I Won't Let You Wilt

— У м-меня что-то на лице, Санни? Розовый лепесток оторвался от цветка и пристал к пряди волос у его левого уха. Бэзил ещё не заметил. Он такой очаровательный, когда смущается. — Да нет, ничего, — хихикнул Санни. — Просто подумал о чём-то, но я забыл. Подумал, каким счастливым ты был раньше. Ему вспомнилась улыбка Бэзила в момент, когда тот загадывал желание, задувая свечу на торте в свой двенадцатый день рождения. Санни тогда тоже пожелал, чтобы все были счастливы. Бэзил из прошлого мечтательно посмотрел в сторону. — Хммм… желание? Ах… Но чего мне желать? Всё, чего я хочу, уже здесь! — О, я знаю! Хе-хе… Наверное… я загадаю… — Шучу. Это секрет. В тот момент Санни немного смутился. Он отбросил чувство, согревшее тогда его сердце, полагая, что просто был рад встретиться с горящими глазами лучшего друга, загадывавшего желание. Но с тех пор те чувства так и не исчезли. Никогда не исчезали. Когда-то я верил, что милыми могут быть только девушки… Ты изменил меня, Бэзил. Всякий раз, когда он представлял его милую улыбку, Санни охватывало такое чистое и всепоглощающее чувство… Он боялся говорить о нём с кем-либо, даже с Мари, и особенно — с родителями. Он вообще не хотел признавать, что испытывал нечто подобное. После инцидента он подавил все чувства к Бэзилу, смирившись с участью провести остаток дней в пространстве Сознания под личиной своего альтер-эго — Омори. Но иногда эмоции выплывали наружу. Когда это случалось, он стирал Бэзила из пространства Сознания. Омори продолжал мирно играть с друзьями, в то время как Бэзил… просто исчезал. Они искали его повсюду какое-то время, пока начисто не забывали, кем он вообще был. И каждый раз, приближаясь к нему, — приближаясь к правде, — он снова просыпался в Белом пространстве и возвращался к началу. Я не мог позволить себе испытывать к нему таких чувств после всего, что случилось с сестрой. Санни открыл глаз. Перед ним стоял Бэзил с кучей подушек и одеял. Он смотрел ему в глаза и спрашивал себя, с каких пор их бирюзовая синева так его пленила. — Вот твои спальные принадлежности. — Спасибо, — он вытянул руки, готовясь принять всё, что Бэзил ему предлагал. Он обхватил подушки руками и сжал их — мягкие и удобные. Веки потяжелели, и он сосредоточенно взглянул на Бэзила. От такого внимания щёки его друга слегка порозовели. — Ммм… Санни? — заговорил Бэзил. — Ты… в порядке? — Прости, — Санни наклонился и потёрся лицом о подушки, как самый настоящий кот. — Эти подушки такие мягкие, я почти задремал. — О… окей, — только и сказал он. — Ты устал? Если хочешь спать, я приберусь на кухне и постелю матрас — — Не сейчас, — резко ответил Санни. — Ммм… окей? Ну, наверное, я всё равно принесу матрас. На случай, если ты задремлешь! — Спасибо. Я ценю это. Я всегда ценил тебя больше всего на свете. Санни вспомнил мягкие подушки и одеяла из детства. Они часто строили форты, где Бэзил читал ему разные книги. Он сам не был большим любителем книг, но вот Бэзилу нравились всякие романы и рассказы. Санни с удовольствием слушал все эти истории только из его уст. Бэзил любил читать детективы вслух, подражая Хиро в интонациях главных героев и добавляя хрипотцы в голоса злодеев, чем-то по тону напоминавших Мари… временами. Бэзил понижал голос в особо напряжённые моменты, когда детективы попадали в беду, и постепенно повышал его по мере приближения главного героя к раскрытию дела. Санни нравилось, как удивлённо загорались глаза Бэзила на самых драматичных поворотах сюжета. Он был уверен, что точно такое же воодушевление отражалось и в его собственных глазах. Даже когда все остальные уже видели десятый сон, он был не прочь слушать Бэзила часами, засиживаясь с ним до поздней ночи. Санни очень скучал по тем дням, по их нежной близости и чтению книг в уютном одеяльном убежище. Он не подавал вида, но дороже всего ему были мгновения, когда оставались только они вдвоём — маленький ночник подсвечивал лёгкий румянец на лице Бэзила всякий раз, когда Санни заглядывал ему в глаза. Возможно, я… чувствовал то же самое. Вид Бэзила, толкавшего тяжёлый матрас в гостиную, вывел Санни из раздумий. — Дай я помогу, — подскочил он с места, хватая другой конец матраса и вытаскивая его из соседней спальни. — Ага, спасибо. Ты и так делаешь это только из-за меня. Не нужно меня благодарить… И вообще — ты был бы сильно против, если б я ночевал с тобой в одной комнате? Обри часто дразнила его за их с Бэзилом близость. Они всё время спали под одним одеялом, на одной кровати. Будучи внушаемым ребёнком, Санни расстроился и быстро покончил с их чтением книг по ночам. Он был из обыкновенной традиционной семьи. Родители наверняка начали бы задавать вопросы, продолжи он проводить столько времени с Бэзилом и спать с ним в обнимку, будучи уже не ребёнком, а подростком. Мари бы это нисколько не смутило, но вот их маму и папу… Не то чтобы это уже имело значение. Мать и так ненавидела Бэзила за то, что тот лишил его глаза; отец и вовсе не собирался возвращаться — что будет от ещё одной искры бушующему пожару? Пока они тащили матрас в гостиную, грудь Санни стянуло острой леской сожаления. Зря он тогда отказался от их ночных посиделок. Бэзил так расстроился, когда он сказал, — солгал, — что читать становилось скучно. Что лучше бы лёг спать пораньше. Он был таким незрелым и глупым. Ты всегда был на моей стороне, а я взял и бросил тебя. Они кое-как дотащили матрас и бросили его на пол у дивана. Я… так паршиво с тобой обращался после несчастного случая с Мари. Бэзил присел отдохнуть на одно из кресел у дивана. Санни тихо жалел, что не мог забрать все раны и боль, что ему причинил. Я стёр твою улыбку. Бэзил из прошлого открыто улыбнулся бы ему сейчас, поняв, что остались только они вдвоём, совсем одни. Время изменило их обоих. И всё же он не терял надежды. Бэзил, казалось, стал немного счастливее, когда увидел Санни на пороге. Его счастье было таким хрупким. Санни хотел, чтобы эта радость расцвела в полноценную улыбку. Хотел ощутить тепло, что когда-то их согревало — как подсолнух, тронутый ранним утренним солнцем. Даже если это означало отдать всего себя ради счастья Бэзила. — Эммм… Санни? Хочешь сделать что-нибудь, прежде чем пойдём спать? — нервно спросил Бэзил. В голове Санни было пусто. Я был бы не прочь тонуть в твоих глазах вечно… — Санни? — в его глаза закралось беспокойство. — Эхх, прости, — ответил Санни. — Можешь рассказать, что я пропустил за последние два года? — Ммм… со мной всё было в порядке, — он совсем не звучал как кто-то, у кого всё было в порядке. — Было немного одиноко, когда бабушки не стало, но я справляюсь. Санни окрасил голос самыми чуткими нотками, на которые был способен: — Мне очень, очень жаль. — Спасибо, но н-не стоит так переживать обо мне. Как твои дела? Но я хочу за тебя переживать. — Дел было невпроворот, — начал Санни. — Я усердно учился в школе, навёрстывая пропущенные годы. Поначалу я проваливал тесты один за другим, и мама заставила меня записаться на внеклассные занятия. У меня почти не оставалось свободного времени. Мать дала ему такой нагоняй, когда увидела оценку за его первый тест по тригонометрии… он начал понимать, почему Мари была такой перфекционисткой. Как я мог провалиться на такой ерунде? Тебе в этом году исполняется восемнадцать. Другие в твоём возрасте уже поступают в колледж и думают о карьере! Когда же ты перестанешь быть таким бестолковым? Больнее всего било то, какой отличницей и умницей была Мари. Каждый раз, когда мама отчитывала его за очередной неуд, он слышал в её словах неотвратимое «ну почему ты не можешь справляться так же, как твоя сестра?» — Но во втором семестре я стал учиться лучше, — продолжил Санни. — Мама наконец-то разрешила мне устроиться на работу после школы, и я стал кассиром в магазине. Вот так я и скопил денег, чтобы приехать. — Ох… это хорошо. — Я вступил в дискуссионный клуб. Практиковался в разговорной речи, — добавил Санни. — Чувствуешь разницу? — В-вау, Санни. Не ожидал от тебя такого. Честно говоря, я сам от себя не ожидал. — Может, четыре года взаперти подкрепили мою мотивацию выйти из комнаты и начать разговаривать с людьми, — сказал Санни с дурацкой улыбкой на лице. Погоди, что? С каких пор меня начал заботить мой Социальный Долг? — Ммм, а ты нашёл там друзей? — неуверенно спросил Бэзил. — Типа того. В новой школе было не так-то просто завести друзей. Он всё ещё был одиночкой, интровертом, — не самым ярким и, разумеется, не самым популярным учеником. Худощавый подросток с плохими оценками быстро стал новой мишенью для хулиганов. А вскоре он со своим каменным лицом наскучил даже хулиганам. Парочка друзей, которых он всё же нашёл, были скорее приятелями. Они виделись на занятиях и перебрасывались парой слов в клубах, но редко встречались вне школы. Он никогда не заходил к ним в гости. Он просто не знал, о чём с ними говорить. За четыре года он и впрямь многое упустил. Большинство его одноклассников уже планировали поступать в колледж и думали о будущем, в то время как он сам едва справлялся со школьными заданиями. Один раз он-таки привлёк к себе внимание, взяв скрипку и сыграв часть дуэта, что много лет назад репетировал для того самого концерта. Одноклассники удивились, узнав, что он был не таким уж бесталанным и скучным. После этого одна из одноклассниц даже позвала его в струнный ансамбль. Санни без колебаний согласился. Но за день до первой репетиции что-то отдалось болью глубоко-глубоко в груди. Сестра… Я так сильно по тебе скучаю. Он взглянул в нотный лист и чуть не упал в обморок, узнав ноты. День перед их с Мари концертом был выжжен уродливым пятном в его памяти. Он поддался буре сокрушительных эмоций, и это привело к трагедии. В то утро он едва шевелился после очередной затянувшейся репетиции. Он отдал бы всё за лишний часочек сна, но Мари уже привела себя в порядок и уговаривала его отрепетировать снова. Спотыкаясь, он спустился на завтрак к родителям. В них не было ни капли сочувствия. Проглатывая кусок тоста, мама упомянула, что не трать он столько времени на Бэзила после школы, у него было бы больше времени на репетиции. Отец пригрозил большими неприятностями, если он плохо выступит и из-за него Мари упустит шанс проявить себя на сцене. Санни был так зол, что едва не бросил тарелку со стола. Но он сдержался. В конце концов, кто он такой, чтобы спорить с родителями и сестрой? Он был самым младшим в семье и должен был уважать старших — они во всём разбирались лучше него. Мари позвала его в комнату для репетиций. Энтузиазма у него было не больше, чем у зомби. — Смотри не облажайся, как прошлой ночью, — предупредил отец. Но как бы он ни старался, усталость и недосып брали своё. Ему было всего двенадцать, Санни ничего не мог с собой поделать. Он уронил смычок прямо посреди вальса. — Это. Было. Ужасно! — накричала на него Мари. Вскоре родители тоже накричали на него, ведь, разумеется, он был лентяем, предпочитавшим глупые игры с Бэзилом репетициям со старшей сестрой — и это перед самым важным выступлением в её жизни. Все силы были брошены на этот день. Его здоровье и психическое благополучие никого не волновали — от него требовали совершенства. Если бы он не справился, его жизнь бы на этом закончилась. Несмотря на давление перфекционистки-Мари и завышенные ожидания родителей, он всё ещё винил себя в произошедшем. Если бы только мы не стояли прямо у лестницы… Поглощённый всеми этими мыслями, он явился на репетицию струнного ансамбля. Он взял скрипку, посмотрел в нотный лист — тот самый вальс для их школьного концерта — и заиграл… …это больше походило на противный скрежет мела по доске. Извинившись, он убежал в туалет, где ещё целый час его выворачивало наизнанку. Между приступами рвоты он медленно осознавал — репетиции, выступления и чужие ожидания не вызывали в нём ничего, кроме шквала негативных эмоций. Он испытывал лишь грусть и разочарование. А ведь этот ансамбль был для него чуть ли не единственным шансом завести друзей. Когда репетиция окончилась, он услышал обрывки их разговоров, в том числе — слова той девушки о том, что она, видимо, «переоценила его навыки игры». Я больше не могу играть на скрипке. — Заводить друзей так тяжело, — посетовал Санни. — Все в школе давно разделились на группы. Я так и не смог влиться ни в одну из них. — Да уж. Понимаю, о чём ты, — ответил Бэзил. — А ты нашёл кого-нибудь с тех пор, как я переехал? Несчастное, мрачное выражение лица напротив говорило само за себя.

***

Спустя час праздных разговоров стало ясно — они ходят вокруг да около, не решаясь затронуть то, что их реально волновало. Плавно перейти к обсуждению слона в комнате… задача не из лёгких. Нужно было покончить с этим. Лучше было поговорить об этом до того, как слон вырос бы до катастрофических размеров и размозжил им головы. — Ты давно говорил с Келом и Обри? — будто из ниоткуда спросил Санни. Бэзил нервно потёр ботинки друг о друга. — У них всё хорошо, — ответил он. — Кел попал в школьную команду по баскетболу и тренируется каждый день. Обри всё ещё тусуется с теми ребятами. Она вроде как стала волонтёром в церкви. Санни кивнул. Всё это он уже знал. Я рад, что они живут дальше, но… почему ты не разговаривал с ними весь месяц? — Надо бы собраться всем вместе, раз я вернулся, — предложил Санни. — Д-да… Звучишь так, будто не особо этого хочешь… Санни положил руки на колени с более задумчивым лицом, в то же время стараясь выглядеть не слишком серьёзным. Его поведение — совершенно ему не свойственное — и без того выдавало его излишнюю саморефлексию. — А без меня у тебя всё хорошо? Бэзил поднял на него взгляд. — Ох. Да, вполне… — Если тебя всё ещё гложет прошлое, я не против поговорить об этом. — Да н-нет, вовсе нет! Не похоже на правду. — У тебя правда всё хорошо? — спросил Санни, стараясь не слишком давить на него. Что-то промелькнуло в лице Бэзила, но в ту же секунду исчезло. — Я правда в порядке. Спасибо, что беспокоишься обо мне, Санни. Я ценю это. Он понял, что не добьётся от Бэзила искренности, пока не раскроется сам. Сначала ему придётся рассказать без утайки о своих собственных мыслях. В них крылось лишь новое чувство вины. Как бы ни было трудно, он должен был взять на себя ответственность за то, как сильно Бэзил отдалился от всех за эти годы. — Прости, что я так… с тобой обошёлся. — С-Санни? — Знаю, всё в прошлом, но я всё ещё чувствую себя ужасно. Одно то, как я исчеркал маркером все лица в фотоальбоме… если бы я этого не сделал, Обри бы не обозлилась на тебя. Она всё ещё могла бы быть твоей близкой подругой. Я никогда толком не извинялся за это, так что — — Санни, всё н-нормально. Я не злюсь на тебя. — А можешь разозлиться? Ну хоть немного? — Я… н-не хочу причинять тебе вред, — одними губами прошептал Бэзил. В свете лампы он увидел краткий отблеск тихих слёз. Это я причинял тебе вред, Бэзил. А ты защищал меня даже после всего, что я с тобой сделал… — Всё в порядке, — убеждал его Санни. — Ты не навредишь мне, если разозлишься. Я знаю, что порой этого заслуживаю. — Но я правда не злюсь, — возразил Бэзил. — Это ты должен… злиться на меня за то, что я так сильно ранил твой глаз. Санни поправил повязку на глазу. Жить с одним глазом было и впрямь нелегко, но для него это было не так уж и важно. Пока он слышал голос Бэзила, пока мог нежно касаться его руки, он был счастлив. — Я никогда не держал на тебя зла. Бэзил отвёл глаза. — Я заслуживаю гораздо худшего. Эти слова пронзили Санни ножом в грудь. — Поверь, я даже рад жить с одним глазом. Только погляди, какая у меня классная повязка, — попытался улыбнуться Санни. Бэзил, похоже, совсем не разделял его оптимизм. — Бэзил? Тот впился пальцами в подлокотники. — Я… отнял у тебя нечто настолько важное… — его лицо окутала пугающая тень. Но в тот же миг тень исчезла. Бэзил, что на тебя нашло? — Всё хорошо, всё хорошо, — говорил он в никуда. — Ты в порядке? Бэзил повернулся к Санни. В его глазах мелькало отрицание. — Когда я набросился на тебя с этими ножницами, я пытался убить что-то позади тебя. Я знал, что ты бы не навредил мне, и я никогда, никогда и мысли не допускал, чтобы навредить тебе. Улыбка Санни мгновенно сползла с лица. Он должен был заставить Бэзила взглянуть правде в глаза и произнёс решительное: — Нет. — Санни? — Это был я, — твёрдо ответил он. — Не что-то позади меня. Это я напал на тебя и я ударил тебя по лицу. Это я исчеркал все лица на фотографиях. Это я… столкнул Мари, свою собственную сестру, с лестницы и убил её… несмотря на то, как сильно её любил. Что-то тёплое навернулось на глаза. — Я знаю. Знаю, как легко притворяться, что все эти вещи творило что-то позади меня. Но это был я. Ты хочешь, чтобы я был идеальным, но я не такой. И никогда таким не был. Горло сжималось от подступающих рыданий. — Бэзил… прошу, прости меня за всё. И пожалуйста, позволь себе на меня разозлиться. У тебя есть на это все права. Ошеломлённый этими словами, Бэзил мог лишь тихо смотреть на Санни. В тишине раздавался чуть слышный треск сверчков. Бэзил заговорил вновь, и лишь имя Санни сорвалось с его уст. Бэзил… Не бери больше на себя мой вины, ладно? Санни стёр слезу с левого глаза. Он взглянул на нежный розовый лепесток цветка, зацепившийся за волосы Бэзила. — Ты же сейчас злишься на меня, верно? — Санни, я… — Ты злишься, ведь я не позволю тебе верить, что я идеален. Руки Бэзила дрожали. Они бессильно упали по бокам. — Я… я… Санни посмотрел на Бэзила. На его глаза вновь легла тёмная тень. — Ты злишься, потому что я разрушил твою жизнь. Эта тень была выжжена самой праведной, искренней яростью — он впервые видел Бэзила таким. — Прекрасно! — выкрикнул он. — Я злюсь на тебя! Маленький розовый лепесток сорвался с пряди его волос. Спасибо, что злишься на меня, Бэзил. — Но и ты должен злиться на меня! — продолжил он. — Я ведь… повесил твою сестру на скакалке! Санни вздрогнул. — Ты должен злиться, ведь я пытался удержать тебя изо всех сил, узнав о твоём переезде, и едва… Силы покинули Бэзила так же быстро, как и пришли. Огонь в его глазах поминутно угасал, безропотно, безвозвратно… — …я едва не убил тебя, Санни… Санни бросился к Бэзилу и сжал его в объятьях. — Мне так жаль, Санни, — мягкий голос исказила горечь слёз. — Т-ты всегда был рядом. Ты единственный выслушивал все мои печали и тревоги. Даже если это была никому не нужная болтовня… ты всё равно сидел рядом и слушал. Санни крепче прижал его к себе, успокаивающе поглаживая по спине. Капля слёз слетела с щеки Бэзила и разбилась на ковре. Ты прав, Бэзил… Раньше я злился, правда… Те дни, такие далёкие, размывались в памяти недосягаемым островом, надёжно укрытым лесами вертушек. Годы в самом себе, в повторяющихся циклах одинаковых приключений лишь размели их окончательно на тысячи неопознаваемых осколков. Но он помнил. Помнил те ночи, когда, казалось, они смеялись все вместе, но каждый раз он смотрел на Бэзила и понимал — тот не улыбался по-настоящему. Санни не хотел оставлять лучшего друга в таком состоянии. Позже, скрывшись в надёжном плену форта из подушек, он садился рядом и спрашивал, что же его так расстроило. Плотину прорывало, и Бэзил выплёскивал всё до последней капли. Как ему было горько и больно из-за родителей — они пренебрегали им, их не заботили ни его интересы, ни его чувства; из-за школы, где его ежедневно травили хулиганы, а другие дети и близко к себе не подпускали — лишь насмехались за слабость и недостаток физической силы. Бэзил посвящал друга во всё, что бередило его душу, а Санни просто сидел рядом и слушал. Не то чтобы Санни выполнял роль психотерапевта или типа того. Иногда он просто слушал из любопытства. Зачастую проблемы Бэзила казались ему преувеличенными и надуманными — с ними рано или поздно сталкивался любой их ровесник. У Санни вообще были проблемы с эмпатией. Но он всё равно слушал. — Ты так много меня выслушивал, что… когда ты исчез из моей жизни, я подумал, тебе просто нужно было отдохнуть от меня, вот и всё. Я должен был продолжать слушать. — Прости, что оставил тебя, — просил Санни. — Я должен был быть рядом все эти годы. — …Но в конце концов, ты вернулся ко мне. На губах Санни затеплилась лёгкая улыбка. — Эй, я всегда буду возвращаться, что бы ни случилось, — он позволил себе улыбнуться чуть ярче. Что бы ни случилось, я приду спасти лучшего друга. Я буду возвращаться снова и снова — сколько потребуется. — Я скучал по тебе, Санни, — слегка улыбнувшись, признался Бэзил. Сердце Санни забилось чуть чаще. — Я тоже по тебе скучал. — Я верил, что ты вернёшься, но… Но? Что-то неуловимое промелькнуло в глазах Бэзила. Санни бы даже не заметил, если б моргнул в тот момент. Но он заметил. Бэзил?! — Н-но я понял, что ты не можешь быть рядом всегда, — голос Бэзила слабел с каждым словом и в конце стал уже едва слышным. Улыбка Санни дрогнула. Он мог снова различить эти тени — растущую тьму в лице Бэзила. — Ты не можешь всегда быть здесь, чтобы спасти, даже когда я отчаянно в тебе нуждаюсь. Санни был так поражён, что не предпринял ничего, когда Бэзил медленно от него отстранился. — Иногда… я должен заботиться о себе сам, — подвёл он черту. — Я не могу без конца полагаться на тебя или кого-то ещё. У Санни темнело в глазах. За спиной Бэзила взметнулись чёрные путы теней с бесчисленным множеством глаз. Бэзил поморщился. — Порой… я просто должен противостоять всей этой боли в одиночку. Санни едва не потерял сознание, видя, как Бэзил сдаётся с̸̐͛̽͛͒̈́н̶̧̛͉̺̻̜̞̀̌̽̄ӧ̷̨̩̦̬̺͉͓͍́̽в̴̣̱̹̩͍̍а̶̓̓̚̕.

***

Где я? Бесконечное белое пространство. Хаотичная пёстрая рябь. Глаза, руки и зубы восставали из тьмы стеблями причудливых растений. Пространство Боли. Это место было Санни знакомо. В этом мире всё было надёжным, безопасным и предсказуемым. Наедине с мыслями он был надёжно укрыт от любых невзгод и неожиданностей. Там не нужно было опасаться неопределённости жизни и помыслов других людей. Он мог жить ровно так, как хотел. Пока, разумеется, его не настигли эти чувства. Эти руки всегда маячили на периферии зрения и пресекали любую попытку вырваться, преследовали и ждали своего часа. Руки-змеи, известные как страх, злость, печаль, ненависть, сожаление, отчаяние, одиночество. Они были повсюду. Ждал ли он чего-то? Да он бы скорее пырнул себя ножом и покончил с собой, чем осмелился им противостоять. Я провёл годы в окружении этих чувств… А затем он открыл дверь. Кел. Обри. Хиро. С друзьями за спиной он видел сквозь свет и тьму, сквозь буйство красок, искусственных текстур и бесконечных контуров. Бэзил. С друзьями не вымышленными, а реальными, что пришли за ним и были рядом все те последние три дня. Настоящими друзьями, которыми он дорожил. С чувствами, что они подарили мне, я смог противостоять себе. И… я продолжил путь. Он открыл здоровый глаз и вновь взглянул на Бэзила. — Ты не… должен… снова и снова ко мне возвращаться, — проговорил тот с тёмным отчаянием в глазах. Что ты такое говоришь, Бэзил? — Я справлюсь со всем сам. Невозможно через всё в жизни пройти в одиночку. — Всё нормально… Санни, — фальшивая улыбка. — Я больше не хочу держать тебя насильно. Можешь вообще никогда не возвращаться, правда. Но почему?.. — Просто живи дальше без меня… Санни… Слышать такое было для него худшей в жизни пыткой. Никогда ещё слова не ранили Санни так сильно. А затем осознание обрушилось на него, словно рука, толкнувшая с лестницы. Он понял, чего Бэзил боялся на самом деле. Он понимал этот страх даже слишком хорошо. Страх снова потерять того, кого любил. Страх опять испытать этот страх. Даже пообещай он сейчас возвращаться несмотря ни на что, он не смог бы прогнать эти тёмные чувства из самых глубин его души. Воспоминания сами по себе были мощной штукой, а память о чувствах — и того сильней. Потеря друга оставила на Бэзиле неизгладимый шрам. Пережив эту утрату однажды, он уже никогда не сможет забыть её горечь. Страх ждать друга, что может никогда не вернуться… Они с Бэзилом перепробовали всё возможное, чтобы взять эти чувства под контроль. Но они ошибались. Счастье, гнев и печаль были частью их самих. Закрыть эти чувства под замок означало бы отказаться от всего, чем они дорожили. Без печали они не ценили бы улыбку друга, машущего на прощание. В конце концов, Санни чётко уяснил одно — чувств не стоило избегать. Встречаться с ними лицом к лицу было невообразимо тяжело. Самым простым способом освободиться от всепоглощающей тоски было покончить со всем раз и навсегда. И зная, что в будущем эта и без того невыносимая боль могла стать ещё сильнее, было трудно понять, зачем вообще продолжать сталкиваться с ней снова и снова. Вот почему… Но когда он позволил чувствам охватить себя, то понял — Смысл чувств именно в том, чтоб испытывать их в полной мере. Печаль о смерти Мари нужно было пропустить через себя и прожить, а не подавлять. Только дав себе выплакать все глаза, он мог начать двигаться дальше. И встреча с тобой, Омори, помогла мне наконец-то это осознать. Перед тем, как я отпустил тебя, мы обнялись. И тогда, впервые за четыре года, я позволил печали полностью захватить себя… И я заплакал. Может, Бэзил тоже это понял, когда улыбнулся, очнувшись в больнице. Но преодолеть свои страхи и тревоги однажды не означало, что они никогда не настигнут тебя вновь. И никакой гарантии, что в следующий раз они не окажутся сильнее, не было. Бэзил боялся вновь переживать эти болезненные эмоции. Санни читал это по его глазам. Он растерялся, не зная, что делать. Он не мог просто сказать, что всё наладится, как только Бэзил научится спокойно воспринимать страх навсегда потерять его. Тогда я просто должен убедить тебя, что этого не произойдёт. С той же решимостью, с которой он рассказывал друзьям правду, он подошёл ближе и сжал руку Бэзила в своей. — Это моё обещание. Их взгляды встретились. Никогда прежде он не видел Бэзила таким уязвимым. Их тьма, их тени, их что-то — всё стало ясным как день. Санни прижал его руку к своей груди. — Послушай. Он удерживал дрожащую руку Бэзила так, чтобы тот мог чувствовать биение его сердца. Это я. — Санни?.. — Если ты когда-нибудь спросишь себя, вернусь ли я к тебе; если спросишь, был ли ты мне небезразличен и остался бы я только ради тебя — ты найдёшь все ответы здесь, вот тут. В тепле моего бьющегося сердца. Санни наклонил голову с нежной улыбкой. — Оно твоё.