Добрый доктор

...Кабинет был пуст. Снаружи он казался намного больше, в то время как изнутри представлял собой помещение офисного типа, вмещающим пару шкафов, один большой стол и стул за ним, да ещё и два кресла чуть в отдалении, рядом с парочкой незамысловатых картин и выставленных у стенки книг, больше для уюта, нежели действительного прочтения. Помимо прочего, на столь небольшое пространство комнаты приходились ещё и разного вида искусственные штуки или предметы обихода, придающие этому месту вид "рабочего" кабинета или выставочного зала, не приспособленного к полноценному существованию. Что ж, вполне себе сносная атмосфера. Японка не стала долго осматриваться, и лишь убедившись, что они здесь одни, а никто и ничто не помешает им здесь прятаться, несколько успокоилась, и приводя сбитое дыхание в норму, даже позволила редкостное своевольство, отправившись ютиться на кресло. В это же время немец заприметил в другом конце комнаты ведро и швабру, до которых почти сразу подскочил, решив, что было бы неплохо для надёжности дверь подпереть, поскольку щеколды на ней не имелось. А ключа, как водилось, взять да и найти было неоткуда. Ну, что ж, чем богаты. Конструкция из швабры может и не была гарантией качества, но всё же ощущалась лучше, чем совсем ничего. Закончив баррикадирование двери, уже немец двинулся в сторону кресел, решив не лишать себя довольства ютиться на мягком кресле, а не на сомнительном рабочем стуле, или того хуже, на полу. Нарушение границ личного пространства непосредственной близостью двух кресел его, признаться честно, корёжило намного меньше, чем лишние себя комфорта. Фриц чувствовал себя превосходящим в любом случае, так что даже в подобной ситуации считал себя непосредственным нарушителем чужих границ, в то время как японку подразделял не более чем случайно на них посягающей. Святое самолюбие и череда заблуждений. И всё же, это лучшее, чем можно было занять себя в полном молчании. Стоило только слегка отойти от веяния адреналинового куража, так и прежняя болтливость спешно покинула их компанию. Даже сказать было нечего теперь, а может, и желания это делать просто не нашлось, поэтому молчание внутри разрушал лишь ритмичный стук стрелок на часах. Гнетущая атмосфера получилась, стоило слиться воедино, словно искусственному на вид, кабинету, мерным ударам часов, а ещё двум, не по ситуации задумавшимся, сумасшедшим. Время между ними тянулось медленнее, чем успевали бежать минуты, да и секунды тоже, сквозь глухое молчание меж двух огней. Каждый раз такая ситуация становилась игрой в поддавки. Пока один из молчащих не задумается заговорить первым, они оба так и будут сидеть в молчании. И как показывает практика, иной раз игра просто не начиналась, поскольку ни один из больных начать разговор так и не решался. Но сегодня, то ли прямо в воздухе витала незримая удача, то ли стечение обстоятельств было таким, что заставляло выносить на обсуждение вопросы, наплевав на условную "молчанку". — Что теперь? Так и сидеть здесь до ночи безвылазно? — с некоторой натяжной нотой скепсиса озадачила тишину вокруг Акито. — Не самый плохой вариант, знаешь ли, — не без фанаберия в голосе, да и манере поведения, бросал в её сторону свои фразочки немец. — Считаешь, лучше будет выбежать посреди дня, чтобы дальше метаться по кабинетам? Критикуешь - предлагай. О-о...Эта бесстыдная манера немца в разговоре всегда выводила её. Казалось, нужно лишиться всех органов чувств, чтобы не уловить, как в этот же миг уютная комнатушка превратилась в минное поле. Немец от природы был в характере своём невыносимым, и многим нужно было жертвовать, чтобы смириться с этим, перестав воспринимать каждую колкость близко к себе. А запущенное заболевание это только подогревало. Должно быть, японка была одной из немногих, кто немца терпел, понимал, и в какой-то мере, даже уважал. Во многом их мнения не сходились, а терпение у девушки было, отнюдь, не резиновым, потому изредка да случалось видеть, что эти двое начинают грызться друг с другом. В конце концов, как-то негласно, а то и вполне официально, эти перепалки доходили до точки примирения. Эти их нервозные всклоки, обычно проходили быстро, стоило только им поутихнуть, да обдумать произошедшее. Обычно проходили... — А может дело в том, что сюда в любой момент могут зайти, умник? Баррикадирование двери шваброй не самая надёжная защита, если ты не знал, — огрызнулась барышня на чужие выкидоны, чуть ли не спину колесом выгнув, определённо не желая уступать лидирующей позиции оппоненту. И ведь обычно, случалось Акито проигнорировать всяческие издёвки немчуры, благо, характер позволял, да и черту дозволенного Рей никогда не переходил. Но прогрессирование болезни, индивидуальные признаки и подтипы её вида биполярного расстройства всё чаще приводили к тому, что азиатке не удавалось спокойно вынести чужих выходок. Теперь, когда под веянием смешанных состояний настроение девушки могло радикально меняться чуть ли не каждые два часа, а нормотимики и прочие препараты отправлялись в утиль, можно было надеяться только на удачу, что заставила бы эту нестабильную натуру пропустить колкости мимо. Видимо, предположение о удаче, веящей в воздухе, было большим заблуждением, ибо чуда не произошло. — Какова вообще вероятность, что сюда вдруг зайдут? А теперь подумай, насколько велики шансы, что стоит только нам отсюда выйти, за нас возьмётся вся грёбаная больница?! — Рейн вообще не умел сдерживаться, особенно это было видно, когда его мнение начинали оспаривать. Тут уже в ход пустился арсенал всяческих импульсивно-экспрессивных жестов. Ариец даже привстал с кресла, метая молнии взглядом. — Большая! Очень, чёрт возьми, большая! Здесь не слишком много кабинетов, чтобы ещё оставлять пустующие! Так что, будь добр, прекрати на меня орать и послушай, о чём я тебе говорю, придурок! — не думая о том, что и сама хлеще парня орать начинает, заткнуть его пыталась, уже догадываясь, что толкуя с ним перевозбуждённым, спокойно, ничего дельного не выйдет. — А может сама прекратишь так орать, истеричка?! — перебивает свою оппонентку фриц, гордо голову вскидывая. И можно было подумать, успокаивается, присаживаясь на кресло, но не тут то было. Ловко подцепляя рукой небольшую подушку, не останавливаясь для раздумий, он кидает её в сторону японки, да усаживается довольный обратно. — С каких пор я обязывался сидеть здесь и выслушивать тебя? Подушка попадает чуть ли не в лицо Акито, к счастью, развитая реакция позволила ей предотвратить столкновение с тканью несколько раньше. А вот теперь уже наступал черёд девушки негодовать и злиться по-настоящему. Мало того, что немец опять ведёт себя как самовлюблённый идиот, так ещё и думает, что может безнаказанно швыряться подушками. Что ж, это было объявление войны. — Идиот, — шипит Маки, швыряя в сторону Вайсмана подушку из рук, да за второй, лежащей на её кресле, опускается быстро, подхватывая лихо за уголки. Недолго пришлось раздумывать, что с ней сделать, и куда она хочет этому индивиду её запихать. Только и успевает барышня сдуть с лица назойливые волосы, опавшие из небольшой копны, прищуривается с угрозой. — Я придушу тебя, гад! Недавнее предупреждение быстро нашло свою реализацию, и вот уже азиатка безжалостно наступает на оппонента напором небольшой подушки из полиэстера, словно ударяясь щитом в противника. Секундная глубина затишья в комнате разлилась тяжёлым дыханием схватки. Недавно откинутые назад волосы так и норовили, словно хищные змеи, запутать свою обладательницу, застилая взор, но женская разгорячённость была непреклонна. Немец не сразу успел среагировать, но не с меньшим напором отвечал своей оппонентке, выставив пред собой квадратную подушечку. Она, в глазах его, прямой агрессор, напавший первым, получала достойное сопротивление, ничуть не уступая, а иной раз и превосходя, уже самостоятельно совершая выпады подушкой в сторону дамы. Словно два гладиатора, они сошлись в кровавой битве за право быть единолично главным, а значит, иметь больше влияния на строптивого оппонента. Они оба выкладывались на полную, не давая и шанса друг другу сыграть на своих слабостях. И вот, после пятиминутного истязания на равных, девушка делает резвый наскок откуда-то сбоку, словно маленькая и хитрая змея, пытаясь выиграть у него за счёт своей скорости, но и ариец не промахивается, парируя удар, и вдруг подаваясь назад, наблюдая за блеском смятения, мелькнувшим через чёрные глаза оппонентки. Она поняла, что за ошибку совершила сейчас, и не успевает дёрнуться обратно, в силах напоследок только уловить взглядом хитрую немецкую улыбку. Она теряет равновесие, и чувствует, как начинает падать на спину... Где-то почти на периферии слуха раздаются шорохи. Нарастающий топот шагов¸ снующих, кажется, совсем рядом, проходится по ушам. Мгновенное затишье ошарашило комнату, совсем недавно переполненную грохотом баталий с подушками. Весь живой мир встал, напряжённо вслушиваясь в происходящее за пределами двери. Не показалось, после небольшого затишья шуршание и шаги вновь послышались совсем недалеко от двери. Мужские руки крепче сжимаются, удерживая сравнительно небольшое, худощавое тело. Рейн успел подхватить девушку до того, как она с грохотом упадёт наземь, выдав тем, кто издавал шаги за пределами дверей, их местонахождение. Накреняя спину, он умудрился схватить её за руку, другую вовремя подставляя даме под спину, пока та вместе с ним не встала на мостик. Маки же, сразу как начала падать, пребольно вцепилась ногтями в чужую водолазку в районе грудной клетки, умудрившись проехаться при этом и по чужой коже. И судя по прикушенным губам и тяжёлому вдоху, это было достаточно больно. Что ж, заслуженно. Им пришлось застыть в такой позе, пока шаги неподалёку, в конце концов, не отдалились, вернув на место глухую тишину, прорезаемую только скрипучими вздохами двоих сумасшедших. Как только ситуация вокруг нормализовалась, эти двое чуть ли не упали на пол. Тяжело стоять, выгнув спину, согнув колени, да ещё и хватаясь в это время руками. Первой сдалась рука японки, схватившая фрица за грудки, притягиваясь обратно к телу. А вот Рейн даже застыл на пару минут, словно его конечности успели окаменеть за то время, пока он пытался удержать девушку и не упасть вместе с ней на пол. Благо, из раздумий его вовремя вытащил голос Маки. — Может мы...разогнёмся? — выгнув одну бровь дугой поинтересовалась особа, заглядывая в глаза парню, слегка потерявшемуся в пространстве. К счастью, она смогла привлечь его внимание, теперь, уже более осмысленный взгляд, был направлен к ней. — А. Да, сейчас, — отойдя от секундного замешательства, вернулся в реальность ариец, убрав от чужой спины ладонь, и ослабив хватку на чужой руке, за место того, даже услужливо помогая обратно разогнуться. — Предлагаю зарыть топор войны, пока ещё раз не пришлось стоять здесь в позе кузнечика. — Звучит неплохо, — не отказавшись от помощи, ухватилась за чужую руку барышня, выгнув наконец затёкшую спину. Удивительно, что Вайсман первый предложил перемирие, но грех было бы отказываться от такого предложения. — Спасибо, что ли. А, и прости за это. Должно быть, было больно. Акито говорила о грудине парня, которую задела ногтями так, что досталось даже водолазке. Там остался след её царапок, не критичный, но всё же, неприятный. Ещё хуже, должно быть, сами царапины. Конечно, сделала это азиатка случайно, и вряд ли могла контролировать то, с какой силой проходиться по чужому телу, но как минимум из соображений вежливости, нашла в себе повод извиниться за это. Немец припал глазами к травмированной части, да только веки прикрыл, отмахнувшись, мол, ничего. Не то и впрямь, не стал зацикливаться, не то заболевание вновь сыграло, и ослеплённый чужим податливыми извинениями и благодарностями, он внимания даже на ранение не обратил. — Думаю, нам двоим было бы хуже, если ты упала, не утруждайся благодарностями, — а тут уж явно болячка поиграла, судя по непримиримо довольному собой выражению лица. Да уж, никуда нотки нарциссизма из фрица не убрать, будь он, хоть больным, хоть здоровым. Девушка только и усмехается, глаза снисходительно прикрывая. Неисправимый выскочка. Но, пожалуй, в нём есть и что-то хорошее. Хмыкнув, Акито, даже с некоторой долей внимания к вопросу, закончила, поднимая подушки: — Я потом попрошу у медсестры какую-нибудь мазь для тебя. Будет плохо, если оставить всё как есть. Немец поднял на свою собеседницу вопросительно-недоумевающий взгляд. Неясно, что такого было в этой фразе, но в нём она отчего-то отдавалась приятным комком тяжести, что иронично, как раз в грудине, коя недавно пострадала. Он, может, и не просил, а всё равно стало волнительно и приятно от того, что кто-то озаботился его раной. Совсем незначительной, которая вполне себе может зажить самостоятельно, но чтобы облегчить постоянное раздражение этой царапины, для него готовы попросить мазь. — Спасибо, Акито, я и не думал, что. . . — немец спешно прерывается, не успев закончить мысль, поскольку к комнате вернулись шаги, но теперь за дверью слышно было ещё и голоса. Мгновенно повисло напряжение, которое прямо разливалось по двум психам, что недавно вполне спокойно и без волнения беседовали друг с другом. Теперь же они замерли, синхронно повернувшись на дверь. Ручку дёрнули. Один раз, второй, потом пошерудили в замке, и вновь задёргали, только уже в попытках толкать или ударять по поверхности. Стоило ли говорить, какого выражения лиц сейчас были двое сбежавших? Немец вдруг махнул рукой, направляясь ближе к двери, и подзывая к себе японку. В этот раз у них не было времени обговорить план или подумать над выходом из ситуации, а стоило только подойти ближе, как в хлипкую дверь начали сыпаться удары, и пластиковая швабра, явно долго против них не выстоит. Снаружи слышались голоса, прикрики, которые вмиг заглушали резкие удары. На принятие решения оставалось всего ничего. Ариец бегло обернулся к японке, и только успел шепнуть ей, « на счёт три бежим», как в дверь послышались удары ещё сильнее, что заставили хлипкую швабру изнывать от напора. Времени не было. Рей вытянул руку назад, и даже не пришлось просить, Акито сразу же ухватилась за неё, готовая рвануться из комнаты. Фриц начал отсчёт. «3» «2».. «1»..!!! Парень резко выбивает ногой швабру из под ручки, и несётся, прорезаясь сквозь толпу медперсонала, оробевшего мягкой массой пред входом в кабинет. Не ожидали, что она вдруг откроется. Оно и понятно. Он обернулся, убеждаясь, что она поспевает за ним, она спешит совсем рядом, заставляя как-то крепче, надёжнее, стискивать ладонь. Сзади уже спохватились, побежав следом. Это чувство, что преследовало их весь день...Приключение. Чувство приключения, ощущение необратимости времени, их собственного времени, из которого они пытались извлечь всё, что только заложено. Из-за него друг они двое могли чувствовать себя сами собой, чувствовали, что они здесь, и это они прорезают затхлый ветерок больничных коридоров, счастливые, точно герои романа. Поразительно...Чёрт возьми, это всё так поразительно! Хочется кричать об этом на всю глотку, и замолчать навечно, в одночасье, упившись этим чувством, вкусив каждую грань настоящего азарта и преисполняясь с каждой секундой только большим трепетом от подобного волнения. Неужели она чувствовала тоже самое? Большой палец слегка прижимается к гладкой, бледной коже, пока фриц, ведомый собственными ногами куда придётся, то и дело оборачивался на союзницу своей авантюры. Волосы её совсем растрепались, а широкая в плечах майка то и дело трепыхалась на теле, но такого взгляда, полного некогда забытой свободы и чувства попутного ветра, он в ней не видел никогда. Да, она точно ощущала то же самое, что и он. И эта мысль спёрлась у него комком в горле. Кажется, узримое им сегодня, теперь точно не рассеется так просто, а увиденное ей, будет готово ещё не раз свернуться тёплой кошкой под животом, предавая воспоминаниям... — —...Наверное, если бы они оба вовремя смогли оторвать взгляды, вспомнив о том, что они бегут, и за ними сейчас гоняется половина больницы, они не опали бы в такую ситуацию. Немец обернулся слишком поздно, чтобы переменить хоть что-то, а японка просто не успела подать ему сигнал, когда конвоем два беглеца, прямо на поворот врезались в своего лечащего врача. Должно быть, Совет Семёнович даже не подозревал, делая обход по палатам, или направляясь в чей-то кабинет, что встретит своих пациентов таким образом. Широкоплечий мужик под два метра ростом стал вполне себе существенной преградой, на которую и налетел ариец, а за ним и азиатка, пока сзади прибывало всё больше недовольных врачей, санитаров и медсестёр. Кажется, Штирлиц ещё никогда не был так близко к провалу. Двое сумасшедших только и могли, что переглянуться и осознать, как же сильно они облажались.