Туманность на заре

Перед рассветом всегда зябко и особенно холодно. Минги взглянул на сереющие небо, охваченный свежестью приближающегося утра, вдохнул полной грудью морозный и влажный воздух и, прикрыв глаза, с шумом выдохнул. Подставляя лицо редким каплям дождя и вслушиваясь в тишину спящего города, он ненадолго отдался приятным и бодрящим ощущениям и мнимому покою. Ночь выдалась непростой и, к сожалению, безуспешной. Заслышав чьи-то шаги, Минги распахнул глаза и обернулся — последний из командующих надзирателей спешил с докладом. Выслушав очередные неутешительные новости, Минги кивнул в знак благодарности и, не обронив ни слова, жестом отослал своего подчиненного обратно на свой пост. Окинув взглядом впередистоящее кирпичное здание, на крыше которого его уже ожидали, Минги взглянул на часы, ещё раз оглянулся вокруг, убеждаясь, что за ним не было слежки, и, собравшись с мыслями, двинулся вперёд. Минги никогда не испытывал волнений перед встречей с генералом. Он не испытывал стыда или сожаления, если всё складывалось против плана, не получал должного удовольствия, когда удавалось реализовать намеченные цели, он был равнодушен ко всему. Самым важным в работе для него являлся именно процесс, а не результат. Сон Минги не был лишён чувств, но он очень давно научился прятать их за непроницаемой маской безразличия. В его работе было важно чётко следовать приказам, не имея сомнений. Отключая собственные эмоции, он порой забывал, что существует человеческий предел, и невольно переусердствовал с пытками, чем широко прославился в преступных рядах. Он был холоден, спокоен и равнодушен, пока дело не касалось азартных «игр». Шагая тяжелой поступью, полковник Сон переступил последние пару ступеней и вышел на крышу, где неспешно попивая чай из хрупкого фарфора, наблюдая за туманной линией горизонта над морем, его ожидала статная фигура. Как только ритм сердца и сбившееся после подъёма дыхание восстановились, Минги, осмотревшись вокруг, медленно и аккуратно ступая, избегая луж, приблизился к генералу и негромко кашлянул, привлекая внимание. — Туман им на руку, — сделав очередной глоток, холодно произнёс Сонхва, — впрочем, как всегда. — Если бы Вы не отпустили вашего друга… — У нас уговор, — с раздражением выдохнул генерал и взглянул на Минги из-за плеча, — ты ведь знаешь. Минги виновато склонил голову и затих. Как бы сильно ему не не нравилось то, как часто рушились их планы из-за условных договоренностей межу капитаном «Авроры» и его генералом, противоречить было не в его интересах. К тому же, несмотря на покорность, Минги нравилось быть участником нестандартного революционного противостояния, подавление которого вызывало в нём необъяснимый интерес. — До зари осталось немного, — допив свой чай, генерал Пак вернул чашку на блюдце, — «Аврора» покажется с первыми лучами солнца. Этот фрегат… Сонхва опустил взгляд и ухмыльнулся собственным мыслям. Он мог быть частью этого удивительного изобретения, он собирался отказаться от всего, чтобы отправиться в неизвестность в компании неутолимого мечтателя, чьи идеи с самого первого дня знакомства так завораживали, что Сонхва на время забывал, в какой строгой и выверенной системе живёт; он мог сбежать от всех условностей, правил и порядков вместе с ним, однако скитаниям он предпочел роскошь офицерской жизни, о чём никогда не жалел. Несмотря на это, «Аврора» вызывала восхищение. Обладая достаточными знаниями о этапах создания, структуре, планируемом функционале и возможностях корабля, Сонхва не имел и малейшего представления о том, каким образом сплочённой команде фрегата каждый раз удаётся ускользнуть от всех уловок, на которые с лёгкостью попадались иные мореходные средства. И, быть может, не нарушая обещания, он никогда не озадачивался вопросом разрушения этой чудной пиратской организации, не пересекись его интересы с целями «Авроры». — Тебе удалось повидаться с Ёсаном? — Господин был в городе, — низким и внезапно севшим голосом ответил Минги, — но наши пути разошлись. — Память к нему не вернулась, — выхватив безучастный, но удивлённый взгляд собеседника, генерал хмыкнул и вытянул руку с блюдцем и кружкой над свободным пространством между домами. — Память хрупкая структура. Практически невозможно собрать её по осколкам, сбросив с такой высоты. — Сонхва отпустил фарфор из рук и, дождавшись характерного приглушённого звона, заглянул за край крыши. — Господин Кан не исключение. — Но… — Но? — Но господин смог вернуться на корабль, — нахмурившись, выразил свои сомнения Минги. — Разве такое возможно? — Не знаю точно, что сподвигло его вновь предать интересы семьи, но это не столь важно, — Сонхва вернул внимание к собеседнику. Неожиданный блеск в его глазах заставил полковника Сона ещё больше сгустить брови. — Отбрось волнения. Без памяти он не представляет особых угроз, — заверил генерал, положив руку на погоны хмурого приближённого. — Сейчас он ничем не отличается от всех тех бедняг, что бегут от ответственности и долга, — слегка вздёрнув подбородок кверху, он ухмыльнулся уголком губ. — Вы в этом так уверены? — Мы от него не отказываемся, Минги. Мы и не можем. — Тогда что Вас так радует? Сонхва едва сдержал усмешку и, отпустив руку, перевёл взгляд на море. Линия горизонта начала тлеть, а туман над водой розоветь — вовсю занимался рассвет. «Аврора», как и ожидалось, возникла перед глазами на заре. Корабль, забрав своих пассажиров, стремительно удалялся от берега. Генерал провожал фрегат задумчивым взглядом, пока Минги неотрывно смотрел на него, дожидаясь ответа. Сонхва с шумов вдохнул и размеренно выдохнул. — Теперь он просто пешка, — злорадная улыбка украсила красивое лицо молодого генерала, озарившегося первыми лучами солнца, — кто теперь допустит его до власти?