. Потому что она настолько сильна и властна, что ты не видишь другого выхода из этого, кроме как через смерть.       Тогда она перестала давить таблетки, старые воспоминания промелькнули в ее голове. — Я знаю, потому что я была в таком состоянии раньше. Бог знает, сколько раз я смотрела на пузырек с таблетками и хотела умереть от передозировки. Я так сильно хотела это сделать, но в то же время мне было страшно, потому что лишить себя жизни никогда не бывает так легко, как это показывают в кино, и это всегда будет очень страшным поступком. Если бы существовал альтернативный способ покончить с болью, не убивая себя, я бы определенно не думала о самоубийстве, — она тяжело вздохнула, медленно покачав головой. — Но, видишь ли, в этом-то и проблема. Когда мы склонны к самоубийству, мы, кажется, не видим другого выхода. Для нас каждый путь закрыт. И в какой-то момент, когда желание прекратить страдания пересиливает страх, мы правда можем это сделать.       Дженни посмотрела в сторону, когда горячие слезы выступили у нее на глазах, а пальцы так крепко вцепились в одеяло, что костяшки пальцев побелели. — Что я пытаюсь сказать, Дженни, так это то, что, возможно, сейчас кажется, что у тебя нет другого выхода, кроме смерти, но в глубине души ты, вероятно, хочешь, чтобы это был не единственный вариант, который у тебя есть, и, честно говоря, вполне возможно, что это не единственный твой выбор. Мы никогда не знаем, что может случиться в будущем.       Дженни втянула воздух, слезы густо застряли у нее в горле и сделали ее голос еще более хриплым. — Что, если я скажу тебе, что знаю, как сложится мое будущее? Что я могу видеть, чем это закончится, несмотря ни на что? — Ты только думаешь, что знаешь это, — ответила Юра, ее смелый голос медленно возвращался в полную силу. — На самом деле ты не знаешь, что будет дальше. Ты не ясновидящая.       Дженни повернулась, чтобы посмотреть на нее, ее глаза были красными и стеклянными от слез и безнадежности. — Я никогда не покину клинику. Я, вероятно, буду заперта навсегда. У меня никогда не будет полноценной нормальной жизни, как бы я ни старалась. Я испорчена изнутри. — Ты этого не знаешь, и ты можешь быть испорченной и все еще жить. Нет никаких правил, что ты должна быть абсолютно нормальной, чтобы жить. — Я должна это сделать, если хочу жить с людьми, которых люблю. — Ты имеешь в виду Лису?       Дженни вздрогнула при упоминании, как будто само имя обладало способностью лишить ее дара речи. Оно пронзило ее грудь и обхватило ее бьющееся сердце. — Ты когда-нибудь спрашивала ее, хочет ли она, чтобы ты была нормальной, или она просто хочет тебя? — Я просто хочу тебя, — стальной, твердый голос раздался из дверного проема, чтобы ответить на вопрос, прежде чем сама Дженни смогла, и глаза обеих девушек метнулись в сторону, где была Лиса, стоящая перед порогом с сумкой, свисающей с плеча, оглядывающаяся на них с такой уверенностью, что ее глаза, казалось, загорелись. — Я просто хочу тебя. Мне жаль, что я заставляла тебя чувствовать себя иначе. Я была глупа.       Она медленно вошла внутрь, сняла с плеча ремень сумки и небрежно бросила ее на пол, не отрывая взгляда. — Я хочу тебя, Дженни. Нормальной или нет. Я хочу тебя и хочу оставаться с тобой так долго, как ты мне позволишь.       Юра улыбнулась и повернулась к Дженни, которая совсем потеряла дар речи от переполнявших ее эмоций.       Рыжеволосая девушка, наконец, развернулась и вышла из комнаты, и когда она проходила мимо Лисы, она слегка похлопала девушку по плечу, когда брюнетка тихо пробормотала ей: — Спасибо.       Как только она вышла, Лиса снова перевела взгляд на девушку, неподвижно лежащую на кровати, и счастливо улыбнулась, когда слеза облегчения, наконец, скатилась по ее щеке. — Привет, — прошептала она дрожащим голосом, и тяжесть беспокойства, которое душило ее в течение нескольких дней, наконец-то спала с ее плеч. — Я так, так рада снова тебя видеть.

***

      В груди что-то сильно, почти болезненно колотилось, чего Дженни не могла объяснить.       Она не была уверена, умирали ли ее внутренности из-за травм, которые она больше не могла различать, или это было потому, что Лиса стояла там и смотрела прямо на нее с таким облегчением и счастьем, что ей почти стало плохо из-за того, что она так сильно волновалась.       Заплаканная девушка беспорядочно вытерла глаза и приблизилась к кровати, осторожно присев на нее. — Привет, — она снова прошептала, на этот раз гораздо ближе и гораздо мягче, и сердце Дженни растаяло. — Как ты, липучка? Ты выглядишь немного потрепанной.       Она протянула руку, чтобы убрать несколько прядей волос Дженни со лба, вместо этого нежно положив на них тыльную сторону своей прохладной ладони. — У тебя все еще есть небольшая температура. И, боже, эти синяки и порезы выглядят ужасно. Это, должно быть, очень больно.       Дженни сглотнула, но не смогла вымолвить ни слова, ее голос, казалось, застрял в глубине ее все еще пересохшего и больного горла. — Лиса… — Ш-ш-ш, все в порядке. Тебе не обязательно говорить. Я знаю, тебе трудно. Тебе следует просто поспать.       Дженни на мгновение посмотрела ей прямо в глаза, у нее было так много вещей, которые она хотела сказать, но у нее не было ни слов, ни сил, чтобы сделать это. Все эти внезапные повороты событий и усилия снова заставили ее почувствовать слабость и головокружение.       Она все еще была слишком истощена.       Лиса, казалось, поняла и схватила одну из ее слабых рук, чтобы осторожно сжать ее и успокоить. — Я буду здесь, когда ты проснешься. Я никуда не уйду, так что ты можешь сейчас поспать и просто сказать то, что хочешь сказать мне позже, когда проснешься. Я буду прямо здесь, рядом с твоей кроватью.       Дженни кивнула, и ее веки закрылись, став невероятно тяжелыми, чтобы даже поднять их еще на секунду.       Сон быстро овладел ею, и последнее, что она услышала, прежде чем полностью отключиться, было долгое, тяжелое дыхание Лисы, сопровождаемое самым облегченным голосом, который она когда-либо слышала от нее. — Я просто так счастлива видеть тебя живой.

***

      Дженни была в отключке дольше, чем ожидала.       Она смутно помнила, как однажды посреди ночи ее разбудила мягкая рука на плече, Лиса помогла ей выпить несколько глотков воды и накормила каким-то измельченным лекарством и небольшой порцией каши.       После этого она снова отключилась и какое-то время ничего не помнила, о чем не могла сказать, пока очень сильный кашель не пробудил ее ото сна и не принудил сесть, заставив ее вырвать не только густую слизь в бронхах, но и небольшое содержимое ее горящего желудка.       Лиса крепко держала ее на протяжении всего, и это действительно заставило ее задуматься, покидала ли девушка свое место вообще, потому что она была там с тазом прямо тогда, как содержимое ее желудка вылилось наружу. — Лиса... уходи, — она слабо справилась с покрасневшим лицом и слезами на глазах, вызванными слишком сильным кашлем, разрывавшим ее на части, и плюнула в таз, когда попыталась вырвать его из рук более высокой девушки. — Выйди на улицу, это отвратительно... — Нет, все в порядке, — тихо прошептала Лиса ей на ухо, прижимаясь теплыми губами к ее голове и нежно целуя в висок. — Я работаю в больнице, я все время вижу вещи и похуже. Все будет хорошо. Ты почувствуешь себя лучше.       Она обхватила Дженни одной рукой, и начала медленно растирать ей спину, держа тазик ровно, когда ее снова вырвало в него, а затем она обмякла.       Дженни чувствовала себя такой усталой.       Все болело и чувствовалось ужасным, а жестокая сила кашля делала всю боль намного хуже. Ей хотелось плакать. — Все будет хорошо, — Лиса крепче обняла ее и несколько раз поцеловала в макушку, шепча ей на ухо мягкие, успокаивающие слова и нежно поглаживая по руке. — Все будет хорошо. Я здесь. Я буду рядом с тобой.       Дженни заснула в ее надежных объятиях и успокаивающем, мягком шепоте, снова проснувшись только тогда, когда стало намного светлее и все, наконец, стало намного менее несчастным.       Когда она моргнула, открыв глаза, слабый солнечный свет, проникавший сквозь щель в занавесках, приветствовал ее, не вызывая слишком сильной головной боли, и ее тело почувствовало себя намного легче и непринужденнее, чем было много-много дней до этого.       Она попыталась сесть и медленным, осторожным движением отметила все яркое окружение, чувствуя, как ее сердце чуть не перевернулось в груди, когда она обнаружила, что Лиса все еще сидит прямо там, где она была несколько часов – или дней назад, – с улыбкой.       Ее глаза выглядели усталыми, но она не спала и наблюдала за ней, и когда она улыбнулась, все измученное выражение на ее лице мгновенно исчезло. — Привет, — она медленно улыбнулась, ее ласковый взгляд ни разу не оторвался от лица Дженни вместе с нежной улыбкой. — Приятно видеть, что ты возвращаешься к нам.       Из груди Дженни поднялся поток тепла, стекая до самых дальних, самых холодных кончиков пальцев и согревая их, как летнее солнце после долгой, ветряной ночи. — Привет, — наконец она ответила голосом, который больше не причинял ей боли, слезы навернулись на ее глаза по причинам, которые она не могла до конца объяснить. Ее сердце громко стучало. — Спасибо, что помогаешь мне вернуться. Всегда.       Лиса улыбнулась так широко, что слезы счастья потекли по ее лицу, подтолкнув ее со своего места и заставив наклониться вперед, чтобы без всяких предосторожностей заключить Дженни в объятия. — Скучала по тебе, — тихо сказала она на ухо маленькой девочке, обнимая ее еще крепче, когда она, наконец, начала плакать, как ребенок. — Очень, очень сильно скучала по тебе. Пожалуйста, никогда больше не покидай меня.